16 глава (день 5):
Общее внимание привлекла дверь, в которую буквально затолкнули двух побитых мужиков. Милиционер тоже выглядел не очень, но его вчерашние синяки и ссадины смотрелись как двух, а то и трехдневные. У этих же все было свежее, точно их побили во только что, а после этого помыли и переодели. У них у обоих даже волосы после помывки высохнуть не успели.
— Ну, ещё новички. Похоже, только утром приволокли, — отметил комментарием появление новых людей Бурый и даже на мгновение остановил упражнение, но как только увидел Креста с ещё одним человеком устремившегося к новым мужикам, тут же его продолжил.
— Вы тут всех новичков так встречаете? — спросил Вася.
— Ну, стараемся, но далеко не все. Большинству тут ни до кого дела нет. Некоторые вообще стараются ни с кем не сближаться. Знакомых на арене убивать тяжелее, — он, наконец, бросил гири и снова пошёл к турнику.
Феррум, подумав следом не пошёл, а остался на месте, решив повыполнять обычные физкультурные упражнения. Сделал десятка три отжиманий, потом десятка три приседаний. Подтянулся десяток раз на турнике, благо он был не единственный. В общем, все делал без фанатизма и даже сильно не вспотел к тому моменту, как один из охранников на балконе объявил конец утренней тренировки и время завтрака.
Народ тут же потянулся к выходу. Старшина пристроился в поток, но толпа разделила его с Бурым и Крестителем. Последний маячил где–то впереди вместе с двумя новичками, а первого даже видно не было. Однако отсутствие крестного не расстроило Павлова. Было время ещё раз обдумать собственное положение и подумать о новых знакомых, по поводу которых были вопросы. У милиционера имелось стойкое ощущение что Бурому и Крестителю он и другие новички были нужны для каких–тосвоих целей. Не просто так они перехватили его и тех двоих. В альтруизм Павлов и в том мире верил не слишком и знал, что когда хотят дать что–то даром, могут обмануть и не дать, а наоборот забрать. Как бы потом не оказалось, что тот ссученный по сравнению с этим Бурым и Крестителем ангел воплоти, но выводы пока делать было не из чего. Возможно то, что этим двоим, зачем–то нужны новички вовсе даже не плохо, а совсем наоборот.
По коридорам через несколько отсекающих решёток прошли в столовую, не уступающую размерами спортивному залу, но имеющую потолки стандартной тут высоты в один контейнер. Железные трубы–колонны тут тоже присутствовали, но не было бетонного пола. Здесь постелили деревянный настил, бледно напоминающий паркет. На противоположной стороне от входа находилась стандартная столовская стойка с раздачей, к которой тут же выстроилась живая очередь. Охрана вошла следом за гладиаторами и устроилась за отдельным столом, стоявшим у входа. К их столу суетливый человек из обслуги тут же приволок горячий чайник.
Василий молча встал в конец очереди, но впереди замахал руками Бурый.
— Давай сюда! Я тебе очередь забил! — заголосил он на всю столовую.
Вася не заставил себя просить дважды и, пройдя вперёд, встал в одну группу с объединившимися в очереди Бурым, Крестителем и двумя новичками. Один из новичков был молод, худ и бледен. Навскидку только третий десяток разменял, а то может, и нет ещё. Второй был постарше, около сорока, пониже ростом, поплотнее телосложением, но совершенно не спортивен. Дрябленькие ручки, пузатенький и с ещё не рассосавшимися варикозными бляшками на икрах. Если судить по этим бляшками, то пузатенький возможно был даже свежее чем старшина. Такие неполадки со здоровьем Улей должен исправлять достаточно быстро, а тут ещё не успел.
— Феррум, — представился Павлов, протягивая руку.
— Моль, — пожал руку бледный.
— Варикоз, — нехотя представился пузатенький.
— Я тут не причём, — Крест счёл нужным сразу указать на то, что крестил свеженьких не он.
— Кормят тут нормально? — спросил у всех сразу Василий.
— Нормально. Ну, еда в Стиксе почти ничего не стоит, так что они много на это не тратят. Могут позволить себе кормить нас хоть красной икрой, — ответил Бурый не забыв часто используемое им «ну».
— В Стиксе? Это название чего? — уточнил Вася, который знал о Стиксе только как о не существующей реке из мифов древней Греции.
— Ты не в курсе? — чуть удивился Бур и пояснил. — Ну, Стикс это в другое название Улья. Улей вроде как по–простонародному из–за кластеров похожих на соты, а Стикс название ну как бы вроде более ученое. Откуда оно повелось, я не знаю.
— Если позволите, то Стикс это латинское. Первобытный мрак и ужас. Вроде вполне подходит этому миру, — вставил Варикоз.
— Мрак и ужас это про Улей, — без тени иронии кивнул Бур.
Подошли к стойке раздачи и взяли в её начале пластиковые подносы с ложками и хлебом. Пошли вдоль стойки получать свой завтрак. Меню было не ресторанное и даже не меню коммерческой столовой. Его вообще не было, как и выбора из нескольких завтраков. Можно было сравнить с армейской столовой, но старшине не повезло с частью, и кормили там из рук вон плохо, а тут было нормально. Скорей уж как в какой–нибудь хорошей столовой при благополучном производстве. Тарелка каши с кусок рыбы, вареное яйцо и стаканом кефира. Практически здоровый спортивный завтрак.
Получив пайку, с подносом в руках, Павлов последовал за Бурым и пристроился за одним столом с ним. За этим столом, помимо них двоих, уже сидело четверо и Кресту с двумя новичками пришлось разместиться за соседним столом.
— Бур, чего тут все из контейнеров? — спросил милиционер без каких–либо предисловий и взялся за ложку.
— Ну, ты слушал название этого города? — вместо ответа спросил Бурый.
— Вроде Узловой, — пожал плечами Василий.
— Ну, именно Узловой. Тут рядом грузится железнодорожный узел и на нем всегда до черта контейнеров. С другими строительными материалами тут, похоже, туго, а этого добра хватает. Ну, вот муркеты и заливают фундаменты из бетона, а на них халабуды из контейнеров лепят. Тут подварят, там подрежут и готовый дом. Я слышал, что в моем мире где–то делали так же. Ну, вроде дёшево и практично, — он глянул на нетронутую еду.
— Ты говоришь «в моем мире». Это оговорка или… — начал новый вопрос Вася желавший уточнить кое–какие моменты недопонятые после беседы с Волчком, но Бур его перебил.
— Ну, пожрем, давай спокойно. На разговоры будет время. После завтрака, по камерам разгоняет и тебя, скорее всего, в мою запихнут. Я же говорил вроде, что один сейчас квартирую, — напомнил крестный.
— Вон ещё два свежих, — кивнул в сторону соседнего стола старшина и пояснил. — Могут и кого–то из них к тебе подселить, а меня хотя бы с тем же вторым свежаком отдельно.
— Ну, могут, — Бурый пожал плечами. — Тогда рубай быстрее и пока будем ждать остальных, расскажу, что успею.
Об этом Феррума не нужно было просить дважды. Он и без того, пока Бур отвечал на его первый вопрос, успел закидать в себя половину тарелки гречки и залить все это половинкой стакана кефира, а теперь чистил яйцо, что бы употребить его вприкуску с кашей. В общем, что бы закончить завтрак ему понадобилось ещё 5 – 10 минут, не больше. Крестному понадобилось чуть больше времени на еду, но он тоже поторопился. Благодаря этому, прежде чем доели последние гладиаторы, Бурый успел разъяснить своему крестнику некоторые моменты, связанные с распространённым теориями бытия в Улье. На эти моменты хорошо легло все рассказанное Волчком, и они же объяснили многое непонятое после рассказов тянувшего время в надежде спастись наркомана.
Однако за отведённое на завтрак время все рассказать было никак не возможно, так что знания старшины по–прежнему остались безнадёжно не полными. Вдобавок сам Бурый большую часть времени из своих 7 месяцев в Улье провел в местном Колизее и сам знал далеко не все о внешнем мире. Его друг Креститель был в Улье немного подольше и являлся крестным Буру, но знал примерно столько же, поскольку все свои знания передал крестнику и пополнить их отдельно от него нигде не мог. С самой первой встречи эти двое держались вместе и соответственно сюда тоже попали вместе.
Их взяли, когда они в составе небольшой группы промышляли значительно западнее основной территории муров. Те места считались пограничьем между дальней Внешкой и ближним Западом. Там можно было нарваться и на элиту заражённых, и на банду муров и даже на бойцов Особого корпуса внешников. Те, будучи изначально подготовлены лучше большинства рейдеров и имея такой же иммунитет со всеми вытекающими, представляли, пожалуй, самую большую опасность. Так что хорошо, что в корпусе всегда было не слишком много бойцов и раскиданы они были по всей зоне ответственности местных внешников. Они, внешники, кстати, были русскими и не то развивались чуть быстрее, не то пришли из относительного не далёкого будущего. Оружие и снаряжение они имели в принципе такое же, с теми же калибрами, но все чуть лучше встречающегося обычно и подобрано оно было специально для Стикса. Оттого ценили его достаточно высоко. Особенно некоторые образцы вроде какого–то автомата Калашникова под винтовочную семерку.
Группа, в которой состояли Креститель и Бурый, попала в засаду устроенную сводным отрядом муров и Особого корпуса. Неизвестно, что те там делали, но рейдеров, по всей видимости, прихватили, уже выполнив основную задачу и возвращаясь, так сказать, в качестве приработка. По бедолагам отработали гранатами с усыпляющим газом и взяли всех без сопротивления. Большую часть группы, то есть рейдеров проживших в Улье больше 3 месяцев, забрали себе внешники из корпуса. Кресту же с его 2,5 месяцами на тот момент и Бурому с ещё меньшим сроком в Улье повезло достаться мурам и иметь дары, подходящие для Арены. Бурый прикосновением мог распылить на мелкую кровавую взвесь часть человека или твари. Собственно из–за последствий применения дара он и получил свое прозвище. Перед тем как его нашёл Крест, он распылил голову пустыша и весь был покрыт его тёмной подсыхающей Кровью. Сам Креститель имел не столь смертоносный дар. Дотронувшись до предмета или существа, он мог довольно сильно оттолкнуть его без приложения какой–либо физической силы со своей стороны.
На этом информация о новых товарищах заканчивалась. Больше крестный поведать не успел по причине окончания завтрака. После него гладиаторов подняли и повели обратной дорогой в камеры. Новичков придержали и завели в каптерку, где местный хранитель белья и одежды выдал им постельное белье. После только их троих, остальных успели закрыть, повели по камерам. Остановились у одной, оказавшейся пустой. Милиционер притормозил, пропуская Моль и Варикоза. Охранниками было все равно кто именно сюда заселиться, и никто из них препятствовать такому раскладу не стал. Дверь закрыли, пошли дальше, и тут выяснилось, что Бурый забыл, что не только он сидит один в камере на двоих. В одиночестве сидел ещё и стукач Сявка. Так вот местные власти решили поселить Павлова не к крестному, а именно к нему. Этот момент заставил Василия пожалеть, что он пропустил других новичков в пустую камеру, а не стал одним из её жителей сам, но не тот ни этот вариант его не устраивал. Оставались попробовать пойти до конца, что бы добиться желаемого, и он решился. Это было опасно для здоровья, но Вася счёл опасность умеренной. Убить не убьют, а побои в Улье заживают быстрее, чем на собаке.
— Чего замер? — спросил вставший позади Феррума охранник со стрекалом в руках и каким–то не совсем обычным, пластиковым, производящим впечатление игрушки АКСУ, на груди.
— Я туда не пойду, — сказал Павлов глядя в дверь открытой камеры и готовясь получить удар электрическим током.
— Иди, тебе говорят, — это сказал другой охранник.
— Я не буду сидеть в камере со стукачом, — твёрдо сказал старшина.
Дальше разговоров не было. Палка шокер со стрекотом ткнулась в поясницу Феррума. Милиционера выгнуло дугой, руки сами отпустили бутылку с живцом и только полученное постельное белье. Он, не в силах совладать с собственным телом, рухнул на пол. На лежачего тут обрушились ботинки. Били достаточно умело. Так что бы доставить боль по максимуму, но причинить минимум повреждений. Однако это вовсе не значило, что на теле Василия не появилось новых следов побоев.
— Затаскивай, — велел один из охранников стукачу, гладя сверху вниз на лежащего на полу Василия.
— Я сам, — с каким–то злым рыком ответил Вася и, дотянувшись до двери, стал подниматься по ней.
— Помоги ему, — велел охранник будущему сокамернику.
— Дотронешься убью, — предупредил его Вася таким тоном что стало понятно, что действительно убьёт или приложит к этому все силы.
Как ибольшинство людей воспитанных в русской ментальности, Павлов не любил стукачей, но, будучи милиционером, он понимал их необходимость и полезность в прошлом мире. Однако человек сотрудничающий со здешней администрацией, для него даже рядом не стоял со стукачом из того мира, что остался в прошлом. Для него разница была как между небом и землёй. Одни, лично ему не приятные, но люди, а вторые сразу стали для него гнилью, до которой лучше не касаться и которой лучше не позволять касаться себя. Конечно, от этого ты не станешь точно такой же мерзостью сотрудничающий с тварями в человеческом обличье, но как говорят с некоторыми людьми лучше даже рядом не стоять.
— Вали в камеру хуев убивака, — один из охранников пиннул поднявшегося Василия в спину так, что он влетел в камеру, чуть зацепив плечом дверь.
Разумеется, старшина упал на пол. В полете он едва не снёс стукача, но тот успел неожиданно ловко для своей тщедушной внешности отскочить в сторону. Следом в камеру влетели живун и постельное белье. Топливо для иммунных ударило по затылку и отлетело в сторону, но полупустая пластиковая бутылка не нанесла какого–то вреда. Белье же частично раз вернулось в полете и накрыло Павлова точно погребальный саван.
Дверь закрылась, и милиционер остался с сокамерником один на один. Василий ожидал от стукача самого разного, начиная от заискивания и попытки втереться в доверие, до открытой агрессии, поэтому разлеживаться не стал. Встать сразу не смог, но сумел сесть.
— Ты как? — спросил стукач, стоя в стороне.
— Прекрасно, — отозвался Вася.
— Давай помогу до кровати дойти, — предложил сокамерник.
— Не лезь ко мне, Христа ради. Стой, где стоишь и не заставляй поступить с тобой не хорошо, — в глазах старшины легко читалось не поддельное намерение если не убить, то искалечить.
— Ну, сам, так сам, — стукач сделал пару шагов назад и сел на нижний ярус железной кровати.
Немного посидев, Павлов собрался с силами, поднялся, подобрал вещи и закинув их на второй, не занятый ярус, стал туда забираться.
— Могу нижний ярус уступить, — глядя за ним предложил стукач.
— Оставь себе, — буркнул милиционер, забравшись наверх и отодвинув простынь с остальным к стене.
Он улегся и пролежал без движения пока двери камеры не открылись. За это время только дважды делал по паре глотков живуна. На сокамерника он старался не обращать внимания. Лежал и думал над планом побега. Нужно было как–то выбраться из Арены, умудриться найти в незнакомом городе Викторию, а после вместе с ней перебраться через стены и скрыться за горизонтом. Пока весь его план был таким. Общие черты и ничего более. А если переходить к частностям, то Василий был уверен, что даже если сможет захватить оружие у охранника, то далеко с ним не прорвётся несмотря на подходивший ко всем отсекающим решёткам ключ. Мало того что охранники со слов крестного по крайней мере отчасти из ментов и вояк, а значит с оружием обращаться умеют хорошо и окажут соответствующий отпор, так ещё он и плана Арены он не знает даже приблизительно и возможно никогда его не узнает. Значит, нужен тот, кто выведет. Другие гладиаторы на эту роль подходили слабо, следовательно, нужен пленный и придется не только пробиваться, но и сторожить этого пленного. Однозначно нужны союзники для побега. Хотя бы пара, что бы вдвоем прикрывать друг друга и третьего ведущего пленника. Вдобавок с союзниками шанс на захват оружие и захват пленного выше, чем у одиночки. Минус в этом случае только один — кто–то из союзников попросту может их сдать.
Когда дверь камеры открылась, Вася уже немного оклемался и, довольно резво спрыгнув с постели, без проблем вышел в коридор, где влился в поток гладиаторов топающих к спортзалу. Там его нагнал Бурый.
— Тебя куда определили? — спросил он и отчего–то вызвал этим у Павлова эмоции, от которых он вроде бы давно отошел.
— К ссученному вашему, — раздраженно буркнул Феррум.
— Ты чего с ним дрался? — Бур отметил свежие следы побоев.
— Нет, хотел выбрать квартиру, — снова раздражённо проворчал он.
— Ты полегче давай с охраной. Вечером бой, в котором обязательно выпустят всех новичков. Ну не стоит на него попадать чуть живым. Так можно и подохнуть не самой легкой смертью. Ну, ты понял, — сказал Бурый.
— Понял, — не стал спорить и пытаться что–то объяснить старшина.
— Ну, а с Сявкой поосторожней. Не болтай при нем лишнего, а то тут же донесет, — сказал крестный о понятном и так.
— Да мне находится рядом с этой подстилкой тварей мерзко, не то, что разговаривать, — в этот раз он действительно грубо, а не раздражённо огрызнулся на в принципе ни в чем не виноватого Бура.
— Хорошо, договорим в зале. Занимай беговую дорожку. Ну, потрусим на них маленько, — Бурый, уловивший настроение крестника, отстал на несколько шагов и присоединился к Крестителю с новичками.
Пока дошли до зала Павлов собрался с мыслями, остыл и даже несколько вопросов, какие хотел задать в первую очередь подготовил. Войдя в тренажерку, он направился прямиком к беговой дорожке и, встав на нее, стал разбираться с управлением. Тут подошел Бур и занял соседнюю дорожку.
— Вот так вот. Смотри. Ну, ставь на минимум, — показал, что делать милиционеру крестный.
— Мы тут постоянно трениться будем? — спросил Василий, когда лента дорожки под его ногами поползла, заставляя идти на месте.
— Ну, постоянно. Утором до завтрака 1 тренировка. Перед обедом вторая. Если вечером игры, то после обеда тренировки нет. Ну а если игр нет, то после обеда час на отдых и длинная тренировка, — пояснил Бурый.
— Значит, после обеда сегодня поговорить не сможем, — сделал выводы Вася.
— Ну, это точно, — ответил крестный, чуть прибавив скорости своей дорожке и перейдя на быстрый шаг.
— Тогда объясни мне, как использовать дар. Им же ведь как–то можно управлять? — Феррум задал первый из запланированных вопросов.
— Ну, я не знахарь, так что процесса не знаю. Могу объяснить только, как объясняли мне. Есть такие дары, которые срабатывают только сами. Мы меж собой зовем их пассивными. Ну, знахари их иногда тоже так называют, но для простоты, что бы мы поняли, а так у них там градаций и классификаций куча наворочена. Меж собой, когда говорят, то натурально профессора. Язык вроде наш, но понимаешь через слово, — он отвлекся, что бы еще самую чуточку прибавить скорости. — Вторая половина даров активная, то есть их надо активировать, ну в смысле включать и выключать. Такие дары сами по себе не срабатывают, даже если тебе самому кажется, что оно вроде без твоего участия случилось. Ну, например, кинетик в момент опасности впервые продырявил своим даром голову твари, или откинул ее назад и не понимает, как это сработало. Многие даже не понимают, что это сделали они сами, а не то, как они это сделали. Ну, при этом они все равно, пусть и не осознанно активировали дар, — он сделал паузу, что бы увидеть реакцию собеседника, но старшина только дал знак продолжать. — В общем если у тебя дар активируемый, то следует придумать, как его активировать. Ну, кто–то буквально щелкает пальцами и желает, что бы он активировался, кто–то пытается или шевелит ушами с тем же желанием. Некоторые представляют невидимый рубильник или кнопку, которые дергают, ну или нажимают воображаемой рукой. Можешь попробовать, — Бур мотнул головой, предлагая это сделать прямо сейчас.
— Может позже. В камере времени будет много, — ответил Павлов, чуть подумав, и перешёл к другому вопросу. — Ты говорил о знахаре. Это человек, который разбирается в дарах? — это вопрос не был запланирован, но он сам напросился после упоминания знахарей Бурым.
Крестный пояснил, кто такие знахари в Улье и чем они занимаются, потом было еще несколько вопросов, которые старшина задавал пока они переходили от тренажёра к тренажеру и делали упражнения полегче, скорее создавая вид, нежели в самом деле тренируясь. Однако даже создавать вид и без умолку отвечать на следующие друг за другом вопросы было утомительным занятием, так что Бур брал передышки и успел рассказать далеко не все что хотел узнать милиционер.
Потом был обед, на котором помимо прочего всем дали полулитровую бутылку с живцом. Ее нужно было тянуть, до следующего обеда, если ты не получал серьезных ран. Если же гладиатор получал такие раны, то порция живуна увеличивалась и при необходимости его помещали в лазарет, а иногда даже знахаря ему вызывали, что бы подлечить. Как выяснилось, если гладиатор нравился толпе, то его сохраняли до года, а то и до полутора и все это время не берегли, но лечили как надо. Могли чуть ли не по кускам собрать, если считали, что это в итоге оправдается финансово.
После года, а в редких случаях полутора лет, гладиатора убирали как бы он и кому не нравился. Прожившие такой срок, считались уже довольно матерыми жителями Улья. Таких было уже крайне опасно содержать в стабе, а вывозить из стаба на профилактику трясучки было еще опаснее. Вдобавок опасность, исходящая от них увеличивалась уже не по чуть–чуть, а с каждым днем все сильнее. Происходили кардинальные изменения психики связанные с заточением и постоянными боями на арене. Иногда эти изменения превращали людей в агрессивных безумцев способных броситься с голыми руками и даром Улья не только на охрану, но даже на матерого заражённого вроде кусача или рубера. Мог проклюнуться новый дар, и что бы это не стало неожиданностью, требовалось постоянное наблюдение знахаря, а тот, будучи один на несколько мурских стабов, дешево никогда и ни с кого не брал. В общем, от греха подальше таких гладиаторов продавали напрямую внешникам, выручая за органы довольно приличные суммы.