XXV

Политика герцога д'Эгийона. — Руководством ему служит памятная записка дофина, сына Людовика XV. — Следовать этому плану в отношении Австрии оказывается затруднительно. — Поведение герцога д'Эгийона в отношении второстепенных государств. — Господин де Верженн в Стокгольме. — Раздел Польши. — Докладная записка, поданная герцогом д'Эгийоном королю.


Как мы уже говорили, политика герцога д'Эгийона явилась полной противоположностью политике г-на де Шуазёля. Он смело продолжал ее, опираясь на памятную записку дофина, отца Людовика XVI.

Вот выдержка из этой памятной записки, на которую опиралась политика герцога д'Эгийона.

«Мне следует постоянно помнить, — говорит дофин, — что множество правительств было уничтожено, что несколько королевских династий в Европе пресеклись и что главные государства, которые меня окружают, это соперники дома Бурбонов.

История свидетельствует, что двумя главными из них являются Англия и Австрия.

Из этих двух соперников Англия наименее опасна. Франция должна помнить, что она может как иметь, так и не иметь военно-морской флот, ибо государства, у которых его нет, прекрасно живут за счет своего земледелия, своей торговли и своей природной промышленности. Нас, даже и без военно-морского флота, весьма уважали и боялись в годы министерства кардинала де Флёри, которому мой отец полностью передал заботу об управлении государством.

Стало быть, то, что Англия будет иметь большее или меньшее преобладание на морях, может лишь несколько увеличить или уменьшить благосостояние Франции, не нанося ей существенного ущерба. Это Англия должна рассчитывать на свою торговлю как на обязательное условие поддержания нынешнего положения; стало быть, Англия — не та соперница, какой надо страшиться в первую очередь.

У Австрии же куда больше поводов и возможностей враждовать с нами, и это опасно для нас; в наших интересах наблюдать за ней, окружать ее со всех сторон и мешать ей вредить нам, ибо ее политика заходит дальше, чем допускает ее религия; это новая европейская держава, которая на наших глазах вышла из ничтожества и, за счет своих соседей и с великой опасностью для нас, возвысилась при Карле V до уровня всемирной монархии.

И потому мне следует стараться отыскивать в истории моих предков сведения о тех средствах, посредством коих они отняли у Австрийского дома Испанию, Неаполь, Лотарингию, часть Нидерландов, Эльзас, Франш-Конте и Руссильон, и не забывать, что я не придерживаюсь наблюдательной политики. Австрия ответит мне на это напоминанием о том, что она отняла у моих предков с начала своего существования, а это не такие уж давние времена, и все помнят, что представляла собой Франция при Карле Великом.

Мои предки, по крайней мере из той ветви, к какой принадлежу я, неизменно придерживались изложенных выше принципов, как вдруг во Францию прибыл человек, лотарингец душой и по происхождению, который в данный момент причиняет несчастье этой стране.

Герцог де Шуазёль, получающий пенсион от Австрийского дома, задумал подкрепить первоначальные идеи аббата де Берни, имевшего интерес угодить Австрии; тот и другой заложили основы тех величайших несчастий, какие угрожают моей династии, если австрийские принципы когда-нибудь возьмут в ней верх. Лет десять тому назад герцог де Сен-Симон дал мне просмотреть очень толковую памятную записку на эту тему, где он доказывает, что Франция не сможет сохраниться, если не будет вести постоянную борьбу против Австрийского дома. Эта записка найдется в моих бумагах; в ней доказывается, что нельзя останавливаться до тех пор, пока Австрийский дом не будет низведен до положения какого-нибудь нынешнего курфюршества.

Тем не менее мой отец, руководствуясь принципами, критиковать которые мне непозволительно, заключил союз с Австрийским домом, нанеся этим ущерб интересам малых государств, которые мои предки со славой для себя поддерживали и защищали; он никогда не хотел вникнуть в причины преступного безрассудства г-на де Шуазёля, разрушившего здание, которое в течение многих веков укреплялось самыми вдумчивыми и самыми преданными нашему дому государственными мужами.

Несомненно, договоры следует чрезвычайно скрупулезно соблюдать; однако деликатность имеет границы, и, когда государству станет по опыту ясно, насколько обременителен для подданных договор, связывающий руки Франции, которая живет лишь благодаря тому, что имеет возможность использовать свою военную мощь, оно, не объявляя войны императору, безусловно положит пределы договору, ограничивающему нас со всех сторон и мешающему нам быть французами».

К несчастью, следовать этому плану в отношении Австрии было затруднительно. Союзный договор 1756 года по-прежнему существовал, и не было никакого благовидного предлога для того, чтобы разорвать его. Более того, Мария Антуанетта, несомненно, уже обладала властью над дофином, и если он выказывал столь великую ненависть к г-ну де Шуазёлю, то происходило это вовсе не потому, что г-н де Шуазёль был агентом Австрии, а потому, что, как полагал дофин, г-н де Шуазёль был виновен в смерти его отца. К тому же король, который, несмотря на свой преклонный возраст, не лишал себя никаких удовольствий, мог в любую минуту умереть; тогда все оказалось бы в прежнем положении и г-н д'Эгийон, подобно древнеримскому учителю ворона, мог бы сказать: «Opera et impensa periit».[13]


И потому он принялся потихоньку готовить Европу к тому, что рано или поздно роковой договор 1756 года будет на глазах у нее отменен.

Как мы уже говорили, австро-французским союзом были напуганы прежде всего второстепенные государства. Герцог д’Эгийон стал успокаивать их, выслушивать, привечать.

Он начал с того, что примирил Швецию и Данию, двух наших естественных северных союзниц с тех пор, как Польша, все еще существовавшая как королевство, перестала существовать как держава.

Герцог де Шуазёль постоянно досаждал швейцарцам, нашим давним союзникам. Он имел привычку говорить: «Подл, как швейцарец!» При этом, задевая их интересы, он основал порт Версуа на Женевском озере.

Герцог д'Эгийон прервал начавшиеся там работы.

Герцог де Шуазёль отнял у папы графство Венессен и город Авиньон; по его словам, это было сделано для того, чтобы возместить потерю колоний, а в действительности, для того, чтобы порадовать философов, нападавших на религию.

Герцог д'Эгийон принес Ганганелли публичные извинения и вернул ему город и графство.

Англия, видя нашу тесную связь с Австрийским домом, встала на сторону Фридриха II. Этот союз Англии с Фридрихом означал войну против нас. Герцог д'Эгийон заложил основы мирного договора и торгового соглашения с Англией, которые должны были восстановить дружеские отношения, существовавшие в течение тридцати лет после заключения Утрехтского мира.

Со времен знаменитых походов Карла XII, истощивших людские и денежные ресурсы страны, Швеция, напуганная этим королевским всевластием, которое увлекло за собой в бездну целый народ, делала все возможное, чтобы обуздать власть своих королей; она разделилась на группировки, прислушивавшиеся к России, Австрии, Дании и королю Пруссии. Влияние Франции, столь значительное в Швеции во времена Густава Адольфа, сменилось австрийским влиянием; эту утраченную позицию следовало вновь завоевать. Густав III желал выйти из-под опеки, которую навязывали ему народ и знать. Будучи еще кронпринцем, он написал г-ну де Шуазёлю об этом своем желании; однако г-н де Шуазёль воздержался от того, чтобы воздать должное требованиям юного принца, ибо это означало чересчур явно обидеть Австрию. Герцог д'Эгийон, напротив, не соблюдал подобной осторожности. Он вызвал г-на де Верженна, нашего бывшего посла в Константинополе, из ссылки, куда тот был отправлен г-ном де Шуазёлем, снабдил его инструкциями и отправил в Швецию, вернувшись, таким образом, к правилам старой французской дипломатии: «Возвышай слабых, уничижай сильных».

Присутствие г-на де Верженна принесло свои плоды: в Швеции произошел переворот, вернувший королю Густаву III власть, которую прежде делила с ним знать, и освободивший его от русского, австрийского и прусского влияния. Этот переворот совершился в течение пятидесяти четырех часов, причем без всякого кровопролития, 18 августа 1772 года.

Правда, двадцать один год спустя граф Горн, граф Риббинг и Анкарстрём взяли у Густава III кровавый реванш.

Мы уже описывали состояние слабости, в какое впала в разгар европейских конфликтов Польша, с тех пор как ее перестала поддерживать могучая рука Франции. Екатерина II, имевшая виды на этот несчастный народ, дала ему короля и, совершенно уверенная в ничтожности этого короля, приготовилась вторгнуться в его королевство.

Герцог де Шуазёль увидел в союзе дворов Берлина и Санкт-Петербурга всего лишь отступничество от союза с Веной и Версалем, но Венский двор видел дальше: он видел, что Версальский двор, истощив живую силу и деньги, стал посредственным помощником с тех пор, как Россия отдалилась от него; именно тогда г-н де Шуазёль дал приказ г-ну де Верженну подтолкнуть Турцию к войне против России. В случае победы турецких войск могущество, а главное, престиж Российской империи должны были ослабнуть; в случае же поражения турок Россия приблизила бы свои владения к австрийским владениям и обеспокоила бы этим Империю, которая испытала бы еще большую нужду в нас. Напрасно г-н де Верженн растолковывал г-ну де Шуазёлю всю бесполезность этой войны и предсказывал ему те губительные последствия, какие она будет иметь: министр приказал нашему послу действовать в том же духе, а затем, в ответ на новые возражения г-на де Верженна, отправил его в отставку и приказал ему удалиться в Бургундию, где тот с тех пор и оставался, не имея ни влияния, ни должности.

В итоге произошло именно то, что предсказывал г-н де Верженн: Турция потерпела поражение, как мы это уже говорили по поводу празднеств, устроенных Потемкиным императрице Екатерине II; русские войска вторглись в Молдавию, и кони донских казаков утоляли жажду в Дунае. И тогда Австрия, испуганная тем, что земли, завоеванные русскими, и ее собственные территориальные владения оказались в соприкосновении, сблизилась с королем Пруссии, добиваясь от него нейтралитета в случае войны. Таким образом, старый Фридрих, почти самозванец в великой семье европейских монархов в момент своего восшествия на престол, захудалый курфюрст Бранденбурга, как его еще называли в начале царствования, в старости оказался обласкан двумя великими северными державами и стал вершителем европейских судеб, в то время как г-н де Шуазёль, желавший лишить его трона, был сослан в Шантлу.

Вследствие этого сближения Австрии и Пруссии возникла мысль о разделе Польши.

Все усмотрели в этом выгоду для себя.

Так что дело было быстро решено между северными державами, которые даже не сочли нужным обсудить его с Францией.

Австрия ввела свои войска в Спиш, а Пруссия — в Познанское воеводство. Екатерина захватила Варшаву.

Известие об этом грандиозном политическом четвертовании вызвало сильное потрясение в Версале.

Герцог д'Эгийон подал королю следующую докладную записку:

«Подумайте, какую веру может питать Франция к дружбе Австрийского дома и чего нам ждать от дома, связанного с королем одновременно узами мирного договора и узами брачного союза. В один прекрасный день Венский двор изъявляет желание увеличить свои владения за счет короля Пруссии, и тогда он поднимает для совместных с ней действий против этого государя Францию, Россию и Швецию. В другой раз Венский двор изъявляет желание расширить свои земли за счет Польши, нашего лучшего друга, и тогда он сближается с королем Пруссии, нашим врагом, и вступает в союз с ним и царицей, которая как никогда прежде раздражена против нас.

С другой стороны, безмерному честолюбию молодого императора Иосифа II нет равного. Он дожидается лишь того момента, когда будет править один, чтобы осуществлять тот замысел, какой он обдумывает теперь у себя в голове; у него есть дальний прицел на Баварию; он зарится на венецианский Фриуль; он хочет восстановить судоходство на Шельде, закрытое по условиям стольких мирных договоров; он желает завладеть Боснией; а кто сказал, что он забыл об утрате Лотарингии, Эльзаса и Силезии? Разве тот, кто осмеливается отнять у нас лучшего из наших друзей, тот, кто лишает его владений, не способен, если он это может, вновь захватить те земли, какие мы у него отвоевали? Разве тот, кто пренебрегает столь важным альянсом, как альянс с Версальским двором, чтобы во вред нам совершить неслыханное вторжение, не способен создать союз против нас? Итог нашего альянса с Венским двором, альянса, забравшего у нас такое количество людей и денег, состоит в том, что мы остались без друзей и на севере Европы существует направленная против нас грозная лига, в которую входят Вена, Берлин и Санкт-Петербург. В одно мгновение эти три державы могут поставить под ружье триста тысяч солдат; в одно мгновение они могут по собственному усмотрению ввести их на территорию слабых государств, которые им осталось захватить; в одно мгновение они могут завершить полное уничтожение Польши. Франция без союзников, Франция с ее нынешними малыми возможностями для сопротивления, Франция, истощенная последней войной, которая была затеяна ради поддержки Австрийского дома и ради того, чтобы содействовать ему в возвращении его владений, оказалась в труднейшем кризисе; она доведена до унизительнейшего молчания; она вынуждена подавлять свой собственный характер и развивать в себе характер нации-наблюдательницы, которая оправдывает все то, что сегодня делают, даже не советуясь с ней. Куда подевались те времена, когда без согласия французского короля никому в Европе не разрешено было выстрелить из ружья?

Но, каким бы критичным ни было сегодня политическое положение Франции, у нее остаются, тем не менее, ресурсы, равные ресурсам Северной лиги, а может быть, и превосходящие их.

Но сколько же предубеждений, как подлинных, так и надуманных, надлежит нам разрушить, чтобы подготовить альянс с державой, дружба с которой в этот момент необходима королю, дабы пресечь замыслы северных держав! Если мы пожелаем заключить союз с Лондонским двором, сколько источников вражды иссякнет! Сколько предубеждений будет преодолено! Есть основания полагать, что Сент-Джеймский кабинет считает нас весьма причастными к смуте в Америке. Характер г-на де Шуазёля и война, которую он хотел снова развязать против Англии в обстоятельствах, когда положение европейских дел могло облегчить наше неотложное и необходимое сближение, способны были служить достаточным поводом для того, чтобы держать Лондон в опасении, что мы по-прежнему являемся его врагами.

Несмотря на такое положение дел с Лондонским кабинетом, зрелище Севера, сплотившегося, объединившегося, вооружившегося и вторгшегося во владения наших друзей, вынуждает меня предложить королю контрлигу Юга, состоящую из Франции, Испании, Англии и Сардинии. Новые узы, соединившие нас с королем Сардинии, обеспечивают нам его дружбу; Испания позволит убедить себя с большим трудом, поскольку г-н де Шуазёль чрезвычайно настроил ее и против Лондонского кабинета, и против моего министерства. Что же касается короля Англии, то сколько же у нас есть средств для того, чтобы ослабить эту вечную борьбу и это враждебное соперничество, препятствующие нашим торговым связям! Я изложу сейчас его интересы, связанные с разделом Польши.

Вся Европа убеждена, что этот раздел превращает прусскую монархию в настоящую морскую державу; из положения военного и земледельческого государства она переходит в положение торговой и морской державы, и, подобно тому, как в течение последних лет мы видели короля Пруссии вторгающимся во владения своих соседей, которые были сильнее его, подобно тому, как мы затем видели его обороняющим эти владения от всей Европы, которая хотела отнять их у него, в течение нескольких ближайших лет мы сможем увидеть, как благодаря своей скупости и своей активности он сделается королем Балтики. Коль скоро он завладеет Данцигом, Висла станет для него новой Темзой; в итоге эта монархия, столь мало ценимая и столь мало известная, всего за несколько лет может превратиться при короле Фридрихе в государство, опасное как для континентальных держав, так и для морских; Англия об этом знает, а эта нация настолько просвещена в вопросах своей торговли и своих интересов на море, что в данный момент в Лондоне поднимается невероятно оглушительный шум против превращения прусской монархии в торговую и морскую державу.

С другой стороны, Россия, угрожая Константинополю и явным образом обнаруживая свои замыслы в отношении судоходства по Черному морю и, возможно, по Средиземному, может захватить всю английскую морскую торговлю в этих краях. Какой повод для альянса против Северной лиги! Какая возможность для нас помочь англичанам в их борьбе с опасностями, которые угрожают им, а заодно и нам! Я предлагаю королю изучить с присущей ему мудростью такую точку зрения, и, поскольку Север объединился и вооружился против наших друзей, поскольку Австрия оставляет нас наедине с нашими собственными ресурсами, мне видится лишь одна возможность противостоять этой грозной лиге — создание альянса четырех держав, способных послужить ей противовесом: Франции, Англии, Испании и Сардинии.

Я представлю развитие этих положений в последующих докладных записках».

Загрузка...