Магия и кровь

Глава двенадцатая

Яркие лучи солнца озаряют «Берлогу электронщика», втиснутую между Королевским банком и веганскими хот-догами навынос. На фасаде мелькают голографическая реклама и яркие неоновые буквы, а у входа стоит древний «Ньюсап» — женщина-зазывала с голубой кожей. Бедняжка прикована цепью с замком к столбу, чтобы не украли, и, похоже, запрограммирована только на то, чтобы стоять и махать. Раньше «Ньюсапы» были способны к самообучению, и их искусственный интеллект мог действовать на основании входящих данных без команд, например измерял температуру ног владельца и определял, не надо ли принести ему плед. Правительство приняло закон, запрещающий такие настройки. Теперь, если пользуешься андроидом, надо программировать любые действия и команды.

Заглядевшись на электронику, я вспомнила про Люка и сразу испугалась: с того момента, когда я получила задание, прошло уже больше недели, а предъявить мне особенно нечего. Чтобы отвлечься, я откусываю хороший кусок датской булочки с вишней и крем-чизом.

Кейс идет рядом и жует свой пирожок со шпинатом и творогом — честно говоря, по-моему, на такое не стоит продукты тратить.

Кейс закатывает глаза.

— А можно мы просто пойдем и все сделаем? У меня в понедельник ознакомительное собрание в библиотеке с дядюшкой Роуэн, я вообще-то готовиться должна.

Кусочек вишневой начинки падает мне на подбородок, я стираю его большим пальцем и хочу слизнуть — но замираю. Темно-красный мазок на моем пальце гораздо больше похож на кровь, чем на вкусный десерт.

— Вайя! — Кейс настороженно хмурится.

— А? Ой да, наверное, интересно будет на собрании.

— Угу.

Я снова гляжу на палец — нет, просто старый добрый вишневый джем. Задумчиво сую палец в рот.

Кейс пристально смотрит на меня, склонив голову:

— Все нормально?

— Ты волнуешься из-за собрания? — На ее вопрос я предпочитаю не отвечать.

— Думаю, все пройдет хорошо.

Она говорит без особого пыла — да, она уверена, что так и будет, но это ее не слишком радует.

— Но это не «Ньюген».

Она не отрицает.

— На самом деле я не знаю, подходит ли мне «Ньюген».

— Поймешь после экскурсии. И ничего плохого, если при этом ты получишь фору благодаря природным дарованиям.

— Даже и не думай! — Кейс щурится на меня.

— Ты получила дар не просто так! Почему ты не хочешь им пользоваться, чтобы показать себя с наилучшей стороны? Родственникам это знать не обязательно, так что протест все равно состоится.

— Зато я сама буду знать! Почему в этой семье все уверены, будто без магии ничего достичь невозможно?

— Я же не говорю, что невозможно. У тебя и образование, и колдовские способности — все сразу. Так почему ты не хочешь пустить в дело и то и другое? Разве это не то, о чем ты постоянно твердишь — что хочешь быть не просто колдуньей?

Кейс зябко ежится и отворачивается. Смотрит на дверь магазина.

— Пошли проверим твой трекер.

Мы входим в «Берлогу электронщика», где нас встречает вонь паленого пластика, а все четыре стены завешаны телефонами, планшетами, умными часами, самоинсталлирующимися чипами и прочей техникой.

За прилавком сидит и читает что-то в телефоне черная девушка, примерно ровесница Алекс, в ярко-зеленом хиджабе, оттеняющем красновато-коричневую кожу. Рядом лежит сканер для пожертвований — белый экран с фотографией Лорен. Я достаю телефон, выбираю сумму — пять долларов — и прикладываю к экрану. Лицо моей подруги исчезает, на его месте возникает зеленая галочка — подтверждение, что платеж прошел, и благодарность за пожертвование. Теперь я без гроша — до завтра, когда мама выдаст мне карманные деньги. Хорошо, что я могу отдать то немногое, что у меня есть, на помощь Лорен, раз уж больше ничем помочь не способна.

— То, что ее до сих пор не нашли, просто уму непостижимо, — бормочет Кейс.

Девушка закидывает в рот пластинку жевательной резинки.

— Говорят, она сбежала из дома. Не верю я в такое. Слишком много времени прошло.

Я с ней согласна. Да, Лорен уже пускалась в бега, и не раз, но никогда не пропадала так долго. У меня сводит живот, датская булочка тяжко ворочается внутри.

— Можете проверить, нет ли в моем трекере каких-то записывающих устройств? А если да, какие данные по нейромедиаторам они отслеживают?

Я снимаю трекер с запястья и протягиваю ей.

Она хмурится:

— Где вы это взяли?

— В «Ньюгене», я участвую в испытаниях бета-версии программы по подбору пар.

Глаза у девушки вспыхивают.

— Слышала! Сама бы хотела записаться. Ну давайте, проверю.

Она уходит в подсобку, а я смотрю на Кейс:

— А что мы будем делать, если там нет никаких записывающих девайсов?

— Тогда, наверное, можно не волноваться.

Я опираюсь о прилавок и принимаюсь грызть ноготь. Если в трекере ничего нет, у меня минус одна проблема, а значит, освободится время, чтобы поразмышлять о предстоящем убийстве.

— Прости, что потащила тебя в центр. Наверное, мысли тут так и жужжат.

Лицо у Кейс становится странное.

— Что?

Она трясет головой.

— Ты еще не продумывала методологию? — Голос у нее напряженный.

— Какую методологию?!

— Ну типа как выполнить задание Мамы Джовы и не угодить за решетку до конца своих дней?

Настолько далеко я не заглядывала. Я даже не могу представить, как это проделать, и уж тем более — как потом все скрыть. Какие у меня варианты? Расчленить Люка на мелкие кусочки и раскидать их по мусорным бакам в разных районах? Сварить его внутренности и подмешать в нашу косметику? Войду в историю как убийца по кличке Кровавый Крем.

— Предков ради, Вайя! — стонет Кейс.

— Нечистые колдуны постоянно этим занимаются, ты же знаешь!

— Вообще-то нет. Толпы нечистых колдунов крадут и пытают людей, но оставляют в живых. В наше время только немногие доводят все до конца. — Кейс пожимает плечами. — Одно дело они, а ты — совсем другое. Или у тебя есть какое-то руководство для нечистой колдуньи «Как спрятать труп», просто я его никогда не видела?

Когда я убью Люка, я пройду Призвание и смогу колдовать. Тогда и придумаю обряд, чтобы спрятать его тело… Только на этих словах у меня все застопоривается. Вот он лежит, раскинув руки, весь в кровище, серо-голубые глаза открыты, взгляд пустой.

По спине у меня бегут мурашки.

— Бабушка так и не пообщалась с Мамой Джовой? — вполголоса цедит Кейс. — Наверняка есть способ заставить ее изменить задание. Попросила бы что-нибудь другое. Можно попробовать с ней договориться. Убийство вопросов не решает.

— По-моему, Мама Джова не собирается торговаться.

Кейс опять мотает головой:

— Ты даже не пытаешься найти обходной путь!

— Я стараюсь реалистично принять тот факт, что никакого обходного пути нет!

— Да что ты говоришь? А на первый взгляд складывается впечатление, будто ты просто опустила руки.

Я хочу заорать на нее, но не успеваю: дверь подсобки открывается, и девушка возвращает мне трекер.

— Чисто. Ни видео, ни аудио он не записывает. Ничего такого, что может хакнуть ваш чип и загрузить что-то в ленту.

— А что он отслеживает? — спрашиваю я, облокотившись о прилавок. Как хорошо, что у меня появился предлог прекратить спорить с Кейс о задании.

Девушка пожимает плечами.

— Физиологические параметры. К чипу он подключается, но записывает только данные вроде частоты сердцебиения и уровня нейромедиаторов — что-то такое. Наверное, он посылает сигнал, если уровень нейромедиаторов сильно меняется и это требует внимания.

— Каких именно нейромедиаторов?

Девушка достает свой планшет и показывает мне картинку — мозг с подсвеченными участками. Я сразу смотрю на миндалевидное тело, но там все спокойно. Магию трекер не отслеживает.

— Нейромедиаторы он мониторит будь здоров, — улыбается девушка. — Вот пишут, что повышенная активность в этих участках мозга называется «синдром Элейн».

Я мгновенно вспоминаю Маму Элейн.

— На свете полным-полно Элейн, — напоминает мне Кейс.

«А можно я буду сначала доводить мысль до конца, а потом уже ты ворвешься и везде натопчешь?» — громко думаю я, но вслух ничего не говорю, чтобы девушка за прилавком не услышала.

Конечно, много кого зовут Элейн, но перед глазами у меня почему-то всплывает лицо Джастина — и я вспоминаю, до чего же неловко мне было находиться рядом с ним. Не говоря уже о том, как жутко боятся его все мои родственники. Может, между всем этим и нет никакой связи. А может, и есть.

Тайны — хрупкая штука. Начнешь в них копаться — и от любого прикосновения, от любого взгляда поползут новые трещины, и так пока вся конструкция не разлетится вдребезги и перед глазами не предстанет истина.

Может, я так ничего и не раскопаю. А может, я натолкнулась на что-то такое, что лучше не извлекать на свет.

Девушка смотрит на меня вопросительно.

— Простите, сколько с меня? — говорю я.

— Десять долларов.

Да чтоб меня хакнуло. Я только что отдала последние пять долларов на поиски Лорен, да если бы и не отдала, мне бы все равно не хватило. Я умоляюще гляжу на Кейс. Она всю жизнь расходовала карманные деньги экономнее меня, у нее есть сберегательный счет, и тратит она каждую неделю только половину, а не пускает на ветер все, как я.

Кейс фыркает и прикладывает телефон к сканеру.

— Спасибо, — пищу я. — Буду должна.

— Смотри не забудь.

Мы вместе выходим на улицу, я полной грудью вдыхаю целительный летний воздух.

— Одно дело сделали. Бабушка обрадуется.

— По-моему, никто ничему не обрадуется, пока это не кончится.

Я стискиваю руки.

Пока это не кончится. Пока Люк не погибнет. Вот за какой счастливый финал мы тут все сражаемся.

Слова «синдром Элейн» не дают мне покоя. Я достаю телефон и прошу ИИ-помощника найти мне все упоминания об Элейн Томас и синдроме Элейн, а также все случаи, когда какая-нибудь Элейн упоминалась вместе с Джастином Трембли. На все это я получаю только одну ссылку на каких-то жениха с невестой по имени Джастин и Элейн, которые не имеют никакого отношения к генеральному директору «Ньюгена».

— Вот видишь, никакой связи, — тут же говорит Кейс.

— А вдруг это повлияет на мое задание? Джастин имеет отношение к Люку, а Элейн, возможно, к нам. Может, это какая-то головоломка, подсказка Мамы Джовы?

Кейс крайне скептически поднимает бровь.

— В любом случае это странно!

— Сомневаюсь, что здесь есть что ловить, Вайя.

Я киваю, чтобы не спорить, но про себя решаю обязательно спросить Люка.

Мы вместе едем на трамвае, поскольку нам по пути, только мне выходить гораздо раньше Кейс. Какой-то мужчина на передней площадке заводит громкий сердитый монолог о чем-то религиозно-политическом. Я морщусь, кошусь на Кейс, которая обычно в подобных случаях мучается от таких злобных мыслей на фоне и без того громкого ментального шума толпы. Но сейчас она не поджимает губы, не зажмуривает глаза. Брови у нее слегка сдвинуты, и это выдает раздражение от необходимости слушать, как кто-то мешает в одну кучу дьявола и либеральную идеологию, но по виду не скажешь, что Кейс не может справиться с потоком чужих эмоций.

Как будто она их и не слышит.

И я готова ручаться, что дело здесь не в том, что она тайком тренировалась отключать свой дар.

До конца поездки я украдкой слежу за Кейс. У всех есть секреты, но у нас с ней они общие. Если дар у нее ослабел, это очень важно, и она обязательно сказала бы мне.

Или не сказала бы.

По словам Кейши, Ночной рынок прячется под землей на бывшей парковке на углу западного конца Куин-стрит и Джон-стрит. Торгуют там не только ночью, хотя Кейша уверяет, что все самое интересное начинается после захода солнца. Я раза три прохожу мимо двери и только потом замечаю ее — она черная и ведет на узкую бетонную лестницу. Перил нет, а лестница такая крутая, что мне приходится держаться за стены обеими руками, чтобы не потерять равновесие. Спустившись наконец до следующей двери, я громко вздыхаю с облегчением и стучу.

Дверь распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с высоким черным парнем с бионическими глазами. Он в угольно-черном костюме, белой рубашке и при галстуке. Парень оглядывает меня с ног до головы. Его бионические глаза, должно быть, считывают все мои онлайн-данные. Я видела подобные только у знаменитостей, да и у тех это редкость — такие глаза производят в ограниченном количестве.

— Ты новенькая.

Я резко киваю.

— Приглашение?

— Я знакомая Люка.

— Я ему сообщу.

Он достает телефон и куда-то уходит.

Пока он разговаривает с Люком, я топчусь на месте. Ждать приходится неожиданно долго, охранник возвращается только минут через пять.

Он сует руки в карманы.

— Говорит, что понятия не имеет, кто ты такая.

Вот дуболом надутый! Я выпрямляюсь во весь рост, насколько позволяют мои пять футов.

— Передай ему — пусть пойдет подавится своими макаронами с сыром!

Тут из-за спины охранника показывается Люк:

— А ты у нас, оказывается, заводишься с пол-оборота!

Я моргаю и гляжу на охранника, челюсть у меня падает.

Он поднимает руки — мол, сдаюсь.

— Прости, решил пошутить.

— Серьезно?!

Люк скрещивает руки на груди:

— Терренс тот еще юморист. Идем, чего стоишь. Или мне все-таки пойти подавиться макаронами с сыром?

Щекам становится жарко, словно я сунула голову в духовку.

— Иду.

Мы проходим по узкому коридору.

— Значит, тебя раздражает, когда за тобой следят, а сама ты не прочь последить за людьми, — замечает Люк.

— Не ожидала, что ты меня впустишь.

— Мне любопытно получить кое-какие данные о том, как ты оцениваешь качество нашей программы.

— Выходит, теперь проект тебя заинтересовал, — парирую я, не скрывая иронии.

Люк глядит на меня исподлобья.

— Мои проекты всегда меня интересуют. Просто мне не всегда интересно участвовать в них самому. — Он делает глубокий вдох. — При всем при том с моей стороны было недоработкой, что я оказался не готов исследовать данные как пользователь. Позавчера у нас состоялся пятнадцатиминутный разговор, и это было полезное упражнение.

Строго говоря, двадцатиминутный, но кто я такая, чтобы на это указывать.

Какой же он зануда! Скучный, как глухая серая стена. Я смотрю на цвет его волос и глаз, на татуировку на руке — черная двойная спираль из крошечных буковок АТГЦ. Ну хорошо, скучный, но все-таки не настолько…

И в этого человека я должна влюбиться! От нервов я поджимаю пальцы ног в босоножках.

Этого человека я должна убить.

Я расправляю плечи и приосаниваюсь.

— Как я оцениваю вашу программу, говоришь? На сегодня не то чтобы очень высоко, зато я знаю, как это исправить. Я думаю, если мы познакомимся поближе, то поймем, почему мы генетическая пара.

— На первый взгляд логично. Как ты планируешь это сделать?

— Задавать вопросы. Так обычно и знакомятся. Вот, например: Люк — это твое полное имя или сокращенное от чего-то?

Люк избегает моего взгляда.

— Какая разница?

Мне хочется заорать. Как он все усложняет, чтоб его хакнуло!

— Я пытаюсь узнать тебя поближе.

— С именами сложно. — Он сует руки в карманы джинсов. — Ты себе имя не выбираешь. Это делают другие, а потом оно определяет всю твою жизнь. А когда имя и твоя суть не сочетаются, масса времени уходит, чтобы повлиять на то, как смотрят на тебя другие. Не только те, кто тебя уже знает, но и все остальные. Как видит тебя весь мир, понимаешь?

Я смотрю в его помрачневшее лицо.

— Не понимаю, честно. Мне мое имя всегда нравилось. Мама сочинила его специально для меня. И по-моему, никому и в голову не приходило усомниться, подходит ли оно мне. — Я делаю паузу. — Имя «Люк» ты выбрал сам?

Он резко кивает.

— Круто. В смысле, сам дал себе определение.

— Да. Именно так.

Он говорит удивленно, словно не ожидал, что я сумею так точно понять его слова.

Темный коридор выводит нас на просторную бывшую парковку. Я оглядываюсь по сторонам — тут столько магазинов и магазинчиков, что и не сосчитать. И мелкие, с вывесками, нарисованными на бумаге или на ткани, и целые торговые ряды, над которыми лучатся улыбками голографические супермодели. Кое-где даже ведут трансляцию — например, показывают в прямом эфире, как рисует сидящий в своей лавочке художник.

А покупатели! Они не просто стильные — у большинства всевозможные геномоды, которые в «Ньюгене» никогда бы не разрешили. Женщина, кожа которой покрыта нежным персиковым мехом, мужчина ростом почти под потолок и множество менее заметных геномодов — вот, скажем, человек с двумя парами век, который дремлет за прилавком, но закрыты у него только первые, полупрозрачные, так что из-под них туманно просвечивают радужки. Никакие видео в Сети не передадут атмосферу этого пространства для мастеров и художников. Я привстаю на цыпочки и зажимаю ладонью рот, чтобы не заверещать от восторга.

— Ты что, никогда тут не была? — уточняет Люк осторожно, словно не вопрос задает, а приближается к какому-то дикому зверю.

— Нет! Ночной рынок — он же только для избранных, а я… не из таких.

— Как же ты его нашла?

— Спросила мою двоюродную сестру Кейшу. Она работает сетевой моделью и вообще. Она-то все знает.

— Правило первое: никогда не называй его Ночным рынком. Если ты из тех, кто сюда ходит, говори «Коллектив».

— Ух ты!

Мне приятно, что даже Кейша этого не знала. А у Люка становится такой вид, будто он уже жалеет, что впустил меня. Мне плевать.

— Зачем ты сюда ходишь? — спрашиваю я.

— Набиваю временные тату, — отвечает он.

— А Джастин не возражает, что ты так распоряжаешься свободным временем? Он не требует, чтобы ты учился или делал что-то полезное?

Люк пожимает плечами:

— Джастин понимает, как важно соблюдать баланс между работой и личной жизнью. Именно поэтому он и распорядился, чтобы у стажеров была четырехдневная рабочая неделя.

На это я отвечаю не самой удачной репликой, но сдержаться не могу, раз уж мы заговорили о Джастине, и выпаливаю:

— Кстати! Ты не слышал, знает ли Джастин женщину по имени Элейн Томас?

— Вообще не кстати. Нет.

— Совсем?

— Джастин — мой начальник, а не друг. Он не делится со мной воспоминаниями. Может, и делился, когда я был маленький, но теперь — уже нет.

Нет, мне не показалось: ему горько говорить об этом.

— А можешь узнать?

Люк останавливается посреди прохода.

— Ты зачем пришла — тестировать программу или выуживать у меня сведения о Джастине?

— Одно другого не исключает. Тебе разве не интересно, в чем тут дело? Вдруг наше с тобой прошлое как-то связано? Разве ты не хочешь узнать, как именно?

— Это же не мое прошлое, а его. — Вроде бы он хочет отмахнуться от моих вопросов, но голос его звучит так, словно он пытается убедить не меня, а себя.

Мы молча идем к кабинке, где делают временные татуировки. На вывеске над ней красуется осьминог со щупальцами, которые мерцают огоньками, словно ночное небо. Когда мы подходим поближе, я вижу, что эти огоньки — россыпи букв АТГЦ, таких же, как на руке у Люка, и наконец-то в голове у меня складывается картина: это же буквенные обозначения нуклеотидов ДНК, аденина и… как их там дальше. Базовую биологию я сдавала лет сто назад (на самом деле года два) — решила спихнуть этот экзамен поскорее и забыть как страшный сон.

Внутри кабинка поделена на две части столом, на котором на большом планшете показывают эскизы татуировок. В задней части три стены закрыты защитными экранами.

— Это твоя?.. — лепечу я.

Люк кривится и ведет меня в обход стола к задней стене.

— Можно посмотреть? — киваю я в сторону гигантского планшета с эскизами.

Люк словно становится выше ростом.

— Если хочешь.

Я подхожу к планшету и листаю рисунки. Одни — просто наброски, другие — тщательно проработанные и отшлифованные, третьи — фотографии клиентов, хвастающихся готовыми татуировками. Во всех рисунках прослеживается тема распада и разложения, и все очень красивые.

— Это ты рисовал?

— Да.

Я никак не могу связать хамоватого деловитого Люка, которого успела узнать, и художника, рисовавшего эту красоту. Тем не менее это тоже сторона его личности.

Почему на его странице нет отзывов тех, кто сделал здесь тату? Не могу себе представить, чтобы эти довольные клиенты ставили Люку две звезды. Правда, Люк, похоже, из тех, кто просит не оставлять отзывов.

Ума не приложу, почему нас с Люком сочли идеальной парой. Он — стажер из «Ньюгена» и талантливый художник. Я люблю готовить и знаю, что готовлю хорошо, но ведь это несерьезно. Все, что делает Люк, делается со страстью и целеустремленностью. Он напоминает мне Кейс и ее самообразование, Алекс и ее шитье, даже Кейшу и ее сетевые фотосессии. Каждый к чему-то стремится, а я болтаюсь без дела.

При этом обеспечить свое будущее я могу только одним способом — если перечеркну будущее Люка.

— Как ты сможешь выбрать?

Я пролистываю изображение Торонтской телебашни, тоже состоящее из букв АТГЦ.

— Выбрать что? — Люк склоняет голову к плечу.

— Кем быть. Стать художником или делать что-то в «Ньюгене»?

Впрочем, если он решит заниматься искусством, как хотели бы его родители, ему, наверное, придется вернуться домой. Или нет — если у них настолько напряженные отношения.

— Обязательно от чего-то отказываться?

— Бабушка говорит, когда есть два варианта и ты выбираешь оба, на самом деле ты не выбираешь ничего.

Например, помочь своим родным и пощадить тебя.

Я сжимаю пальцами край планшета и загоняю эту мысль поглубже.

— А как ты решила, что твоей двоюродной сестре надо попасть на стажировку в «Ньюген»?

Я прижимаюсь лбом к руке, вцепившейся в планшет.

— У нее нет специализации по естественным наукам, но она прекрасно знает политический климат и как на него реагирует общество. Беда «Ньюгена» в том, что там в принципе плохо с инклюзией. А Кейс сумела бы придумать, как это исправить и при этом принести выгоду компании.

— Вот видишь, ты сделала выбор. Важный и трудный — тебе пришлось выбирать лучшую стажировку из нескольких десятков вариантов. Делай то же самое, когда нужно что-то выбрать для себя.

— Легко сказать, но трудно сделать.

— Делать всегда трудно.

Я кладу планшет и вытаскиваю из сумки контейнер с карри.

— Вот принесла тебе поесть, чтобы ты мог обойтись без готовых макарон с сыром.

При виде контейнера глаза у Люка становятся круглые.

— Ты принесла мне еду?!

— Я все равно много наготовила, вот и решила поделиться с тобой. — По шее у меня стекает струйка пота. — Тут два варианта карри, потом скажешь, какой больше понравился.

— Для конкурса рецептов?

— Ты запомнил?

— У меня превосходная память.

Я закатываю глаза. Да-да, образцовый стажер из «Ньюгена».

— Кстати, о твоей гениальности. Ты что-нибудь знаешь о синдроме Элейн, который отслеживает ваш трекер? — Я показываю запястье.

— Какой еще синдром Элейн?

— Ты руководитель проекта и не знаешь?!

Люк шипит.

— В «Ньюгене», если ты руководишь проектом, это не значит, что ты все контролируешь. Джастин всегда вносит какие-то особые коррективы, о которых знает только он. Я не руководитель, я просто почетная нянька для базы данных. — Он багровеет. — Ты поэтому спрашивала про Джастина и Элейн Томас? Потому что синдром так называется? Большая натяжка.

Я силой заставляю себя не ежиться.

— Извини, если задела за больное. И да, именно поэтому, но неважно. Не хочешь разбираться — не разбирайся.

Люк падает на стул и протирает глаза.

— Через полчаса у меня клиент на татуировку. Тебе пора уходить.

— Что, все, что ли? — Руки у меня опускаются.

— Да. Интересоваться твоим мнением о программе было плохой идеей. У меня нет на это времени.

Я не готова уходить. Прошла уже неделя с лишним, а нам с Люком не удается пообщаться больше пятнадцати минут подряд. Этак я никогда не влюблюсь.

— А если я буду твоей клиенткой?

— Что?

— Может, я хочу сделать временную татуировку.

Денег на нее у меня точно нет, но уйти просто так я тоже не могу. Расплачусь из денег на хозяйство и потерплю, когда бабушка закатит мне скандал. С нее станется отчитать меня за то, что я «транжирю деньги», даже если я скажу, что мне это было нужно, чтобы наладить отношения с Люком. Так и слышу, как она фырчит: «Тебе что, надо платить мальчикам, чтобы познакомиться с ними?», как громко цыкает зубом и качает головой, а дядя Катиус повторяет все ее слова и жесты, чтобы я чувствовала себя вдвойне виноватой.

Ладно, буду выплачивать им с Кейс должок еще недели две и вытерплю неприятные последствия.

— Какой рисунок хочешь? — спрашивает Люк.

Я только рот разеваю. При мысли, что надо выбрать один эскиз из нескольких сотен в планшете, у меня становится нехорошо в животе и ладони потеют.

— Доверю выбор мастеру.

— Нет. — Люк недобро ухмыляется. — Выбирай сама или вон отсюда.

Я озираюсь в поисках вдохновения, и мне на глаза попадаются два парня, которые вешают плакаты с портретом Лорен. Я стискиваю руки.

— Такие вещи как раз по части «Ньюгена»! Помогать полиции, составлять генетические профили и все такое…

Года два назад Джастин так помог найти пропавшего малыша. Только тот не был черным. Что не должно играть никакой роли, но играет.

— Ты меняешь тему.

— Я задаю законный вопрос.

Люк мрачнеет:

— Кто-то просил Джастина подключиться, а он сказал, что ее нет в системе.

— Как это?! — Вопрос срывается с языка, не успеваю я ничего подумать. Я совершенно точно знаю, что Лорен делала себе геномод, чтобы у нее особым образом вились кудряшки. Помню, как она кружилась и хвасталась мне. Она не стала бы мне врать, если бы это был парик или нарощенные волосы. Точнее, я думаю, что не стала бы. И она не говорила, что обратилась в подпольную генетическую фирму.

— Да. В базе данных «Ньюгена» ее нет. У полиции есть ее генетические данные из государственной базы. Они не могут дать нам доступ без разрешения самой Лорен или ее родителей, а родители повели себя странно и не разрешили.

Я скриплю зубами. Картеры — нечистое семейство, а следовательно, изучение их ДНК может связать их с теми, кого они похищали, пытали и возвращали в прошлом. Я понимаю, почему они не приветствуют слишком пристальное внимание к себе.

Люк тяжело вздыхает:

— Хватит ходить вокруг да около. Или делай татуировку, или оставь меня в покое.

— Мне…

В голове крутится масса идей, но все какие-то не такие. Не то чтобы мне хотелось произвести на Люка впечатление, нет. Просто я не хочу выбрать неподходящий рисунок.

Люк ерошит волосы и снова вздыхает:

— Это временная татуировка, и ее легко свести, если она тебе не понравится. — Он машет рукой, показывая на свою. — Я и сам переделаю ее, наверное, через неделю. В этом смысл временных тату. Они не навсегда, и отчасти поэтому делать их так весело и интересно. Так что тебе не надо искать какой-то глубокий смысл или идеальный рисунок.

Он пытается упростить мне выбор. Все вокруг меня так делают. Когда мне было семь, мама никогда не спрашивала, что я хочу на обед, а предлагала только два блюда: иначе вариантов было слишком много, а когда я не могла ничего выбрать… в общем, от этого мне хотелось плакать. Я и плакала — потому-то мама и поняла, что надо сузить ассортимент.

Даже Люк, который почти всегда держится так, будто я ему кость в горле, и тот жалеет меня настолько, что пытается облегчить задачу.

Я краснею и отворачиваюсь — мне вдруг хочется оказаться подальше отсюда.

— Я пойду.

Не успеваю я сделать и двух шагов, как Люк хватает меня за руку.

И отпускает ее, едва его пальцы прикасаются к моим.

Я оборачиваюсь — он таращится на свою руку, будто сам не верит в то, что сделал секунду назад.

— Постой. — Он смотрит мне в глаза. — Как ты думаешь, что будет, если ты сделаешь неверный выбор?

Да какое там «если»! Одно сплошное «когда».

Люк опускает руки.

— Я серьезно.

— Можно подумать, ты никогда не боишься напортачить!

— Конечно боюсь. Я работаю в фирме, где конкуренция очень высока и все только и ждут, когда я сяду в лужу, чтобы занять мое место.

— Тогда как ты принимаешь решения?

— Принимаю, и все. Стою на своем и никому не позволяю делать выбор за меня.

— Это же проще, когда кто-то выбирает за тебя! — само собой вырывается у меня.

— Я в курсе.

Мы продолжаем смотреть друг другу в глаза, и тут словно бы все встает на свои места. Кажется, я понимаю, чтό он имел в виду, когда говорил об именах. А он понял, чтό я хочу до него донести, хотя я не говорила ничего прямо.

Можно уходить. А разговор с Люком продолжить когда-нибудь потом. Не самое ответственное решение, учитывая мое задание, зато прямо сейчас будет не так неприятно. Вот только в глубине души я хочу остаться. И не только потому, что у меня задание.

— Можно сделать красную?

— Любого цвета, какого хочешь.

Мы проходим в заднюю часть кабинки, туда, где делают татуировки.

— Я могу нарисовать с нуля, если у тебя есть хорошая идея.

Я достаю телефон и показываю Люку картинку, чтобы он представлял себе, чего я хочу.

Он прикусывает губу, сдерживая улыбку.

Я улыбаюсь в ответ.

— Хороший выбор?

— Твой.

Я понимаю, что он имеет в виду. Неважно, что он об этом думает. Решение принимаю я.

Я подставляю лопатку и с начала до конца процедуры силой воли запрещаю себе просить Люка остановиться или придумать что-то другое, пока он намечает будущий рисунок. И так волнуюсь, правильно ли выбрала тему, что меня вполне устраивает, что Люк молчит во время работы.

Нанесение временной татуировки ощущается как легкое прикосновение кисточки к коже.

— Я сделал себе первую татуировку здесь же, в «Коллективе», — вполголоса говорит Люк.

— Какую?

Все равно она уже давно выцвела и исчезла.

— Мое имя. — Он переступает с ноги на ногу у меня за спиной. — Мне было тринадцать, когда я попал сюда впервые. Терренс, охранник — он был первый, кому я представился как Люк.

Тут до меня доходит, какую важную роль играют для него имена. Алекс всегда была Алекс. Но Люка, вероятно, при рождении назвали другим именем, женским. Заметную часть жизни он прожил как человек, чье имя не соответствует его внутренним ощущениям.

— Мне нравится Люк, — сказала я. — Хорошее имя.

Он то ли вздыхает, то ли смеется:

— Согласен.

— Спасибо, что рассказал. Это было не обязательно.

— Я никогда не принимаю решений, которые мне не по душе.

Я завидую его уверенности. Он подносит зеркало к моей спине, я гляжу через плечо на рисунок. И прикусываю губу, чтобы скрыть, как она дрожит.

— Красота.

Пышно распустившийся цветок с нежными темно-красными лепестками, рассыпающимися по краям на крошечные буковки АТГЦ — фирменный стиль Люка. Скрученные листья защищают цветок, словно ребра — сердце. Для человека, который только позавчера узнал, что такое гибискус, Люк очень точно нарисовал его цветок в увеличенном виде.

Люк трет руками лицо.

— Я скачал в Сети твои гены. Надеюсь, ты не возражаешь. Хотел правильно изобразить последовательность ДНК.

— Я не против, — машинально отвечаю я, поглощенная рисунком. Вот мои гены. Мое наследие, записанное всего четырьмя буквами.

Теперь на моей спине — рисунок, отражающий мою культуру и мою семью. Созданный мальчиком, которого я должна убить ради них.