Виктор
Я не помню, когда в последний раз так нервничал.
Наверное, когда рождалась Варя.
Тогда я тоже сидел — в коридоре роддома, с пересохшим горлом, дрожащими пальцами и мыслью: вот сейчас всё изменится.
Сейчас — то же самое. Только она сидит рядом.
Алиса.
Тихая, собранная. Смотрит в окно, будто просто наслаждается городом. Но я чувствовал — она ждёт.
Не слов, нет.
Поступков.
Объяснений.
И я собирался их дать. Сегодня. Как бы ни было страшно. Потому что если я промолчу ещё раз — потеряю её.
Я посмотрел на неё — в профиль. Свет от фонаря выхватил линию скулы, ресницы, лёгкую тень на шее. И что-то сжалось в груди.
Она настоящая. И я не хочу её терять.
— Всё хорошо? — спросила она, не поворачивая головы.
— Сейчас — да, — ответил я, ловко сворачивая направо. — Но через пару минут станет ещё лучше. Я тебе покажу одно место.
Она чуть приподняла брови.
— Это случайно не смотровая площадка с видом на крыши и шампанское из пластиковых стаканов?
— Почти, — усмехнулся я. — Только без стаканов. И с хорошей обувью.
Через несколько минут мы подъехали к Смольному собору.
Я припарковался чуть в стороне, выключил двигатель. Вышел и обошёл машину, открывая ей дверь.
— Ты ведёшь меня в церковь?
— Почти. Почти, — повторил я. — Идём. Осталось немного. Мы пошли вдоль ограды, мимо закрытых ворот, пока не вышли на заднюю часть комплекса. Там была узкая тропа, почти незаметная, ведущая к спуску к Неве.
— Ты серьёзно? — удивлённо спросила она. — Это законно?
— Нет, но красиво, — сказал я. — Поверь.
Через пару минут она остановилась.
— Ого…
Перед нами открылась панорама:
огромный изгиб Невы, мосты, фонари, вечерний свет на воде, — всё это будто вышло из старой открытки.
Тихо. Почти безлюдно. Только редкие лодки скользили вдоль берега.
— Ты первый человек, которому я показываю это место, — сказал я.
— И часто ты водишь женщин в кусты за собором?
— Только одну, — ответил я. — И только потому, что с ней всё — иначе.
Она не ответила. Но улыбнулась.
Мы сели прямо на каменную подпорку, под деревьями.
Рядом — старая скамейка, покосившаяся, с облупленной краской, но, почему-то, уютная.
Алиса поправила платье, скрестила ноги, вздохнула.
И всё.
Мы просто сидели.
Молча.
Перед нами — Питер.
Весь в огнях, в бликах на воде, в ритме редких машин на набережной.
Она не задавала вопросов.
Не требовала объяснений.
Не пыталась вытащить из меня больше, чем я уже сказал.
И это — было самым неожиданным.
Мне не нужно было оправдываться.
Не нужно было защищаться.
Просто… быть рядом.
Я слышал её дыхание. Видел, как медленно опускаются ресницы, когда ветер чуть задевает лицо.
Видел, как она иногда проводит пальцем по колену — будто сама не замечая.
И как уголки губ всё-таки подрагивают в улыбке, когда мимо проплывает лодка с огоньками, и оттуда кто-то кричит пьяное: «Катяяя, я тебя лююю!»
— Романтика, — пробормотала она тихо.
— Питерская, — ответил я.
И снова — тишина.
Мы сидели молча, пока не раздался щелчок.
Не громкий. Но очень знакомый.
Щёлк.
Как рация.
И чуть глуховатый голос где-то сбоку:
— Молодые люди, что вы тут делаете?
Я повернул голову. Из-за кустов появился полицейский в жилете, со скучающим лицом.
За ним — второй. Тоже не слишком заинтересованный, но уже достаёт фонарик.
— Да вы что, серьёзно? — пробормотал я, — Они здесь, что, патрулируют теперь?
— Виктор, — прошипела Алиса, уже вставая. — Мы что, реально сбежим?
— А у тебя есть другой план?
— …Нет.
— Тогда побежали.
И мы побежали.
Серьёзно. Взрослые люди. По траве, под светом фонаря, под окрик: «Гражданочка, стойте!»
Алиса смеялась уже на втором шаге. Я — на третьем.
Когда мы выскочили обратно к машине, оба задыхались.
Я рывком открыл дверь, она нырнула внутрь, как в боевике.
Сам прыгнул за руль, завёл, дал газу — и через секунду мы уже летели по Лиговскому, с открытыми окнами, с бешеным пульсом и… абсолютным счастьем.
— Мы реально… — начала она, задыхаясь, — …убежали от полиции?
— Кажется, да, — выдохнул я, дав сигнал поворотом.
— Ты с ума сошёл, — смеялась она. — Я вообще приличная женщина!
Мы смеялись.
Громко, открыто, как будто с нас сняли плёнку.
Как будто напряжение последних недель просто выпарилось.
На светофоре я взглянул на неё.
Растрепанные волосы, раскрасневшиеся щёки, глаза блестят — живая .Не просто красивая.
Светофор.
Красный.
Мы замерли.
Я выдохнул, пальцы расслабились на руле.
В голове ещё звенело от смеха, от адреналина, от того, как она смеялась — запрокинув голову, по-настоящему, свободно.
И вдруг — она наклонилась ко мне. Резко. Без предупреждения.
И поцеловала.
А по-настоящему.
Тепло, глубоко, уверенно.
Так, что я не сразу понял, где я.
Ветер гулял по машине. Музыка едва слышно фонила из динамиков. А я… я просто перестал дышать.
— Боже, — выдохнула она, когда отстранилась на миллиметр. — Спасибо тебе. Я уже давно такого не испытывала.
И — снова поцеловала.
Смелее. Жаднее.
Обеими руками вцепившись мне в майку, будто боялась, что я исчезну.
Я больше не думал.
Не анализировал.
А потом она посмотрела на меня — с безумным светом в глазах — и сказала:
— Мне срочно нужно тебя увидеть голым.
Поэтому — ко мне.
…
Я не помню, как проехали следующие улицы.
Не помню повороты, неоновый свет, прохожих, остановки.
Я отключил голову.
Отключил сознание.
Была только она.
Тёплая, порывистая, настоящая.
С ладонями, которые не отпускали.
С губами, от которых невозможно было оторваться.
С глазами, в которых — вся моя потерянная нежность.
И всё моё желание.
Алиса.
И больше — никто.
Больше — ничего.