Алиса
Прошло две недели.
Две недели без него.
Я не пыталась с ним связаться.
Как и он — со мной.
Просто — тишина. Прочная, ровная, тяжёлая.
Как будто кто-то вырезал из жизни огромный кусок и заклеил пустое место чёрной изолентой.
Жизнь пошла своим чередом.
Работа. Дом. Работа. Дом.
По кругу. Без скачков, без взрывов, без… дыхания.
Полина иногда звонила, пыталась вытащить меня куда-то: «Ну пошли в бар, ну хоть просто на крышу! У тебя в глазах — скука, которой хватит на три района».
Я отнекивалась.
Она вздыхала и присылала мемы.
Мама с папой звонили с лайнера.
Мама восторженно рассказывала о закатах в Стамбуле и «самом милом дедушке-итальянце, который играет на губной гармошке».
Папа на заднем фоне что-то бурчал — видимо, снова проиграл в нарды какому-нибудь пенсионеру из Берлина.
Я улыбалась в трубку. Искренне. Но внутри — всё было немножко плоско.
Бабушка приглашала на пирожки.
Иногда я скучала так, что внутри всё будто чесалось под кожей.
Не истерично. Не в истерике.
А будто по капле вытекала душа — с каждым утром, когда я снова не получала от него ни одного сообщения.
С каждым вечером, когда закрывала студию и ловила себя на том, что иду домой слишком медленно.
Будто вдруг — всё равно, где быть.
И Варя…
Она всё ещё ходила на занятия.
Ровно, стабильно, по графику.
Марина приводила её, как всегда — с рюкзачком, заколками в форме звёзд и рисунками в руках.
И я…
Я не могла смотреть на неё так, как раньше.
Теперь, зная, чья она, я видела — всё.
В её улыбке — его ямочка на щеке.
В упрямом взгляде — тот же блеск, что бывал у него, когда он спорил.
В том, как она задирала голову и говорила: «Я покажу лучше, чем вчера!» — была его чёртова целеустремлённость.
Я смотрела — и сердце сжималось.
Смешно.
Раньше Варя казалась просто талантливой, яркой девочкой.
А теперь…
Теперь я видела, что это не просто девочка из группы.
Это часть его.
Живая, дерзкая, добрая.
И от этого — только больнее.
Три недели.
Ровно столько прошло.
Пятница. Последняя группа. Варя — среди них. Лёгкая, как ветер. Крутится, поднимает руки, заглядывает в зеркало — ловит мою реакцию.
Я улыбаюсь. Мягко. Сдержанно.
Профессионально. Но внутри — всё по-другому.
Занятие почти закончилось. Я хлопнула в ладоши:
— Молодцы, мои звёзды! Вы — настоящие танцоры!
Растяжка, бантик, обнимашки — всё, как всегда.
Я наклонилась завязать Варе шнурок — и вдруг услышала, как дверь в коридоре открылась.
И что-то встало внутри. Не в животе. Не в груди. Где-то глубже.
Он.
Я знала это, ещё до того, как повернулась.
Он стоял в проёме, высокий, молчаливый.
В руках — букет. Не просто розы из ларька, нет.
Луговые. Мягкие. Светлые.
Такие… будто выбрал не продавец, а человек, который действительно думал.
— Папа! — Варя заметила его первой и кинулась через весь зал, сбивая на бегу рюкзак с плеча. — Папа, ты пришёл!
— Да, моя маленькая, — улыбнулся он и опустился на одно колено, крепко её обняв.
Она прижалась к нему и вдруг заметила цветы.
— А это мне?! — воскликнула, потянувшись к букету с разинутым ртом. — Такие красивые!
Он засмеялся, немного смущённо, и покачал головой:
— Прости, солнышко. Эти — не тебе. Но я тебе потом обязательно куплю. Даже два букета, если хочешь.
— А тогда кому?.. — Варя нахмурилась, оглянулась. И когда её взгляд упал на меня, она широко распахнула глаза: — Алисе?!
Он кивнул, медленно.
Встал с колена, выпрямился. Подошёл ко мне — с Варей за руку.
— Этот букет — вашей преподавательнице, — сказал он. — За то, что так красиво научила тебя танцевать. И за то, что… вообще.
Варя смотрела то на меня, то на него, потом снова на меня.
И вдруг — как-то по-взрослому, удивительно серьёзно — улыбнулась.
— Я знала, что вы подружитесь, — прошептала она. — Просто надо было чуть-чуть времени.
— Алиса, — вдруг сказала Варя, сжимая мою ладонь. — А ты не хочешь с нами пойти есть мороженое?
Я моргнула.
— Мороженое?
— Папа обещал! — с полной уверенностью в голосе. — Мы поедем и выберем любое! Даже с посыпкой! — Она повернулась к Виктору. — Правда же?
Он улыбнулся ей и кивнул.
— Конечно, я обещал.
— Вот, — повернулась ко мне снова Варя. — Хочешь с нами?
— Варюш, спасибо, но... — я попыталась улыбнуться. — Наверное, не сегодня. У меня ещё много дел…
— Ну пожаааалуйста! — она тут же потянула мою руку на себя. — Ну только чуть-чуть! Только один шарик! Ты же любишь мороженое?
Я хмыкнула.
— Люблю, но…
— Папа, скажи ей! — она уже возилась с курткой, натягивая рукава наспех. — Скажи, что она должна с нами!
Виктор молча смотрел на меня. Спокойно. Сдержанно. Не давил.
Я сделала вдох. Длинный.
— Хорошо, — сказала я наконец. — Один шарик. И только если угощаете вы.
Варя закричала от радости, будто это было лучшее событие за день:
— Урааа! Алиса с нами! Мороженое с нами! Поехали скорее!
Мы сидели за круглым столиком у окна. На подоконнике стояли кривоватые кактусы в горшках, над нами висел вентилятор, не включённый — сентябрь всё ещё держал тепло. Маленькое кафе пахло вафлями, сахаром и детскими голосами.
Варя устроилась между нами — с двумя шариками фисташкового и карамельного, с глазами размером с полбулочки.
— Посмотри, пап! — гордо протянула она ложечку. — Видишь, тут прям в орешке карамель!
— Вижу. Великолепный выбор, — Виктор наклонился, поцеловал её в макушку.
Я потихоньку размешивала свой пломбир с клубничным сиропом, не зная, куда смотреть — то ли на розовую салфетку, то ли в окно, то ли… на него.
Он был спокоен. На первый взгляд.
Но я-то видела: как подёргивается у него скула, как он избегает взгляда, как раз за кофейной кружкой прячется то, что не успел или не решился сказать.
— Алиса, — вдруг сказала Варя, глядя на меня серьёзно. — А ты будешь приходить на мои танцы, когда папа не сможет?
— Варя, — мягко вмешался Виктор.
— А что? — она упрямо вскинула подбородок. — Я просто спросила. Она ведь добрая. И у неё красивые волосы. И она не кричит. Даже когда мы сбиваемся.
Я рассмеялась.
— Я всегда буду рядом. Пока ты танцуешь — я рядом.
— Ура, — выдохнула она, как будто заключила сделку с волшебником.
Пару минут за столом царила тишина. Варя сосредоточенно ела, Виктор пил кофе, я — сражалась с клубничным сиропом.
И вот тогда он посмотрел на меня.
— Спасибо, что пришла, — тихо сказал он. Без нажима. Просто.
Я кивнула.
— Это Варя тебя уговорила.
— У неё талант к переговорам, — улыбнулась я. — Наверное, от папы.
Виктор улыбнулся — по-настоящему.
Медленно, почти незаметно.
Но в его глазах появилось нечто знакомое. То самое выражение, от которого у меня всегда внутри всё сжималось и распускалось одновременно — хитрая, тёплая усмешка, в которой пряталось слишком многое.
Он повернулся к Варе, будто между делом, и спросил:
— Варя, как ты думаешь… Алиса согласится пойти со мной на свидание?
— Думаю, да, — кивнула Варя, уткнувшись в мороженое. — У тебя красивая борода, а у неё красивые волосы. Вы хорошо смотритесь.
— Ну так что? — Виктор снова посмотрел на меня, чуть склонив голову. Его голос был почти легкомысленным, но в глазах — всё тот же внимательный, тревожно-настоящий взгляд. — Завтра. В семь вечера. Согласна?
Я приоткрыла рот, не успев ответить — Варя опередила:
— Алиса, соглашайся! — с набитым мороженым ртом выпалила она. — Он тебя ещё мороженым накормит! Даже с двумя посыпками!
Я рассмеялась, уткнувшись в ладонь.
— С такими аргументами сложно отказаться, — пробормотала я, глядя на Виктора исподлобья. — А если серьёзно… куда именно?
Он чуть наклонился вперёд, на лице — всё та же хитрая полуулыбка:
— Пусть будет сюрприз. Но я обещаю — тебе понравится. И никаких неловкостей. Просто вечер. Просто ты и я.
— И мороженое! — крикнула Варя, счастливая, как будто уже собрала всех за один стол.
Я снова засмеялась. Посмотрела на него. Он не давил. Просто ждал.
И тогда кивнула.
— Хорошо. Завтра. В семь.
— Ура! — подпрыгнула Варя на скамейке. — Я говорила, папа! Я всё устрою!
— Она реально всё устроила, — усмехнулся он, откидываясь на спинку стула.
И в этот момент — впервые за долгое время — я почувствовала, как внутри что-то тихо смягчилось.