Мальчик-Которого-Нет

2

Вскоре передо мной на массивный стол встала конструкция в виде огромной металлической перчатки, закрепленной на подставке, сплошь покрытой различными значками.

— Клянусь магией, что не желаю причинить вреда, — торжественно произнес Костехрум.

— Что нужно делать?

— Вставьте руку в перчатку и немного подождите. И не бойтесь, если почувствуете боль. Все быстро закончится, — сказал гоблин.

Я покивала и решительно сунула свою крошечную ладонь в огромную перчатку. В тот же миг в подушечки пальцев будто впились иглы, но не успела я вскрикнуть, как руку окутало знакомым теплом, притупившим боль. А над перчаткой прямо в воздухе начали возникать светящиеся кроваво-красные буквы, складывающиеся в слова.

-

Харолина Генриетта Поттер

31.07.1980

-

Я зачарованно взирала на имя, а память Гарри услужливо вытолкнула на поверхность один из моментов прошлого.

-

— Джейми, это ужасно! — с хохотом возмущается рыжеволосая девушка. — Как тебе не стыдно? У нашей дочери очень красивое и уникальное имя! Харолиной звали твою собственную бабушку!

— А я думал, мы выбрали имя Харолина, раз у нас не сын, которого я хотел назвать Харольдом, — с улыбкой ответил высокий худой брюнет в круглых очках.

— А Генриеттой мы назвали ее в честь моей бабушки, — не дала сбить себя с мысли рыжеволосая красавица.

— А разве не в честь моего деда Генри? — опешил брюнет. — Лили?

— В любом случае, нет повода сокращать имя нашей малышки до этого плебейского Гарри. Вот кто будет звать дочь Гарри?

— Тот, кто не будет звать ее Генри, — захихикал сидящий на диване третий участник беседы — черноволосый и синеглазый красавец.

-

Так вот как зовут мое новое тело. Какое облегчение! Значит, все же не Гарри, Генри или какая-нибудь Харриет. А имя Харолина очень близко к моему родному. Значит, в будущем я смогу безболезненно перейти к сокращению Лина и не потерять себя.

Строчки с перечислением родственников не удивили. И имена родителей, и даты рождения-смерти в этой реальности совпадали с каннонными. И даже крестным здесь был Сириус Блэк. Хотя его статус был обозначен по-другому — названный отец по магии.

А вот дальше начинались странности.

Артефакт выявил ряд ритуалов, проведенных как при моем непосредственном участии, так и без него. И если ритуал представления роду и имянаречения я могла понять, то остальное вызывало вопросы.

— Простите, мистер Костехрум, но что такое… ритуал магического наследия? — спросила я об одном из пунктов в списке, с пометкой «В. Л. Б., 1982г.».

— Это ритуал, который проводят в том случае, если в род вводят не кровного родича или повышают статус родича не из старшей линии наследования, — пояснил гоблин. — Судя по инициалам, ритуал провела леди Блэк.

— Да?

— Она была магом крови и обладала правами главы рода после смерти супруга и наследника Регулуса, так что ей не составило труда назначить вас наследницей. Даже без вашего личного присутствия.

— Но… зачем?

— Затем, что ваш названный отец оказался в Азкабане, дочь миссис Тонкс не Блэк, наследник Малфой не подходит по ряду причин, а других наследников у рода Блэк просто напросто нет, — ответил гоблин и хрипло расхохотался.

— В чем дело?

— Раз ваш крестный не успел жениться и произвести на свет наследника, Вальбурга Блэк должна была обеспечить семье этого наследника сама. Для этого ритуала она тянулась к вам через магию, чтобы ухватить нужную нить наверняка и привязать ее покрепче. И она привязала. Тем самым по незнанию попрала законы рода Блэк, ведь наследовать может только мальчик. А вы… никак не мальчик.

— Почему все так уверены, что я мальчик? — не удержалась от вопроса.

— Не могу знать наверняка, — пожал плечами гоблин. — Хотя… Противостояние между Дамблдором и Тем-Кого-Нельзя-Называть началось в конце шестидесятых, пусть и протекало довольно вяло. Но волшебники еще помнили деяния Гриндевальда и желали уберечь своих детей. Именно поэтому было нарушено множество существовавших веками традиций, и многие чистокровки в семидесятых отправлялись в Хогвартс, не будучи знакомыми с другими детьми своего поколения. Родители оберегали даже сам факт беременности и родов. И поколение ваших родителей продолжило жить так же скрытно. Многие узнали о том, что у Поттеров есть ребенок, в ночь гибели Того-Кого-Нельзя-Называть.

— А как же документы? — удивилась я. — Разве мои родители не должны были как-то… зарегистрировать мое рождение?

Гоблин посмотрел на меня так, что я невольно почувствовала себя идиоткой.

— Это у магглов человек обязан отчитываться за каждый шаг и ставить в известность власти. У волшебников все иначе. Министерство, конечно, пытается навязать магам какие-то стандартные процедуры, но это пока все еще добровольно. А в смутные времена никому и в голову не приходило доверять Министерству столь важные сведения.

Я призадумалась. Выходило весьма интересно. Скорее всего, мой настоящий пол знали только родители и Сириус. И шуточное прозвище ввело в заблуждение весь остальной магический мир.

«Но ведь до того, как маленькую Харолину оставили на пороге, за ней должны же были как-то минимально поухаживать? — спросила я себя, но тут же нашла объяснение: — Хотя… Если Лину Дурсли обнаружили первого ноября, то девочка пробыла под присмотром Дамблдора и Хагрида всего несколько часов. Великан вряд ли в принципе додумался бы перепеленывать ребенка, а уж Дамблдор точно не полез бы копаться в детских одежках. Бросил, наверняка, пару очищающих — и успокоился».

В списке также был ряд повторяющихся ритуалов, менялись только имена. И если имя леди Блэк не удивило, то вот интерес ко мне Нарциссы Малфой озадачил.

Хотя… она ведь мне, если подумать, довольно близкая родственница. По меркам магического мира.

Ребенком я делила персонажей поттерианы на черных и белых, но чем старше становилась, тем более серыми они все казались. И с возрастом я начала любить и уважать тех, кто в детстве вызывал только раздражение.

Например, Малфоев. С возрастом я поняла, что они в истории представляли собой семью, в которой каждый готов на все, чтобы спасти остальных. Один за всех, и все за одного — это про Малфоев.

Да, блондины выглядели ужасными людьми на разных этапах истории, но неизменным было одно: не было ничего, что они бы не сделали, если это нужно для благополучия даже не рода, а близких и родных людей. Нарцисса львицей защищала сына, сын унижался, трясся от ужаса, но пытался спасти отца, а отец, сиятельный лорд, опустился до дна, позволил помыкать собой, как рабом, но позволил все это, лишь бы сберечь жену и сына.

Уизли пусть и казались не менее идеальной и любящей семьей, но таковыми не являлись. Мистер Уизли явно больше любил свою работу и хобби, чем семью. Чем еще объяснить то, что жило семейство, как бог на душу положит. Одним днем. Сам их дом был доказательством этому. Карточный домик, надстраиваемый тогда, когда в этом была необходимость. Непрочный, ненадежный. Не потому ли миссис Уизли запрещала своим детям аппарировать и колдовать в доме, что он мог развалиться под их напором?

А любовь? Была ли она внутри семейства рыжих? Один старший сын удрал от семейки в Египет, второй — в Румынию. Третий со всеми рассорился, пусть и вернулся в самом конце. Шестой рос неудачной попыткой завести, наконец, дочку и чувствовал себя обделенным. Особенно на фоне обожаемой девочки. Но даже любимой доченьке мать не смогла втолковать, что брать непонятные артефакты и использовать их опасно. А ведь Молли, вроде как, была чистокровной, из достаточно старой семьи. Вряд ли ее воспитанием не занимались. Но она каким-то образом умудрилась все это воспитание растерять.

Но это все ладно, личное дело Уизли. Но вот отношения к Гарри я простить этой семейке не смогла даже в детстве, а с возрастом неприязнь лишь выросла. Всем и каждому заявлявшая, что воспринимает Поттера как своего сына, Молли никогда о нем по-настоящему не заботилась. Ее не насторожило то, что Дурсли запирали Гарри, не смутило то, что при хорошем финансовом положении мальчик ходит в драных шмотках и даже ее дети выглядят упитаннее. Конечно, можно рассказывать о дружбе с родителями ребенка, обнимать его при встрече, снабжать раз в год свитером, а в остальное время закрывать глаза на жестокое обращение. Мальчик, не знавший любви, и этому будет безмерно благодарен.

— А как же Книга Душ? — передернув плечами, чтобы избавиться от негативных мыслей, я вернулась к разговору.

— Да, там сведения появляются при магическом выбросе достаточной силы, — ответил Костехрум. — У маленьких волшебников они начинаются примерно в возрасте двух лет и старше. Более ранние случаи редко дотягивают до нужного минимума излучаемой в пространство магической энергии. Но Книга Душ — артефакт. Истинное имя, данное при ритуале имянаречения, Книга не отражает. Только то, которым родители нарекли ребенка для повседневного использования посторонними. Но в вашем случае имя вряд ли появилось в Книге.

— Почему?

Вместо ответа гоблин ткнул в одну из строчек в перечне ритуалов. Там значилось таинственное «Ритуал «Паутина»» и инициалы Дамблдора.

— Это чары запутывания. Они сбивают поиск, почтовых сов и экранируют магические выбросы.

Я невольно расхохоталась и уточнила:

— А этот ритуал можно временно отменить или ослабить?

— Только снять полностью. Единственное… в действие чар можно внести исключения.

— Значит, мое имя в Книге Душ не появится. Так как меня тогда добавят в список поступающих в Хогвартс?

— Будь вы иностранным студентом, поступающим в школу, ваше имя добавили бы в список рассылки вручную, но из-за скрывающего ритуала послание все равно не дойдет. Кому-то придется заняться отсылкой вам письма в индивидуальном порядке, ориентируя сову не на имя, а на адрес.

Выходило интересно. Гарри был самым известным юным волшебником двадцатого века. Ему наверняка писали письма все, кому не лень. Но он этих писем не получал. Дамблдор оградил его от «тлетворного влияния славы». Но письмо о поступлении Поттер получил. И не одно. МакГонагалл вряд ли бы сидела и отправляла по сотне писем в день, это не в ее характере. Значит, письма отправлял сам директор, используя стандартные бланки и самопишущее перо, чтобы всякий раз вносить то имя, которое он считал верным. А вот адрес… Нет ли в кабинете седобородого хитрюги какого-нибудь прибора, который отслеживает точное местонахождение Гарри, вплоть до комнаты в доме? Именно поэтому так быстро менялся адрес. И так по-идиотски проходили попытки доставить письмо и впечатлить мальчика. Поток писем прервался лишь в тот момент, когда дядя увез семью на островок. Вода помешала совам.

«А как же та сова, которая принесла утреннюю газету?» — спросил скептик внутри меня.

Возможно, тут есть какое-то простое объяснение. Например… Например, Хагрид привез сову с собой. Как ту, с которой вроде как отправил ответ директору. Гарри ведь даже не посмотрел дату на газете, а Хагриду явно было поручено с самого начала внушать мальчику любовь к директору, презрение к Министерству и министру и ненависть к Слизерину.

В дальнейшем Гарри получал письма от Хагрида, Уизли, Грейнджер. Но письма от поклонников или ненавистников не доходили. Возможно, ему мог писать летом после первого курса кто-то еще из одноклассников, но эти письма мальчик так и не увидел. Мало ли, какая-нибудь… Панси могла прислать письмо с едкими издевками. Или… Джинни… с признаниями. Невилл, решивший хотя бы в переписке ближе сойтись с сокурсником. Но нет, ни одного письма. Да и Добби… Кому он служил на самом деле? Эльф не был злым, просто глупым и немного свихнувшимся. А потом… Сириус тоже мог пытаться написать Гарри, но его письма не доходили, лишь после третьего курса Блэк смог вести с мальчиком переписку.

Но письма-предупреждения из Министерства дошли…

— Скажите, мистер Костехрум, а письма из Министерства способны преодолеть эти чары? Предупреждения о нарушении Статута, например. Или о том, что ученика Хогвартса исключили и его палочку должны сломать.

— Нет, конечно! — фыркнул гоблин. — Даже чары Министерства не преодолеют запрет такой силы. Что до сломанной палочки… Ученик Хогвартса должен совершить что-то по-настоящему ужасное, чтобы его исключили и сломали палочку. До малого совершеннолетия юные волшебники в принципе неприкасаемы. Они не могут наколдовать что-то слишком опасное, что нельзя устранить Репаро и Обливэйтом. Так что для юных магов все заканчивается предупреждением и воспитательной беседой. Если волшебник совершает что-то серьезное после четырнадцати, то его могут наказать, но это не исключение и не сломанная палочка. Детей в принципе почти невозможно исключить из школы, пока они не сдали СОВы. За практику запрещенной магии можно попасть в Азкабан. Но только в том случае, конечно, если маг совершеннолетний. Несовершеннолетние получают ограничители магии и общественные работы. Переламывают палочку и исключают… только за убийство. Но в Азкабан попадают лишь те из студентов, кому есть четырнадцать лет.

Я сидела и хлопала ресницами, переваривая интереснейшие сведения. Как много можно узнать, если поговорить с тем, кто живет в магическом мире. Точнее, с тем, кто живет в магическом мире и не против просветить других.

Дальнейшее исследование висящих в воздухе надписей выявило, что у меня нет никаких блоков, ограничителей на магических способностях. Как нет и зелий в крови. А из уже проявившихся способностей значатся парселтанг, высокая регенерация и сверхвысокая интуиция.

— Я ожидала увидеть больше, — искренне призналась гоблину. — Какой-нибудь семейный дар…

— Ничего странного, — успокоил Костехрум. — Вам только-только одиннадцать. Обычно так рано дары и не проявляются. Лишь в исключительных случаях. Думаю, повторная проверка немного позже покажет иной результат. Зато нет и чего-то такого, что вызвало бы опасение. Так что вы решили?

Я вздохнула и на миг прикрыла глаза. Решение было очень и очень важным. И его стоило как следует обдумать. Как и многое другое. Не хотелось бросаться с места в карьер.

— Мне нужно немного времени, — призналась гоблину. — Пройтись и подумать.

И вот куда я могу отправиться? Я едва ли знаю город. Разве что самый центр, где нахожусь. Маги оказались достаточно ушлыми ребятами. Вроде и не особо горят общаться с магглами, а все самые важные места у них в центре маггловского города, столицы. Да еще и практически в шаговой доступности. До того же вокзала, если подумать, и пешком дойти не сложно. Всего-то полчаса пути. А самые известные достопримечательности еще ближе.

— Скажите, как мне добраться в Годрикову Лощину? — немного поразмышляв, спросила я. — Хотелось бы навестить могилу родителей.

Пусть Лили и Джеймс мне никто, но маленькая Харолина была их дочерью. И я теперь обитаю в ее теле. Она наверняка была бы не против побывать на могиле Поттеров. И пусть ее душа более не занимает эту оболочку, для ее покоя и моего спокойствия Лощину стоит посетить и попросить у Лили и Джеймса прощение за то, что ребенка, которому они дали жизнь и которого защищали, более нет на свете.

— Вы можете переместиться прямо из моего кабинета камином, — ни капли не удивившись, предложил зеленошкурый. — Адрес: Годрикова Лощина, кафе «У Тони». Это единственный общественный камин в поселении. Вернуться сможете сюда же, если назовете мое имя. Если меня не будет на месте, то просто немного подождите. Или можете подобрать себе какой-нибудь иной маршрут, используя этот справочник.

Гоблин извлек из ящика стола тонкую брошюрку, оказавшуюся подробной картой страны, на которой были указаны все общественные камины. Раскрыв первую же страницу, я увидела карту магического Лондона, на которой оказалось отмечено несколько точек. Заинтересовавшись адресом возле Гайд-парка, я перевернула страницу и узнала, что данный камин расположен в гостинице «Маргаритка», а сама гостиница находится прямо при входе на магическую улицу под названием Змеиная, возникновению которой способствовало появление в первой половине восемнадцатого века озера в парке. А всего в магический Лондон на карте было отмечено пять входов.

— Спасибо, — пробормотала я, читая список общественных каминов. Оказывается, даже на вокзал совсем не обязательно было ехать через маггловскую часть города, можно было переместиться напрямую. Как и в Хогсмид.

Хмыкнув, я подошла к камину, захватила горсть летучего пороха, шагнула на закопченные камни и четко произнесла адрес. Ужасно волновалась, но все получилось с первой попытки. И я даже не упала, пока меня с невероятной скоростью несло мимо множества чужих каминов. В одних я видела смазанные цветовые пятна, в других — только зеленое пламя и каминные решетки, а один раз рассмотрела перекошенное гневом лицо какого-то толстощекого волшебника, гневно вещавшего что-то невидимому собеседнику.

Кафе «У Тони» оказалось небольшой местной забегаловкой для магов: большой зал, разделенный на уютные кабинки перегородками из плетеной лозы винограда и плюща. Только волшебников не смутят живые растения в помещении и снующие повсюду пчелы! За прилавком самозабвенно колдовал полноватый мужчина с пышными усами. Парочка ведьмочек в аккуратных серых платьях и белых передниках сплетничали за натиркой пивных бокалов. На меня никто из них не обратил внимания. Видимо, общественным камином здесь пользовались достаточно часто.

Не желая маячить перед магами хоть на минуту больше, я осмотрелась, прочитала на медной табличке, что стоимость пользования камином равна четырем кнатам, и поспешила наружу.