Весь следующий день я провожу в кухне с рецептами тети Элейн. У меня был план найти повод увидеться с Люком, но его время — монополия «Ньюгена», даже по выходным, например сегодня. По ленте видно, что он не выходил в Сеть уже полсуток, что для нашего поколения просто неслыханно, а для него нормально. Я послала ему сообщение с вопросом про контейнер, но он так и не ответил, вот я и решила, что буду готовить, раз так.
Кроме того, сейчас самый подходящий момент испытать рецепты для конкурса на более широкой аудитории. Меньше чем через час абсолютно все из нашей общины соберутся на огромном дворе у Дэвисов на ежегодное барбекю перед Карибаной. Иногда даже странно, что все мы можем втиснуться в чей-то двор, пусть даже и большой. Наша община меньше, чем кажется. Вспомним хотя бы тетю Элейн — она мне родственница и по дяде Ваку, и по папе.
Я готовлю партию карри с говяжьими хвостами, которое больше понравилось и Люку, и моим домашним. Кроме папы, который так и не сказал мне, чтό предпочел. Еще я делаю целую стеклянную форму макаронной запеканки по рецепту тети Элейн, а на третье — шоколадный торт с ромовой пропиткой, такой влажный, что даже блестит. Если честно, я не любительница таких тортов, но рецепты тети Элейн так популярны не на пустом месте, а я хочу победить.
Часов в шесть в кухню не спеша входит бабушка. Я гляжу ей за спину, где должен быть дядюшка, но, к счастью, его там нет.
Бабушка хмыкает.
— Катиус поехал заранее, помочь подготовиться к празднику.
— Откуда ты знаешь, о чем я думаю?
Бабушка кряхтит и наклоняется над тортом:
— Пахнет как в распивочной. Кто дал тебе столько рома?
— Нашла бутылку.
Бабушка раздувает ноздри.
— Если выиграю конкурс, у меня будет куча денег, куплю еще! А про этот ром тетушка еще в прошлом году сказала, что он невкусный. Его никто не пил.
— М-м-м. — Бабушка обходит кухонный стол, рассматривает блюда, которые я там расставила. — Это не твои рецепты.
— Откуда ты знаешь?
— Раньше ты не готовила карри с перцовым соусом. Только добавляла кусочек карибского красного перца — для аромата. А вчера за ленчем я едва горло не обожгла, когда пробовала твою стряпню.
— Ты сказала, тебе нравится!
— Мне нравится, только не мешало бы предупредить. Почему ты не покажешь на конкурсе свои рецепты? — Бабушка пристально смотрит на меня и морщит лоб. Вообще-то для старушки морщин у нее маловато. Выглядит она скорее на сорок, чем на шестьдесят. Не знаю, в чем дело, — то ли в том, что она матриарх, то ли в наших фирменных кремах.
Я облизываю губы.
— Это конкурс семейных рецептов, поэтому я и искала вдохновения у предков.
— А что, нашим предкам не понравился бы карри, который ты раньше готовила?
Да чтоб меня хакнуло насмерть. Я смотрю в потолок.
— В связи с чем меня допрашивают?
Бабушка только мычит что-то неразборчивое и продолжает рассматривать блюда.
Я закрываю стеклянные формы сверхтонкой фольгой («Никогда не порвется!»).
— Хотела попробовать разные варианты. Рецепты у меня хорошие, но, может, эти даже лучше.
Формы я ставлю друг на друга крест-накрест, как учила бабушка, чтобы верхние не приминали нижние. Сверхтонкая фольга прочная, но не настолько.
— Ну смотри.
Бабушка выходит и пронзительно кричит наверх:
— Девчонки! Идите помогите Вайе загрузить еду в фургон!
В кухню входят Кейс и Кейша. Кейс закрутила волосы в пучок на макушке, как всегда, и надела шорты и простую футболку, зато ее сестрица нарядилась в каштановый парик с розовыми кончиками длиной ниже попы и белое мини-платьице, которое выглядит так, словно она сама себя в него зашила.
Бабушка щурится на них:
— А где Алекс?
— У себя, шьет. У нее завтра показ. — Кейша одергивает платьице, которое уже задирается на бедрах.
Бабушка щурится еще сильнее.
— Закрывает все что надо! Бывает и короче! — возмущается Кейша.
Еще один суровый бабушкин взгляд — и моя сестрица разворачивается на каблуках и в бешенстве топает к себе наверх, крикнув напоследок:
— Допотопная сексистская фигня!
— Ага, ага. — Бабушка дергает подбородком в сторону нас с Кейс. — Несите все в фургон. Кейша возьмет последнюю форму.
Мы с Кейс берем по форме и тащим все в «фургон», где уже сидят остальные. Так называет его бабушка, хотя это, строго говоря, микроавтобус. Не особенно шикарный. Беленький, блестящий, квадратный — от всего этого мы с двоюродными только глаза прячем со стыда. Реликт тех времен, когда дядя Ваку был маленький и бабушка с дедушкой колесили по всей стране.
После смерти прабабушки, когда бабушка была посвящена в матриархи, все эти путешествия остались в прошлом, так что бабушка с дедушкой вернули на место задние сиденья, а свою постель занесли в дом. На этом матрасе бабушка спит и по сей день.
Мы забираемся внутрь, и вскоре к нам присоединяются бабушка и Кейша в платье немногим длиннее прежнего. За руль втискивается тетушка, и мы катим к Дэвисам.
Иден рядом со мной болтает ногами, напевает мотивчик, который, как я подозреваю, сама и сочинила, и, привалившись к моему боку, играет в какие-то гонки на планшете.
Я проверяю телефон — нет ли сообщений. От Люка ничего, и сердце у меня слегка сжимается. Я стискиваю руки на коленях. Неужели та женщина с ноутбуком не ошиблась? Да нет же, я в него не влюблена. Еще нет. Думаю, пока можно сказать, что он мне скорее нравится, чем нет. Последние добавления в список положительных качеств — помощь с тетей Элейн и то, что теперь в его обществе мне уже не так неловко, а, пожалуй, приятно — он меня больше не злит. Что, конечно, не такой уж большой шаг вперед за две недели, но я не знаю, как полюбить человека еще быстрее.
— Тонкая грань между любовью и ненавистью, — шепчет Кейс с одиночного сиденья через узкий проход от нас.
Я ахаю, пытаюсь что-то сказать, но в результате прицельно думаю: «Постороннего мнения не спрашивают!»
Тетушка ударяет по тормозам, мы все едва не падаем вперед.
— Вот дерьмо!
— Не при детях, — говорит Прия с переднего сиденья, где сидят они с папой.
Тетушка ее не слушает. Жмет на кнопку, чтобы опустить окно.
— Бога ради, мама… — стонет Кейша.
— Я сожгу это ведро с гайками! — рычит тетушка. — Может, он хоть тогда отучится всех подрезать!
Сомневаюсь, что беспилотные машины на дороге делают что-то недозволенное, но тетушка, когда злится, таких мелочей не учитывает.
Мама привстает и тянется через тетушку, чтобы закрыть окно. Они отпихивают друг дружку, а машину тем временем ведет вправо. Я вцепляюсь в край сиденья и только и смотрю, чтобы мы ни во что не врезались.
Папа протягивает руку, чтобы похлопать тетушку по плечу, но не успевает — тетушка резко поворачивает голову и кричит:
— Только тронь меня — и я тебе мясо до костей сожгу! Не вздумай заставлять меня успокоиться!
Папа откидывается на спинку сиденья и убирает руку.
— Он хотел помочь. — Прия не скрывает раздражения в голосе.
Тетушка цыкает зубом, отпихивает маму и закрывает окно. И давит на газ, чтобы мы свернули налево, на улицу, где живут Дэвисы, хотя уже загорелся красный.
Я трясу головой.
«Надо запретить тетушке водить! Она все время так!»
— Просто никто не хочет скандалить с ней по поводу того, кто сядет за руль, — отзывается Кейс. — И вообще мы уже приехали.
Тетушка тормозит перед особняком Дэвисов и паркуется на обочине. На ступенях особняка, обычно пустых, полно народу с одноразовыми стаканчиками в руках. Дедушка назвал бы это «тусняк» — на тринидадском жаргоне так называют гостей на праздниках. Мы должны были приехать и привезти угощение до того, как все собрались, но, как обычно, опоздали. Вовремя загнать в один микроавтобус девять человек не так-то просто.
Бабушка подставляется под сканер, и ворота перед нами распахиваются. Мы с Кейс и Кейшей берем еду и шагаем по извилистой дорожке на задний двор. По пути все глаза прикованы ко мне.
И не как всегда: «Эй, смотрите, Томасы приехали!» — а гораздо более напряженно. Колдуны обожают посплетничать, а Йохан не держит язык на привязи, если не считает нужным.
Я стараюсь из-за этого не нервничать. Мама говорит, болтливость у нас в крови. Это сейчас мы ограничиваемся только самыми интересными сплетнями, а когда наши предки работали на плантациях, у нас не было ничего, кроме разговоров. Только благодаря им мы поддерживали отношения и помогали друг другу. Благодаря рассказам, которые передавались из уст в уста. А до этого мы так сберегали свою историю. Так что да, мы обожаем посплетничать, но в каком-то смысле это делает нас ближе даже к самым далеким предкам.
— Ну их. — Кейс свирепо глядит на Оуэна Джеймса, одного из папиных двоюродных братьев, нашего ровесника. Глаза у него вот-вот вылетят из орбит, чтоб его приподняло и шлепнуло. — Давай расставим еду.
Мы сгружаем стеклянные формы на стол, где уже красуются фолори — жареные соленые пончики с пылу с жару, которые подают с острым соусом, — и пышные тринидадские сэндвичи-даблы с начинкой из нута. Это фирменные блюда семейного ресторана Дэвисов — «Роти-Роти». Считается, что Дэвисы держат его, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Каждый член семьи Дэвисов обязан работать там хотя бы один день в неделю для поддержания рабочего настроя. По крайней мере, так говорит дядюшка. Еще он ворчит, что его брату просто нравится всеми помыкать, — и это тоже правда.
Когда мы ставим все на стол, к нам подходит Рубина — одна из дочерей Йохана. Ее красная с черным прическа так и покачивается, кудри лежат настолько идеально, что я едва не забываю, что Рубина еще не прошла Призвание и не может удерживать их на месте колдовством. Она показывает на двойняшек наманикюренным пальчиком:
— Дядя Катиус говорит, чтобы вы разносили напитки.
— Почему мы?! — стонет Кейша.
— Потому что вы Дэвисы и должны нам помогать.
Рубина смотрит на меня, точнее, на мое запястье:
— Ты что, тоже участвуешь в испытаниях?
Я моргаю и смотрю на ее руку — и точно, там белый трекер.
— А, ну да.
— Как тебе партнер?
— Ну он… — Козел, но не совсем? Гениальный художник, но все время выпендривается? К тому же он мне вроде бы нравится, но теперь надо его полюбить, и над этим я сейчас работаю. А, и еще мне придется убить его к концу месяца. Пара пустяков. — Забавный. А твой?
Она открывает рот, чтобы ответить, но ее перебивает Йохан:
— Рубина! Бери двойняшек и бегом сюда.
Рубина послушно поворачивается и идет к отцу. В доме у Дэвисов не принято никому перечить и уклоняться от работы. Кейс и Кейша тащатся следом за своей двоюродной сестрицей.
Я смотрю на толпу гостей и вижу родителей и брата Лорен — они забились в уголок, а остальные Картеры старательно держатся от них подальше. У Рены модный парик в виде короткой стрижки и высокие каблуки. Мистер Картер смотрит в стакан. Калеб носится с Иден и другими детьми.
Калеб родился больным, и Рена не могла его вылечить без Йохана. Была бы жива тетя Элейн, думаю, она помогла бы им бесплатно. Такое у меня сложилось впечатление по тому, как ее описывала Ли. Тетя Элейн была готова помогать людям, ничего не требуя взамен.
Калеб умудряется осалить Иден, та пищит и гонится за ним. На лице миссис Картер проступает редкая улыбка.
Год назад, и два, и три Лорен тоже была здесь — болтала о своем последнем бурном романе или рассказывала, о каком геномоде мечтает. Тогда ее семья пользовалась уважением. Среди остальных Картеров, по крайней мере. Все родственники обращались к ним как к источнику мудрости и силы, и считалось, что Лорен займет место матриарха, когда умрет ее тетя. Как больно видеть, что теперь они стоят отдельно от всех, словно изгои.
На их месте могли быть и мы.
Когда-то Ли была сильнее всех матриархов в нашей общине, а как только выяснилось, что ее дочь не обладает волшебными способностями, ее просто выгнали.
Вот какая у нас община. Вот какую общину мы создали совместными усилиями. Готовую изгонять из своей среды целые семьи, если за них почему-то стыдно. Если они не вносят свой вклад в ее престиж и могущество. Если при них грустно и неловко.
Стоит мне провалить задание, и мы будем точно такими же.
Нас отрежут, словно коричневое пятно на вкусном спелом манго. Только манго это уже давно сгнило — а все по-прежнему смакуют золотистую мякоть, будто она слаще некуда.
— Вид у них так себе.
Ко мне подходит мама со стаканом какой-то ярко-оранжевой жидкости, пахнущей ромом, которым я пропитала торт, и показывает глазами на Картеров.
— Мама, тебе не приходило в голову пользоваться своим даром не только по мелочи? Например, помогать полиции искать пропавших людей — ну, типа того?
Мама тяжело вздыхает.
— Нам опасно заниматься тем, что привлекает слишком много внимания. Частные сыщики — другое дело, у них нет особых полномочий и о них не пишут в прессе. А гадалка, которая помогает полиции находить твоих родных и близких, — именно та репутация, которой мы стремимся избежать. Кроме того, теперь людей ищут по генетическому профилю, и это хорошо получается. Ее скоро найдут.
Я сжимаю и разжимаю кулаки.
— Пока еще не нашли. Может, на нее и нет никаких генетических данных и искать нечего. А твои методы лучше.
— В наши дни не бывает преступлений без генетических данных.
— Почему ты не хочешь просто помочь? Неужели тебе наплевать на Лорен?
Мама резко поворачивается ко мне:
— Иногда хочешь как лучше, а получается только хуже. Поверь мне на слово, я не просто так держусь от этого в стороне. — Она так взмахивает рукой, что выплескивает полстакана оранжевой жидкости. — Я обожаю помогать людям, но должна в первую очередь думать о семье. Которая рушится на глазах, прах ее побери, из-за Мамы Джовы. А как помочь тебе, я не знаю… — Она негромко истерически смеется. — В общем… Лучше думай о своих делах.
Я прикусываю губу и наклоняю голову, словно согласна с ней. В груди что-то трепыхается — совсем как плакат с портретом Лорен на ветру. Мамин ответ — не настоящая причина, скорее отговорка. Да и когда мама говорит, что не знает, как мне помочь, это не утешает. Я осталась со своим заданием один на один.
Мама пихает меня плечом:
— Ты меня слышишь? Я понимаю, это трудно. Задание у тебя… Кейша сказала, ты хочешь, чтобы мы перестали притворяться, будто ничего не происходит, и мы… я… в общем, до нас дошло. Никаких обходных путей нет. Тебе нужно сосредоточиться на том, чтобы все исполнить как сказано.
— А то я не сосредоточилась! — Я сама не понимаю, как громко звучит мой голос, пока все на нас не оборачиваются. Я сутулюсь и говорю уже тише: — Нельзя же влюбиться по щелчку пальцев.
— Ой, Вайя. Это же не самое сложное.
Тут маму с другого конца лужайки окликает тетя Мейз. Мама сжимает мое плечо.
— Если я тебе нужна, я здесь, даже если у меня не хватает мудрости помочь тебе — а хотелось бы. — Она идет к тетушке и кричит ей: — Возьми мне еще выпить!
— Только если ты согласишься, что матриарх из меня лучше! — кричит в ответ тетя Мейз.
Мама мотает головой. Ее сестра усмехается, достает перочинный ножик и режет себе палец, а потом взмахивает рукой, чтобы наколдовать еще стакан. Могла бы просто взять, но колдуны — они такие. Хвастаться ненужными мелкими чарами у нас в культуре.
Только чары у нее не удаются.
У меня по спине бежит холодок.
Тетушка заливается краской, на ее лице проступает сначала недоумение, потом понимание, потом паника — а потом все сменяет улыбка.
— Ой, кажется, я перебрала! — объявляет она.
Все вокруг смеются — они же не понимают, что происходит на самом деле.
Мама даже не усмехается. Она-то знает.
Колдовские способности притупились не только у моих двоюродных сестер. Со взрослыми это тоже случилось. Я еще не успела провалить Призвание, а мои родные уже вовсю столкнулись с последствиями.
Почему для того, чтобы обеспечить свое будущее, я обязательно должна перечеркнуть чужое? Особенно если речь идет о том, чье будущее явно веселее моего.
Может быть, все-таки не должна?
Только один человек на свете знает это точно.
Я упираюсь взглядом в Йохана, который как раз входит в дом.
Прокравшись в дом следом за Йоханом, я бегу за ним через переднюю в кухню. Пройдя шаг-другой, он останавливается.
— С какой стати за мной слежка, как за преступником?
К моим щекам приливает жар.
— Я хотела кое-что у вас спросить.
— Предки, дайте мне силы! — стонет он. — Ни слова про Джастина и Элейн!
— Да нет, не об этом!
Он упирает руки в боки.
— Тогда о чем?
— Это насчет моего задания… Бывало ли такое, чтобы кто-то выполнил не то задание, которое ему дали, а другое — и все равно прошел Призвание?
— Насколько мне известно, нет.
Сердце у меня падает.
— Однако это не означает, что так в принципе нельзя. — Йохан скрещивает руки на груди. — Кто вас Призвал?
— Мама Джова.
Он присвистывает.
— С Мамой Джовой шутки плохи. Если провалите Призвание, придется дорого заплатить. — Он подается вперед. — И наверняка задание у вас непростое.
— Так и есть. — Я стискиваю руки. — Так что, есть другие варианты?
Йохан прислоняется к стене.
— Вероятно, она хочет, чтобы вы почувствовали то же, что и она. Когда девушку забивают плетьми до полусмерти и убивают ее возлюбленного у нее на глазах, а потом ее бросают, потому что у нее нет сил бежать вместе с рабами, которых она же и освободила… А вы выросли в нежных объятиях большой семьи. Что вам приказано сделать?
Я переминаюсь на месте.
— Вы просите о помощи, а я не знаю всех подробностей — как же так?
— Она велела мне отнять жизнь у моей первой любви.
Йохан поднимает брови:
— Вы смогли истолковать ее слова?
— Истолковать? Она так и сказала — отнять жизнь. У меня… в общем, он… короче, мы идеальные генетические партнеры. Мне нужно как следует влюбиться в него, а потом… сами понимаете. Но если мне удастся как-то иначе…
— Может быть, и удастся. Но готовы ли вы рискнуть ради этого «может быть»?
Я гляжу себе на ноги. Облачка на ногтях сейчас как-то особенно не к месту. Надо попросить Кейшу их закрасить.
— Слышал, Кейс получила личные рекомендации для стажировки в «Ньюгене». Она же об этом и мечтала, если я не ошибаюсь. Хотела свободы. Будет сама зарабатывать, и я слышал, там даже дают жилье. — Йохан говорит как ни в чем не бывало, но напряженные нотки все-таки слышатся. Словно он вкладывает в свои слова какой-то дополнительный смысл.
Я не хочу обсуждать планы Кейс уйти из дома.
— Речь не о ней. Мне нужна помощь с заданием.
— Вот я и помогаю. — Йохан пожимает плечами. — А если вы этого не понимаете, тем хуже для вас.
Я и правда не понимаю, как размышления о будущем Кейс помогут мне отнять жизнь у Люка. В последнее время у нее все складывается лучше некуда. Скоро она получит аттестат — и я точно знаю, что к нему будет прилагаться целая кипа почетных грамот. А потом ее ждет стажировка в «Ньюгене», где она всему научится и станет звездой. Ну а затем Кейс поступит в какой-нибудь крутой университет на деньги «Ньюгена», произведет сногсшибательное впечатление на преподавателей, получит диплом и пойдет в «Ньюген» работать как ценный сотрудник. Поселится в служебной квартире — и я помогу ей с этим, как бы мне ни было больно.
Я увижу, как она меняет мир, и планирую быть рядом с начала и до конца.
Участвовать в будущем Кейс — вот как я могу представить себе свое будущее. А больше я в нем ничего не вижу.
И это ничего не говорит мне о том, как избежать необходимости стереть будущее Люка.
Я качаю головой:
— Зря я думала, будто есть обходной путь, когда сама знаю, что нет.
Потом я бормочу: «Спасибо» — и пристыженно удаляюсь.
Убить Люка. Или ничего не сделать и потерять нашу и без того слабеющую магию — и сестренку.
Как бы я ни поступила, мое задание меня раздавит.
И все это не отменяет того, что его надо довести до конца.