40

Завернув за угол, я беззвучно, но экспрессивно высказала все, что думала об Альбусе Дамблдоре в целом и его методах в частности, и сползла по стеночке. Ноги после пережитого не держали.

С зимних каникул я вынужденно изучала свойства мантии-невидимки из-за близнецов Уизли и успела многое выяснить опытным путем. Во-первых, почувствовать мантию удавалось только при очень сильной концентрации, в остальное время она оставалась невидима и неосязаема как для меня, так и для других. Но это не мешало мне становиться невидимой — мантия слушалась мысленного приказа и жеста «набрасывания» капюшона. После этого для меня все оставалось почти неизменным, но другие меня не видели. Я даже могла колдовать, не «снимая» мантии. Разницу между невидимым и видимым состоянием я отслеживала по своим ощущениям. Под мантией все пространство вокруг, даже ночью, чуть подсвечивалось мягким золотистым сиянием, а затылок, плечи и спину окутывала знакомая прохлада. Я будто вновь оказывалась в тех снах, когда ко мне являлась Смерть.

Во-вторых, в скрытом состоянии на меня нельзя было воздействовать физически и магически. Чужие заклинания и руки просто проходили сквозь меня. Сама Смерть не могла мне что-то сделать, куда там каким-то людям!

Если бы Поттеры не прервали традицию передачи мантии, сейчас Джеймс и Лили вполне могли быть живы!

Опытным же путем удалось выяснить, как включить свойства мантии без использования невидимости. Это требовало волевого усилия и концентрации, но стоило того. К концу года я наловчилась держать мантию в активированном состоянии круглыми днями. Отныне мне были не страшны магические ловушки, рассеивавшиеся от соприкосновения с телом, зелья в соке и попытки прочесть мысли.

Но полностью неуязвимой я себя не ощущала. Исследование мантии-невидимки давало понимание, что остальные Дары Смерти не могут быть слабее. А значит, Старшая палочка вполне способна преодолеть действие мантии-невидимки.

Именно поэтому с января я по часу каждый вечер уделяла внимание дневнику, куда вносила сведения о прежней жизни, книжной саге, свои наблюдения и мнение об окружающих. И с тех же пор вместе с горсткой конфет таскала в кармане мантии фантик с приклеенной к нему запиской для себя. Никого не удивлял доносившийся от меня шелест, а я хотя бы пару раз за день натыкалась на пустую обертку и невольно ее рассматривала. И пока короткая надпись на клочке пергамента не вызывала недоумения, что внушало покой и кратковременную уверенность.

У Локхарта страшно не было. Я не верила, что волшебнику-неумехе удастся меня заколдовать. Так и вышло, я успешно разыграла и потерю памяти, и рассеянность вместе с внушаемостью. Да и зелье в какао почувствовала после первого глотка, но ради алиби сознательно пошла на риск, допивая напиток.

Гораздо больше я опасалась Дамблдора. Интуиция не давала расслабиться. И не зря! Какие-то диагностические чары, похожие на Приори, сработали без осечек. Так что дальше я тряслась, как осиновый лист.

И когда несколько дней спустя Старшая палочка вычертила передо мной две грани треугольника, меня едва не передернуло от неприятного липкого прикосновения чужой магии. На миг внутри все похолодело от оправдавшегося дурного предчувствия. Но затем чужие чары, так и не обхватив меня удерживающими клещами, просто скатились с тела, оставив испарину испуга. Переживать что-то подобное еще раз совершенно не хотелось. Но хотя бы обман директор распознал не лучше учителя ЗОТИ.

— В следующем году он может придумать что-то другое, — не чувствуя себя победительницей, тихо прошептала я, потирая заледеневшие щеки. — Использует какой-нибудь артефакт…

Передернув плечами, я поспешила прочь и в холле едва не столкнулась с Хагридом.

— О, Гарри! Я как раз тебя ищу, — пророкотал полувеликан и хлопнул меня по плечу так, что внутри что-то хрустнуло, щелкнуло, а плечо обдало жаром. Даже захотелось встряхнуть рукой от уверенности, что из рукава что-то обязательно выпадет: какая-нибудь кость или вся рука.

— За-ачем? — перепугано выдавила я.

— Дык эта… Я давно хотел с тобой поболтать, — сообщил лесник, глядя на меня совершенно невинными детскими глазками.

«Ага, так давно! И целый год все собраться не мог!» — мысленно истерично воскликнула я.

— О чем? — уже спокойнее уточнила у Хагрида.

— О твоих мамке и папке, конечно, — ответил полувеликан.

— Конечно, — едва слышно отозвалась я и закатила глаза, благо лесник этого не видел, направившись к выходу. И он, судя по всему, был полностью уверен, что я побегу следом, как собачка, которую поманили косточкой.

Ну я и пошла. А чего б не пойти? После Дамблдора мне уже никто не страшен. Да и хотелось узнать, что же сподвигло Рубеуса, целый год не замечавшего неправильного Поттера, заговорить со мной перед каникулами так, будто мы десять месяцев чаевничали по вечерам.

Под довольно вкусный чай и печенки размером с блюдце мне была рассказана сказочка про прекрасных гриффиндорцев и героев, которые верили Дамблдору, как родному дедушке. Про самого Дамблдора, который величайший волшебник, конечно, и вообще лучший человек на земле. А после, когда я уже ждала торжественной передачи из рук в руки альбома с колдофото, Хагрид вдруг выскочил из своей хижины и вернулся с клеткой. В клетке, пуча желтые глаза, сидела белая полярная сова.

«Северный пушной зверек, — констатировала я при виде птички. — Песец».

Канон всячески настигал и пытался меня собой придавить.

— Это подарок! Вот! — торжественно сообщил Хагрид и сам себе растрогался. — Я ведь не поздравил тебя, Гарри, с одиннадцатилетием, а уже скоро двенадцать стукнет.

Ага. По голове.

Мы с совой одинаково огромными глазами смотрели на то, как полувеликан утирает слезы здоровенным клетчатым платком.

— Не… Не стоило, — с запинкой выдавила я.

— Ну как же! — возмутился лесник. — У тебя и животинки никакой нет. А совы полезные, они почту носят.

Ага, полярные! В Великобритании.

— Мне, вообще-то, кошки больше нравится, — осторожно заметила я, а про себя добавила: «А подарки — компактные и неживые. Лучше всего в виде денег. Или шоколада».

Хагрид предпочел меня не услышать, зато выволок откуда-то целую торбу совиных вафель и какую-то потрепанную книжку по уходу за птицами. Пришлось благодарить и тащить все это богатство в школу.

— Ну и зачем ты мне? — спросила я у белой совы, но та не ответила, лишь состроила хитромудрое выражение на морде.

Или у сов лицо?

У лестницы в подземелья встретила Панси и тут же закидала девочку вопросами:

— А как узнать, является ли сова уже чьим-то фамильяром? И что делать, если да? И сколько вообще у волшебника может быть фамильяров?

Паркинсон с превосходством фыркнула и просветила, что почтовые совы не являются фамильярами. Как и многие другие домашние любимцы. Фамильяра вообще нельзя купить в магазине. Магический зверь-спутник или сам находит волшебника, или появляется после специального призыва. А сову можно только магически к себе привязать. И проверить это довольно просто. Есть специальное заклинание, но оно трудное для первокурсников.

Так что дальше мы пошли приставать к старшим ребятам. Пойманный в общей гостиной Гастингс легко согласился поучаствовать в проверке и вычертил над полярной совой сложную фигуру палочкой, пробубнив себе под нос фразу на гэльском.

— Смотри, — Артур кивнул на розоватое свечение, возникшее вокруг совы, — у этой птицы уже есть хозяин.

«Вот же ж… Добрый дедушка и его верный слуга, — про себя рыкнув, подумала я. — Подарочек, да?»

Картина вырисовывалась очень неприятная. Мало того, что белая птица очень приметна, а значит, можно отслеживать, как часто студент кому-то пишет. Так еще оказывается, у совы есть хозяин, и она будет выполнять, в первую очередь, хозяйские команды!

И хозяин высчитывался на раз.

Хагрид! Кто ж еще?

Дамблдор всегда и все делает чужими руками, а сам прячется за спины своих марионеток.

Так и вижу, как добрый дедушка вызывает Рубеуса к себе и говорит, мол, Хагрид, Гарри такой одинокий мальчик, летом ему будет скучно у магглов, надо ему что-то подарить. Например, сову, чтобы Гарри смог писать письма друзьям. Надо тебе, мой мальчик, отправиться в Косой и купить подходящую птицу. И выбери самую красивую! Только привяжи к себе. Гарри — добрый светлый ребенок, не стоит ему ничего знать о магии крови, пусть и разрешенных видах. Привяжи птицу и вели слушаться Гарри, носить его почту, но перед тем, как относить адресатам, Хагрид, мой мальчик, пусть сова сначала приносит письма Поттера мне. У Гарри много врагов, мы должны его оберегать. Детство — краткий миг, пусть он им наслаждается, а остальное ему и знать не надо.

Меня передернуло. От совы стоило побыстрее избавиться.

Зато привязка объясняла некоторые странности в поведении книжной Хедвиг. Мне всегда казалось странным, когда сова улетала на несколько дней, а потом возвращалась с письмами от Рона или Гермионы, хотя сам Поттер птицу к ним не посылал. Или случаи, когда Хедвиг сама летала к Дурслям за рождественскими подарками. Повышенная самостоятельность совы выглядела странно и подозрительно.

Да даже самое первое письмо Гарри от Хагрида, пригласившего мальчика на чай после уроков! Не проще ли выловить студента в Большом зале, а не тащиться в совятню (через весь замок), писать письмо, отправлять… Нет, Хагрид, ясное дело ухаживает за совами, но кормят птиц и прибираются в совятне домовики, так что лесник не так уж часто появляется в той части Хогвартса. А вот если Хедвиг была совой полувеликана, то вполне могла сама прилететь к хозяину за лаской и вкусняшкой. Прямо в хижину.

И выходит, что перед смертью птица защищала вовсе не Гарри, а своего настоящего хозяина…

Думать о том, что у книжного мальчика не было маленького пернатого друга, а только еще один соглядатай, оказалось очень неприятно. И мне не хотелось проверять, кому верной окажется местная белая сова. Пусть сама по себе птица ни в чем и не виновата.

— Как мне быть? — спросила я у шатена-семикурсника. — Мне не нужен такой подарок.

Артур пожал плечами.

— Мой отец умеет снимать привязку. Но после этого птица перестанет быть магической, — сказал он. — Устроит?

Я покивала, и мы договорились, что Гастингс напишет письмо отцу, а утром, но уже на станции, подальше от замка, мы отправим письмо с белой совой. Мне лишь останется печально вздыхать и разводить руками, когда в новом учебном году кто-нибудь спросит о приметном подарочке.

* * *

— Вы слышали? — понизив голос до шепота, спросил Блейз. — Обоих учителей ЗОТИ, оказывается, упекли в Мунго! Они теперь в соседних палатах на пятом этаже кукуют.

Все эти дни по школе ходили слухи, что же случилось с двумя волшебниками. И версии были самые невероятные. Ну а теперь и правда выплыла.

Я тихо фыркнула, не отрываясь от нежнейшего омлета. Второй порции. На дорожку стоило хорошенько подкрепиться.

— Эта новость устарела, — отмахнулась Панси, любовно оглядывая со всех сторон тост с малиновым джемом. — Уже вчера днем все знали. Новость не попала в «Пророк» только потому, что литературный агент Локхарта вытребовал вещи своего подопечного, нашел там готовую рукопись новой книги и, от радости, дал на лапу и журналистам, и целителям, и кое-кому в Министерстве. Но все, кто хотел, уже знают. А к осени… или зиме… — Она задумчиво добавила еще немного джема и удовлетворенно сама себе кивнула. — В общем, к моменту, когда напечатают тираж, все домохозяйки страны уже будут знать, что это последняя книга их златокудрого кумира.

— Тираж за неделю расхватают, — понимающе покивал Блейз.

— Пф! — отозвалась брюнетка. — За день!

— А меня вот больше интересует другое, — с отвращением ковыряясь в каше с кусочками персика, протянул Малфой.

— Что? — разом отозвались Забини и Паркинсон и наклонились над столом, чтобы видеть и друг друга, и Драко.

— С чего вдруг Локхарт и Квиррелл свихнулись?

— Ну, Квиррелл уже был того… — вклинился в беседу Теодор, этим утром севший напротив.

— Но все равно с ума он сошел здесь, а потом сбежал, — ответил Малфой.

— Это все из-за коридора на третьем этаже, — предположил Невилл.

Тревор согласно квакнул из-под стола.

— Из-за той псины? — спросил Драко.

— Да там кроме цербера было еще что-то, — снова громким шепотом поделился знаниями Блейз. — Пес сидел на люке, а люк куда-то вел…

— Директор приволок и спрятал в школе философский камень, — прервав все это жужжание над ухом, просветила я ребят. — Ну… вряд ли настоящий камень. Но приманка сработала. И наши учителя защиты передрались за право прибрать блестящую штучку, как две сороки. Ну а самое интересное, что после всех их танцев и махания волшебными палочками директор не может вернуть себе приманку.

Над нашей частью слизеринского стола повисла потрясенная тишина. Я оглядела вытянувшиеся моськи ребят и ехидно добавила:

— Упс… Спойлер!

— Откуда ты знаешь? — насторожился Драко.

— Если внимательно слушать и сложить все факты… — с умным видом отбрехалась я.

На самом же деле все последние дни я невидимкой следовала за деканом, когда тот в раздражении шел на очередной маленький педсовет, собиравшийся втайне от директора. Инициатором была Минерва, на которую Дамблдор повесил переписку с Фламелем. МакГонагалл так переживала свое вынужденное унижение перед ученым с мировым именем, что всякий раз умудрялась уснуть после первого же бокала. Ну а остальные деканы с удовольствием перемывали косточки директору под ее храп, тихие причитания и вздохи. Так что я не могла считать время, проведенное на этих импровизированных пьянках, потерянным в пустую.

— Философский камень? — тем временем переспросил Лонгботтом. — Вполне мог быть и настоящий. Дамблдор же работал с Фламелем над его изысканиями в области драконьей крови.

— Двенадцать способов применения крови драконов? — фыркнул Блейз. — Да Медичи вывели восемнадцать, когда Фламель еще писарем служил и не занимался алхимией!

— Интересно, а драконья оспа… это тоже способ применения крови дракона? — вдруг подумала я и спохватилась, сообразив, что высказалась вслух.

Над столом вновь установилась тишина, но теперь молчащих и задумавшихся было больше. Оставалось надеяться, что до отправления поезда опасная тема не успеет охватить умы всех студентов не дойдет до учителей.

«Язык мой — враг мой», — мысленно застонала я, отодвигая омлет. Есть расхотелось.

Сама по себе идея была интересной. И мне хотелось, чтобы над ней задумалось как можно больше волшебников, даже если причин для обвинений нет. Но если до Дамблдора дойдет, что первоисточник бурления среди чистокровных — я… Легкой жизни мне не будет.

* * *

— Мои родители вон там, — глядя в окно на перрон, сообщил Драко. — Можно я познакомлю тебя с маман?

Я неопределенно пожала плечами и покосилась на Панси с Невиллом. Те о чем-то тихо шептались, почти касаясь лбами.

«Не удивлюсь, если на второй курс эти двое приедут уже помолвленными. Панси — девочка ушлая. А тут такое… и не сопротивляется. Надо брать, пока не сообразил ничего. А леди Августа… Панси вся в папочку, так что лорд Паркинсон найдет, что предложить леди Лонгботтом».

Я хихикнула, представляя подругу с ловчим лассо. Ей определенно пошла бы ковбойская шляпа. И рубашка. А Невилл, хоть и гениальный герболог, но порой как глянет… Чисто бычок!

Мысленно пожелав сокурснице удачи в будущем, я подхватила свои вещи и направилась к выходу. Впереди вышагивал Малфой, а позади Двое-Из-Ларца волокли чемоданы.

На платформе нам уже весело махал Забини, привалившись к боку высокой яркой брюнетки. Миссис Забини походила на молодую Софи Лорен, но еще более яркую и экспрессивную. Волшебница обнимала сына, целовала в макушку и сыпала итальянскими восклицаниями пополам с французскими и английскими, порой переходя на уж совсем непереводимую кашу из всех языков разом.

Молчаливые Малфои рядом с Забини казались фарфоровыми статуэтками. Лорд совершенно не изменился с последней встречи, только мантия сегодня была другая, проще, не такая официальная и строгая. И без украшений Люциус Малфой решил обойтись, оставив только кольца. На левой руке свивала хвост кольцами серебряная змейка, а на правой красовалось широкое кольцо-кастет из белого золота в виде трех змей: две змеи смотрели в одном направлении и обвивали хвостами третью, отвернутую от них в другую сторону. Все змейки были выполнены с раззявленными пастями, будто говоря всем вокруг о постоянной готовности лорда к нападению. Малфой-старший и выглядел напряженным, что было особенно заметно на фоне его супруги.

Леди Малфой казалась юной и прекрасной, походя одновременно на свою киношную версию и на Мишель Мерсье в образе Анжелики. Я так засмотрелась на женщину, что пропустила момент, когда Драко подвел меня к родителям и представил матери. Пришлось быстренько собраться, улыбнуться и изобразить что-то вежливое и аристократичное из слов и поклона. В магическом мире было не принято целовать дамам руки, а детям вообще прощалось пренебрежение этикетом, но передо мной были родители приятеля и какие-никакие родичи.

Стоило выпрямиться, как я поймала взгляд леди Малфой, в котором плескалось столько разных эмоций, что на миг меня прошибло ими насквозь. Боль, потрясение, радость и гордость слились в сложный клубок чувств, а я вспомнила, что Нарцисса была из тех, кто искал меня после гибели родителей.

— Мне тоже… очень приятно с тобой познакомиться, — дрогнувшим голосом произнесла волшебница.

Пока лорд Малфой, заметив состояние супруги, перехватил нить беседы и задавал вопросы об учебе и впечатлениях, леди приходила в себя и продолжала меня рассматривать. Ее глаза то и дело начинали блестеть накатывавшими слезами, а губы чуть кривились, но женщина быстро справлялась с собой, не позволяя посторонним увидеть ничего лишнего.

После нескольких минут обмена общими и никому не интересными фразами, Малфои вежливо проводили меня до самого разделителя и аппарировали. И я была этому рада. Столкновение с Нарциссой Малфой сильно выбило меня из колеи.

— Я буду писать, — успел шепнуть мне Драко.

Улыбнувшись, я направилась к кирпичной стене и ожидаемо увидела на той стороне нетерпеливо притопывавшего ногой дядю.

— Сколько можно тебя ждать? — рявкнул Дурсль.

— Извините, дядя Вернон, — отозвалась я и осмотрелась.

На платформе с маггловской стороны обнаружились Уизли, Грейнджеры и еще несколько подозрительных личностей. Пришлось идти за дядей к его машине.

Когда Вернон Дурсль выехал с парковки, я раскрыла свой рюкзак и нырнула в него едва не по пояс.

— Что ты там делаешь? — насторожился дядя, поглядывая в зеркало. — Что удумал? Быстро все закрой! Я не позволю тут вытворять твои штучки!

— Дядя Вернон, я просто хочу немного переодеться, чтобы никто не понял, где я на самом деле учусь. Вы против? — невинно пояснила я свои действия.

— Да? Тогда ладно.

Подтверждая свои намерения, я вытащила из рюкзака фланелевую рубашку в черные и красные квадраты, кеды и кепку. В поезд я садилась не в школьных брюках, а черных джинсах. А под жилетку и рубашку надела черную футболку. После переодевания во мне на самом деле нельзя было узнать студента частной школы. А из-за непривычной одежды вряд ли бы во мне признали Гарри Поттера, даже если бы парочка соглядатаев с вокзала переместилась на Тисовую.

В Литтл Уингинг мы приехали только через полтора часа из-за вечерних пробок. Быстро сгущались сумерки, включились фонари, из-за чего тени казались еще темнее.

— Выметайся, — велел Дурсль, когда машина заехала на парковку возле дома. — И учти! Я не позволю в своем доме ничего ненормального. Твои вещички полежат в чулане до сентября!

Я только хмыкнула и кивнула, неторопливо выбираясь из машины. Пока дядя огибал транспортное средство, чтобы забрать с переднего пассажирского какие-то вещи, я натянула на руки перчатки и со всей осторожностью извлекла из кармашка рюкзака сверток из ишачьей кожи.

— Хватит копаться! — прикрикнул дядя, направляясь к дому.

Я невнятно пробормотала извинения и последовала за ним. Любой, кто сейчас следил за домом, увидел бы, как Гарри Поттер вслед за Верноном Дурслем входит в здание и закрывает за собой дверь.

В прихожей, пропустив дядю вперед, я быстро присела на корточки, развернула скатку и бережно вытащила из нее несколько полосок пергамента, испещренных рунами. Через несколько секунд бумага отправилась под коврик, а из рюкзака я извлекла крохотный непрозрачный фиал.

— По капле на активирующую руну, — напомнила себе, откупоривая бутылек и наклоняя над первым кусочком пергамента.

Закончив, я вернула скатку и фиал в карман, поправила коврик и поднялась, прежде чем накинуть капюшон мантии. Через минуту, раздался недовольный окрик дяди и шипение тети. Родственники выглянули в коридор, недоуменно переглянулись, и тетя предположила:

— Ушел в свою комнату?

Затаившись в углу возле двери на кухню, я внимательно наблюдала за тем, как Дурсли меня ищут. Дядя зверел на глазах.

— Неужели этот мальчишка посмел куда-то уйти? — взревел родственничек и направился к двери, но стоило ему ступить на коврик, как Вернона обдало видимым только мне серебристым сиянием, и мужчина замер, недоуменно таращась на дверь.

— Дорогой? — позвала Петунья со второго этажа. — Дорогой?

Заметив замершего мужа, женщина быстро спустилась и подошла к нему. Как только ее нога коснулась коврика, чары сработали вновь — и у двери стояло уже двое ошарашенных людей.

— Кх… — хлопая ресницами, кашлянула тетя несколько мгновений спустя. — Как прошел день?

— Неплохо, — так же неуверенно произнес мужчина. — Только… пришлось немного задержаться.

— Ужин почти готов.

— Хорошо, — сориентировавшись, отозвался мистер Дурсль. — Дадли дома?

— Полкиссы устроили сыну небольшой праздник в честь окончания первого года. Дадли должен скоро вернуться, — заверила мужа Петунья. — Именно поэтому ужин чуть позже.

Я удовлетворенно кивнула, наблюдая за родственниками. План на случай принудительного выдворения к Дурслям я заготовила сразу после того, как обнаружила среди книг в Выручай-Комнате один интереснейший фолиант по рунам. Из-за надзора над Литтл Уингингом не стоило рисковать с палочковой магией. Идею же, как воплотить задуманное, я позаимствовала у близнецов Уизли, не гнушавшихся даже запрещенных приемчиков. Даже с применением крови.

Братцы Рона не раз использовали рунные цепочки, создавая ловушки на слизеринцев, но предпочитали рисовать их прямо на полу или стенах. Я поступила более практично, нанеся руны на пергамент. Активированные кровью, цепочки должны были действовать несколько недель, а потом превратиться в безобидные полоски бумаги, которые не вызовут подозрений у мнительной миссис Дурсль, когда она решит протереть пыль под ковриком. Пока же чары будут внушать родственникам мысль, что они и не ждали в этом году Гарри Поттера, но при вопросах о мальчике каждый, кто хоть раз в день наступил на коврик, будет заверять посторонних, кто племянник и кузен где-то поблизости: сидит в своей комнате, работает по дому, гуляет по округе. Даже в мыслях Дурслей никто не заподозрит подвоха.

Магия — великая сила!

Из дома я выбралась через дверь пристройки. И направилась к дому миссис Фигг. Стоило позаботиться и о кошатнице…

* * *

Через час на вокзале появился подросток в темной одежде. Кепка скрывала лицо. Купив в кафе несколько сэндвичей, бутылку воды и пачку сока, ребенок направился к информационному табло, а после в туалет. Никому не было дела до неприметного подростка с рюкзаком, а потому никто и не заметил, что и через час из туалета не вышла тонкая фигурка в черном. Зато некоторое время спустя в центре Лондона по оживленной Юстон-роуд уже шагал, теряясь в толпе, почти двенадцатилетний подросток, в котором даже очень внимательный волшебник не признал бы Гарри Поттера. Магглам же было не интересно рассматривать прохожего, иначе они бы заметили, как у подростка прямо на глазах отрастают волосы.

К моменту, когда ребенок добрался до одного из входов в магический Лондон, рубашка была повязана на бедрах, кепка убрана в рюкзак, а волосы стянуты в пока недлинный, но вполне пышный хвост. Челка скрывала шрам. Никто не признал бы в бледной уставшей девочке Гарри Поттера. Найдя кафе с общественным камином, никому неинтересный посетитель бросил деньги в копилку, зачерпнул летучий порох из банки и вошел в чуть грязноватый очаг.

— Дом Ри По в лесу, — раздалось едва слышное.

* * *

Дом встретил меня тишиной и запустением. За почти год чары, похоже, рассеялись, и теперь все кругом снова покрывал тонкий слой пыли. Но я не расстроилась. Скинув рюкзак на пол, закружилась по комнате, чувствуя, как уходит напряжение.

— Дом, родной! Гном, родной! Как я счастлив, ты со мной!(11)

Наконец-то я дома!

Загрузка...