XIII

Экспедиция Карла Эдуарда в Шотландию. — Семь мужей Мойдарта. — Победы при Престонпенсе и Фолкерке. — Поражение при Каллодене. — Бегство претендента. — Флора Макдональд. — Принц и разбойники. — Самопожертвование Родерика Маккензи. — Карлу Эдуарду удается добраться до Франции. — Его изгоняют оттуда. — Он находит убежище в Риме. — Его любовная связь с графиней Олбани. — Последние годы его жизни. — Граф де Бонневаль. — Его приключения. — Шевалье де Бель-Иль. — Монсеньор де Вентимий. — Его острота на ложе смерти.


К этому же времени относятся экспедиция принца Карла Эдуарда в Шотландию, смерть испанского короля Филиппа V в Буэн-Ретиро, смерть графа де Бонневаля в Константинополе, смерть шевалье де Бель-Иля, убитого в ходе атаки на укрепления Экзиля, и, наконец, смерть г-на де Вентимия, архиепископа Парижского, о котором нам не единожды случалось говорить и которым мы займемся теперь в последний раз.

Экспедиции принца Карла Эдуарда, имевшей связь с положением дел в наших отношениях с Англией, содействовала Франция. Это была крупная отвлекающая операция, предпринятая правительством короля Людовика XV.

Отправившись из Нанта на судне «Дютейе», претендент прибывает в конце июля к острову Барра, одному из Гебридских островов; оттуда, без всякой иной поддержки, кроме своего имени, без всякого иного знамени, кроме лоскута тафты, привезенного из Франции, без всякого иного войска, кроме семи офицеров, без всякого иного военного снаряжения, кроме девятисот ружей, он переправляется в Шотландию и 25 июля 1745 года высаживается на берег в Мойдарте.

Люди, сопровождавшие принца, заслуживают того, чтобы их имена были отмечены в истории. Память, которую потомство хранит о тех, кто проявил великую самоотверженность, часто является их единственным вознаграждением, и потому, как ни тесны рамки нашего повествования, мы не лишим самоотверженность заслуженной ею награды. Некоторые сердца оказались бы чересчур несчастными, если бы, будучи почти уверенными в неблагодарности королей, они должны были опасаться еще и забвения со стороны историка.

Семью спутниками принца Карла Эдуарда были: маркиз Туллибардин, изгнанный из отечества за участие в восстании 1715 года; сэр Томас Шеридан, бывший воспитатель принца; сэр Джон Макдональд, офицер, состоявший на службе у Испании; сэр Фрэнсис Стрикленд, английский дворянин; Келли, тот самый, что был вовлечен в дело, именуемое заговором епископа Рочестерского; Эней Макдональд, парижский банкир; и, наконец, Бьюкенен, который по поручению кардинала де Тансена отправился в Рим, чтобы привезти принцу Карлу приглашение вернуться во Францию.

Восьмой спутник принца примкнул к нему почти сразу же после его высадки. Этого человека тоже звали Макдональдом, однако в глазах французов он имеет особое право на восхваление.

То был отец нашего знаменитого маршала Макдональда.

Один из семи дворян клана Макдональдов, которые первыми присоединились к принцу Карлу и которых прозвали Семью мужами Мойдарта, оставил настолько чудное и настолько простодушное описание этой высадки, что нам остается лишь привести его перевод.

«Наше любопытство, — говорит он, — было возбуждено при виде "Дютейе", вошедшего в гавань, и мы побежали на берег, чтобы услышать новости. Корабельная шлюпка, увидев, что мы подаем знаки, подошла к нам. Нас тотчас доставили на борт судна, и наши сердца переполняла радость от того, что мы так близко увидим принца, прибытия которого в Шотландию все так желали. Поднявшись на борт, мы увидели на палубе большой шатер, поддерживаемый шестами, а под этим шатром — вина и наливки. Там нас радушно принял маркиз Туллибардин, которого кое-кто из нас знал со времен первой экспедиции 1715 года.

Пока маркиз разговаривал с нами, Кленранальд скрылся из виду, ибо, как мы поняли, его позвали в каюту принца, где он оставался часа три. У нас уже не было надежды увидеть в этот вечер его высочество, как вдруг, спустя полчаса после возвращения к нам Кленранальда, на наших глазах в шатер вошел высокий молодой человек приятнейшей наружности, в черном платье без всякой отделки и в простой рубашке без манжет и жабо, причем не очень чистой, с батистовым галстуком, скрепленным простой серебряной застежкой; на голове у него был светлый парик и шляпа без всякого позумента, с льняным шнуром, один конец которого был привязан к пуговице его платья, а на ногах — черные чулки и башмаки с медными пряжками. Как только я увидел его, сердце у меня затрепетало от предчувствия; заметив это, священник по имени О'Брайен тотчас же сказал нам, что этот молодой человек — англичанин духовного звания, давно желавший встретиться с горцами и поговорить с ними.

Когда этот молодой человек входил, О'Брайен, несомненно для того, чтобы придать достоверности своим словам, не позволил ни одному из нас встать. Войдя, молодой священник никому не поклонился, да и мы поклонились ему только издали. По воле случая, я один был на ногах в ту минуту, когда он появился. То ли случайно, то ли потому, что я внушил ему симпатию, он подошел прямо ко мне и пригласил меня сесть рядом с ним на сундук. И тогда, принимая его за чужестранца или простого священника, хотя в глубине души что-то продолжало нашептывать мне, что это человек более значительный, чем о нем говорили, я стал беседовать с ним с большей фамильярностью, чем следовало. Первым делом он поинтересовался у меня, не зябну ли я в своем горском наряде. Я ответил ему, что настолько привык к своему наряду, что непременно зябнул бы, если бы переменил его на другой, даже более теплый. Он искренно засмеялся, услышав этот ответ, и стал расспрашивать меня, как я ложусь спать в этом платье. Я объяснил ему, как это происходит, однако он заметил мне, что, столь плотно закутавшись в свой плед, я не смогу защищаться в случае неожиданного нападения. Тогда я ответил ему, что в случае личной опасности или в случае войны мы используем плед иначе, так что горец может в один прыжок оказаться на ногах, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой — заряженный пистолет и не испытывая никакого неудобства из-за этого покрывала. Потом он задал мне несколько других подобных вопросов, а затем, быстро встав, попросил стакан вина, после чего О'Брайен сказал мне на ухо, что следует уважить желание чужестранца, но не пить за его здоровье, и это утвердило меня в моих догадках. И тогда, взяв стакан вина, молодой человек выпил за здоровье всех нас и спустя минуту удалился».

Всем известны неожиданные повороты этой безрассудной экспедиции принца Карла Эдуарда, которая чуть было не увенчалась успехом по причине самой этой безрассудности. Находясь в окружении лишь нескольких приверженцев, пользуясь поддержкой лорда Ловата и имея в качестве подкрепления сотню вооруженных клейморами горцев клана Грантов из Гленмористона, сжигая и разрушая все, что мешает его наступлению, он движется вперед, преодолевает Чертову лестницу, берет Форт-Уильям, врасплох захватывает Перт, вступает в Эдинбург, устремляется на Престонпенс, где сэр Джон Коуп собрал армию, обращает эту армию в бегство, проникает с шестью тысячами пехотинцев и двумястами шестьюдесятью конниками в Англию, овладевает Карлайлом, углубляется в сердце королевства, проходит через Манчестер и достигает Дерби. Оттуда принцу остается всего тридцать льё до Лондона, однако ему были обещаны крупные мятежи в его пользу, а эти мятежи не происходят; он рассчитывал иметь солдат и деньги, но в деньгах и солдатах у него недостаток; и тогда в его совете возникает разлад, его воины начинают роптать; лишь один он, за неимением надежды, сохраняет несгибаемую волю. Он хочет идти на Лондон и борется с единодушным желанием своего войска; наконец, осознав невозможность идти дальше, внезапно поворачивает назад в Шотландию, беспрепятственно вступает в нее, проходит через Дамфрис и Глазго, получает несколько французских и шотландских подкреплений и осаждает Стерлинг, который, обороняясь, дает генералу Хоули время собрать войско. Карл Эдуард снимает осаду, идет на неприятеля, встречает его у Фолкерка и заставляет фортуну подарить ему последнюю улыбку; затем, узнав о приближении герцога Камберландского и его армии, он удаляется в Инвернесс и, все более и более теснимый королевскими войсками, оказывается перед необходимостью принять знаменитое Каллоденское сражение.

Итог этого сражения известен: из пяти тысяч человек, составлявших армию принца, почти полторы тысячи были убиты.

Карл Эдуард покинул поле битвы, располагая еще довольно большим числом конников, но, поскольку ему было понятно, что для него все кончено, он мало-помалу распустил всю эту свиту. За его голову была назначена награда в тридцать тысяч фунтов стерлингов, и, возможно, он полагал, что больше не стоит рассчитывать на верность, подобную той, какую ему сохраняли прежде.

Он помнил о Карле I, которого шотландцы продали Кромвелю.

И тогда началось то удивительное бегство, каждый шаг которого проследили Джон Хьюм в своей «Истории мятежа» и Джеймс Босуэлл в своем «Путешествии на Западные острова Шотландии»: оно похоже на бегство короля Станислава.

Покинув поле сражения и почти не делая остановок, принц добрался до Гортулега, принадлежавшего лорду Ловату. Но то ли потому, что он находился еще слишком близко от английского войска, то ли потому, что верность хозяина казалась ему сомнительной, принц поспешил направиться в замок Инвергарри, куда он прибыл умирая от голода и где пара лососей, только что пойманных рыбаком, послужили ему ужином.

Замок был жестоко наказан за гостеприимство, предоставленное им всего на один день беглецу-принцу: он был разграблен английскими солдатами; два каштановых дерева, осенявших его вход, были взорваны пушечным порохом. Одно было вырвано с корнем, другое уцелело при взрыве, и одна его половина продолжала покрываться листвой и влачила существование до тех пор, пока жил, а вернее сказать, влачил существование несчастный род Стюартов. Что же касается столового серебра, находившегося в замке, то часть его попала в руки солдат, а из остального была отлита чаша, которая долгое время являлась собственностью сэра Адольфуса Отона, главнокомандующего в Шотландии: на ней была вырезана надпись: «Ex præda prædatoris».[3]

Из Инвергарри Карл Эдуард перебрался на Лонг-Айленд, где он надеялся отыскать французское судно, но все кругом, даже стихии, стало враждебно принцу. Бывают в жизни минуты, когда бездейственные и недвижимые предметы словно обретают разум и движение, чтобы усугубить ваше несчастье. Буря гнала беглеца с острова на остров; наконец он прибыл на Саут-Уист, где его принял Кленранальд, один из Семи мужей Мойдарта, первый, кто встретил его в Шотландии. Там, в дикой гористой местности Коррадейл, его спрятали в лачуге дровосека.

Но даже там, находясь почти на границе обитаемого мира, он понимал, что не находится в безопасности; генерал Кемпбелл высадился на Саут-Уисте, собрал Макдональдов Скайских и Маклаудов из Маклауда, врагов принца, и, имея под своим началом две тысячи солдат, начал самые тщательные поиски.

И вот тогда женщина задумала и осуществила план, в успехе которого вначале сомневались самые храбрые и самые предприимчивые мужчины.

Этой женщиной была знаменитая Флора Макдональд, родственница семьи Кленранальда, гостившая на Саут-Уисте в то время, о каком мы ведем речь; ее отчим принадлежал к клану сэра Александра Макдональда и, следовательно, был врагом принца; кроме того, он командовал ополчением, носившим имя Макдональда и находившимся тогда на Саут-Уисте.

Несмотря на враждебное настроение отчима, Флора не колебалась: она сумела получить у него паспорт для себя, для слуги и для молодой служанки, которую, по ее словам, она взяла к себе в дом.

Молодая служанка значилась в паспорте под именем Бетти Бёрк.

Этой Бетти Бёрк предстояло стать принцу Карлу Эдуарду.

Под этим именем, переодетый женщиной, Карл Эдуард прибыл в Килбрайд на острове Скай; однако и здесь он был еще на земле, находившейся под властью сэра Александра Макдональда. Флора выказывала себя все более мужественной и хитроумной, но, будучи слишком слабой, чтобы в одиночку исполнить свой замысел, она решила взять себе помощника: этим помощником стала жена самого сэра Александра, леди Маргарет Макдональд.

Первым чувством леди Маргарет, когда она узнала, в какое дело ввязалась Флора, было ощущение глубокого ужаса, однако благородство сердца, столь естественное в женщине, взяло верх над страхами рассудка. Ее муж отсутствовал, но их дом был заполнен английскими солдатами, и потому она решила доверить принца Макдональду из Кингсберга, занимавшему должность управляющего у сэра Александра. Так что следовало сопроводить Карла Эдуарда к этому человеку; Флора взяла на себя труд преодолеть и это последнее затруднение: она отправилась в Кингсберг, где и оставила принца.

И тогда для несчастного Карла Эдуарда началась новая череда приключений: из Кингсберга он перебрался на остров Разей, выдавая себя за слугу своего проводника, а оттуда направился во владения лэрда Маккиннона. Но, несмотря на все старания этого вождя клана, принц был вынужден снова вернуться в Шотландию: его высадили на берегу залива Лох Невис.

Теперь принц оказался в еще большей опасности. В здешнем краю находилось огромное число солдат, занятых поисками беглеца, так что Карл Эдуард и его провожатые оказались в кольце часовых, которые, проходя дозором от одного поста к другому, лишали принца всякой возможности проникнуть вглубь страны. Наконец, проведя таким образом два дня и не смея ни разу развести огонь, чтобы сварить себе еду, он решил пройти между двумя вражескими постами.

В течение целого часа принц и его спутники были вынуждены ползти, словно ужи, по узкому и темному ущелью; затем, после часа страхов, они оказались за первой линий постов.

Питаясь тем, что доставлял ему случай, и оставаясь порой целые сутки без пищи, без огня, без крова, едва прикрытый одеждой, обратившейся в лохмотья, несчастный принц, у которого к этому времени остался лишь один спутник, достиг, наконец, Страт-Гласских гор. И там, не зная, что делать, не ведая, куда идти, он укрылся в пещере, которая, как ему было известно, служила убежищем шайки разбойников.

Этих разбойников было семеро; почти все они оказались бывшими приверженцами принца; он назвался им, и они бросились ему в ноги.

В этой пещере страдания Карла Эдуарда ненадолго прекратились. Никогда ни королю, ни вождю клана, ни владетелю замка не служили с таким усердием и таким уважением, какие беглец обнаружил в своих новых товарищах.

Вот только служили они принцу по-своему и не понимали внушений, которые он был вынужден делать им, когда их усердие заходило слишком далеко.

Принцу недоставало двух вещей, в которых он нуждался почти в равной степени: одежды и новостей.

Разбойники добыли ему одежду, устроив засаду на дороге, по которой должен был проехать слуга офицера, ехавший с поклажей своего господина в Форт-Огастус, и убив его. Когда же Карл Эдуард выразил сожаление в связи с тем, что он обязан этой одеждой подобному поступку, они ответили:

— Это великая честь для такого негодяя, как он, умереть за подобное дело.

Что же касается новостей, то один из них, соответствующим образом переодевшись, проник внутрь Форт-Огастуса; там он собрал точные сведения о передвижениях войск и, желая полакомить несчастного принца, принес ему на обратном пути грошовый имбирный пряник.

Карл Эдуард прожил с ними три недели; единственное желание этих добрых малых заключалось в том, чтобы он остался у них навсегда, и нет никакого сомнения, что их самоотверженность осталась бы навсегда такой же, какой она была в продолжение этих трех недель.

Однако случился необыкновенный пример самоотверженности, открывший для бегства принца менее опасную дорогу.

Сын одного золотых дел мастера из Эдинбурга, по имени Родерик Маккензи, который служил офицером в армии Карла Эдуарда и знал обо всех опасностях, окружавших принца-беглеца, скрывался на склонах долины Гленмористон; это был молодой человек одних лет и одного роста с принцем и, по странному совпадению, настолько похожий на принца, что мог быть принят за него. Однажды отряд солдат обнаружил Родерика Маккензи и напал на него; и тогда молодому человеку пришла в голову возвышенная мысль совершить самопожертвование и своей смертью принести пользу делу, которому он посвятил свою жизнь. Он защищался до последнего, а затем подставил грудь солдатам и воскликнул:

— Негодяи! Вы убиваете своего принца!

После того как прозвучали эти слова, никакой пощады уже быть не могло; солдаты решили, что они имеют дело с Карлом Эдуардом, а голова Карла Эдуарда была оценена в тридцать тысяч фунтов стерлингов; мнимый принц был убит, и его голова, снятая с плеч, послана в Лондон.

Прошел целый месяц, прежде чем ошибка была обнаружена; в продолжение целого месяца все полагали, что принц мертв, и, следственно, искать его перестали. Карл Эдуард воспользовался этой передышкой, чтобы попрощаться со своими верными разбойниками и найти в Баденохе двух своих верных сторонников: Клуни и Лохила.

Наконец, примерно 18 сентября 1746 года Карлу Эдуарду стало известно, что два французских фрегата прибыли в Лохнануаг с целью забрать во Францию как его самого, так и других беглецов, принадлежавших к его партии.

Двадцатого сентября Карл Эдуард и Лохил сели на один из этих фрегатов, на которые еще прежде погрузилось около сотни приверженцев принца, искавших убежище на их борту.

В итоге 29 сентября принц высадился близ Морле в Бретани: тринадцать месяцев прошло со времени его отъезда из Франции, и пять из этих тринадцати месяцев он провел между жизнью и смертью.

Один из двух разбойников, которые последовали за принцем и из пещеры, служившей ему убежищем, дошли до Баденоха, где он снова встретился с Клуни и Лохидом, позднее был повешен в Инвернессе за то, что украл корову.

И этот человек, укравший корову стоимостью в пятнадцать франков, погнушался приобрести ценой измены тридцать тысяч луидоров, которые были назначены за голову принца!

По возвращении во Францию принц Карл Эдуард был изгнан из нее в силу условий Ахенского договора; арестованный в ту минуту, когда он отправлялся в Оперу, принц был препровожден в Венсен, причем, возможно, в ту самую камеру, куда спустя пятьдесят лет предстояло попасть герцогу Энгиенскому. Вначале он удалился в Буйон, а затем в Рим, где соединил свою жизнь с графиней Олбани, еще более известной своими любовными отношениями с поэтом Альфьери, чем своей связью с предпоследним потомком Стюартов.

Карл Эдуард много страдал и, следственно, имел нужду много забыть. По этой причине, а может быть, и в назидание последним королевским династиям Господь пожелал, чтобы последние годы своей жизни принц предавался беспросветному пьянству.

Принц умер во Флоренции 31 января 1788 года.

Январь — роковой месяц для Бурбонов и Стюартов.

Последний из Стюартов, кардинал Йоркский, умер в столице христианского мира в 1807 году.

Один и тот же надгробный камень покрывает останки обоих братьев, соединившихся в этом обширном музее праха знаменитых людей, который именуют Римом.

Смерть Филиппа V, упомянутая нами по ходу этой главы, не произвела никакой перемены в Европе; его сын, принц Астурийский, наследовал ему под именем Фердинанда VI — вот и все.

Что же касается смерти графа де Бонневаля, то она стала завершением жизни, возможно самой богатой приключениями из всех, какие история когда-либо заимствовала у закрученных романных сюжетов.

Родившийся 14 июля 1675 года, воспитывавшийся в иезуитском коллеже и поступивший на морскую службу в возрасте двенадцати лет, Клод Александр, граф де Бонневаль, едва не был уволен маркизом де Сеньеле, морским министром, который, устроив однажды смотр гардемаринам, увидел в нем не более чем мальчишку.

— Людей моего имени нельзя разжаловать, господин министр, — гордо сказал молодой человек.

Министр понял, с кем он имеет дело.

— Да нет, сударь, их можно разжаловать, когда они являются простыми гардемаринами, — ответил он, — но лишь для того, чтобы произвести их в мичманы.

Сражения у Дьепа, Ла-Хога и Кадиса доказали, что ни граф де Бонневаль, ни г-н де Сеньеле не ошиблись.

Однако дуэль заставила графа де Бонневаля покинуть морскую службу; в 1698 году он купил должность в гвардейском полку. В 1701 году он получил под свое командование Лабурский пехотный полк, но в 1704 году поссорился с г-ном Шамийяром, подал герцогу Вандомскому прошение об отставке, употребил зиму 1705–1706 годов на путешествие по Италии и подружился с маркизом де Лангаллери, который из французской службы перешел на службу императору. Граф де Бонневаль долго колебался, не решаясь последовать его примеру; наконец, когда принц Евгений, видевший его в рядах французской армии во время битвы при Луццаре и обративший на него внимание, сделал ему такое предложение, он согласился и получил чин генерал-майора австрийской армии; с этого времени его удивительная храбрость была отдана службе за границей. В битве при Турине он отличился в атаке на французские линии, где ему выпало необычайное счастье спасти жизнь собственному брату, маркизу де Бонневалю, которого он вдруг увидел под ударом венгерских штыков, даже не подозревая, что сражается против него. С этого времени графа де Бонневаля можно было увидеть повсюду: первым при взятии Алессандрии, одним из первых среди штурмующих замок Тортоны; в Папской области, где ему покалечило руку; в Савойе, в Дофине, во Фландрии; в 1714 году он присутствует при встрече принца Евгения с маршалом де Вилларом в Раштатте; в 1715 году выступает против турок, способствует победе при Петроварадине, получив там в подбрюшье удар копьем, заставивший его всю остальную жизнь носить железный бандаж. В 1720 году он ссорится с принцем Евгением, как прежде поссорился с г-ном Шамийяром, перебирается в Турцию, принимает там магометанскую веру, налаживает турецкую артиллерию, делается пашой, отличается в 1739 году в войне против имперцев и, наконец, умирает в Константинополе 22 марта 1747 года, в возрасте семидесяти двух лет; он погребен на кладбище в Пере, где еще и сегодня можно отыскать его могилу по следующей надписи на турецком языке:

«Аллах вечен; да дарует всеславный и всемогущий Аллах, повелитель правоверных, покой усопшему Ахмет-Паше, начальнику бомбардиров. Год 1160-й Хиджры».

Год 1160-й Хиджры соответствует 1747 году христианской эры.

Остается сказать пару слов о смерти шевалье де Бель-Иля и смерти г-на де Вентимия, архиепископа Парижского.

Шевалье де Бель-Иль, родившийся в 1693 году и постоянно употреблявший во имя славы своего брата, маршала де Бель-Иля, все свои способности и познания, превосходил его, по словам многих, обширностью взглядов и основательностью замыслов; именно он трудился над мемуарами графа, разрабатывал планы и наблюдал за ведением домашнего хозяйства.

Он доблестно погиб в атаке на укрепления Экзиля, и погиб в хорошей компании: господа Дарно, де Гоа, де Грий, де Бриенн и де Донж пали рядом с ним.

Что же касается г-на де Вентимия, игравшего, как мы видели, политико-религиозную роль в деле янсенистов и молинистов и частную роль в любовных отношениях своей племянницы с Людовиком XV, то он умирал не то что без веры, но в сомнении, а это служило довольно дурным примером для его паствы; и потому аббат д’Аркур, увещевавший его перед смертью, хотел доказать ему религиозные истины. Вначале г-н де Вентимий слушал его с огромным терпением, но в конце концов, видя, что речь аббата затянулась, прервал его:

— Господин аббат, я полагаю, что этого достаточно; однако самое определенное во всем этом то, что я умираю вашим покорным слугой и вашим другом.

Загрузка...