Маша и Гром

Глава 1. Маша

Прислонившись щекой к прохладному окну, я тряслась в дребезжащем вагоне электрички. Из тамбура доносился запах сигарет: какие-то придурки курили прямо в вагоне, наплевав на запрет. Цыгане сновали туда-сюда, продавали цветастые тряпки, похожие на платья. Где-то отчаянно плакал ребенок. В самом конце вагона парень наигрывал что-то на гитаре. Прислушавшись, я узнала Звезду Цоя. Ох. Две подружки на сиденье напротив меня обсуждали свой «улов» после пятничных танцев.

Стоически подавив зевок, я вздохнула и завела за ухо прядь волос, выбившуюся из растрепанного пучка на затылке. Я вот не была вчера ни на каких танцах, но голова болела так, будто и впрямь гуляла всю ночь. Проклятый недосып и переутомление.

Шел дождь, и капли воды стекали по мутному грязному стеклу. Я поежилась. От станции до закрытого поселка мне идти пешком еще километра полтора, это если срезать через лес по тропинке, которая наверняка уже размокла. А если по прямой, по асфальту — то выйдет час ходьбы, не меньше. Кажется, придется мне заляпать лесной грязью мои единственные осенние ботинки. Я должна быть в доме к трем, и опаздывать нельзя. Хорошо, что униформу и обувь обещали выдать на месте. Не придется думать, что делать с одеждой после прогулки под дождем по густому лесу.

В противоположном конце вагона женщина принялась громко отчитывать непослушного сына, и ее пронзительный, высокий голос раскаленным сверлом забрался мне в правый висок. Я вновь зажмурилась и приказала себе дышать на счет. Только бы не мигрень! Мне нужна эта подработка и нужны деньги, и за меня поручилась мама, в конце концов!

Пожалуй, сейчас я бы с удовольствием прошлась и под дождем, каким бы сильным он ни был. Все лучше, чем слышать дребезжание старых колес, противный голос женщины, и нюхать вонь из тамбура, где запах дешевых сигарет смешался с неповторимым ароматом пригородного поезда, который, возможно, застал еще Сталина. Вся эта какофония жутко раздражала и давила на больную голову.

— Следующая станция — Звенигород!

Я едва не подпрыгнула от радости. Мой путь длиною вечность почти закончен! Чтобы добраться до Звенигорода, я проехала практически из одного конца Москвы до другого, сменив несколько видов транспорта, пока не оказалась в электричке, в которой провела еще час.

Оглушительно проскрежетав напоследок, поезд остановился на станции Звенигород, и я выскочила из вагона вместе с половиной попутчиков. Более прозорливые тут же раскрыли зонтики, прячась от дождя. Менее предусмотрительным, и мне среди них, пришлось довольствоваться капюшонами, сумками, пакетами, платками.

Поежившись и застегнув на куртке молнию аж до подбородка, я заспешила. Я вышла из старого, облезлого здания вокзала и свернула в сторону леса. Из проливного дождь превратился в моросящий, и это хороший знак. Небольшая, но все же удача. Может, не промокну слишком сильно. Не хотелось бы добраться до особняка в закрытом поселке с видом побитой, уличной собаки, выброшенной на улицу нерадивым хозяином в ненастную погоду.

Моя мать работала в особняке уже три года и не жаловалась. Но это не показатель. Едва ли женщина, пережившая смерть мужа в Афгане, перестройку, развал Союза, Октябрьский путч и «черный вторник» могла бы пожаловаться, если бы кто-то косо на нее посмотрел или сказал что-то неприятное. Матерью своей я восхищалась, сколько себя помнила. До развала Союза мама работала в школе учительницей математики у старших классов, а теперь вот работает в доме бывшего бандита. По крайней мере, так про него говорили, в чем я сильно сомневалась. Бывших бандитов не бывает.

В лесу пахло свежестью и мокрой осенней листвой, и я с наслаждением прикрыла глаза, втягивая чистый, прохладный воздух. В Москве такого не было даже в огромных парках! Под ногами шуршали разноцветные листья: клен уже опал, а вот остальные не торопились, и их все еще пушистые макушки надежно укрывали меня от дождя. Посмотрев на часы, я прибавила шаг. Кажется, слишком замечталась и совсем забыла о времени!

В доме бывшего бандита, в котором и работала моя мать, устраивали какой-то торжественный ужин, ох уж эти пафосные замашки нуворишей! Нужен был дополнительный персонал на выходные: накрывать столы, разносить блюда, убрать все после. Нанимали молодых красивых девчонок, чтобы дорогим гостям было приятно смотреть. Мама за меня похлопотала, и я согласилась, скрепя сердце. Я и сейчас кривилась в презрительной усмешке, когда думала обо всем этом. Вчерашний бандит устраивает прием, словно он королева Елизавета Вторая, просто уму непостижимо! Когда, когда это стало нормой, когда наша жизнь превратилась в этот цирк...

Была и еще одна причина, по которой я очень не хотела соглашаться на эту подработку. Но о ней я запретила себе думать и вспоминать.

Впрочем, что удивительно, мама о своем так называемом хозяине — я вновь скривилась — плохо не отзывалась. И даже малинового пиджака с борсеткой у него, кажется не было. Но в моих глазах это ничего не меняло. Всем известно, как и на чьих костях разбогатели сегодняшние владельцы частных загородных домов в элитных закрытых поселках. Все это построено на крови и грязи, и, если бы ни нищета, в которой я жила, ноги бы моей в таком доме не было.

Тем более что однажды я уже обожглась, и последствия останутся со мной на всю жизнь.

За два дня обещали заплатить столько, сколько я получала за два месяца в своем НИИ при университете, потому я и согласилась. Я, может, и строила из себя принципиальную, но кто не строил-то в двадцать пять лет? Но уж дурой я никогда не была и деньги считать умела. Впрочем, считать не сложно, когда считать и нечего.

Задумавшись, я не заметила, как вышла по тропинке к асфальтовой дороге, упиравшейся в шлагбаум. Справа и слева высился высоченный забор из красного профнастила, а сбоку от шлагбаума стояла небольшая крытая будка с одной стеклянной стеной и окошком. Сейчас ее на улице подпирал своей спиной рослый крепкий мужик в черной униформе. Наметанным, опытным взглядом я моментально нашла у него на поясе кобуру. На груди тоже, кажется, была — виднелась под тонкой курткой.

Вздохнув, я зашагала к охранникам, размазывая своими шагами по мокрому асфальту черную лесную грязь.

— Добрый день, — сказала, зайдя за шлагбаум под пристальным взглядом двух мужчин — второй обнаружился внутри будки.

— Ну, привет, — небрежно бросил ей тот, что стоял на улице.

— Я Мария Виноградова, иду к Громову Кириллу Олеговичу на праздник.

— Как гостья? — хохотнул все тот же мужчина и окинул намеренным пристальным взглядом мои черные заношенные брюки, сейчас еще и намокшие по нижнему краю, и ботинки, испачканные после быстрой ходьбы по лесу.

Наверное, охранник считал себя невероятно смешным. Первый, в будке, тоже ухмыльнулся.

— Как уборщица, — сквозь зубы выдавила я.

Я уже была готова сквозь землю провалиться от жгучей смеси стыда, унижения и ненависти.

— Все вы так говорите, — зацокал первый охранник в будке.

Он достал откуда-то длиннющий список, долго что-то в нем выискивал, водя карандашом по бумаге, а потом махнул рукой. — Есть такая Виноградова Мария Васильевна, семьдесят второго года рождения. Ну, проходи.

Едва дождавшись его слов, я пулей пролетела мимо будки, оставив двух бугаев у себя за спиной. С некоторым пор я особенно сильно не могла терпеть братков или пусть даже бывших братков, или тех, кто косил под братков. А еще, конечно, боялась. Потому и всячески старалась их избегать.

Я быстро шла по ровной асфальтовой дороге — давненько не видела такого асфальта. Ни единой ямки, ни даже трещинки! Просто чудо какое-то! По обеим сторонам дороги рос идеально постриженный зеленый газон, на одинаковом расстоянии стояли кадки с туями и высились глухие черные заборы, плавно переходящие один в другой и в конце концов сливавшиеся в безликую сплошную массу. Я различала окончание и начало участков лишь по воротам: у каждого забора они были свои. Непременно массивные и вычурные, но хотя бы разные.

Нужный мне дом находился в самом дальнем конце поселка, выходил задними окнами на лес. Перед воротами в ровный ряд выстроились два джипа Чероки, два бумера и, конечно же, 600-й мерин. Я обошла их и направилась вдоль забора к калитке черного входа, которой пользовался персонал. Там меня встретила уставшая девушка с распущенными светлыми волосами, в дождевике и с папкой в руках. Она курила, прислонившись спиной к калитке, и равнодушно кивнула в ответ на мое приветствие.

— Проходи по дорожке на кухню, форму для прислуги выдает Вероника Львовна, она в кладовке. По дому никуда не шляйся, нос в комнаты не суй. Поймают — тебе не поздоровится. Кухня-гостиная-кухня — вот твой маршрут. Воровать тоже не советую, — скороговоркой протараторила девушка и отвернулась от меня, сразу же потеряв ко мне всякий интерес.

— Спасибо, — вежливо поблагодарила я и поспешно прошла мимо, уже в который раз за день вспоминая, что на дне моей старой потрепанной сумки ждет своего часа заветная пачка сигарет.

Курила я мало, но не потому, что заботилась о своем здоровье. Просто хорошие сигареты стоили как крыло самолета, а курить какой-нибудь Беломор я не могла физически. Потому и покупала дорогущую пачку раз в месяц, а потом растягивала ее как могла. Дурная привычка, привязавшаяся ко мне еще в той, другой жизни. А теперь я никак не могла от нее избавиться.

На ухоженном участке с идеальным газоном и фигурными кустами возвышался огромный трехэтажный дворец из красного кирпича с арочным окнами, тремя или четырьмя башенками и треугольной крышей со шпилем. Задрав голову, я оглядела его снизу вверх. Да уж. Откуда-то доносились громкие голоса. Может быть, приезжали первые гости?

— Эй, ты тоже тут деньжат подзаработать, да?

Пока я пялилась на особняк, меня со спины догнала девушка примерно моего возраста, одетая в объемный свитер с цветным геометрическим узором.

— Меня Катей зовут, — сказала она и одернула пониже короткую черную юбку, задравшуюся на бедра из-за гладкой поверхности темно-бордовых лосин.

— Я — Маша.

Катя тряхнула высоким хвостом, в который были убраны ее светлые волосы. Ее глаза были густо подведены темным карандашом, а ресницы — накрашены тушью в несколько слоев.

— Ну, будем знакомы.

Вдвоем мы вошли в дом через дверь для персонала и оказались в небольшой светлой прихожей, ведущей сразу в несколько комнат. Я замялась, не зная, куда идти дальше, а вот Катя не растерялась и крикнула в коридор.

— Эй, есть тут кто?!

— Девочки, идите сюда!

Я узнал голос матери и улыбнулась. Мы договорились не афишировать перед незнакомцами свое родство, поэтому я постаралась ничем себя не выдать и наравне с Катей вежливо поздоровалась с Вероникой Львовной, которую мы нашли в огромной гардеробной.

Моей маме в этом году исполнилось всего лишь срок девять лет. Она выглядела старше своего возраста, как и многие женщины, на чью долю выпало немало испытаний. Но последние несколько лет, которые она проработала в этом особняке, определенно пошли маме на пользу: взгляд серых глаз стал мягче и спокойнее, пропало извечное напряжение в выражении лица.

А пару месяцев назад я уговорила ее сделать каре, и теперь короткие светлые волосы делали лицо мамы чуточку, но моложе.

— Держите, девочки, — она положила на длинную стойку в гардеробной две стопки и подвинула в нашу сторону. — Это одежда, а туфли можете здесь посмотреть, — и она указала рукой себе за спину вглубь комнаты.

— Не справитесь — зовите! — мама улыбнулась нам обеим, задержала чуть более долгий взгляд на мне и вышла из гардеробной.

— А мы вдвоем что ли будем? — крикнула ей в спину Катя.

— Нет, еще троих ждем, — отозвалась она и прикрыла за собой дверь.

Тем временем я развернула стопку с одеждой и придирчиво рассматривала черное закрытое платье. Глухой ворот, длинные рукава, подол ниже колен — я ожидала гораздо худшего! Уже представляла, как отказываюсь надевать наряд интердевочки и теряю подработку.

— Мы что на поминках будем работать? — а вот моя спутница захихикала и принялась избавлять от цветных легинсов и короткой юбки.

Я последовала ее примеру, сняла черные брюки, такую же черную водолазку и потянулась за колготками, которые прилагались к платью.

— Ого, подруга, — Катя присвистнула, разглядывая меня.

Мои щеки обдало румянцем, и я с досадой прикусила губу. Ну какая же ты дура, Маша!

— Откуда у тебя это? — ничего не стесняясь, она подошла ко мне и едва ли не тыкнула пальцем в правое плечо, рассматривая огромный шрам от ожога — размером с ладонь.

Полтора года прошло, как я его получила.

— Производственная травма, — я огрызнулась, хотя изначально собиралась отшутиться.

Наверное, шутить об этом я не смогу никогда.

— Ладно-ладно, — Катя миролюбиво фыркнула и подняла вверх ладони, показывается, что сдается.

Заканчивали мы одеваться в полнейшей тишине. Только иногда я ловила ее косой, быстрый взгляд в свою сторону. Я повернулась к ней спиной, чтобы она могла видеть только тот шрам на плече. Другие же я от нее спрятала.

— Слушай, а ты знаешь, что за перец тут всем владеет? — заговорщицким шепотом спросила Катя, когда мы обе оделись, выбрали туфли по размеру и спрятали в гардеробной свою обычную одежду.

Кажется, она решила сделать вид, что ничего не было. И мне это подходило.

Мы стояли перед зеркалом, поправляя прически, а Катя еще стирала помаду и темный карандаш с губ — «блондинка с улицы велела не мазюкаться особо».

— Только фамилию слышала, — я солгала.

Конечно же, мать много рассказывала мне и о работе, и о хозяине, и о его семье. Гораздо больше, чем самой мне хотелось бы знать.

— О-о-о, подруга, да ты совсем темная. Ты откуда хоть, не с Москвы поди? — Катя покосилась на меня в отражении зеркала, и мне стоило большого труда, чтобы не ухмыльнуться такому простонаречию.

— Просто не интересуюсь этим всем, — я пожала плечами и, смотря на свое отражение, подумала на секунду, что платье очень красивое и идет к моим темным волосам и бледной коже, и даже жаль, что нельзя будет забрать с собой.

Какая разница, где я родилась? Наверное, Катя удивилась бы, скажи, что я москвичка аж в четвертом поколении. Только вот оказались мы с ней в совершенно одинаковой жопе, раз нам приходится зарабатывать себе на жизнь подобным образом. И все поколения моих интеллигентных предков мне не пригодились.

И не спасли меня, когда я своими руками едва не разрушила себе жизнь.

— Говорят, он из солнцевских, — Катя еще сильнее понизила голос и слегка выкатила глаза, словно рассказывала огромный секрет.

— Если людей послушать, то из солнцевских сейчас каждый первый, — я фыркнула. — Кто только к ним не примазывается. Придурки.

— Ну-у-у, не знаю, — Катя с сомнением покачала головой. — Прикинь, сколько бабок на такую домину нужно? Три этажа отгрохать! А еще бассейн в доме где-то внизу, баня, бильярд, короче, полный фарш. Не в консерватории же он их заработал.

— А лучше бы там, — отрезала я жестко, одернула в последний раз платье и поспешила выйти из гардеробной, чтобы закончить неприятный разговор.

Едва мы показались на кухне, нас тут же нагрузили работой, и у меня не осталось времени ни злиться на новую знакомую за поднятую в разговоре тему, ни даже думать. Меня гоняли с подносами из кухни в гостиную и обратно, нагружали бесконечными тарелками, бокалами, чашками, столовыми приборами, бутылками, подносами с фруктами... Только и слышался быстрый стук низкий каблучков по роскошным полам — естественно, дорогущий паркет из дуба, или из чего там положено, я не разбиралась. Что тут говорить, если в гостиной был самый настоящий камин с самым настоящим живым огнем!

Я старалась ни на кого особо не смотреть и взглядом ни с кем не встречаться. Меньше знаешь — дольше живешь, уж эту пословицу я крепко усвоила. Зачем мне разглядывать чужие лица и гадать, кто они и кого они убили, чтобы оказаться в этот день в этой гостиной?

Еще можно ненароком кого-нибудь узнать!

Мало ли было продажных чиновников и государственных служащих, или бывших коллег отца. Да что говорить! Отцовский бывший сослуживец, которого я по детству помнила как дядю Сашу, работал начальником охраны у хозяина особняка. Именно он похлопотал за маму, чтобы ей дали здесь работу. Этот факт заставлял меня сжимать зубы и вежливо здороваться с ним всякий раз при встрече. И гнать из головы другие мысли. Как так случилось, что люди из органов, из армии шли работать к бандюганам?..

В какой-то момент гости разбрелись по огромному особняку: кто-то резался в бильярд на цокольном этаже, кто-то пил коньяк в хозяйском кабинете. В гостиной включили магнитофон, и тут же заиграла проникновенная «Ах какая женщина».

— Возле столика напpотив

Ты сидишь вполобоpота,

Вся в лyчах ночного света.

Так само слyчилось вдpyг,

Что слова соpвались с гyб,

Закpyжило головy хмельнyю.

Ах, какая женщина, какая женщина,

Мне б такyю.

Ах, какая женщина, какая женщина,

Мне б такyю, — выводил душевным голосом Сергей Дубровин, пока бывшие бандиты кружили своих спутниц и любовниц в медленном танце по глянцевому, блестящему паркету. Каждый непременно держал свою женщину за талию и нашептывал на ушко всякие глупости, сползая рукой все ниже и ниже по спине, на ягодицы. Ну, тут все понятно. Следующей песней будет что-то из репертуара «Лесоповала», судя по общей атмосфере. Про белого лебедя и звезду на пруду.

Улучив минутку, я выскользнула на улицу подышать воздухом. Внутри было душно и жарко, и множество различных запахов и ароматов слились в один, удушающий.

Мне хотелось свежего воздуха и курить. Оказавшись на улице, я отошла от дома подальше, по дорожке к калитке заднего входа. Я знала, что там неподалеку в густых кустах стоит скамейка, надежно скрытая ото всех листвой. На ней я и устроилась. С наслаждением скинула на землю туфли, поджала под себя ноги и с неменьшим наслаждаем щелкнула зажигалкой, наконец-то закурив. Выпустив первое облачко дыма, я откинулась на спинку и запрокинула голову, любуясь темным, беззвездным небом.

Как же хорошо.

Я курила медленно, смакуя каждую затяжку. Жаль, что, когда сигарета закончится, придется вернуться в особняк. А так хотелось бы прогуляться по ночному лесу, послушать его звуки. Почувствовать себя свободной, необремененной десятком различных обязательств и мыслями, как заработать себе на жизнь.

С сожалением затушив окурок, я подула на него и сжала в кулаке, когда он остыл. Выброшу в доме. Не сорить же на красивый, ухоженный газон. Я уже приготовилась обувать туфли, когда поблизости зашуршал гравий на дорожке: кто-то шел. Потом раздался шум возни, я различила чье-то сопение, невнятное мычание — как будто человеку закрывали рукой рот, снова возня и — всхлип.

Детский всхлип.

Я застыла на месте, задержав дыхание. Я лихорадочно соображала, что делать. До всхлипа я бы предпочла затаиться в своем укромном уголке, отделенном от дорожки густыми кустами, и ни во что не вмешиваться. Целее будет.

Но этот всхлип. Кто-то волочил куда-то ребенка, и тот явно был против.

— Да выруби ты уже этого сопляка, — прозвучал тихий, недовольный шепот.

Когда раздался хлюпающий звук удара, я уже не думала. Босиком я выскочила из кустов на дорожку.

— Что вы делаете?!