Людовик XV и его двор. Часть вторая

XVI

Противостояние Англии и Франции. — Разрыв. — Господин де Жюмонвиль. — Вашингтон. — Господин де Вилье и г-н де Контркёр. — Атака французских судов английской эскадрой. — Объявление войны. — Планы Англии. — Барон фон Дискау. — Господин де Монкальм. — Взятие Менорки герцогом де Ришелье. — Его триумфальный въезд в Париж. — Замысел Генриха IV установления христианской республики в Европе. — Мария Терезия и г-жа де Помпадур. — Аббат де Берни. — Его импровизация. — Он сменяет г-на де Руйе в должности государственного секретаря по иностранным делам. — Договор между Англией и Пруссией. — Союз Франции с Австрией.

Ровно за сто лет до нынешнего дня, когда мы пишем эти строки, Англия и Франция, эти два старинных врага, противостоявшие другу другу в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре, приготовились продолжить на Атлантике континентальную войну, которую они вели между собой уже пять столетий и которая на глазах у нас была приостановлена в 1745 году сражением при Фонтенуа.

Бросим взгляд на карту мира, какой она была в 1750 году, и скажем несколько слов о сравнительной мощи этих держав.

Сто лет тому назад Англия имела в Индии лишь пять факторий: Бомбей, Биджапур, Мадрас, Калькутту и Чандернагор.

В Северной Америке ей принадлежали Ньюфаунленд и та прибрежная полоса, что тянется, подобно бахроме, от Акадии до Флориды.

Ее единственным владением на Багамской банке были Лукайские острова; из Малых Антильских островов ей принадлежал лишь остров Барбуда; в Американском заливе — Ямайка.

Наконец, в экваториальной части океана Англия имела в качестве корабельной стоянки лишь печальной памяти остров Святой Елены.

Франция, напротив, имела двойное превосходство над ней как на континенте, так и по части колоний.

Она владела всей линией построенных Вобаном крепостей, которые являются ключом к Нидерландам и тянутся от Филипсбурга до Дюнкерка. Ее войска оккупировали Корсику, и по договору 1748 года она приобрела покровительственное влияние на Геную, Модену, Парму, Пьяченцу и Гвасталлу.

Как колониальная держава она владела почти всеми Антильскими островами. Ее колонии Акадия, Канада и Луизиана расширялись день ото дня. Ей принадлежали Квебек, Монреаль, Мобиль и Новый Орлеан; крепости Фронтенак, Сен-Шарль, Сен-Пьер и Морепа наперегонки воздвигались на Канадских озерах. Форт Королевы господствовал над рекой Ассинибойнов. На Виннипегских озерах она имела крепости Дофин и Бурбон. В Африке ей принадлежали Сенегал и Горея. Она колонизировала Мадагаскар и имела в качестве корабельных баз на пути в Индию, где ей принадлежало преобладающее влияние, острова Иль-де-Франс, Бурбон, Сент-Мари и Родригес.

Дойдя в нашем повествовании до 1848 года, мы дадим сравнительную картину того, что Франция завоевала, и того, что нами было утрачено.

Вернемся теперь к причинам нашего нового разрыва с Англией.

По Утрехтскому договору Англия получила часть Акадии. Границы земель, уступленных Англии, и земель, удержанных нами, были плохо определены и оставили предметом спора своего рода ничейную территорию.

На этой территории, право собственности на которую было более чем сомнительно, англичане построили крепость Несессити, поместив там довольно сильный гарнизон и доверив командование над ним майору Вашингтону. Командующий французскими войсками в долине реки Огайо, г-н де Контркёр, приказал г-ну де Жюмонвилю, одному из своих офицеров, отправиться в крепость Несессити и доставить туда письмо, в котором французский командующий просил майора Вашингтона не нарушать, посредством незаконного завладения этой территорией, мир, царящий между двумя державами, и удалиться на ту часть английских земель, что не подлежала никакому спору. Господин де Жюмонвиль берет с собой тридцать человек и выступает в путь, как вдруг на небольшом расстоянии от крепости начинается ружейная пальба, и г-н де Жюмонвиль замечает, что он полностью окружен неприятелем. Тогда он один становится между нападающими и своим небольшим отрядом, приказав ему остановиться, после чего подает рукой знак и, выступая в качестве парламентера, признанного противником, начинает читать письмо. Но при первых же его словах ружейная пальба начинается во второй раз, и он падает мертвым вместе с восьмью из своих солдат; остальные двадцать два человека взяты в плен; лишь один канадец спасается бегством и приносит французскому командующему известие об этом нарушении международного права.

В то время как канадец шел с этим известием к г-ну Контркёру, майор Вашингтон отдал точно такие же приказы, какие он отдал бы во время объявленной войны, и, став во главе четырехсот человек, двинулся на французские аванпосты; но, пройдя всего несколько льё, он был уведомлен индейцами, что навстречу ему идет многочисленный отряд, имея целью отомстить за убийство Жюмонвиля.

И действительно, г-н де Вилье, брат убитого, получил от командующего задание наказать убийц г-на де Жюмонвиля и освободить пленных. Майор Вашингтон отступил в форт и там ожидал французов.

Господин де Вилье осадил форт, и, после энергичной обороны, Вашингтон, теснимый с еще большей энергией, вынужден был сдаться. Капитуляция, оказавшаяся для англичан выгоднее, чем они могли ожидать, гласила, что гарнизон беспрепятственно отступит на свою территорию, сохранив при этом оружие и обоз.

Однако смерть Жюмонвиля была признана убийством. Со своей стороны, майор Вашингтон обязался отослать назад французских пленных, которые уже были отправлены в Бостон; но странным образом число их с двадцати двух уменьшилось до семи, и невозможно было понять, куда девались остальные пятнадцать.

Майор Вашингтон был тем самым Вашингтоном, которому Франция, всегда забывчивая, много лет спустя, во время войны за независимость, оказала помощь.

Убийство Жюмонвиля было совершено 24 мая 1754 года, а захват форта произошел 3 июля того же года.

Франция обратилась с протестом к Лондонскому кабинету, но, как всегда, Лондонский кабинет дал уклончивый ответ; затем вдруг, без всякого объявления войны и ускоряя развязку сложившегося двусмысленного положения, англичане стали совершать на море то, что король Фридрих Прусский намеревался делать на континенте, и в Париже стало известно о захватах купеческих судов и даже военных кораблей британскими эскадрами.

Эти враждебные действия начались на Ньюфаундлендской банке, то есть в тех самых краях, где незадолго до этого случилось событие, о котором мы только что рассказали.

Восьмого июня 1755 года, через год после гибели Жюмонвиля, адмирал Боскауэн, командуя английской эскадрой из тринадцати военных кораблей, встречается с французскими кораблями «Алкид» и «Лилия», с притворным дружеским видом подходит к ним, но внезапно окружает их и атакует.

«Алкид» находился под командованием г-на Окара, а «Лилия» — под командованием г-на де Лоржериля.

Эти два корабля составляли часть эскадры г-на Дюбуа де Ла Мотта.

Предлогом к нападению стал отказ обоих французских капитанов подчиниться требованию адмирала Боскауэна салютовать английскому флагу.

После героического сопротивления оба корабля были захвачены.

Спустя несколько дней был в свой черед неожиданно атакован корабль «Надежда», плававший под белым флагом. Господин де Бувиль, командовавший «Надеждой», сражался как лев и, будучи отвезен в Лондон, заявил, что считает себя не пленником цивилизованной нации, а рабом шайки морских разбойников.

Эти три события могли быть приписаны случайности, подобно тому, как англичане называли случайностью гибель Жюмонвиля, хотя в тексте капитуляции форта Несессити она была признана убийством.

Так что какое-то время еще существовала надежда получить, посредством переговоров, удовлетворение за это двойное нарушение международного права, как вдруг в Версале стало известно, что в продолжение истекшего месяца англичане захватили в общей сложности триста кораблей: семьдесят четыре судна, шедшие с наших островов; пять невольничьих судов, груженных двумя тысячами негров; двадцать шесть судов с товарами и провизией для наших островов; одно судно, шедшее в Гвинею; два корабля Ост-Индской компании: один — шедший в Сенегал, а другой — возвращавшийся оттуда; шестьдесят шесть судов, занимавшихся рыбной ловлей на Ньюфаундлендской банке; два судна, возвращавшиеся с китобойного промысла; двадцать два судна с провизией, шедшие в Канаду или возвращавшиеся оттуда с продовольствием, и двадцать семь судов, совершавших большие каботажные плавания, а также семьдесят пять барок, шхун и других небольших судов, совершавших малые каботажные плавания как вдоль берегов Франции, так и в колониях.

Таким образом, вследствие этой морской облавы около десяти тысяч французов оказались в английском плену.

Государственным секретарем по иностранным делам в Лондоне был в то время Генри Фокс, получивший впоследствии титул лорда Холланда, личный враг Франции, которому предстояло завещать нам в лице своего сына, Чарльза Фокса, врага еще более ожесточенного, а главное, еще более опасного.

Припертый к стенке Версальским кабинетом, спрашивавшим у него, как могли во время мира совершаться действия, подобные тем, какие мы только что упомянули, Генри Фокс ответил, «что состояние войны между государствами не всегда проистекает из действительных сражений и может быть следствием определенных мер, свидетельствующих о враждебных намерениях; что вооружение Франции шло на глазах у всех; что она приготовила крупные эскадры и беспрестанно перевозила войска в Канаду; что в подобных обстоятельствах британское правительство должно было принимать во внимание лишь свои собственные интересы и действовать энергично, дабы сохранить достоинство нации».

За этим вызывающим ответом последовала еще более вызывающая нота, в которой г-н Фокс требовал немедленно разоружить французский флот и снести до основания укрепления Дюнкерка; только после этого он был готов дать объяснения по поводу дел в Канаде и вообще в Северной Америке.

Господин де Руйе ответил от имени короля, «что происходящее является не чем иным, как планомерным морским разбоем в большом масштабе, недостойным цивилизованного народа; что Англия захватила не только суда короля Франции, но и купеческие корабли, на сумму более тридцати миллионов, и что Версальский кабинет требует незамедлительного удовлетворения за этот враждебный поступок».

После того как английское правительство ответило отказом на это требование, г-н де Мирпуа, французский посол в Англии, потребовал свои паспорта: война была объявлена.

Впрочем, замыслы Англии не замедлили обнаружиться. Через месяц после морского боя, в котором «Алкид» и «Лилия» потерпели поражение вследствие численного превосходства неприятеля, в долине Огайо, возле форта Дюкен, произошло столкновение между французами и англичанами, находившимися под командованием генерала Брэддока. Англичане были полностью разгромлены, их офицеры убиты, их обозы и провиант захвачены, и при этом были найдены инструкции, данные генералу Лондонским кабинетом; дата, стоявшая на этих инструкциях, доказывала, что во время полнейшего мира английское правительство сделало все приготовления, чтобы перейти границы Акадии и захватить большую часть наших колоний в Америке. Главный план англичан заключался в том, чтобы послать крупные эскадры, которым предстояло преградить французам вход в реку Святого Лаврентия, в то время как четыре армии должны были напасть на французские колонии с тыла. Отдельное задание, намеченное в этом плане генералу Брэддоку, состояло в том, чтобы захватить форт Дюкен и подняться вверх по реке Огайо для соединения через озеро Эри с г-ном Шерли, ожидавшим его в форте Осуиго с пятью тысячами солдат, судами и артиллерией. Соединившись, они должны были, действуя согласованно, захватить Ниагару и Фронтенак. Тем временем полковник Джонсон должен был овладеть фортом Фредерик, озером Шамплейн и рекой Ришелье и, таким образом, подготовиться к тому, чтобы весной захватить город Монреаль, тогда как другой английской армии предстояло подняться по реке Святого Иоанна до Квебека.

К счастью, попав в руки французов, этот обширный план провалился. Эскадра генерала Дюбуа де Ла Мотта, лишившаяся «Лилии» и «Алкида», насчитывала еще семь кораблей. Она высадила на берег барона фон Дискау с десантными войсками. Французы были в состоянии дать отпор, и дикари, ненавидевшие англичан, обещали быть нашими сильными союзниками.

К несчастью, сразу по прибытии барон фон Дискау, разгромив возле озера Георга полуторатысячный отряд англичан и прогнав их вплоть до ретраншементов генерала Джексона, был ранен и взят в плен.

Но, сдерживаемые нашими войсками и находясь под их наблюдением, англичане были вынуждены не только отказаться от того обширного плана, который мы только что изложили, но и перейти к обороне. Впрочем, французы ждали прибытия нового военачальника, которому предстояло взять на себя командование нашими войсками.

Этим новым военачальником был Луи Жозеф де Сен-Веран, маркиз де Монкальм, то есть один из храбрейших генералов французской армии. Кровь Гозонов, которая текла в его жилах, не выродилась. Именно в его владении по-прежнему находился огромный Драконов лес, где его предок натаскивал своих собак, готовя их к нападению на змея. Карьера генерала будет короткой, но блистательной, славной и быстрой, как полет бомбы, которой предстояло вырыть ему могилу.

Между тем в Европе англичанам вот-вот должны были нанести неожиданный удар, подобный тому, какой сами они готовили в Америке. Англичане имели в Средиземном море военно-морскую базу, которой они дорожили наравне с Гибралтаром и, возможно, даже отдавали ей предпочтение. Филипп V во времена своих несчастий выронил из рук эту жемчужину. Англичане подобрали ее и сделали одним из украшений своей короны.

Этой базой был остров Менорка.

Захватив Менорку, мы пресекли бы сообщение англичан с королем Сардинии, их союзником, и затруднили их судоходство в Левант и Италию. Гавань Маона, одна из лучших в Европе, давала надежное убежище их флотилиям, блуждавшим в Средиземном море, этом огромном озере, вход в которое находится в их руках, но истинными хозяевами которого являемся мы.

В случае неудачного развития войны возвращение Маона могло снять много трудностей на пути восстановления мира; в противном случае Маон, ставший нашим владением, мог служить предметом переговоров с Испанией, которая в обмен на него дала бы Франции все, чего та хотела иметь в Мексиканском заливе.

Правда, крепость Святого Филиппа слывет неприступной; ну что ж, туда отправят Ришелье: этот генерал предпочитает внезапные атаки и безрассудные нападения. Разве в битве при Фонтенуа английская колонна не считалась несокрушимой? Но Ришелье разгромил ее!

Ришелье получает полное командование над сухопутными и морскими силами; в его сундуки насыпают пятьдесят тысяч луидоров, ему дают Йерский флот под командованием г-на де Ла Галисоньера, состоящий из двенадцати линейных кораблей, и присоединяют к ним восемнадцать транспортных судов. Эта великолепная эскадра поднимает паруса. И куда же она направляется?

Это станет известно, когда крепость Святого Филиппа будет взята.

Море — союзник англичан. На другой день после отправления флота поднимается буря, которая нарушает порядок следования флота; три дня корабли блуждают, рассеянные по морю, но 19 апреля соединяются в виду Менорки.

Двадцать третьего апреля маршал едет разведать место для своего лагеря и одновременно бросает взгляд на крепость Святого Филиппа.

Она представляет собой гладкую со всех сторон скалу в окружении высеченных в граните рвов глубиной в тридцать футов. Проложить траншею к скале невозможно, и она непробиваема даже для пушки. Это цитадель, которую следует брать приступом; дело упирается в то, чтобы найти достаточно длинные лестницы.

Между тем Ришелье посылает меноркским дамам поклоны, отправляет им фрукты и конфеты и интересуется, есть ли в продукции Франции что-нибудь, что доставило бы им удовольствие.

Он опасается, что его солдаты могут наброситься на прекрасное испанское вино, которым наполнены погреба в городе, и говорит им:

— Ребята! Тот из вас, кто напьется допьяна, не будет иметь чести появиться в траншее.

Тем временем поступает сообщение о приближении какого-то флота; это флот адмирала Бинга, который идет на помощь Менорке; маршал де Ришелье уступает Ла Галисоньеру тысячу солдат в подкрепление его морским пехотинцам. Брать штурмом крепость и сражаться на море будут одновременно. Жителям Менорки предстоит увидеть сразу два зрелища.

В итоге английский адмирал разбит наголову, и в тот же день Ришелье овладевает передовыми укреплениями.

Наконец в ночь с 27 на 28 июня три форта из пяти захвачены, и в полдень 28 июня три парламентера приносят проект капитуляции, который обсуждают до конца дня и подписывают в тот же вечер.

Двадцать девятого июня все форты сдались, и герцог де Фронсак, сын герцога де Ришелье, отправился с этим известием в Компьень.

Господину де Ришелье нечего было больше делать в Менорке, но, чтобы покинуть свое завоевание, ему требовалось для этого разрешение короля.

К несчастью, у герцога было при дворе меньше друзей, чем врагов, и г-жа де Помпадур входила в число последних.

Госпожа де Помпадур возымела счастливую мысль выдать свою дочь Александрину за герцога де Фронсака; она сказала об этом пару слов герцогу де Ришелье, который ответил ей, что он почел бы за величайшую честь такой брачный союз, но, поскольку герцог де Фронсак имеет честь принадлежать по матери к Лотарингскому императорскому дому, он не может без согласия императрицы принять на себя подобное обязательство.

Госпожа де Помпадур поняла этот ответ, и дело тем и кончилось, но из-за этого ответа и из-за того, что при первой встрече с герцогом она произвела на него мало впечатления, маркиза затаила злобу против победителя Маона.

Тем временем все старались подорвать авторитет г-на де Ришелье в глазах короля.

В итоге герцог был вынужден притвориться больным, чтобы получить отпуск, в котором, благодаря свидетельствам его врачей и угрозе, что он будет вынужден взять его сам, если ему не дадут его, уже не осмелились отказать.

Въезд маршала в Париж стал настоящим триумфом, однако Людовик XV принял его холодно.

— А, вот и вы, господин герцог! — промолвил король. — Ну, как вы нашли меноркские смоквы? Говорят, они очень вкусны.

— Превосходны, государь, — ответил Ришелье, — однако нужно иметь длинные лестницы, чтобы их доставать.

И с этими словами он сам повернулся спиной к королю.

В момент отъезда герцога де Ришелье на Менорку при дворе еще колебались, с кем лучше заключить союз на континенте — с Фридрихом или с Марией Терезией.

Хотя, по словам г-на де Ришелье, его сын имел честь принадлежать к Лотарингскому императорскому дому, герцог не был сторонником союза с Австрией.

Традиционной целью великих государственных деятелей Франции было ослабление мощи Австрийской империи.

Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV стремились к этому ослаблению.

Как раз в тот момент, когда нож Равальяка остановил поход в Юлих, Генрих IV наметил вместе с Сюлли обширный план, лишь прологом которого должен был стать этот поход.

Этому плану предстояло изменить облик Европы, которая, под названием христианской республики, должна была сделаться всемирной конфедерацией.

Послушайте, господа якобинцы 1793 года и вы, господа монтаньяры 1848 года, в чем состоял план Генриха IV.

Потом вы скажете нам, встречалось ли вам, с тех пор как вы стали сочинять ваши теории, нечто более либеральное, как говорили в царствование Карла X, более радикальное, как говорили в царствование Луи Филиппа, и более демократичное, как принято говорить сегодня.

Он намеревался захватить Австрию, которая причинила ему столько вреда и которая спустя сто лет одним лишь своим девизом AEIOU — «Austria est imperanda orbi universo»[5] —обнаруживает присущее ей стремление властвовать над миром.

Взяв Вену, он провозгласит крестовый поход и изгонит турок из Европы.

Затем он создаст христианскую конфедерацию, в которую войдут пятнадцать государств: шесть наследственных монархий, пять избирательных монархий, четыре республики.

Шестью наследственными монархиями станут Дания, Швеция, Англия, Франция, Испания и Ломбардия.

Эта последняя монархия, возведенная в достоинство королевства в пользу герцога Савойского, будет состоять из Савойи, Монферрата, Миланской и Мантуанских областей.

Пятью избирательными монархиями станут:

Рим, который прирастет Неаполем и Калабрией;

Германская империя;

Богемия, к которой он присоединит Лужицу, Силезию и Моравию;

Польша, которая прирастет за счет земель, отнятых у русских;

Венгрия, которая прирастет за счет части Австрии, Тироля, Каринтии и земель, отнятых у турок.

Четырьмя республиками станут:

Итальянская республика, которая будет состоять из всей Северной Италии, заключенной между Ломбардией, папскими владениями и Венецией;

Венецианская республика, которая прирастет Сицилией;

Гельветическая республика, которая прирастет областью Франш-Конте;

и, наконец, Бельгийская республика.

Все эти государства должны были иметь совместный верховный совет, которому надлежало поддерживать всеобщий мир, предотвращать распри, выносить решения по поводу споров, оборонять границы, руководить военными действиями против тех, кто будет объявлен общим врагом, и, наконец, заботиться о безопасности, благосостоянии и процветании всего этого сплоченного союза.

Знал ли Равальяк о глубокой любви к человечеству, таившейся в сердце, которое он пронзил на углу улицы Железного ряда 14 мая 1610 года?

Так вот, эта вынашиваемая Генрихом IV мечта об ослаблении Австрии, ставшая планом, а порой делавшаяся реальностью в руках кардинала Ришелье и Людовика XIV, была отброшена Людовиком XV из-за рокового влияния г-жи де Помпадур.

И в самом деле, этот Австрийский дом, ничем не прославленный и почти никому неизвестный три с половиной века тому назад, возвысился в монархии Карла V лишь потому, что постоянно боролся против всех начал свободы. В этой борьбе он потерял Швейцарию, Голландию, Испанию и Неаполь; однако его подданными еще оставались венгерцы, богемцы, брабантцы, тосканцы и австрийцы. Его господство еще простиралось от Турции до Филипсбурга, от Атлантического океана до Средиземного моря.

Он был уже далеко не тем, чем являлся за двести лет до этого, но был еще куда сильнее того, чем ему предстояло стать.

На какое-то время, в 1738 году, вся эта империя свелась к одной лишь Венгрии, и Германия облегченно вздохнула.

Мария Терезия увидела перед собой бездну, оценила ее глубину и, вновь обретя могущество, поняла, что сохранить это могущество ей удастся лишь с помощью Франции.

Но разве была вероятность победить присущую Франции инстинктивную неприязнь к Австрии и доказать неправоту политики трех людей такого масштаба, как Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV?

Вдобавок, разве противниками Марии Терезии не были король, дофин, министры, да и весь французский народ?

И кто же должен был стать ее союзником в подобной борьбе?

Госпожа де Помпадур.

Госпожа де Помпадур, дочь г-на Пуассона, приказчика, который едва не был повешен, гризетка, которой невероятно посчастливилось, когда она в первом браке вышла замуж за откупщика, — союзница Марии Терезии, дочери и наследницы цезарей!

До чего же удивительное дело политика и как же уравнивает сословия свойственный ей эгоцентризм!

Хотя г-жа де Помпадур уже почти поднялась до уровня Людовика XV, на сколько еще ступеней предстояло опуститься Марии Терезии, чтобы оказаться вровень с г-жой де Помпадур!

Однако Мария Терезия собственноручно написала письмо этой женщине и в нем назвала ее своей кузиной.

Этот союз Франции с Австрией был настолько странным, настолько неслыханным, настолько маловероятным, что, когда г-н фон Кауниц, австрийский посол в Ахене, впервые заговорил с г-ном де Сен-Севереном о том, чтобы г-жа де Помпадур была послана в этот город, дабы любой ценой заключить мир, г-н де Сен-Северен отказался потворствовать подобному замыслу.

Но, едва только Мария Терезия сообщила своей кузине о планах союза двух держав, г-жа де Помпадур, менее искушенная в политике, чем Генрих IV, кардинал Ришелье и Людовик XIV, соблазнилась тем, что ее, которую Фридрих именовал не иначе, как Юбкой II, будет называть кузиной Мария Терезия.

Ну и что же нужно было сделать, чтобы прийти к этому союзу Франции и Австрии?

Да пустяк, с точки зрения фаворитки: отправить в отставку старых руководителей министерств, все еще питавших по отношению к Австрии предубеждения Людовика XIV, кардинала Ришелье и Генриха IV, и поставить во главе министерства иностранных дел человека ничтожного или безгранично преданного ей.

Такого рода, как Польми, Руйе, Мора или Беррье.

Наиболее опасным противником для нее был г-н де Морепа, который придерживался раз и навсегда установленных представлений, и в этих представлениях Австрия была природным врагом Франции. Сам он был человек занимательный, и Людовик XV любил его; ежедневно встречаясь с королем, он обладал сильным влиянием на него. Кроме того, министра очень сильно любил дофин, а дофин — и это знали все — был врагом Австрии; возможно, он и умер из-за этой своей враждебности.

Господин де Морепа имел неосторожность сочинить эпиграмму и был отправлен в ссылку.

Мы рассказывали также о том, как был отправлен в ссылку г-н д'Аржансон.

Господину де Машо было велено подать в отставку.

Помимо противодействия, которое д’Аржансон мог оказывать политике фаворитки, откуда еще проистекала ее ненависть к нему?

Скажем об этом.

Однажды какой-то друг г-жи де Помпадур является к министру, бросает взгляд на письмо, которое тот писал, и догадывается, что речь в нем идет о появившейся в то время карикатуре.

Эта карикатура изображала г-на д'Аржансона восседающим в карете, Машо, в роли кучера, сидящим на козлах, а короля, в роли лакея, стоящим на запятках.

Письмо начиналось словами:

И в самом деле, как раз в то утро король, давая г-ну Машо приказ подать в отставку, написал ему письмо, копию которого мы приведем ниже.

Друг г-на д’Аржансона тотчас доносит о том, что он увидел, г-же де Помпадур, она доносит об этом королю, и тот, придя в негодование, пишет теперь уже г-ну д'Аржансону письмо, которое мы видели своими глазами и жесткости которого вполне может послужить извинением этот анекдот.

Мы уже упоминали, что г-на д’Аржансона и г-на де Машо заменили на их должностях г-н де Польми и г-н де Мора.

Говорили мы и о том, что в государственный совет был включен аббат де Берни.

Впрочем, аббат Берни был милым и, более того, порядочным человеком. Он обладал французским остроумием во всем его блеске и сочинял прелестные стихи, которые отдавали дамским салоном куда сильнее, чем ризницей. И потому Буайе, учитель дофина, терпеть не мог аббата. Отстраненный вследствие этой ненависти от всех церковных бенефициев, аббат де Берни решил вступить в соперничество с ним и стать на сторону г-жи де Помпадур.

И вот однажды, когда он ужинал вместе с королем и фавориткой и она открыла бутылку шампанского, половина содержимого которой попала в бокалы, а половина пролилась на стол, он сымпровизировал следующие стихи:

Человек, сочинивший такие очаровательные стихи, безусловно должен был быть великим политиком, и потому в июне 1757 года он сменил г-на де Руйе в должности государственного секретаря по иностранным делам.

Так что союз с Марией Терезией был заключен тихо и незаметно. Тремя сообщниками в этом деле выступили г-н фон Штаремберг, посол королевы Венгерской, аббат де Берни и г-жа де Помпадур.

Вот что предложила Мария Терезия:

Этот план, вполне отражавший характер Марии Терезии, был обширным и смелым. Людовик XV не был способен заглядывать ни так далеко, ни так высоко, и потому он отверг его. Тогда Мария Терезия попросила Людовика XV представить его план. Король прибегнул к помощи г-на де Берни, который предложил план, вместившийся в две строчки:

Именно в это время стало известно, что в начале 1756 года был заключен союз между Англией и Пруссией.

Так что Пруссия была исключена из этого замысла, который был упрощен в еще большей степени и в итоге свелся к одной-единственной строчке:

Договор между Францией и Австрией был подписан 9 мая 1756 года.