Первые уроки прошли без происшествий. На трансфигурацию ожидаемо опоздал Уизли, Грейнджер ожидаемо смогла наполовину превратить спичку в иголку. На истории взбудораженные всем новым дети ожидаемо впали в дремотное состояние. А на защите мы ожидаемо «насладились» невнятной лекцией профессора-заики. Больше удивило то, что на всех уроках Малфой без сомнений утаскивал меня за вторую парту, вынуждая Невилла обосноваться за первой. Но Лонгботтом так ни разу и не остался впереди в одиночестве. На первом же уроке к нему подсела Паркинсон и с того момента неизменно занимала место подле внука леди Августы. Сзади нас прикрывали Крэбб и Гойл.
За моей спиной постоянно кто-то шептался. Я улавливала то имя, то фамилию, то какие-то общеизвестные факты из биографии, но никто пока не осмеливался подойти поближе. Если в той реальности от Гарри всех отваживал Рональд, то в этой влиял выбор факультета и то, что меня, как стеной, окружали парни этого самого факультета. Будучи ниже всех, даже Драко, я просто терялась за спинами сокурсников.
После обеда нам разрешили самостоятельно изучить замок, но повторили директорские запреты. И мы стайкой бродили по Хогвартсу и окрестностям, полагаясь то на Нотта, то на Малфоя, то на Паркинсон. Остальные девочки с нами, кстати, не пошли, начав ныть еще в гостиной, куда первокурсники вернулись оставить вещи. От Панси же нытья мы не дождались, она с одинаковым любопытством бродила с остальными по коридорам, заглядывала в темные углы, лазила на трибуны на стадионе. К концу прогулки мы все упарились, расслабились и то и дело обменивались беззлобными подколками по поводу и без. Я не без изумления посматривала на ребят, понимая, что одиннадцатилетние слизеринцы ничем не отличаются от любых других любопытных детишек. И аристократы, забывшись, могут с восторгом попискивать на верхотуре трибун, мечтая о квиддичной славе, как и самые обычные ребята.
— Я обязательно стану ловцом в следующем году! — воскликнул Драко, глядя вниз и на горизонт. — Обязательно!
— На здоровье, — совершенно искренне ответила я, наслаждаясь тем, как ветер гладит лицо. Солнце грело еще совсем по-летнему, сочный аромат трав окутывал все кругом, долетая даже до трибун.
Когда минуту спустя я не услышала ответ, то открыла глаза и взглянула на Драко. Тот казался озадаченным.
— Что? — вопросила, склоняя голову к плечу.
— А ты сам? Будешь участвовать в отборочных?
— Зачем? — вполне искренно удивилась я. — Я не планирую играть в квиддич. Что?
Похоже, я сумела удивить всех, потому как ребята наперебой стали тараторить:
— Почему? Твой отец хорошо играл! Был капитаном, разве нет? Отличным загонщиком! И Кубок школы выигрывал! Почему?
Я невольно хмыкнула. На лицах Нотта, Забини и Малфоя читалось недоумение. И ни один из них не добавил ничего отвратительного о Джеймсе Поттере.
«Да и не только теперь, — напомнила себе. — Пока никто из слизеринцев ни слова не сказал и не сделал мне ничего дурного. Будто то, что я поступила на змеиный факультет, сделало серебристо-зеленых более лояльными».
Но, если подумать, у того, другого Гарри, не было особых проблем со старшими змейками. Да, те поддерживали травлю значками, но никогда не переходили границ. Настоящий конфликт был только с одногодками, да и то лишь потому, что Малфой не мог устоять и не… дернуть гриффиндорца за косичку.
Усмехнувшись пришедшему в голову сравнению, я вернулась к беседе и ответила всем сразу:
— Есть выражение, что дети не в ответе за грехи отцов. Но оно так же верно и для выбора пути. Мы — не наши родители. Да, есть такое понятие как преемственность, но это не означает, что мы должны повторять за близкими. Тем более, если нет желания или предрасположенности. Унаследовать дар от отца или матери и развивать его — правильно. Но… Заниматься чем-то лишь потому, что этим занимался отец? Нет уж! Мало ли чем он еще увлекался! Может… — Я задумалась. — С крыши прыгать любил. Так мне тоже пойти — и того?..
Панси хихикнула и покивала, соглашаясь. Драко как-то скуксился. Похоже, ему нравилась идея побороться со мной за место в команде или даже вместе играть.
— Это не означает, что я и вовсе не собираюсь садиться на метлу, — добавила примирительно.
Харо, надо сказать, высоты не боялась совершенно. Ее память то и дело подбрасывала разные моменты, после которых мне начинало казаться, что кто-то еще в нежном возрасте отбил у ребенка пыльным мешком почти все чувства. И инстинкты. И мозги. Эпизод с прыжком на крышу был в карьере Харо не единственный.
Она то оказывалась на крыше, то взлетала на дерево, то без травм выпадала из окна. И ни один из случаев не сподвиг девочку быть хитрее. Вместо того чтобы выдумать более реалистичную причину произошедшего там, где это было возможно, Харо мямлила и твердила про волшебство и случайность. Казалось бы, даже собачки тетки Мардж постигали принцип взаимосвязи после нескольких повторений. Но до Харо не доходило, что тетю и дядю корежит от одного только слова «магия». И пусть врать не хорошо, но оставаться без ужина и сидеть взаперти — еще хуже.
Но, с другой стороны, Дурсли, особенно Дадли, сделали все, чтобы Поттер, живя среди людей, оставалась своеобразным Маугли. Харо жила в вакууме и могла только мечтать о дружбе, заботе и любви. Не удивительно, что Поттер из другой реальности сразу же решил, что Хагрид и Рон — его друзья, а Дамблдор — лучший в мире взрослый.
— Ну ладно, — приняв мои слова к сведению, протянул Малфой.
— Давайте уже возвращаться, — предложила Панси. — Скоро к декану идти.
Дни летели очень быстро. Мы ходили на занятия, писали конспекты в больших тетрадках, наставляя кляксы на пергаментные страницы, гуляли по окрестностям сразу после занятий. А потом все вечера проводили в подземельях на факультативах.
На дополнительные занятия для первокурсников на Слизерине отвели весь сентябрь. Четкой программы не было, приходить можно было хоть на каждое занятие, хоть не ходить вообще. Задания выдавались индивидуально, с учетом желаемого результата.
Я, с моими навыками, записалась на все. Но многие факультативы пересекались, так что ходила по мере сил и возможностей. Для начала решила научиться красиво писать, правильно вести конспекты, составлять эссе и освоить базу по зельеварению. И ни капли не пожалела, что променяла, как Гойл и Крэбб, последние теплые деньки на сидение в классе.
На примере нескольких шкафов в общей гостиной нас научили пользоваться чарами поиска. Несложное заклинание подсвечивало книги, в которых встречались нужные слова или словосочетания, что значительно сужало поиск при подборе литературы для эссе. На занятиях каллиграфией никто не смеялся, что я не умею писать пером (перьевой ручкой в моем случае). Как никто и не потешался над моим жутким почерком. Зато от Харо мне досталось отличнейшее владение родным для нее английским, и я не делала по три ошибки в слове, как Панси.
Драко не нуждался в факультативах. Он ловко выводил на пергаменте кружево из буковок, знал все про основы разных наук, с закрытыми глазами мог нарезать живых флоббер-червей шестнадцатью разными способами, четыре из которых — при помощи заклинаний… В общем, на второй день стало очевидно, что блондинчик не на дополнительные занятия ходит, а таскается за мной. При этом Малфой старательно делал независимый вид, хотя на его щеках, когда я бросала подозрительные взгляды, проступали алые пятна. Лишь из-за этого явного смущения я не задавала вопросов и делала вид, что так и надо. Благо, Драко не мешал, не слишком отвлекал и не пытался строить из себя всезнайку или принца. Но так было только на территории Слизерина.
Надо сказать, что совершенно все мои сокурсники — да и все Слизеринцы в целом! — вели себя по-разному в подземельях и за их пределами. Было видно, что среди своих студенты чуть расслабляются. Змейки будто были войском, готовым к бою вне пределов крепости. Даже я, еще недавно жившая совсем иначе, быстро переняла эту манеру. Именно поэтому не жаловалась на присутствие Двоих-Из-Ларца за спиной.
Большую часть времени мы, первокурсники, держались вместе, но почти сразу стали формироваться компании. Милли и Дафна быстро отделились, представляя собой классическое «красавица и ее страшненькая подруга». Тео и Блейз иногда, но все же откалывались от нас, постепенно образуя свою крепкую дружескую пару, где молчаливого Нотта дополнял болтливый Забини. Гойл-Крэбб вообще, кажется, были сиамскими близнецами. И понимали друг друга лучше братцев Уизли, вообще без слов. И пусть они таскались за Малфоем, это нельзя было назвать дружбой. А вот службой — очень да. Ну а последнюю группу составляла наша четверка, хотя Тревор явно претендовал на звание пятого члена нашего дружного коллектива.
Я в целом ровно держалась со всеми, старалась даже с девочками перекидываться парой-тройкой слов. У меня не было планов близко с кем-либо сходиться. Но у Малфоя и Лонгботтома планы были. Оба явно написали домой и оба не выглядели огорченными. Даже Невилл, из чего я сделала вывод, что его поступление нельзя считать случайностью. Просто Гриффиндор из другой реальности вызывал меньше вопросов. А Панси просто не вписалась ни в одну компанию и прибилась к нашей, разношерстной.
Но королем нашей группки определенно стал жаб. Точнее, он стал принцем. Прекрасным принцем!
Тревору понравились подземелья. В ванной комнате нашей спальни он отыскал уютное влажное местечко рядом с высокой каменной стенкой, отделявшей душ от остального помещения. В ямке скапливалась вода, образуя идеальный крохотный бассейн для нашего королевского высочества.
Из подземелий Тревор позволял выносить его только ради еды, и только мне доверял столь почетную миссию. К среде я так наловчилась, что жаб на ужин прибыл у меня на плече, повергнув в апатию других земноводных питомцев. В тот вечер в Большом зале не было слышно ни одного постороннего квака, а наш принц от гордости особенно сильно надувался и слопал в два раза больше мошек.
Невилла моя платоническая любовь к его питомцу волновала гораздо меньше, чем Драко. У Малфоя вообще был какой-то пунктик на мой счет. Он, похоже, решил, что я его главный друг. И Невилл с Панси этому не мешали так, как Тревор. Но Малфой помалкивал, лишь ревниво следил, чтобы я почаще пользовалась заклинанием очистки рук. К пятнице я владела им настолько, что за завтраком совершенно случайно «помыла» руки всем, кто оказался в радиусе трех метров.
— Без палочки и невербально? — восхитилась Панси, ощутив специфический холодок и покалывание. — Здорово!
— Это из-за нервов, — призналась я.
— С чего вдруг? — вздернула бровь девочка.
— Сегодня первое занятие у декана.
Невилл, до этого и так едва ковырявший овсянку, окончательно скуксился и отодвинул от себя тарелку.
— Эй, ты чего? — осторожно спросила я.
Лонгботтом скривился, но не расплакался, хотя голос его звучал сипло, когда мальчик прошептал:
— Я его боюсь…
Я понимающе вздохнула и похлопала парня по плечу.
— Все будет хорошо, — заверила я, хотя после личной встречи с деканом не могла за это поручиться.