Магия и кровь

Глава десятая

Явхожу в белое здание «Ньюгена» днем во вторник, после того как помогла маме и бабушке разлить по баночкам наш фирменный крем-гель для кудрей марки «Томас». Этикетки надо наклеивать вручную. Когда мы пытались сделать это при помощи магии, получалось криво. Обычно это расслабляет. Сегодня это тихая пытка. Мама с бабушкой обсуждают сетевые сериалы и сплетничают, как обычно, но их взгляды буравят меня так, словно моя манера прижимать пальцем этикетку что-то говорит о том, как продвигается работа над заданием. Между тем от напряжения между мамой и бабушкой воздух в комнате становится густым, как крем-гель, который мы маркируем. Моя версия состоит в том, что бабушка либо не поговорила с Мамой Джовой, либо поговорила, но беседа не заладилась. Насколько мы знаем, задание осталось прежним.

Когда здание «Ньюгена» только открыли, там на ресепшене стоял робот «Ньюсап». Теперь от этого отказались. Репутация компании была подпорчена, и этого не возмещали никакие деньги, сэкономленные на найме живых сотрудников. Только вот девушка южноазиатской внешности, которая меня встречает, до жути похожа на этих их «Ньюсапов». Будто нарочно наняли такую, чтобы выглядела как старый андроид.

— Чем могу помочь? — спрашивает она.

— Я получила уведомление, что готов мой трекер для программы подбора пар.

Строго говоря, уведомление я получила несколько дней назад, просто сегодня тот день, когда у меня больше всего шансов встретить Люка.

— Приложите запястье к сканеру.

Я протягиваю руку и кладу ее ладонью вниз на стойку, туда, где мигает зеленый огонек. Он сканирует микрочип, вживленный мне под кожу, — мое удостоверение личности.

На экране тут же появляется моя страничка в Сети.

— Прекрасно, — говорит девушка. — Секунду.

Она поворачивается и нажимает какую-то невидимую кнопку на стене. Оттуда выдвигаются ящички вроде каталожных, и девушка начинает в них рыться.

Я осматриваюсь. Строгие белоснежные стены, белоснежные полы, белоснежные банкетки, на которых пациенты ждут свои дорогущие геномоды. Может, хотят убрать аллергию на полевые цветы, чтобы летом резвиться на лужайке. А может, задумали кое-что покруче — например, сделать ногти прочными как сталь. Я знаю нескольких колдуний, которые оплатили такие геномоды, чтобы потом не тратиться на маникюр.

Мужчина на банкетке подталкивает локтем свою спутницу и дергает подбородком вперед. Я прослеживаю ее взгляд — и что же? По коридору в мою сторону шагает не кто-нибудь, а сам Джастин Трембли в сопровождении Люка и двух других стажеров, которых я видела на собрании, — Джасмин и Джураса.

Может, предки меня все-таки не прокляли. Наконец-то что-то получается само собой. Я даже не начала искать Люка — а вот же он. Я сглатываю и стараюсь не думать, что это моя будущая жертва. Он для меня потенциальный бойфренд. Как будто я героиня сериала, а не колдунья, которой предназначено отнять у него жизнь.

Когда я писала Люку сообщения, ему было легко и просто отшить меня, но уклониться от случайной личной встречи немного сложнее. Я с натянутой улыбкой шагаю навстречу ему и всей его названой семейке. У Люка уходит две секунды на то, чтобы заметить меня и скорчить кислую мину.

Чем ближе я к этой компании, тем сильнее потеют у меня ладони. Назад пути нет. Надо это сделать. Ну и еще я не допущу, чтобы Люк увидел, как я струсила.

Я — Томас. Страдай, но живи.

— Надо же, какая встреча, — пищу я на два тона выше нормального.

Люк смотрит куда-то поверх моего плеча:

— Ты кто такая?

У меня отвисает челюсть. Да чтоб его хакнуло! Он что, правда решил притворяться, будто не узнаёт меня? Серьезно?! Я стискиваю зубы.

— Ты не помнишь? Как странно, ведь ты тут работаешь и наверняка знаешь о «Ньюген-паре» — и при этом понятия не имеешь, кто твоя идеальная партнерша? Вижу, ты не поклонник этого проекта!

Джастин с интересом смотрит на нас с Люком. Блондинистые волосы лежат так же безупречно, как на видео в Сети.

— От души надеюсь, что это не так. Люк руководит проектом.

Он протягивает мне бледную ладонь.

— Джастин. С кем имею честь?..

— Вайя.

Я понезаметнее вытираю потную руку о желтый сарафанчик, и мы с Джастином обмениваемся рукопожатием. В его бионические линзы я стараюсь не смотреть — они словно два водоворота. Небось скачали весь мой сетевой профиль и показали ему в одну секунду. Если бы Джастин захотел, он бы увидел меня насквозь — мое колотящееся сердце под кожей и костями. То, что он спросил, как меня зовут, с его стороны очень учтиво.

Я жду, что его рука будет холодной, как у карикатурного злодея, но она теплая и мягкая. Бабушка говорит, мужчинам с мягкими руками нельзя доверять. Правда, у всех мужчин в нашей семье мягкие руки — кроме дедушки. А у дедушки они были грубые, потому что он любил работать в саду, а не потому, что на его долю выпали невзгоды.

Люк, сначала опешив, находит выход из положения:

— Я верю в успех нашей программы, просто не думал, что у нее есть какие-то сроки. Я не обязан прямо сейчас искать свою пару и устанавливать с ней контакт.

— Тем не менее в твоих инструкциях для целевой аудитории написано, что первая встреча — это очень важно, поэтому нужно, чтобы она состоялась как можно скорее. — Джурас даже не пытается скрыть улыбку.

Плечи у Люка напрягаются.

— Не знал, что из меня хотели сделать показательный случай на испытаниях программы.

— Лучший способ досконально изучить проект — принимать в нем личное участие. — Голос у Джастина сладкий-сладкий, точь-в-точь мой шоколадный мусс. — Какие у вас впечатления о нашей программе, Вайя?

Я выпрямляюсь.

— Я не вполне согласна с моим Ньюген-партнером, но готова вложить силы и время в то, чтобы познакомиться с ним поближе. — Перехватив взгляд Люка, я продолжаю: — По-видимому, ему достаточно оправдывать своим поведением злобные отзывы в Сети. — Я широко-широко улыбаюсь Джастину. — В интернете люди часто позволяют себе судить и осуждать. Я думаю, трудно стать лицом компании, если тебя не любят.

У Люка желваки играют на скулах, он украдкой смотрит на Джастина. Если не хочет общаться со мной, дело его, но я готова спорить, что Джастину нужен преемник, который нравится людям. Детей у него нет, поэтому, вероятно, в какой-то момент компанию возглавит кто-то из этих троих, которые сейчас стоят передо мной. У Люка есть конкуренты, и Джурас показал, что не считает ниже своего достоинства подколоть Люка, чтобы лучше выглядеть в глазах своего покровителя. И еще я готова спорить, что и Люк пойдет на что угодно, лишь бы показать себя Джастину с наилучшей стороны.

Девушка на ресепшене смотрит на нас разинув рот, в руках у нее зажат мой трекер.

— Было чудесно познакомиться с вами, сэр. Полагаю, мой трекер готов. — Я старательно вздыхаю и опускаю плечи. — Не знаю, что толку в моих данных, если мой Ньюген-партнер не участвует в испытаниях, но вообще-то это просто фантастическая программа, и надеюсь, что моя бета-информация окажется ценной для нее.

— Благодарю за эти слова, — отвечает Джастин. — Печально, что участница испытаний проявляет больше интереса к проекту, чем его руководитель. — Конец фразы он произносит сурово, отрывисто, после чего косится на Люка.

Я стою лицом к Джастину, но все равно краем глаза замечаю, как трясутся сжатые кулаки Люка. Кажется, это для меня удобный случай, и я снова подаю голос:

— Как жаль, что не все видят, что было бы полезно для «Ньюгена». Я привела на ознакомительное собрание для стажеров свою двоюродную сестру, но ведущий держался так, что это уронило престиж компании в ее глазах. А я думала, что она прекрасно подошла бы вам.

— Как ее зовут?

— Кейс Томас.

Джастин кивает Джасмин:

— Посмотри ее профиль, пожалуйста.

Я пришла сюда найти способ достучаться до Люка, но раз подвернулся случай добыть стажировку для Кейс, я не могу его упустить. То, что предложит дядя Роуэн, тоже, конечно, хорошо, но это же «Ньюген». С таким пунктом в резюме Кейс найдет любую работу, какую захочет.

— Нашла! — восклицает Джасмин.

— Отправь ей приглашение на экскурсию, чтобы мы показали ей все лучшее в нашей фирме. И нашей приятельнице тоже — Вайя Томас, верно?

К щекам у меня приливает жар, я машу руками. Не хватало еще раз ударить лицом в грязь в этом здании.

— Мне приходить не обязательно, это она вам нужна!

— Ну что вы. У вас столько пыла, вы непременно должны попасть на нашу экскурсию. — Он прямо буравит меня глазами. — Это ваше полное имя?

У него уже есть данные моего профиля, а значит, все он прекрасно знает. От того, что он так настаивает на моем ответе, у меня перехватывает горло.

— Да, вы правы. Вайя Томас. — Я отступаю на шаг — эти бионические глаза-водовороты видят во мне больше, чем мне хотелось бы. — Благодарю вас. Мне нужно забрать свой трекер.

— Разумеется. Рад был познакомиться.

— И я.

Мне бы надо торжествовать. Кейс попадет на экскурсию для избранных и на шаг приблизится к стажировке в «Ньюгене», а я сумела придумать, как заставить Люка по крайней мере попытаться поучаствовать в программе подбора пар, а значит, повысила свои шансы влюбиться и… сделать еще кое-что, о чем мне пока не хочется думать. Одного зрелища, как он стоит весь красный и с трясущимися кулаками, должно было хватить, чтобы я выбежала за дверь вприпрыжку.

А вместо этого я еле волочу ноги: в сумочке трекер, а в голове только одна мысль — про глаза Джастина. Я не понимаю, почему не могу перестать думать о нем. Взрослые за что-то невзлюбили его, но причина может быть любой.

И еще у меня возникает такое гложущее чувство в груди: не перегнула ли я палку? Джастин ведь не выставит Люка вон за то, что я наговорила? Я заталкиваю поглубже чувство вины и стискиваю зубы. Если бы Люк сразу согласился встретиться со мной, мне не пришлось бы идти на крайние меры.

А теперь я позволю ему денек передохнуть, а потом снова попытаюсь.

Нет уж, он даст мне возможность влюбиться в него, хочет он этого или нет.

После этого эпизода с Люком и прочими в «Ньюгене» меня что-то не тянет домой — надо успокоиться. Бабушка заметит, что я сама не своя, и заставит все рассказать. Так что я надеваю трекер на руку и сажусь на трамвай до восточного конца Джерард-стрит. Те края считаются уменьшенной версией Чайнатауна, хотя там расположены не только китайские фирмы. На улице пять заведений подряд, где подают вьетнамский суп фо, поэтому и пахнет здесь смесью вкусного пряного бульона с автомобильными выхлопами. Вместо множества уличных прилавков с фруктами и овощами тут один гигантский супермаркет, занимающий целый угловой квартал, и в нем полно народу, хотя сейчас будни и разгар рабочего дня.

Обожаю Ист-Энд. Тут как-то спокойно, не то что в деловом центре. Довольно людно, но не так, как бывает, когда все злятся и спешат. Просто все кругом оживленно занимаются своими делами.

Я выхожу из трамвая на углу Джерард-стрит и Де Грасси-стрит. Тротуары вымощены цементом — где-то ровным, где-то в трещинах. Тут постоянно ремонтируют дороги, но холодные зимы в сочетании с трамваями приводят к тому, что мостовая снова трескается. Я шагаю по улице, пока не дохожу до входа на Международный рынок.

Сейчас вполне удачный момент, чтобы запастись ингредиентами и поэкспериментировать с рецептами для конкурса. Вот выиграю — и смогу готовить, не включая духовку заново каждые двадцать минут.

Голографические вывески на фасаде написаны на китайском, арабском, французском, урду и нескольких других языках. Над ними красуется канадский флаг, составленный из флагов всех стран планеты. Стеклянные двери все облеплены рекламными объявлениями, одна из них полностью покрыта портретами пропавшей Лорен. Свой Международный рынок есть в каждом районе Большого Торонто, но здешний принято считать лучшим.

Когда Иден было четыре года, она целую неделю упрашивала папу и Прию, и в конце концов они разрешили нам с Кейс сводить ее сюда. Она так и сияла, когда таскала нас за собой, чтобы посмотреть на все-все. Я купила ей непростительно много пакетиков курмы. Иден несколько часов скакала от стены к стене, словно мячик, и папа с Прией были недовольны. Я бережно храню в памяти эти минуты с ней на всякий случай — вдруг папа снова решит уйти от нас. Я привыкла, что его нет, но была рядом с Иден со дня ее рождения.

Я хочу, чтобы и она сохранила в памяти и эти минуты, и другие. Например, когда она видела предков на Карибане. Самое раннее мое воспоминание — как мне три года и я цепляюсь за маму, а Биби Ульвире, предок с тяжелыми набрякшими веками, от которого мама получила Призвание, приближается в танце к нам и гладит меня по щеке призрачной ладонью. Его ладонь прохладная и приятная.

Когда Иден впервые увидела предков, она очень обрадовалась. Тогда она сидела в слинге на груди Прии и ей было всего полгода. Она замахала кулачками в приступе безудержного младенческого ликования — и с тех пор каждый год приходит в такой же восторг. Я никогда и не думала, что можно спросить ее, кого из предков она видит, поскольку считала, что это предки папы и Прии. А теперь понимаю, что Иден все это время видела Томасов.

Видеть своих предков — дар, который получаешь по праву рождения, как их потомок, но, если ты их подведешь, они его отнимут.

Наше наследие — не просто дары и чары. Наша магия — это связь с прошлым, и Иден достойна того, чтобы получить ее целиком. Моя сестра достойна жить.

Я отвожу глаза от объявлений с портретом Лорен и открываю двери. Теперь я такая же плохая, как и все остальные, раз стараюсь забыть о ней. Но речь идет о жизни моей сестренки. Мне некогда грустить о Лорен. А после Призвания, когда все закончится, — честное слово, я придумаю, как помочь искать ее.

Когда я вхожу на рынок, теплый воздух окутывает меня, словно одеяло из специй и карри.

Я прямиком бегу к киоску со смузи и заказываю себе маленький коктейль из кокосового молока с гибискусом и желатиновыми шариками личи. Продавщица вручает мне розовый напиток, я протыкаю соломинкой крышку из переработанной бумаги.

Все-таки еда — большое подспорье, когда нужно унять неприятный холодок под ложечкой, потому что тебе надо кого-то убить.

— Ты всегда так делаешь, когда поставишь кого-то в неловкое положение? Идешь освежиться коктейльчиком?

Едва не поперхнувшись желатиновым шариком, я разворачиваюсь и вижу Люка, который стоит, скрестив руки на груди.

— А ты что тут делаешь? — лепечу я.

— Я хорошо разбираюсь в компьютерах, а у тебя на телефоне не установлена защита.

— Ты меня преследовал?

— Ты же вроде этого и добивалась! Иначе зачем ты говорила Джастину, как это плохо, что не все верят в успех программы?

Я фыркаю.

— Это же правда, я просто ее высказала.

— Ты при директоре компании прозрачно намекнула, что я не воспринимаю свою работу всерьез! При директоре, который платит мне стипендию и, кстати, может в любой момент выслать меня из страны, если захочет!

Я пытаюсь силой воли заставить щеки не краснеть. Мне нечего стыдиться, если его поймали на разгильдяйстве. Даже если всего час назад мне в голову пришла та же самая мысль.

— Нет, просто ты действительно не воспринимаешь свою работу всерьез и сам выставил себя в дурном свете! — Я трясу головой. — Как такое может быть, что ты возглавляешь проект, а сам в нем не участвуешь?

— Если я не бегаю за своей романтической партнершей, это не значит, что я в нем не участвую.

Я всплескиваю руками:

— Да что ты говоришь? Значит, ты уже встречался со своими идеальными друзьями? Отзывы у тебя по-прежнему на две звезды. Наверное, друзьям ты тоже не понравился.

Он недобро щурится, лицо его темнеет. Однако миг спустя снова становится бесстрастным.

Щеки у меня полыхают.

— Неужели познакомиться со мной — такой тяжкий труд? Я же не прошу тебя крутить со мной роман. Просто предлагаю выяснить, по какой причине мы с тобой оказались Ньюген-парой.

Лицо у него совершенно каменное. Ни мыслей, ни чувств, ничего.

— Ты уже тут! Ну так попробуй. Потрать полчаса на общение со мной и постарайся не быть козлом.

— О, мы уже перешли на личности!

Я скриплю зубами так, что ему слышно.

— Хорошо, двадцать минут.

Люк отвечает мне оценивающим взглядом. Он выше меня всего на дюйм-другой, а во мне всего пять футов, так что я не то чтобы смотрю на всех свысока. Глаза у нас почти на одном уровне.

— Подумай сам, — говорю я со вздохом. — Проведи со мной двадцать минут — и получишь данные, которые сможешь предъявить Джастину и доказать, что ты старался.

— Десять.

— Пятнадцать.

Он еще секунду щурится на меня. Плечи у него опускаются.

— Ладно.

Я бы завопила от радости, если бы мой выигрыш состоял в чем-то более приятном, чем разговор с Люком. С парнем, которого я должна полюбить, прежде чем убить. Как же я смогу превратить раздражение в пылкую страсть всего за месяц? Правда, бывают парочки, которые празднуют месяц со дня знакомства. Значит, чисто теоретически влюбиться за это время возможно. Я тоже сумею. Надо просто постараться.

— Гибискус — это что-то съедобное? — спрашивает Люк.

Я моргаю и смотрю на свой стакан.

— Да. Его цветки сушат, заваривают и делают питье. У нас в семье готовят такой напиток на праздники. Иногда я покупаю здесь коктейль с гибискусом.

— И что, вкусно?

Я подталкиваю стакан к нему:

— На, попробуй.

Люк брезгливо морщится.

— Я не заразная!

Он берет стакан и прихлебывает — самый малюсенький глоточек на свете.

— Ну?

— Типа шиповника?

— Ну да. Думаю, все цветы примерно одинаковы на вкус.

Потом мы некоторое время не делаем ничего, просто стоим. Я как следует рассматриваю Люка, и до меня доходит, что я впервые вижу его не в белом халате с эмблемой «Ньюгена». На нем драные джинсы и черное худи с короткими рукавами, а на голову напялена линяло-серая шапка-бини. Вообще-то все вместе смотрится красиво. И хорошенький он, конечно, до невозможности. Да-да, так я и подумала, когда увидела его впервые, — пока он не открыл рот, чтоб его хакнуло.

— Ну чего? — цедит он.

Я вздыхаю. Да, стоит ему открыть рот, и все идет прахом.

— Мне надо вон в тот магазин. — И я иду вперед, не дожидаясь его.

— Зачем?

— Надо закупить продукты.

— Для чего?

— Для кулинарного конкурса. — Я оборачиваюсь. — Ты умеешь готовить?

— Нет.

— Тебе готовят личные повара?

По-моему, подопечным Джастина не дают даже палец о палец ударить.

— Ты обратила внимание на отзывы на моей странице, да? Так вот да, у меня и личный повар есть, и слуга, который мне попу вытирает. Жизнь моя легка и безоблачна, одни сплошные привилегии. — Голос его звучит так едко, что впору обжечься.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему.

— А тогда в чем дело? Все, кто оставил отзывы, тебя просто не понимают? Или что? Нету у тебя никакого личного повара. И возможно, жизнь у тебя не сахар, она ни у кого не сахар, но привилегий и правда выше крыши. Достаточно, чтобы взять и не отправить человеку приглашение на экскурсию, которая откроет перед ним все дороги в жизни, просто потому что тебе не понравилось, как этот человек с тобой говорил.

— Я не выбираю, кого приглашать на экскурсию. Это решает отдел кадров.

— Тогда почему все так выпендривались перед тобой на собрании? — спрашиваю я, опешив.

— Мы можем кого-то порекомендовать, но в отделе кадров к нам не всегда прислушиваются. Кстати, твою двоюродную сестру я как раз порекомендовал — такая вот мелочь. Но это экскурсия для избранных, и на нее предпочитают приглашать тех, кто специализируется на естественных и точных науках. Наверное, только поэтому Кейс не получила приглашение сразу.

У меня, кажется, подгибаются ноги, все кругом слегка качается.

— Почему ты ее порекомендовал?

— Потому что она дала мне отпор! — Люк дергает подбородком. — Осталось десять минут. Пошли в этот твой магазин.

Мы проходим по коридору, сворачиваем в тупичок. Стоит нам войти, и навстречу нам раздается щебет владелицы магазина с легким тринидадским акцентом:

— Ты снова к нам! — Затем она скептически поднимает бровь. — И привела приятеля!

Мне хочется завязаться в узел и больше не развязываться. В швейцарский рулетик.

— Я подумала, может, у вас есть козлятина.

— В морозильнике в подсобке.

— Спасибо.

Я беру с прилавка холщовый шоппер и шагаю за хозяйкой в дальнюю часть магазина.

Люк следует за мной — руки скрещены на груди, глаза стреляют по полкам.

Я вздыхаю:

— Прости, пожалуйста. Иногда отзывы вообще ничего не значат. Не надо было мне судить по ним о тебе.

Люк искоса смотрит на меня:

— Неважно. Зачем тебе козлятина?

— Буду готовить ее под соусом карри. Это конкурс семейных рецептов, вот я и попробую несколько.

— А откуда твоя семья?

— В основном с Карибских островов и с Тринидада, но кое-кто из Америки — из Нового Орлеана и его окрестностей. Изначально из Африки, но об этом я почти ничего не знаю.

— И как там? На Тринидаде? Я ездил в Новый Орлеан с Джастином на конференцию, было интересно. Оживленно так. Много исторических мест.

Я переминаюсь с ноги на ногу, хотя понимаю, что стесняться мне нечего.

— Я ни там, ни там не бывала, честно говоря.

У нас никогда не хватало колдовского диапазона на телепортацию (и это в любом случае рискованно), да и даров таких ни у кого нет, а простые неволшебные авиаперелеты всегда были для нас слишком дороги. О своих корнях я знаю разве что по блюдам и культуре, воссозданным в Канаде, не более того.

Люк пожимает плечами — ему нечего сказать о том, что я не смогла посетить родину предков. Спасибо ему за это.

— А хочешь съездить?

— Когда-нибудь — конечно.

В том будущем, когда мне удастся отложить достаточно денег, чтобы позволить себе такую роскошь, я была бы счастлива посетить места, откуда родом моя семья. Я гляжу на Люка.

— У тебя есть покровитель. Откуда ты приехал в Канаду?

— Из Мексики.

В его голосе не звучит ни намека на то, как больно ему было покидать страну, где он родился, но ведь наверняка трудно бросить все и переехать в незнакомые края. Даже когда ты совсем маленький.

— Скучаешь?

— Не особенно.

— А почему?

Люк напрягается.

— Не ладил со своими. Им было не понять, почему я увлекаюсь наукой и техникой. Там больше ценят искусство, а я немного рисую. Родители хотели, чтобы я пошел в художники. В Мексике есть учебные программы по физике и математике, но, конечно, нет таких ресурсов, как у «Ньюгена». Здесь у меня работа моей мечты, и я прожил в Канаде столько же, сколько там. — Он тычет пальцем в клубни таро в ящике. — Я один раз съездил туда, в тринадцать лет. Ну и… не вписался. Мне все говорили, мол, по мне и не скажешь, что я «оттуда», но я-то понимал. Да и с людьми я в детстве с трудом находил общий язык. Так что у меня на родине не осталось кучи друзей, как у других подопечных богатых покровителей. В Мексике я не чувствовал себя своим, даже когда не собирался никуда уезжать. В «Ньюгене» я как дома, а в Мексике — как в чужой стране. — Он показывает на мой шоппер. — Что тебе еще нужно?

— Порошок карри. Значит, теперь твой дом здесь. А что твои родные говорят? Скучают по тебе?

Он пожимает плечами и отворачивается.

— Я иногда разговариваю с родителями по видеочату. Они до сих пор не могут смириться. Жалеют, что разрешили мне участвовать в спонсорской программе. Каждый раз, когда я с ними говорю, все кончается или ссорой, или угрызениями совести. Не хочу рассказывать.

Отношения между покровителем и подопечным — это всегда сложно. Я слышала, что, когда родители отпускают детей за границу по спонсорским программам, они открывают перед ними широкие возможности, но по условиям договора лишаются родительских прав — это прописано под звездочкой, мелким шрифтом. Например, они не могут без уважительных причин потребовать, чтобы их ребенок вернулся домой, а чтобы доказать, что причина уважительная, надо обратиться в суд. Что-то я сомневаюсь, что простые семьи часто выигрывают судебные дела против крупных корпораций.

Однако, если дети похожи на Люка и не хотят уезжать, все становится еще сложнее. Особенно если каждый раз, когда родителям удается пообщаться с ним, дело кончается ссорой. Такое обычному ребенку вроде меня никогда не понять.

Очень многие, в том числе и Кейс, утверждают, что спонсорские программы — это просто современный колониализм. Едешь в страну, которую считаешь недоразвитой, и, вместо того чтобы навязывать ее жителям свою культуру, забираешь тех членов тамошнего общества, которых считаешь ценными, и говоришь им, что они лучше остальных, а потом заставляешь перенять твою культуру, а свою они теряют. В конце концов они оказываются полностью зависимыми от покровителя, который, в свою очередь, может вышвырнуть их за порог, даже не раздумывая.

Но для таких, как Люк, участие в спонсорской программе запросто может оказаться главным в жизни. Я знаю его всего несколько дней и уже это поняла. Если программа иногда оказывается полезной, это не значит, что она хороша в целом, однако уже не скажешь, что ее нужно срочно отменить.

Сломанная система, которую невозможно отключить, не сломав еще сильнее.

Мне уже не хочется лезть к Люку с вопросами про родных, и вместо этого я спрашиваю:

— А как тебя нашел Джастин?

— Знаешь телеигру «Чудо-детки»?

— Да, моя двоюродная сестра один раз попала в верхнюю десятку! — От гордости за Кейс я невольно выпячиваю грудь.

— Я был первым пять раз подряд.

Да чтоб меня хакнуло.

— Джастин приехал к нам, мы поговорили о робототехнике. Потом он посовещался с моими учителями, а после этого предложил мне покровительство. — Люк берет с полки какую-то жестяную банку. — Это порошок карри?

— Да, спасибо. — Я беру у него банку.

В «Чудо-детках» участвуют сотни тысяч детей. Если Люк занимал первое место несколько раз подряд, значит, он точно гений. Некоторое время я смотрю на него не мигая.

— Спасибо, что взял себя в руки и говоришь со мной нормально. Круто же, что тебя взяли в спонсорскую программу.

Он сначала не знает, что ответить, а потом рявкает:

— Осталось пять минут!

Я, конечно, ругаю себя за улыбочку, которая сама собой появляется на лице, но не сильно. Но улыбка тут же гаснет — быстрее, чем появилась. И без того нелегко было бы убить парня, которого я считала грубым и самовлюбленным, но убить того, кто бросил все, чтобы следовать за своим призванием, и теперь у него сложные отношения с родителями, будет еще труднее.

Люк откашливается:

— Что еще тебе нужно?

— Паратха-роти. Я могу напечь и сама, но что-то лень.

В моем голосе звучат хвастливые нотки, ну и пожалуйста. Да, я прекрасно умею печь паратха-роти. Нет ничего лучше, чем плоские мягкие лепешки, чтобы макать в соусы и карри.

— А ты печешь индийские роти или…

Я нахожу их на полке слева, еще теплые, утренней выпечки.

— Наверное, да. Но их едят на всех Карибских островах. Вот почему я их знаю. Я пеку роти без дробленого гороха.

Я беру с полок кумин, гвоздику и чеснок и сую в шоппер. Прихватываю несколько манго, сорта «джули», потому что дома меня за них расцелуют. А в обычных овощных магазинах они часто бывают недозрелые и безвкусные. Я беру по манго на каждого из домашних, и сумка становится такой тяжелой, что я жалею, что у меня нет лишних денег на такси до дома. Почти все вызывают беспилотные модели, но кое-кто вроде моих родных всегда требует машины старого образца, с ручным управлением. Я предпочитаю первые. Они едут спокойно, ровно, не то что тетя Мейз — она почти все время орет на другие машины, которые, в отличие от нее, соблюдают правила дорожного движения.

Я гляжу на шоппер в руках. Когда я покупаю продукты для нас, то всегда плачу с общего счета, к которому бабушка подключила меня, как только стало очевидно, что теперь я буду и готовить, и ходить по магазинам. Это хорошо, потому что лишних денег на все это у меня нет.

Люк вынимает правую руку из кармана и показывает на манго:

— Когда я был маленький, мы макали ломтики манго в тахин. Это такая смесь перца, соли и лайма.

— Я его не пробовала. — Я знаю о тахине из роликов про мексиканскую кухню, но сама ни разу не собралась его приготовить.

— Очень вкусно, если любишь острое.

— Люблю. — Кстати об остром — я протягиваю руку за спину Люку и беру с полки баночку кайенского перца. — Значит, ты не готовишь, это мы выяснили. А что ты ешь дома?

— Растворимую лапшу. Готовые макароны с сыром. Заказываю доставку. Ну и так далее.

Я оторопело оглядываю его с ног до головы.

— Как ты жив-то до сих пор? Это же не настоящая еда.

— Мне хватает. — Он ежится под моим взглядом.

— А как же овощи? Фрукты? Мясо? Рыба?

— Иногда я ем яблоки.

Я морщусь так сильно, что шея болит.

— Да у тебя так будет заворот кишок. Надо питаться нормально. Давай я завезу тебе этого карри.

Он поднимает бровь:

— Ты собираешься что-то готовить для меня?

Я прикусываю язык. Сама не подумала, что предлагаю. Но готовые макароны с сыром — это же ужас что такое! Как это мне так быстро расхотелось набить ему морду и захотелось его накормить?

— Для тебя — нет. Так уж и быть, я побалую тебя остатками с моего стола.

Он поджимает губы и немного кривится. Я не сразу соображаю, что это он так улыбается. Тут он, видимо, одумывается и стирает улыбку.

— Еще что-то?

Я иду к кассе, а по пути сую в шоппер пакетики курмы, тамариндовых шариков, красных ломтиков сушеного манго, соленого чернослива. Не так часто я здесь бываю, чтобы практиковаться в умеренности, а бабушка скорее рассердится, что я купила мало, чем огорчится, что я была слишком расточительна.

Люк снова поднимает бровь:

— Это тоже для карри?

— Не-а. Это всякие вкусности, чтобы родственникам было из-за чего передраться.

— Родственники — это кто? Родители? Эта твоя двоюродная сестра? Девчушка из твоей ленты?

— Я живу с мамой, папой, его новой женой Прией, их дочкой Иден — это девчушка из моей ленты, — тетей и дядей, двоюродными сестрами Алекс, Кейс и Кейшей и бабушкой.

— Вот и в Мексике так было, — говорит Люк. — Я жил в одном доме с пятью двоюродными братьями и сестрами и всеми нашими родителями.

Я обращаю внимание на то, что он не говорит «дома», в отличие от других участников спонсорских программ, когда они рассказывают о родной стране.

— Тебе нравилось?

— Там? Да не очень. Я всегда хотел свою комнату и чтобы меня не трогали. Но теперь, когда она у меня есть, я иногда скучаю по гвалту.

Именно звуки делают дом домом. Симфония разговоров, возгласов, смеха, которые оживляют стены и крышу.

— Да, понимаю.

Я расплачиваюсь, мы выходим из магазина.

— Ну вот, наше время кончилось. Было не так уж плохо, согласись.

Люк что-то рычит и торопливо шагает прочь, даже не попрощавшись.

Если он и заметил, что проговорил со мной на пять минут больше, чем собирался, то предпочел об этом не упоминать.

Я все думаю о той краткой смущенной улыбке.

Может, влюбиться в него — не такая уж непосильная задача, как я думала.