Виктор
Лифт поднимался слишком медленно.
Хотя на табло — 15 секунд до нужного этажа. Но я уже не мог стоять спокойно. Сердце било как сумасшедшее. В ушах шум. В горле — сухо.
Когда двери, наконец, расползлись в стороны, я вылетел в коридор, миновал коврик у соседей, рывком открыл дверь своей квартиры.
— Где она? — почти крикнул, не разуваясь. — Что с ней такое?
Марина появилась в прихожей мгновенно, будто ждала меня с секундомером.
— Всё нормально, Виктор. Честно. Без паники.
— Где Варя? — повторил я, сжав пальцы в кулаки.
— У себя. С планшетом. С коленкой в пластыре и компотом в кружке. Уже смеётся над мультиками. Просто… — она мягко выдохнула, — испугалась. Упала на детской площадке, поцарапалась, и первым делом — схватила мой телефон: «Звони папе».
Я закрыл глаза. Разжал кулаки. Сделал шаг назад, потом вперёд. Как будто воздух нужно было прожевать.
— Почему ты сама не написала?
— Да не успела. Она действовала быстрее. Серьёзно — нашла ваш номер и сама нажала вызов. Без шуток. Я была рядом, держала лёд, а она уже вам звонила.
— И сколько длился этот ад?
— Две минуты слёз, три минуты драмы, и десять — торга за мороженое, — усмехнулась Марина. — Сейчас уже гордится пластырем. Сказала, что хочет второй — «на всякий случай».
Я прошёл вглубь квартиры — светлой, с высокими потолками, бетонными балками и окнами в пол. Всё было дорого, стильно, современно. Только в детской — плюшевый хаос.
Я остановился у двери и тихо постучал:
— Варюша?
— Заходи, — послышалось изнутри. Голос всё ещё тонкий, немного обиженный.
Я вошёл.
Она сидела на ковре в пижаме с котиками, на коленке — яркий жёлтый пластырь со смайликом. Увидев меня, Варя скрестила руки и сделала вид, что ужасно занята планшетом.
— Привет, — сказал я.
— Ты долго, — буркнула она, не глядя.
— Прости. Лифт. Пробки. Мир.
Она посмотрела. Глаза — круглые, влажные.
— Я упала. Сама. Но я не сильно плакала. Только чуть-чуть. Ну ладно… сильно. Но потом — перестала.
Я сел рядом, аккуратно взял её ладонь.
— Ты герой, — сказал я. — И правильно сделала, что позвонила. Я всегда должен знать, когда с тобой что-то не так.
— А ты всегда приедешь?
Я кивнул. Без шуток. Без условий.
— Всегда.
Она обняла меня, ткнулась носом в шею.
Я сидел на ковре, прижимая к себе Варю, чувствуя, как её дыхание понемногу выравнивается, а маленькие пальцы расслабляются на моей руке.
Эти моменты — самые хрупкие. Когда ты понимаешь, что твой смысл жизни — не в бизнесе, не в статусе, не в деньгах, а в детских обнимашках, скомканных фразах и липких ладошках.
— А можно ты сегодня не будешь работать? — спросила она, не поднимая головы.
— Можно, — ответил я сразу. — Сегодня будет папин день.
Только ты и я.
Она подняла голову и прищурилась подозрительно:
— Прямо совсем?
— Прямо совсем.
— Даже без звонков?
Я хмыкнул.
— Даже без звонков. Но только если ты пообещаешь не падать больше с горки.
— Ну я не специально, — буркнула она, — она была скользкая. А я была в тапках. Пап, нам нужны ботинки! Прямо для приключений.
— Записал, — улыбнулся я. — Ботинки, шлем, крылья — всё, что скажешь.
Она фыркнула и, кажется, впервые за день окончательно успокоилась. Я провёл ладонью по её волосам, аккуратно поправив одну упрямую прядку, которая всё время лезла ей в глаза.
— Ладно, марш мультики смотреть. Я сейчас.
Варя кивнула и уселась обратно в подушки, мгновенно уткнувшись в экран. Уже снова смеялась. Только слегка потирала пластырь, будто он был её боевой наградой.
Я тихо прикрыл дверь в детскую, прислушался к Вариному хихиканью из-за мультиков — и выдохнул. Кажется, всё действительно обошлось.
Я прикрыл дверь в детскую. Варя снова смеялась — уже над каким-то мультяшным котом, который падал в ведро с краской. Всё было почти спокойно. Почти.
Я вышел в гостиную. Марина уже ждала — с рюкзаком на плече, бутылкой воды в руке и лёгким напряжением на лице. Она всегда чувствовала, когда я был на пределе.
— Всё нормально? — спросила она, кивая в сторону детской.
— Уже да, — кивнул я. — Спасибо, Марин. Серьёзно. Но можешь идти. Сегодня я сам. Хочу немного просто побыть с ней.
— Вы уверены? — уточнила она, не торопясь к двери. — У вас ведь был рабочий день… какая-то важная встреча?
— Был, — коротко ответил я. — Но встреча подождёт. А вот Варя — нет.
Марина чуть улыбнулась.
— Ладно. Я ей на завтрак гречку сварила, она в термосе. В холодильнике овощи, компот, мороженое — прячьте сами. Если что — на связи.
Я проводил её до двери.
— Спасибо тебе, Марин. Без тебя было бы в десять раз тяжелее.
— Вы справляетесь, — ответила она просто. — Только иногда забываете это.
Она вышла, а я остался в тишине.
На кухне — недопитый кофе, на столе — её кружка с котиком. Варя просила не мыть. Говорила, что «это моя счастливая кружка, с неё всё начинается».
Я посмотрел на свой телефон. На экране — непрочитанное сообщение от Алисы так и не появилось.
Потому что я ещё не написал.
Я снова посмотрел на телефон.
Пусто.
Никакого «привет». Никакого «ну и где ты». Даже холодного «всё понятно».
Она молчит.
И я тоже.
И не потому что гордый. Или упрямый. А потому что не знаю, что сказать.
Что ты скажешь женщине, с которой провёл ночь — настоящую, без масок — а потом просто сорвался и исчез без объяснений?
“Извини, у меня дочь”?
“Прости, что ты не в курсе моего прошлого”?
“Я испугался, что всё станет слишком настоящим”?
Как это вообще звучит?
Я сел на край дивана. Варя смеётся в своей комнате — беззаботно, искренне. В её мире всё просто: если больно — плачешь. Если страшно — зовёшь. Если хорошо — обнимаешь.
Почему мы, взрослые, всё усложняем?
Я чувствую, как сильно меня тянет к Алисе. Это больше, чем просто влечение. Это как будто я... хочу рядом человека, перед кем не нужно держать фасад. Кому можно не доказывать, что я справляюсь. Не прятать Варю. Не бояться быть собой.
Но я боюсь.
Боюсь, что если она узнает — уйдёт. Просто скажет: «Мне не нужно. Я не готова». И я останусь — как раньше. Как всегда. Один.
Я уже жил так.
Улыбался на совещаниях. Подписывал контракты. Молча мыл голову пятилетней дочери по вечерам и читал сказки, чтобы заглушить тишину.
А сейчас…
Сейчас появилась она.
И я впервые не хочу оставаться один.
Но если расскажу всё — может быть, именно это и случится.
Поэтому я снова гляжу на экран.
Контакт: Алиса.
Никаких входящих. Никаких исходящих.
Ноль. Пауза. Молчание.
И я не нажимаю «написать».
Потому что не знаю, с чего начать.
Потому что слишком важно — и слишком страшно.