Франкмасоны. — Тамплиеры. — Иллюминаты.
Всякое тайное общество, созданное с политической или религиозной целью, состоит, сообразно иерархическому положению, которое занимают его члены, из зрячих и слепых.
Слепые довольствуются явной целью.
Зрячие вникают в скрытую цель.
Точно так же обстоит дело с обществом франкмасонов, которое для шотландцев восходит к тринадцатому веку, для немцев — к пятнадцатому, для французов — к восемнадцатому, а для людей из любой страны, желающих изучить его путь сквозь века, теряется в непроницаемом мраке начала времен.
Масонские ложи начали возбуждать беспокойство правительств в середине XVIII века.
Генеральные штаты Голландии первыми проявляют озабоченность в отношении этого таинственного общества, явившегося неизвестно из какой страны, идущего неизвестно к какой цели и хранящего секрет, который оно открывает лишь стойким людям, после того как эти стойкие люди подвергаются страшным испытаниям.
Шестнадцатого октября 1735 года франкмасоны, прибывшие из Англии, собираются в Амстердаме, в доме на улице Стил-Стег, который они арендовали для того, чтобы устроить там ложу, как вдруг фанатичная толпа, возбужденная духовенством, врывается в зал заседаний, ломает мебель и учиняет жестокую расправу над членами общества, не успевшими покинуть ложу.
Франкмасоны подают жалобу; но, вместо того чтобы удовлетворить их требование, 30 октября того же года Генеральные штаты заявляют, что, хотя поведение членов этого общества не представляет никакой опасности для социального спокойствия, их собрания, тем не менее, запрещаются, дабы упредить неприятные последствия, которые они могут повлечь за собой.
Десятого сентября 1737 года Франция следует примеру Голландии. Полицейскому комиссару по имени Жан де Л’Эспине становится известно, что очередное собрание франкмасонов должно состояться в Ла-Рапе, в питейном заведении под вывеской «Сен-Бонне». Он отправляется туда, заявляет тем, кого застает там, что подобные собрания запрещены вследствие общих положений королевских указов, а также постановлениями Парламента, и франкмасоны удаляются, несмотря на возражения герцога д'Антена, внезапно появившегося во время речи Жана де Л’Эспине и резко отчитавшего его.
Год спустя начальник полиции Эро сам приступает к действиям против правонарушителей. 27 декабря 1738 года он лично отправляется в Суассонский дворец на улице Двух Экю, берет под стражу нескольких франкмасонов и заключает их в тюрьму Фор-Л'Эвек.
Пятого июня 1744 года приговором Шатле франкмасонам запрещается создавать ложи, а собственникам домов и трактирщикам — принимать у себя их собрания, под страхом уплаты штрафа в три тысячи франков.
Со своей стороны, в 1738 году Климент XII выпускает против франкмасонов знаменитую буллу, предавшую их анафеме и позднее воспроизведенную Климентом XIV.
В 1737 году Гастон, последний великий герцог из рода Медичи, проникается беспокойством по поводу масонских объединений, которые начинают создаваться в Тоскане, и доносит на них Клименту XII как на распространителей теорий, достойных осуждения.
Восемнадцатого февраля 1739 года в Риме сжигается рукой палача сочинение в защиту франкмасонства, изданное в Дублине.
Наконец в 1748 году совет Берна запрещает масонские ложи во всей Швейцарии.
Каковы же были подлинные причины гонений, происходивших во Франции, Голландии, Италии и Швейцарии? Именно это мы и попытаемся сейчас рассказать.
Мы не состоим ни в какой масонской ложе, и, стало быть, никто не сможет упрекнуть нас в том, что мы выдаем тайну этой секты. Все, что мы о ней знаем, является всего лишь итогом наших собственных расследований.
Как всегда, в поисках источника любого знания нашему современному обществу следует обращаться к истории Египта. Таинственный Египет, дитя Индии и отец Греции — это колыбель охватывающей весь западный мир цивилизации, которая спустилась вниз по Нилу с его Элефантиной, Фивами и Мемфисом, а затем, веером развернувшись по тысяче протоков Дельты, распространила свою оплодотворяющую силу на мир Сарданапала, Набонасара, Александра Македонского, Ганнибала и Юлия Цезаря.
У египтян каждое профессиональное умение предполагало этап ученичества или подвергалось испытаниям, дабы наставник или мастер были вполне уверены в призвании ученика или соискателя.
В зодчестве, особенно в зодчестве религиозном, образование велось так же, как и в других областях знаний. Молодые люди, обучавшиеся этому искусству, одновременно посвящались в религиозные таинства и образовывали, не относясь к священству, некую касту, или корпорацию, которая по планам, начертанным жрецами, возводила храмы и другие сооружения, посвященные культу богов. Эти зодчие пользовались большим уважением у египетян, и на развалинах города Сиена, среди гробниц первых фараонов восемнадцатой династии, можно увидеть несколько саркофагов, в которых погребены начальники работ или надзиратели каменоломен Сильсилы.[23]
Египтяне выводили свои колонии в Грецию. Эти колонии приносили с собой их тайны и их общественные установления. Однако их исконные боги, упоминавшиеся на другом языке, приняли другие имена: Осирис назывался Вакхом, или Дионисом; Исида именовалась Церерой; египетские Памилии превратились в греческие Дионисии. И потому нет ничего удивительного в том, что секта строителей храмов обнаруживается не только в Египте, но и в Греции.
Жрецы Диониса, или Вакха, возводят первые театры, устраивают первые драматические представления. Феспид, создатель трагедии, увидел в небольшом городке Аттики, на празднестве в честь Вакха, певца, взобравшегося на стол и устроившего нечто вроде диалога с хором. А поскольку такие примитивные представления, увиденные Феспидом и усовершенствованные им, были связаны с культом божества, то зодчие, которым поручалось возведение этих зданий, благодаря обряду посвящения становились близки к жречеству.
Их называли дионисовыми мастеровыми. Все это происходило примерно за тысячу лет до нашей эры. Такие мастеровые обладали исключительным правом на строительство храмов, театров и общественных зданий по всей стране. Руины построенных ими зданий свидетельствуют еще и сегодня о необычайной высоте мастерства этих зодчих, которые со временем становятся очень многочисленными и появляются в странах, соседних с Грецией. Следы их обнаруживаются в Сирии, Индии и Персии.
За триста лет до рождества Христова цари Пергама отдают им для поселения город Теос. И вот тогда они сплачиваются в братство, обладающее полнейшим сходством с братством франкмасонов XVII века.
У них есть особый обряд посвящения; у них есть пароли и опознавательные знаки; они разделены на обособленные общины, или ложи, которые именуются коллегиями, синодами и товариществами.
Эти ложи носят благовидные названия: одна именуется общиной Аттала, другая — общиной соратников Эсхина. Каждая их них управляется начальником и председателями, или надзирателями, избираемыми ежегодно. Члены общин именуются братьями, и на своих тайных церемониях братья используют орудия своего ремесла. В определенные моменты они устраивают совместные застолья и общие собрания. На этих застольях они произносят символические здравицы, на этих собраниях они присуждают награды самым опытным мастеровым. Среди них нет неимущих, ибо самые богатые должны оказывать вспомоществование бедным. Если мастеровой заболевает, все обязаны прийти ему на помощь. Если больной, имеющий заслуги перед братством, умирает, ему устанавливают надгробный памятник на кладбищах Сеферихисара или Эраки, подобно тому как за две тысячи лет до этого памятники зодчим устанавливали в городе Сиена их предки.
Аттал, царь Пергама, входил в это братство.
Братство, как мы уже говорили, действовало в Египте, Греции и Малой Азии, Сирии, Персии и Индии; в Финикии, которая входила в Сирию и представляла собой узкую полосу земли, тянувшуюся от Арадоса до Тира вдоль берега Средиземного моря, тоже были подобные сообщества.
Евреи, пришедшие, как и финикийцы, из Египта, тоже освоили там ремесло каменщика.
И потому, невзирая на нежелание евреев смешиваться с любыми другими народами, каменщики-евреи и каменщики-финикийцы сообща строили храм Соломона, сооруженный, как утверждает Иосиф Флавий, по плану храма Геракла и Астарты, построенного в Тире.
Так вот, эти мастеровые, строившие храм и не говорившие на одном языке, поскольку одни были египтянами, а другие — евреями и финикийцами, узнавали друг друга посредством паролей и тайных знаков, которые были одинаковыми для каменщиков из всех стран.
Отсюда и та легкость, с какой устанавливаются сношения между Иудеей и Финикией. Вот почему царь Тира позволяет Соломону рубить лучшие кедры в Ливанских горах; вот почему по просьбе Соломона он посылает ему Хирама, своего зодчего, человека опытного и ставшего для него вторым отцом; вот почему он велит уложить срубленные деревья на плоты и на этих плотах переправить в Иоппию, откуда Соломону было уже легче перевезти их в Иерусалим.
«И исчислил Соломон всех пришельцев, бывших тогда в земле Израилевой, после исчисления их, сделанного Давидом, отцом его, — и нашлось их сто пятьдесят три тысячи шестьсот.
И сделал он из них семьдесят тысяч носильщиков и восемьдесят тысяч каменосеков на горах и три тысячи шестьсот надзирателей, чтобы они побуждали народ к работе».[24]
Хирам руководил всей работой.
Чуть позже мы увидим, какие подробности относительно строительства храма и его описания масонское предание заимствует из этих двух глав Библии.
«И вот тогда, — говорит Скалигер, — образуется товарищество, которое берет на себя заботу содержать храм в порядке и украсить его портики и члены которого принимают имя рыцарей Иерусалимского храма».
Из этого товарищества рыцарей Иерусалимского храма выходит секта ессеев, в которую, по словам Евсевия Кесарийского, был посвящен Иисус.
Мастеровые храма появляются в Риме при Нуме, за семьсот четырнадцать лет до нашей эры. В Риме учреждаются коллегии зодчих (collegia fabгоrum); их основателями были греки, которых Нума выписал из Аттики. Эти товарищества именуются также fraternitatеs.[25]
Эти товарищества, эти братства, эти коллегии зодчих имели особые льготы, особую подсудность и отдельных судей. Они пользовались налоговой неприкосновенностью, продолжавшейся у них в годы империи и в средние века; вот поэтому они и стали называть себя вольными каменщиками, или франкмасонами.
Самым знаменитым товариществом вольных каменщиков было товарищество из города Комо, именовавшееся magistri comacini, то есть «мастера из Комо».
Именно эти товарищества застраивают всю Италию религиозными сооружениями, в то время как некоторые из них, образовав обширный союз, переваливают, с одной стороны, через Альпы, а с другой — через Апеннины и распространяются по всем странам, где католичеству недостает церквей и монастырей.
Теперь эти товарищества вольных каменщиков состоят не только из итальянцев, но и из греков, испанцев, французов, португальцев, бельгийцев, англичан и немцев.
Примерно в конце XV века те, кто был принят в эти ремесленные и артистические товарищества в качестве почетных членов и покровителей, начинают учреждать особые товарищества, которые оставляют без внимания материальную сторону дела и закладывают основы его мистической стороны. В 1512 году Флоренция предлагает нам образец одного из подобных товариществ ученых и политических деятелей. Его символами являются мастерок, молоток и наугольник, а покровителем — святой Андрей, покровитель шотландских каменщиков.
Тем временем чисто артистические товарищества продолжают выполнять свой великий труд. Именно они усыпали всю Европу теми гигантскими гранитными цветами, которые еще и сегодня вызывают восторг у поэтов и отчаяние у архитекторов. В XIII и XIV веках они возводят кафедральные соборы в Кёльне и Мейсене, а в 1440 году — в Валансьене; в 1385 году строят монастырь Баталья в Португалии и монастырь Монте Кассино в Италии. Во всех этих сооружениях они оставляют свои символические знаки. Так, в кафедральном соборе Вюрцбурга, перед дверью погребальной комнаты, высятся две колонны, на капители одной из которых начертано имя Иахин, а на стволе другой — имя Во аз: оба они из репертуара масонов. Так, наконец, фигура Христа, занимающая тимпан правого портала церкви Сен-Дени, держит левую руку под прямым углом к груди, на уровне подбородка, — такая поза характерна и для нынешних франкмасонов.
Более точные сведения, какими мы располагаем в отношении масонских обществ той эпохи, сохранил для нас аббат Грандидье. Эти сведения он почерпнул из старого реестра товарищества каменщиков Страсбурга, возводивших там кафедральный собор. Это удивительное творение было начато в 1277 году под руководством Эрвина фон Штайнбаха и закончено лишь в 1439 году. Каменщики, строившие это сооружение, были разделены на три разряда: мастера, подмастерья и ученики. Они собирались в месте, которое именовалось hütte, ложей, что равносильно латинскому слову mасегiа, и использовали в качестве эмблемы орудия своего ремесла: наугольник, циркуль и нивелир. Они узнавали друг друга по особым знакам и принимали в свое братство в качестве вольных членов лиц, не связанных с ремеслом каменщика. Наконец, хорошо всем известный знак — наугольник и циркуль, окружающие букву С, — служил торговой маркой Иоганна Грюнингера, занимавшегося издательским делом в Страсбурге в 1525 году.
В Страсбурге, как и повсюду, эти товарищества имели начальника, руководившего всем братством, и по мастеру на каждые десять человек, командовавшему девятью остальными.
Однако именно в Англии возобновляются масонские таинства, унаследованные от римлян, ни на мгновение не утраченные, но напуганные, если можно так выразиться, войнами пиктов, скоттов и саксов и вновь начавшиеся, как только эти последние становятся мирными властителями острова. К обломкам национальных традиций они тотчас же присоединяют внешние силы. Они приглашают в Англию зодчих из Франции, Италии, Испании и Константинополя, которые, правда, возвращаются к себе на родину перед лицом набегов датчан, но соприкосновения с которыми оказывается достаточно для того, чтобы воскресить все прежние умения каменщиков, и Этельстан, внук Альфреда Великого, придает им новую жизнь, приказав построить несколько церквей и несколько дворцов. Помимо того, на общей ассамблее братства, которая происходит в Йорке в июне 926 года и которой руководит Эдвин, младший из сыновей короля, составляется, обсуждается и принимается устав, предназначенный для масонов Англии.
Вскоре членство в масонском братстве входит в моду; принцы и короли охотно вступают в него и гордятся своим титулом великого мастера. Именно тогда появляется орден тамплиеров, который наделен духом честолюбия и понимает, что можно сделать из этой сети сообществ, покрывающей весь мир; он захватывает ложи каменщиков в Англии, Франции и Италии, прячет вынашиваемые им политические замыслы под маской человеколюбия своих деяний: наводит мосты, строит больницы, прокладывает дороги, которые до сих пор носят его имя, поддерживает в порядке три древнеримские дороги в Испании, со сказочной быстротой возводит те тысячи церквей с каменными колокольнями, которые народное предание еще и сегодня приписывает ему и которые вздымают свой гранитный гребень во Франции, в Испании и в Италии, особенно в Италии, где и в наши дни эти церкви по-прежнему называют della Massone или della Maccione, то есть Масонскими.
Чтобы набрать большую силу, английское масонство нуждалось в гонениях. И в этих гонениях недостатка не было: в 1425 году по настоянию епископа Винчестерского, наставника Генриха VI, в то время еще несовершеннолетнего, был издан указ против масонов, а 27 декабря 1561 года, когда братство проводило свое ежегодное собрание в Йорке, королева Елизавета отправила отряд вооруженных солдат, чтобы разогнать его. Однако солдаты, вместо того чтобы разогнать ассамблею и очистить ложу, были введены в храм, пребывая в убеждении, что это нисколько не противоречит их обязанности чтить королеву и подчиняться законам королевства, и сами были приняты в масоны, пройдя перед этим необходимые испытания.
После этого королева Елизавета отказывается от преследований масонов и своим указом отменяет указ Генриха VI.
В Шотландии масонство принимает такие же масштабы, однако в 1437 году Яков II отнимает у масонов право избирать великого мастера и доверяет эту должность Уильяму Сент-Клеру, барону Рослину, и его наследникам по прямой линии, чье право на такое наследство было подтверждено в 1650 году шотландскими масонами.
Наконец в 1703 году ложа Святого Павла в Лондоне, позднее именовавшаяся ложей Древности № 2, принимает решение полностью изменить облик братства.
В этом решении говорилось, что «отныне все привилегии масонства перестанут быть уделом исключительно масонов-строителей и пользоваться ими будет позволено людям различных профессий, если только они должным образом прошли испытание и были посвящены в орден».
Со дня этого решения, принятого в начале философского века, которому предстояло породить таких людей, как Вольтер, Руссо, Монтескьё, Дидро, д'Аламбер, Реналь, Гельвеций и Гольбах, ведет отсчет новая эра масонства.
Этим же временем, по всей вероятности, датируется и его превращение: из артистического оно сделается политическим и совершит в пользу свободы то дело, которое тамплиеры хотели поручить ему в пользу собственного честолюбия и которое, с таким размахом начатое, было внезапно прервано судом над ними и казнью их великого магистра.
Ну а теперь от «Истории масонства» г-на Клавеля перейдем к «Истории якобинства» аббата Баррюэля и к суду над Калиостро.
Это никоим образом не значит, что аббат Баррюэль считает масонство таким безобидным, каким оно представлено у современного историка. Напротив, аббат Баррюэль видит в масонстве вечный заговор против королевской власти, тайну которого знали лишь великие мастера в эпоху античности, тамплиеры в средние века и розенкрейцеры в нынешние времена.
Вот в чем, согласно г-ну Клавелю, заключалась тайна, открытая великим мастерам. Мы приводим выдержку из его сочинения дословно.
«Хирам-Авия, знаменитый зодчий, был послан Хирамом, царем Тира, к Соломону, чтобы руководить работами по сооружению Иерусалимского храма. Число работников было огромным. Хирам-Авия распределил их, в соответствии с тем опытом, каким они обладали, на три разряда, для каждого из которых было установлено определенное жалованье.
Это были разряды учеников, подмастерьев и мастеров. Ученики, подмастерья и мастера имели свои отдельные таинства и узнавали друг друга с помощью жестов, паролей и особого рода прикосновений. Ученики получали свое жалованье у колонны В, подмастерья — у колонны И, а мастера — во внутреннем помещении, и храмовые казначеи выплачивали жалованье работнику, явившемуся за ним, лишь после того, как его звание тщательно проверялось привратником. Три подмастерья, видя, что строительство храма подходит к концу, а они так и не сумели получить пароли мастера, решили силой вырвать их у достопочтенного Хирам-Авии, чтобы в других странах выдавать себя за мастеров и присваивать не полагающееся им жалованье.
Этим трем негодяям, которых звали Иувела, Иувело и Иувелум, было известно, что каждый день, в полдень, Хирам-Авия молится в храме, пока работники отдыхают. Они выследили его и, увидев, что он вошел в храм, тотчас устроили засаду у всех трех дверей: Иувела — у южных, Иувело — у западных, Иувелум — у восточных, а затем стали ждать, когда он соберется выйти. Хирам направился вначале к южным дверям; там он обнаружил Иувелу, который потребовал у него пароль мастера и, в ответ на его отказ сообщить ему этот пароль раньше положенного времени, сильно ударил его по горлу двадцатичетырехдюймовой линейкой, находившейся у него в руках.
Хирам-Авия бросился к западным дверям. Там он обнаружил Иувело, который, в свой черед не сумев добиться от него пароля мастера, нанес ему страшный удар в грудь железным наугольником.
Пошатнувшись от этого удара, Хирам-Авия собрал все оставшиеся у него силы и попытался убежать через восточные двери. Однако там он обнаружил Иувелума, который, вслед за своими сообщниками, потребовал у него пароль мастера и, не добившись своего, так сильно ударил его колотушкой по лбу, что несчастный зодчий мертвым упал к его ногам.
Трое убийц, собравшись вместе, стали выпытывать друг у друга пароль мастера. Поняв, что им так и не удалось вырвать его у Хирама, и пребывая в отчаянии от того, что им не удалось извлечь никакой выгоды из этого преступления, они думали теперь лишь о том, чтобы скрыть его следы. С этой целью они забрали тело убитого и спрятали его под грудой щебня. Когда же наступила ночь, они вынесли его из Иерусалима, чтобы похоронить далеко в горах. Поскольку достопочтенный мастер Хирам-Али, вопреки своему обыкновению, более не появлялся на стройке, царь Соломон приказал девяти мастерам отправиться на его поиски. Мастера прошли одну за другой разные дороги и на десятый день прибыли на вершину Ливанских гор. И там один из них, изнемогая от усталости, прилег отдохнуть на какой-то бугор и неожиданно заметил, что земля, из которой состоял бугор, была свежекопанной. Он тотчас позвал товарищей и поделился с ними сделанным наблюдением. Сочтя своим долгом раскопать землю в этом месте, они вскоре обнаружили тело Хирам-Авии и с великой печалью увидели, что достопочтенный мастер был убит. Не смея, из уважения к покойному, заходить в своем расследовании дальше, они засыпали могилу и, чтобы отметить ее местонахождение, воткнули туда срезанную ветку акации.
После этого они вернулись к Соломону и доложили ему о своей находке.
Услышав эту скорбную весть, Соломон ощутил, что в сердце его проникла глубочайшая печаль. Он рассудил, что лежавшее в могиле мертвое тело и в самом деле может быть лишь телом его главного зодчего Хирам-Авии, и приказал девятерым мастерам выкопать труп и доставить его в Иерусалим. Особо он велел им поискать на теле убитого запись с паролем мастера, заметив, что, если они не найдут ее, придется сделать вывод, что она пропала. На такой случай он приказал им хорошенько запомнить жест, который они сделают, увидев труп зодчего, и, слово, которое они произнесут в эту минуту, дабы этот жест и это слово использовались впредь вместо утраченного знака и утраченного пароля. Девять мастеров надели фартуки и белые перчатки и, придя на вершину Ливанских гор, выкопали тело зодчего».
На этом рассказ о тайне мастеров обрывается, и как раз для того, чтобы отыскать заветный знак и заветное слово, и было создано масонство, вот уже три тысячи лет тщетно ищущее это слово и этот знак.
Нетрудно понять, насколько разочарован бывает человек, прошедший через страшные вступительные испытания масонства, пробывший целый год учеником и два года подмастерьем и достигший, наконец, звания мастера, которого он жаждал, чтобы узнать этот великий секрет, как вдруг выясняется, что секрет этот еще предстоит отыскать и представляет он собой не что иное, как пароль, который Хирам-Авия давал мастерам-каменщикам, строившим Иерусалимский храм!
Правда, по утверждению аббата Баррюэля, масонская тайна имеет куда более дальний прицел, и, в то время как масонам низших степеней выдают в качестве тайны ордена предание о Хирам-Авии, масонам высших степеней рассказывают историю Мани.
Вначале скажем пару слов о Мани.
Мани является основателем секты манихеев; он родился в Персии спустя примерно двести двадцать лет после рождения Иисуса Христа. В возрасте семнадцати лет он был куплен богатой вдовой из города Ктесифон, которая уделила много внимания его образованию, дала ему вольную и оставила в наследство все свое состояние. И вот тогда Мани присоединяется к учению Теребинта и его учителя, египтянина Скифиана, и начинает проповедовать. Согласно Мани, сотворение мира должно быть приписано двум началам: одному, в высшей степени благому, которое есть Бог, дух, свет, и другому, в высшей степени злому, которое есть дьявол, материя и тьма. Это смесь буддизма и христианства, в которой, однако, Зороастр берет верх над Мани. Согласно Мани, Ветхий Завет есть творение князя тьмы; согласно Мани, Иисус Христос вышел из света и явился, но не в действительности, а лишь в качестве духа, дабы спасти род человеческий.
Сам же он — не кто иной, как божественный Параклет, предвещенный Иисусом его ученикам. Поэтому он принимает звание апостола Христа; поэтому он предает гласности собственное евангелие, основными положениями которого служат догмат переселения душ и запрет на все виды мяса; поэтому он посылает в Индию, Египет и Китай двенадцать своих учеников по образцу двенадцати апостолов; его секта получает такое развитие, что персидский царь Шапур сам становится манихеем. Но его рвение длится недолго. Сын царя заболевает и умирает на руках у Мани, обещавшего его выздоровление. И тогда царь отрекается от новой веры. Мани брошен в тюрьму и находится под угрозой смерти. Однако ему удается бежать, и, став беглецом, он обходит вдоль и поперек Индостан, Китай и Туркестан, зарабатывая на жизнь благодаря своим талантам живописца и скульптора, проповедуя свое учение и создавая себе многочисленных последователей. Наконец, желая поразить умы своих современников с помощью чуда, похожего на чудо воскресения, Мани делает в пещере, обнаруженной им и неизвестной никому другому, запасы провизии на целый год; затем он объявляет своим ученикам, что намерен отправиться на Небо и вернется лишь спустя год, дабы принести им повеления Бога. И в самом деле, по прошествии года, проведенного им в пещере, Мани появляется снова перед своими учениками, наделенный, по его утверждению, второй жизнью и принеся с Неба книгу с изложением своего учения, написать которую за этот год уединения у него был досуг. Это чудо принесло Мани великую известность, и, поскольку примерно тогда же его гонитель, Шапур, умер, Ормузд I, сын царя и его наследник, позволил Мани вернуться в Персию, осыпал его благодеяниями и назначил ему для проживания замок Даскара, который было приказано построить специально для него в Систане. Для Мани начинается великая эпоха. Его учение, находясь под покровительством Ормузда, обретает многочисленных последователей среди христиан. И тогда, ослепленный успехом, Мани принимает звание Параклета, которое, как он уже заявлял прежде, было предвещено ему Иисусом Христом; затем, прикрываясь этим званием, он пишет письмо Марцеллу, мужу, известному своим богатством и благочестием. Марцелл тотчас же пересылает его письмо Архелаю, епископу города Карры, и тот приглашает Мани приехать к нему и вступить с ним в открытый спор. Мани принимает вызов и излагает свое учение, проявляя великую изворотливость и яркое красноречие. Однако Архелай полностью опровергает своего противника, и католическое учение выходит из этого спора победителем.
Это поражение становится сильным ударом для Мани, но оно всего лишь пустяк в сравнении с немилостью, которая его ожидает. Ормузд, его покровитель, умирает, и Бахрам I, его сын и наследник, фанатично преданный старому культу своих предков, принимает решение уничтожить манихейскую секту и ее главу. И потому, посредством притворной благожелательности вызвав у Мани ложную уверенность в собственной безопасности, он приказывает подвергнуть учение пророка своего рода суду, заманивает Мани на этот суд, велит ему изложить созданное им учение и немедленно совершить какое-нибудь чудо, способное доказать его божественную миссию, а затем, поскольку никакого чуда не происходит, приказывает взять Мани под стражу, заживо содрать с него кожу и, набив эту кожу соломой, повесить ее у ворот Гундешапура.
Приказ был исполнен почти сразу.
Так вот, по утверждению аббата Баррюэля, именно ученики Мани, именно несчастные манихеи, спасшиеся от гонений со стороны Бахрама и нашедшие убежище в Африке, Азии и Европе, стали источником всех еретических сект, известных на Западе, главным образом во Франции, под названием альбигойцев, катаров, патаренов и булгар. И, наконец, именно у манихеев тамплиеры позаимствуют их главные таинства, а поскольку монахи-воины одновременно состояли в масонских братствах и были руководителями всех европейских лож, то на ритуалах приема в масоны, в особенности тех, что будут происходить после разгрома ордена, политическая тайна придет на смену тайне артистической и предание о Хирам-Авии, сохраненное для масонов низших степеней, заменится для масонов высших степеней преданием о Мани.
Так, по утверждению аббата Баррюэля, древняя манихейская церемония, носящая название Бема, это в точности та же церемония, какая используется при приеме в высшие степени масонского братства. Манихеи собирались вокруг катафалка, поднятого на такое же число ступеней, сколько степеней есть в масонстве, и воздавали великие почести тому, кто лежал на этом катафалке и кто был уже не Хирам-Авия, у которого пытались выведать утраченный секрет, а Мани, за смерть которого клялись отомстить.
И кому же могли отомстить за смерть Мани, преданного смерти в конце III века, и Жака де Моле, казненного в начале XIV века?
Королям.
Согласно аббату Баррюэлю, масонское братство было чисто цареубийственной организацией, куда вошли, чтобы слиться воедино, три секты: масоны, манихеи и тамплиеры, и откуда в XVIII веке вышла секта иллюминатов, высшие чины которой носили звание розенкрейцеров, а верховный глава — титул кадоша (тамплиера) и которая называла себя исправленным масонством древнего и строгого соблюдения.
Вот клятва иллюминатов:
«Во имя распятого Бога-Сына поклянись разорвать телесные связи, какие еще соединяют тебя с отцом, матерью, братьями, сестрами, женой, родственниками, друзьями, любовницами, королями, начальниками, благодетелями — с любым человеком, которому ты обещал верность, послушание, благодарность или службу.
На зови место, видевшее твое рождение для жизни в иной сфере, куда ты попадешь лишь после того, как отречешься от этого зачумленного мира, этого гнусного отброса небес.
С этой минуты ты освобожден от так называемой клятвы, принесенной родине и законам.
Поклянись открывать новому вождю, признанному тобой, все то, что ты увидишь или совершишь, прочтешь или услышишь, о чем узнаешь или догадаешься, а также выведывать и разузнавать все то, что не откроется твоему взору само.
Поклянись чтить и уважать аква-тофану[26] как надежное, быстрое и необходимое средство, способное посредством смерти или одурманивания очистить землю от тех, кто стремится обесценить истину или вырвать ее из наших рук.
Поклянись избегать Испании, избегать Неаполя, избегать всякой проклятой Богом земли. Поклянись, наконец, избегать искушения открыть кому бы то ни было услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, невидимый и неминуемый кинжал поразит тебя всюду, где бы ты ни находился.
Живи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!»
Вот что рассказывает сам Калиостро об одном из обществ иллюминатов, в которое он был принят.
Мы ни слова не изменяем в его рассказе.
«Я уехал во Франкфурт-на-Майне и встретился там с г-ном *** и г-ном ***, которые являются главами и архивариусами масонства с уставом строгого соблюдения, именуемого иллюминатами. Они пригласили меня выпить вместе с ними кофе. Я сел в их карету, не взяв с собой, ибо они так меня попросили, ни свою жену, ни кого-либо из своих слуг. Они привезли меня в деревню, находившуюся в трех милях от города. Мы вошли в дом, выпили кофе, а затем отправились в сад, где я увидел искусственный грот. Освещая себе путь фонарем, которым они запаслись, мы спустились на четырнадцать или пятнадцать ступеней в подземелье и вошли в круглый зал, посреди которого я увидел стол. С него сняли крышку, и на дне его оказался железный ящик, который тоже открыли и в котором я заметил большое количество бумаг. Двое моих спутников вынули оттуда рукописную книгу, сделанную в форме молитвенника; на ее первой странице было начертано:
За этими словами следовал текст клятвы, составленной в самых ужасных выражениях, которые я не могу припомнить точно, и содержавшей обещание уничтожить всех монархов-деспотов. Клятва была написана кровью, и под ней стояло двенадцать подписей, включая мою, стоявшую первой, причем все они тоже были начертаны кровью. Я не могу припомнить имена всех тех, кто поставил там свои подписи, за исключением господ ***. Это были подписи двенадцати великих мастеров иллюминатов, но, по правде сказать, мой росчерк был сделан не мною, и я не знаю, как он там оказался. То, что мне сказали по поводу содержания этой книги, написанной на французском языке, и то немногое, что я из нее прочитал, еще раз убедило меня, что эта секта решила нанести свои первые удары по Франции, а после падения французской монархии должна была ударить по Италии и, в особенности, по Риму; что Хименес, о ком я уже говорил, был одним из главных руководителей этой интриги и что сообщество имеет огромное количество денег, разложенных по банкам Амстердама, Роттердама, Лондона, Генуи и Венеции. Мне сказали, что источником этих денег служат взносы, которые из расчета пяти луидоров с человека ежегодно выплачивают сто восемьдесят тысяч масонов и которые служат, прежде всего, для содержания руководителей, во вторую очередь для содержания эмиссаров, посылаемых ими во все королевские дворы, и, наконец, для того, чтобы поддерживать в исправном состоянии корабли, вознаграждать всех тех, кто затевает что-либо против монархов, и оплачивать все прочие нужды секты. Мне стало известно также, что все ложи, как в Америке, так и в Африке, число коих доходит до двадцати тысяч, обязаны посылать ежегодно, в день Святого Иоанна, по двадцать пять луидоров каждая в общую казну. В конце концов они предложили мне денежное вспоможение, заявив, что готовы отдать мне даже свою кровь, и я получил от них шестьсот луидоров наличными.
Затем мы вернулись во Франкфурт, откуда на другой день я вместе с женой отправился в Страсбург».
Понятно, почему Калиостро отпирался от своей подписи: он отвечал судьям, и приведенный нами фрагмент извлечен из протокола его допроса.
Калиостро и сам был создателем нового масонского общества, как это следует из нижеследующего устава, данного им ложе, которую он основал в Лионе:
Мы, Великий Кофта, основатель и великий мастер масонства древнего египетского устава, действующего во всех восточных и западных частях земного шара, доводим до сведения всех тех, кто увидит настоящее послание, что, поскольку во время нашего пребывания в Лионе многие члены здешней ложи, следующей обычному уставу и носящей название "Мудрость”, изъявили нам о своем желании подчиняться нашему руководству и воспринимать от нас необходимые познания и полномочия, дабы понимать и распространять масонство в его истинном виде и в его изначальной чистоте, мы откликнулись на эти чаяния, пребывая в убеждении, что, подавая им знаки нашего благорасположения, мы будем иметь сладостное удовольствие трудиться во имя славы Всевышнего и во имя блага человечества.
И посему, достаточным образом определив и удостоверив в беседах с председателем названной ложи и многими ее членами полномочия и власть, какие у нас есть в этом вопросе, мы с помощью тех же самых братьев создаем и учреждаем навечно в Лионе данную египетскую ложу и делаем ее материнской ложей для всего Востока и Запада, присваивая ей навсегда отличительное имя "Побеждающая Мудрость" и назначая в качестве ее непременных и несменяемых руководителей и пр., и пр.»
Этот устав, наряду с другими эмблемами, нес на себе изображение креста с тремя буквами — L.P.D. Эти три буквы были первыми буквами следующих трех слов:
Вспомните теперь, что среди прочих философских знаменитостей, входивших в масонские ложи XVIII века, числились Кондорсе, Вольтер, Дюпюи, Лаланд, Бонвиль, Вольне, Фоше, Байи, Гильотен, Лафайет, Мену, Шапелье, Мирабо, Сиейес, Гольбах и герцог Орлеанский (Филипп Эгалите), и у вас появится искушение поверить, что мнение аббата Баррюэля в отношении смычки между франкмасонами и философами не лишено оснований и правдоподобия.
И вот в этих политических, философских и общественных обстоятельствах, только что изложенных нами, Людовику XVI, самому бесхарактерному человеку из всего своего рода, предстояло взойти на трон.
В чем же причина подобного вырождения? Сейчас мы это объясним.
Чтобы сохранять различные виды животных и даже растений в состоянии продолжительной молодости и постоянной крепости, природа предписывает скрещивание пород и смешение семейств. Вот почему в растительном царстве главным средством, сохраняющим доброкачественность и красоту видов, является прививка; вот почему у людей брак между близкими родственниками служит причиной вырождения особей. Природа страдает, чахнет и вырождается, когда несколько поколений воспроизводятся в пределах одного и того же рода. И, напротив, природа оживает, восстанавливается и крепнет, когда какое-нибудь стороннее и новое порождающее начало включается в зачатие.
Вот почему все великие династии основывают герои, а завершают собой эти династии люди бесхарактерные. Посмотрите на Генриха III, последнего из Валуа; посмотрите на Гастона, последнего из Медичи; посмотрите на кардинала Йоркского, последнего из Стюартов; посмотрите на Карла II, последнего из Габсбургов.
Так вот, эта главная причина вырождения династий, то есть внутрисемейные браки, дававшая себя знать во всех монарших домах, потомков которых мы только назвали, в династии Бурбонов ощущалась сильнее, чем в какой бы то ни было другой, поскольку нигде не зло употребляли подобными браками больше, чем в династии Бурбонов. Кровь, которая текла в жилах тех, кто царствовал во всей Европе, считалась, и в самом деле, настолько ценной, настолько великой, настолько священной, что ее не полагалось смешивать ни с какой кровью, уступавшей ей в благородстве; и потому, подчиняясь предрассудку католических королевских домов Европы вступать в брачные союзы лишь с равными себе, Бурбоны должны были при заключении браков не выходить за пределы монарших семей Флоренции, Савойи, Австрии и Испании.
Проследив, к примеру, родственную цепочку от Людовика XV к Генриху IV и Марии Медичи, обнаруживаешь, что Генрих IV является прапрапрадедом Людовика XV пять раз, а Мария Медичи — его прапрапрабабкой пять раз.
Проследив родственную цепочку от него к Филиппу III и Маргарите Австрийской, обнаруживаешь, что Филипп III является трижды его прапрапрадедом, а Маргарита Австрийская — трижды его прапрапрабабкой.
Таким образом, из тридцати двух прапрапрадедов и прапрапрабабок Людовика XV шесть человек принадлежат к дому Бурбонов, пять — к дому Медичи, одиннадцать — к дому австрийских Габсбургов, три — к Савойскому дому, три — к Лотарингскому, два — к Баварскому, а замыкают этот перечень принц из дома Стюартов и датская принцесса.
В итоге именно самому слабому из всей династии было уготовано самое тяжелое бремя, когда понадобился король, которому предстояло бороться против этой выродившейся знати, против этого развращенного общества, против этих философов-развратителей, против этих тайных и открытых врагов, окружавших со всех сторон монархию, эту преобразующую силу Генриха IV и Людовика XIV, двух гигантов династии.
Господь, чьи замыслы предустановлены, использовал в своих целях доброго, но выродившегося и бессильного монарха, которому, после того как он звался герцогом Беррийским и дофином Франции, предстояло последовательно называться королем Франции и Наварры, Людовиком Благодетельным, восстановителем свободы, королем французов, господином Вето и Луи капетом.