Люди и нелюди

Глава 8

8 глава (день первый):

За время длительного допроса после принятого живуна Виктория успела немного прийти в себя и хоть как–то смириться со всем случившимся с ней. Девочка не до конца осознавала, что ее вот так вот взяли, и попользовали. Все что она поминала это появление незнакомого мужика и удар перед которым девчонка только и успела, что коротко вскрикнуть, а потом ее в изодранной одежде, с неприятными ощущениями в промежности и кровью там же привел в себя Василий. Она осознавала, что было между этим, но это событие как–то меркло на фоне потери родителей и попадания в иной, беспощадный мир. Однако это не значило, что она могла посчитать событие насилия не значительным, и оно никак на нее не повлияло.

Развлекая или, скорее, отвлекая себя от творящегося треша, Вика несколько раз выстрелила из арбалета. В качестве мишени она использовала одинокое сухое дерево. Дерево было толстым, но все же девочка умудрялась мазать и даже потеряла один из болтов. В процессе выяснилось, что быстро зарядить со своими невеликими силами она его не может. Не слабое оружие нужно было упирать в землю специальной скобой–стременем, прижимать стремя к земле ногой и взводить тетиву встроенным боковым рычагом. Рычаг шел туго, и одной рукой Виктория никак не могла привести оружие в боевое положение. Для этого ей приходилось использовать обе руки и напрягаться изо всех сил. В общем, нормально с таким оружием ей обращаться пока не светило. Нужно было либо подбирать что–то иное, либо срочно наращивать мышечную массу. Но, тем не менее, оружие ей было нужно. В сложившейся ситуации Виктория чувствовала в нем самую острую необходимость.

После стрельбы девочке стало интересно, о чем дядя Вася говорит с бандитом, все же это касалось и ее, поэтому она отправилась слушать стоя за воротиной. Говорили тихо, и девочка практическое ничего не разобрала, пока подслушивала, но вскоре набежали тучи и начался нешуточный дождь. Вику попросили прикатить велосипед бандита под крышу и принести его рюкзак. Виктория сделала это, и осталась под крышей, наблюдая за улицей оттуда, и подслушивая почти на законных основаниях. Теперь ей было слышно все, и разговор стал вызывать беспокойство. Помимо прочего бандит упоминал какое–то совместное будущее, ждущее его и Василия, что девочке не нравилось. Она не сообразила, что милиционер может обманывать бандита и даже морально готовилась совершить побег от мужчин, но Павлов не освобождал преступника и держал пистолет под рукой, что заставляло ее медлить и все же надеяться на лучший для нее исход.

Под конец допроса Василий понял, что у него уже каша в голове и даже новая порция живуна от нее не спасает, хотя в принципе это средство здоровье поправило совсем неплохо. А ведь не задана была еще огромная куча вопросов пусть не первостепенной важности, но все же важных. Конечно, можно было отложить продолжение допроса, но строить из себя друга этому бандиту дальше оказалось выше сил Павлова, а пытаться держать его в плену было попросту опасно. У них не было под рукой ни КПЗ, ни даже погреба, да и следить за пленником в текущей ситуации не кому. Старшине требовался отдых, а Виктория легко могла не справиться. В общем, подумав милиционер решил, что мура, который себя таковым не считал, придется попросту пустить в расход.

Василий никогда в своей жизни не убивал людей, но морально был к этому готов и собирался довести дело до конца. Как он понял со слов бандита, тюрем и судов в Улье не было, по крайней мере, в ближайшей округе. Законов тоже по большому счету тоже не было. Среди местных считалось нормальным постреляться из–за богатой делянки или порешить товарищей из–за дорогих трофеев. В большинстве стабов Внешки поножовщина считалась нормальным делом и правило право сильного. Вообще старшина имел полное основание полагать, что не уйди он осмотреться, то оказался бы застрелен на месте при появлении бандита. Насильник засадил бы в него болт из арбалета, поимел бы девочку, после отвёл бы её в стаб, где продал в бордель, а может и не отвёл бы, если бы посчитал риск по дороге избыточным, то вдоволь наглумившись тоже убил бы. В общем жалости к этому индивиду у милиционера не было, как и иного выхода.

— Вика будь тут, а мы выйдем, — сказал Вася, снова направляя ствол на пленного насильника Волчка.

— Ты зачем за ствол взялся? — насторожился бандит.

— Кончать пора с тобой, — честно признался старшина.

— Не думал, что свежак вот так сразу будет готов убивать, но ты же мент. Такие как ты могут, — ответил он, словно плюнул в сторону обидчика и со злостью, блеснувшей в глазенках.

— Тебе–то откуда знать? — спросил Павлов не желая объяснять, что большинство его сослуживцев брались за пистолет только в тире и не имели опыта практического применения оружия, а сам он стрелял по живым существам всего дважды за жизнь, а по человеку так и вовсе один, да и то, не желая убивать, стрелял по ногам.

— Так вы же менты за этим и приходите в свою ментовку: за властью, за правом творить что хочется, — ответил бандит и теперь действительно сплюнул в сторону милиционера, но слюна не долетела.

— Точно. За этим и приходим. Творим, что хотим. Девок насилуем как ты, а потом в бордели продаем как ты, — чуть скривившись, саркастически ответил Василий и сказал. — Ладно, давай вставай, и покончим с этим делом.

— Может еще вопросы остались? Я готов еще побазарить, — сказал мур пытаясь встать со связанными руками.

— Обойдемся как–нибудь, — Вася усмехнулся, понимая, что Волчок хоть и был наркоманом, но все же оказался не полным клиническим идиотом, и догадывался о весьма вероятном невеселом конце и просто тянул время.

В принципе неплохая тактика. Ей он выиграл несколько часов жизни, а как старшина понял, за несколько часов в этом проклятом месте может измениться все и кардинально. Мог появиться матерый заражённый, могли прийти какие–то знакомые Волчка, да и вообще могло произойти что угодно, вплоть до превращения стаба в нормальный кластер и его неожиданной загрузки, конечно, если только такое вообще возможно.

Волчек удивил, махом стерев нервную усмешку с лица старшины. Из неловкого подъёма со связанными руками бандит перешёл в стремительный бросок вперед. Павлов успел выстрелить и попал, но пуля отрикошетила от тела бандита вдруг ставшего каменно–серым. Насильник врезался в Василия плечом с такой силой, будто был не живым человеком, а стал настоящей бетонной глыбой. Вася отлетел к стене и упал, а мур умудрившись остаться на ногах, рванулся мимо девчонки на улицу.

Виктория не попыталась заслонить ему путь, да и не смогла бы это сделать. Однако она не закричала и не поддалась панике. Девочка разозлилась, поняв, что её обидчик сейчас уйдёт, и нашла в себе силы выстрелить. К этому времени действие умения Улья сделавшего кожу Волчка каменной уже истекло, ведь он не соврал и действительно практически не развивал его горохом, поскольку предпочитал тратить горох на спек. Однако арбалетный болт не убил его, ведь Вика попала только в ногу, хотя целилась в спину. Насильник вскрикнул от боли, споткнулся, но не упал, а продолжил бежать, припадая на раненую конечность.

Старшина нашёл в себе силы подняться, подобрал выроненный пистолет и бросился в погоню. Упускать бандита он не собирался, ведь тот мог вернуться сам, когда его не будут ждать, а то и привести с собой друзей. Таких же «не муров» как и он сам, а Василий знакомиться с ними хотел еще меньше, нежели с развитыми тварями Улья.

— Будь тут! — крикнул милиционер девочке, выскакивая под стену дождя.

Бандит хотел жить и боролся за жизнь до конца. Он бежал раненый и голый под дождем по траве кустам и колючкам, так как не каждый здоровый сможет в нормальную погоду, в нормальной экипировке и на корте с хорошим покрытием. Он даже каким–то образом сумел освободить руки, хотя там, где учили такому связыванию, говорили, что с руками за спиной это практически не возможно. Если без ножа. Возможно, Павлов бы его не догнал, но ему этого не требовалось. Он не собирался задерживать этого преступника, а стрелял хорошо. Сократив расстояние до приемлемого Василий остановился и вскинул оружие. Сбитое дыхание и дождь мешали целиться, но не слишком сильно. ПМ хлопнул дважды, и тело мура рухнуло в высокую траву. Когда Вася подошёл насильник ещё дышал, но это были последние его вздохи. Одна пуля угодила под лопатку чуть ниже сердца, а вторая попала в затылок. Волчек лежал, распластавшись животом в низ, широки раскинув руки и повернув голову на бок. Губы бандита что–то негромко бормотали, и что бы попробовать услышать его последние слова, старшине пришлось бы наклоняться, но он не стал.

Через несколько мгновений мур сгреб пальцами траву, сжимая руки в кулаки, и затих окончательно. Павлов ещё постоял над ним пытаясь понять, что он чувствует по поводу настоящего убийства человека, но так и не понял своих чувств. Решив, что убиенный не будет преследовать его во снах, милиционер проверил пульс насильника приложением пальцев к шее и, убедившись в отсутствии признаков жизни, отправился за лопатой, которую точно где–то видел пока обходил коровники.

Виктория встретила его, целясь в стену дождя из арбалета, но поняв, что возвращается её спаситель, опустила оружие.

— Вы его убили? — спросила девочка.

— А что мне ему конфетку надо было дать? — устало и от этого в какой–то степени зло огрызнулся Вася.

— Нет. Вы правильно сделали, — сказала девчушка, обиженно поджимая губы и отведя взгляд.

— Ты извини меня Вика. Я не должен был тебе грубить, — осознал свою ошибку старшина.

— Хорошо, — ответила она, но все ещё обижалась.

— Вика, я чертовски устал и мне ещё нужно закопать труп этого, — не называя, Павлов мотнул головой себе за спину.

— Я тебе помогу, — бросив дуть губки и в очередной раз перейдя на «ты» вызвалась девочка.

— Ты уверена? — засомневался Василий.

— Да, — мотнула головой Виктория.

— Промокнешь. Заболеешь, — постарался привести аргументы Вася.

— Он вроде сказал, что мы тут таким не болеем. Паразит не терпит вирусы, а простуда вирус, — парировала Вика.

— И трупа не напугаешься? — это был последний довод милиционера.

— Живой этот ушлепок был страшнее, — разбила его новый довод девочка.

— Ладно. Я там лопаты видел. Только давай сначала велосипед с вещами уберём от входа. Они нам ещё пригодятся, — старшина подобрал портупею и, повесив её на пояс, вложил пистолет в кобуру.

— Хорошо, — девочка повесила за спину рюкзак.

Павлову оставалось забрать копье и велосипед. Копье, древко которого было снабжено антабками и оружейным ремнем, он повесил на себя, а велосипед просто покатил. Вещи и велосипед они доставили в комнату отдыха, где и оставили. Там же оставили арбалет. Его милиционер побоялся выносить под дождь. На этом оружии тетивой служил стальной тросик и плечи у него были из металла, но Василий решил перестраховаться и не мочить незнакомое устройство. Зато копье он на всякий случай прихватил и Виктории вручил нож, вместо которого она раньше, когда он отправлял ею сторожить округу, взяла арбалет.

Хоронили мура прямо там, где Василий его убил. Пока копали не глубокую могилу, Вася вымок до нитки. Вику немного защитила кожанка, так что мокрой она была не вся, а почти вся. Вернулись под крышу, дрожа от холода, но, несмотря на это выставили наружу пару бидонов, что бы набрать воды и уже после этого поспешили убраться в комнату отдуха. Там старшина разделся до мокрых трусов и все кроме них развесил сушиться. Виктория тоже сняла штаны и кроссовки оставшись в полусырой куртке.

Пришло время провести ревизию имущества казненного бандита. Старенький пистолет Макарова. В кобуре в специальном кармашке нашлась единственная запасная обойма к нему. Еще фляжка со споровым раствором, который насильник звал живуном. Чехол для фонаря, но вместо фонаря баллончик с каким–то спреем пахнущим травами, кстати, такими же травами пах насильник, так что можно предположить, что им он пытался отбить собственный запах. Самодельные ножны с ножом серьезного вида, что достался Вике. Подсумок с короткими арбалетными болтами 2 видов. Один вид имел острые наконечники, а второй тупые со свинцовой нашлепкой. Копьецо длиной чуть более метра в качестве оружия ближнего боя. В рюкзаке нашлось несколько больших железных таблеток консервированных каш и тушёнки. Вода в баклаге, которую Виктория всю не израсходовала. Там же была маленькая газовая плитка. Наличествовали и другие бытовые мелочи, включавшие запасной баллончик с пахнущим травами спреем.

Буржуйку топить было нечем, да и опасно это было, так что, газовая плитка и консервы пришлись особенно кстати. Поев горячего, люди несколько согрелись, напились волшебного лекарства — живуна. Василий прикинул, сколько его осталось, и понял, что надолго им этого слабоалкогольного напитка с неприятным запахом не хватит. У них была всего одна початая литровая фляга, и был всего один не разведённый споран, взятый из ладанки казненного милиционером бандита. Волей–неволей нужно было думать об охоте на зараженных, ведь иначе их ждала нехорошая смерть.

Наевшись и напившись живуна, люди почувствовали себя гораздо лучше. Девочка физически чувствовала себя не хуже, а возможно и даже лучше чем чувствовала до попадания в Улей. Старшина мог сказать бы о себе то же самое, если бы не раны, но и они беспокоили гораздо меньше. Милиционер решил, что даже обезболивающего на ночь пить не будет. Видимо Волчок не наврал про чудодейственные регенеративные свойства этого напитка. Хотя зачем ему было врать на пустом месте? Этим бы он себе ничего не выгадал.

Обсудили ближайшие планы. Идти искать стабы связанные с внешниками, где обитают люди вроде Волчка и команды Калача не хотелось. Неизвестно на какой стаб и кого в этом стабе они нарвутся. Со слов бандита далеко не все там были мурами и просто подонками, но старшина не слишком ему верил в этом плане и по опыту прошлой жизни знал, что подонки при их меньшинстве даже в нормальном мире лучше организованы. В новом мире им тоже ничего не мешает организовываться лучше и подминать под себя обывателей, занимая верх иерархии. К тому же обычно подонки не страдают моральными принципами и при прочих равных имеют больше шансов на выживание в условиях глобального звездеца. Не каждый обыватель сможет тюкнуть соседа по голове молотком, несмотря на то, что от этого будет зависеть его жизнь, а из поголовья подонков на это способны может и не все, но большинство. В общем, он считал, что в Улье даже на роли обывателей должны быть люди сумевшие переступить через законы и общественную мораль. Пусть не все такие, но многие.

Идти на дальний или средний запад с к стабам враждующим с внешниками и мурами, казалось идеей поразумнее, но где их искать Волчок не представлял. Речь шла о расстоянии не менее 500 километров, и его нужно было не проехать по прямой автостраде на машине в полной безопасности, а пройти, пешком петляя по кластерам полным зомби, муров и еще неизвестно каких опасностей. Путешествие могло растянуться на недели, а то и месяцы и к нему следовало тщательно подготовиться. Нужны были экипировка и оружие, нужно было научиться правильно вести себя в этом мире, нужно было хоть чему–то научить Викторию, а, следовательно, не стоило немедленно двигать в сторону заката. Нужно было окопаться на месте и осмотреться, а уж после двигаться на запад.

Приняв самое важное на текущий момент решение от нечего делать, задумались над новыми именами. Василий не ощущал, что ему так уж нужно новое имя, однако они решили, что на случай встречи с разумными обитателями Улья прозвища стоит выбрать. Ведь со слов покойного Волчка получалось, что даже нормальные рейдеры могут повести себя неадекватно с тем, кто долго в Улье и не поменял имя на прозвище. Вика в итоге решила, что её будут звать Пандой. Ей чем–то нравились эти чёрно–белые животные. Она любила вещи с их изображениями, и даже папа иногда звал девочку своей пандой. Васе ничего нормального придумать не смогли и в итоге решили, что будут звать его просто Дядей. Это прозвище с неизвестно какой попытки придумала Вика, и Павлова оно вполне устроило, в отличие Судьи, Законника, Мента и еще множества вариантов.

Той ночью Виктория–Панда плакала. Она делала это тихо и думала, что её никто не услышит, но старшина проснулся и долго обнимал девочку пока та, наконец, не успокоилась. Успокоившись, Вика уснула у него в объятьях, и Василий ещё долго обнимал её, точно родную дочь, которой у него не случилось и теперь уже, наверное, никогда не случится. Виктории тоже было хорошо с ним. Он был единственным, кто связывал её с прошлым. Практически самым родным в этом мире человека. С ним девочка чувствовала себя хоть как–то защищённой.