Маша и Гром

Глава 18. Гром

— … он сам меня стрелять учил. Ну, и вот, — договорив, Маша развела руками. Потом потянулась за пачкой и прикурила очередную сигарету, по-прежнему не глядя на меня.

За все недолгое время, которое занял ее сухой, сжатый рассказ о том, что случилось с Бражником, она умудрилась выкурить пять сигарет и сейчас потянулась как раз за шестой.

Я поймал себя на желании выдернуть ее из ее пальцев и убрать пачку с глаз долой. Удержался я с трудом. Ее реакцию на такое было нетрудно предсказать: ощетинится, разозлится, начнет огрызаться и отстаивать свои права.

А мне сейчас этого не хотелось.

И я почти перестал на нее злиться. По крайней мере, мне уже не хотелось схватить ее за плечи и хорошенько потрясти, словно куклу, и заставить, наконец, во всем мне признаться. Самой. И орать на нее больше не хотелось. Хотя, когда я вспоминал об этом, то снова чувствовал, как к горлу изнутри поднималась злость. Я редко выходил из себя — непродуктивно для бизнеса и для любых отношений. И редко, у кого получалось по-настоящему вывести меня из себя.

У Маши получалось. К сожалению. Мелкая упрямица, которая не желала идти на компромиссы и хотела, чтобы всегда последнее слово оставалось за ней. Она даже понятия не имела, сколько внутренних компромиссов мне пришлось заключить с самим собой за все недолгое время нашего знакомства.

Значит, Бражник ее избивал, ошпарил кипятком, и она от него ушла. А спустя полгода он снова захотел вернуть себе контроль над ее жизнью, и она его убила. Застрелила из собственного же пистолета, который потом еще и выбросила в Яузу. Ну просто Никита.

Думал пошутить, что теперь опасаюсь поворачиваться к ней спиной, но отмел эту шутку вслед за замечанием об уменьшении числа выкуриваемых сигарет.

Маша как раз закашлялась и потушила едва тронутую сигарету. Потом посмотрела на меня и сказала с обезоруживающей прямотой.

— Уже не лезет это дерьмо.

Да. Так про многое в наших жизнях можно было бы сказать.

— Что ты молчишь? — она устало откинула волосы с худого лица и посмотрела мне прямо в глаза. — Что думаешь?

Я запоздало понял, что для нее мое молчание было камнем по сердцу. Наверное, уже тысячу вариантов в голове прокрутила, что я молчу, потому что придумываю, как сдать ее ментам, или завалить и закопать прямо на участке в районе цветочных клумб.

И как ей объяснить, что уже минут десять я думаю о том, как эта наглая девчонка безо всякого смущения или стеснения стянула свой свитер и все сверкала дерзкими глазищами, показывая мне свои шрамы. А я смотрел на них и видел, как под тонкой тканью ее топа затвердели от холода соски на груди... И думал, как мне хочется, чтобы лямки сами по себе сползли с ее плеч, и тогда бы я смог разглядеть ее всю целиком.

Совершенно чокнутая, сумасшедшая девчонка с такими же выходками и жизнью.

— Как думаешь, на чем тебя менты взяли? — вместо ответа я задал встречный вопрос.

Она жалобно сморщилась, совсем как ребёнок, и пожала плечами, уже надежно скрытыми от моего взгляда тканью свитера. Я все еще с трудом мог представить ее с пистолетом в руках один на один против здоровенного бугая — а Бражник был именно таким.

Хотя... Капитана она застрелила, и сделала это уверенно. Может быть, я ее недооценивал все это время, попав на удочку хрупкой фигуры и смазливой мордашки. А на самом-то деле в ней был стержень покрепче многих.

— Не знаю. Два года назад им почти насрать на меня было. Опросили как его бывшую девку, и все. Одну из многих, — ее губы скривила болезненная усмешка. — Они тогда думали, что это бандитские разборки. Единственное, что их смущало...

— Что труп в лесу не закопали? — участливо предположил я, и Маша фыркнула. И кивнула.

— Ага. Ну, говорили, что в назидание остальным, — она небрежно взмахнула рукой. — Им вообще насрать было, откровенно говоря. Помер и помер, одним бандитом меньше.

— Справедливо, — я с лёгкостью с ней согласился и даже не покривил при этом душой.

Маша натянула рукава свитера на ладони и потерла их друг от друга, а затем подула внутрь импровизированного кокона.

— Ты замерзла? — спросил я, чем заслужил ее удивленный взгляд.

Она облизала сухие губы и, помедлив, неуверенно кивнула.

— Я всегда мерзну.

Я отметил, что на протяжении всего рассказа ее темные глаза оставались абсолютно сухими. Уставшими, тоскливыми, но ни единой слезы я в них не увидел. Ни по своему прошлому, ни, тем более, по уроду Бражнику.

Я знаю, что в некоторых группировках таких садистов, как он, ценили. Такие, как он, были на расхват. Мы же — я, Авера и Капитан — никогда не держали у себя уродов, которым пытки и боль других людей доставляли наслаждение. Это обычно полные психопаты или маньяки, которые обязательно однажды сорвутся с крючка и пойдут вразнос. Их невозможно контролировать и невозможно остановить.

Я таких не терпел. Поиск и добыча информации — это такая же работа, как и все остальное. А если у кого-то голову от удовольствия сносило при виде чужой крови — мне с таким было не по пути.

— Значит, так, — я поднялся с кресла напротив дивана, на котором сидела Маша, и подошел к окну. Чуть отодвинув занавеску, я увидел на гравийной дорожке, ведущей к дому, Гордея и моего начальника охраны. Оба что-то жарко обсуждали, и моя сын едва ли не подпрыгивал от возмущения.

Как все улеглось немного с поиском Жгута, я решил отправить Гордея вдвоем с освободившемся Иванычем погулять по Москве, развеяться. В зоопарк там сходить, сладкой ваты поесть, пока пацан взаперти совсем с ума не сошел. Он уже и так начал капризничать и жаловаться, и у меня даже ругать его не особо получалось, потому что, в общем-то, повод ныть у него был. И во всем был виноват я сам.

— Значит так, — повторил я и отвернулся от окна, чтобы посмотреть на Машу. — Адвокату надо рассказать все ровно то же самое, что ты сейчас рассказала мне. Всю правду.

— Я, может, жалею, что тебе рассказала, — она упрямо покачала головой. — А ты говоришь — адвокату. Если и двое знают, это уже не тайна. А если третий?..

— Он со мной почти десять лет. Он о моих делах знает, — я выделил голосом слова про свои дела. — Поверь, ситуация с Бражником — просто детский лепет.

— Ага, конечно, — она фыркнула и закусила губу. — Только для меня — не лепет. Я, знаешь ли, не каждый день кого-то... убиваю, — и она одарила меня сердитым взглядом, словно я в чем-то и тут был виноват.

— Вдруг твой адвокат просто собирает компромат и ждет удобного момента, чтобы потом ударить в спину? — она по-кошачьи прищурила глаза.

— Да уж, — я присвистнул. — Даже у меня таких проблем с доверием нет.

— Хорошо не иметь проблем с доверием, когда у тебя за спиной десяток головорезов, готовых разобраться с любой твоей проблемой по щелчку пальцев, — ласковым, сладким голосом пропела она, и я в очередной раз почувствовал, что хочу одновременно улыбнуться и придушить ее.

— Ты мне все сама рассказала, — сказал я грубее и жестче, чем планировал. — Сама доверилась, а могла сбежать, — «как ты обычно и делаешь» — я подумал о таком окончании фразы, но вслух его не произнес.

Судя по изогнувшимся губам Маши, она это прекрасно поняла.

— А рассказала ты мне это все для того, чтобы я занялся твоей проблемой. И я ею займусь, и решу так, как посчитаю нужным. Вопросы?

Она улыбнулась мне улыбкой, полной ехидства, но ничего не сказала, чему я несказанно удивился. Обычно она всегда находила слова, чтобы довести меня до белого каления за пару секунд.

— Есть один вопрос, — ее пронзительный, острый взгляд резал лучше любого ножа. Когда она сверкала своими темными глазищами, у меня внутри что-то переворачивалось каждый раз. У меня, у взрослого мужика. — А мне понравится то, как ты решишь мою — как ты ее называешь — проблему?

Я хмыкнул. Постановку вопроса я оценил по достоинству.

— Если будешь умницей и будешь слушаться меня, то понравится.

— Я завязала слушаться мужиков два года назад, — она все еще находила в себе силы мне дерзить и огрызаться.

— Придется снова начать. С правильным мужиком тебе еще и понравится.

Ее взгляд на мгновение дрогнул, глаза расширились, а потом она вернула себе контроль, и выражение лица снова стало нейтральным. Но я видел, как она чуть подалась вперед, услышав мои последние слова. А сейчас же она нервно переплетала пальцы и все пыталась сдуть упавшую на глаза прядь черных волос.

Так то. Не ты одна здесь умеешь играть, девочка.

— Ладно, — ровным, спокойным голосом заговорила Маша после паузы. Казалось, она взяла себя в руки, но в ней по-прежнему чувствовалась растерянность.

— Старым делом они явно занялись, чтобы через меня найти рычаги давления на тебя. Без привязки к криминальному авторитету Громову, — она облизала губы и усмехнулась, — моя скромная персона сама по себе их едва ли заинтересовала бы. Ты знаешь, почему менты под тебя копают?

Откровенно говоря, я не знал. Проблем было просто до жопы, и каждый день появлялись новые, превращаясь в настоящий снежный ком, который несся на меня по склону горы. Мы только успевали более-менее урегулировать одну ситуацию, как на ее месте появлялось десять других.

Все прошедшие со дня похищения Гордея недели я только и делал, что тушил возникающие пожары. И у меня даже времени не было, чтобы остановиться, сесть и подумать. Найти основной источник возгорания. Найти поджигателя.

— Нет, — я покачал головой.

Можно было подключить эфэсбэшника и узнать все через него, но я не хотел. Варианта было два: в «конторе» и так обо всем в курсе, но по каким-то причинам они дали делу ход и не пытаются вмешать. В таком случае я буду выглядеть как дебил, если полезу к ним сейчас. Или они ни о чем не знают, и, если я им сообщу, они запросто могут посчитать, что меня пора списывать в утиль — слишком много проблем и сложностей. Воевать с «конторой» сейчас мне хотелось меньше всего.

— Но это то, что я планирую выяснить в ближайшее время, — добавил я в ответ на приподнятые брови Маши.

Пока уголовки не было, приоритеты у меня были другие. И пока она сама не рассказала мне правду.

— Хорошо, — выдохнула она и снова спрятала ладони в растянутых рукавах свитера. — Спасибо, — Маша посмотрела на меня без улыбки.

Я кивнул, и в этот момент раздался стук в дверь. Спустя секунду она приоткрылась, и в проем просунулся Мельник.

— Гром, там адвокат пришел.

Я перехватил его заинтересованный взгляд, брошенный в сторону Маши, и мне это не понравилось.

— Пусть поднимается сюда, — сказал я с нотками злости в голосе, и теперь уже сам удостоился двух заинтересованных взглядов — от нее и от него.

Мельник молча скрылся за дверью, а мне захотелось ударить себя по щеке. Что за дичь?..

— Не бойся, — вместо этого я посмотрел на Машу, которая грызла ногти. Мне захотелось взять ее за руку и заставить прекратить себя терзать. — Говорить буду я. Ты просто подтвердишь в конце, что все правда.

— Хорошо, — она рассеянно кивнула и улыбнулась с трогательной, несвойственной ей боязнью. И повторила.

— Спасибо.

***

Мы обменялись с адвокатом рукопожатием, и он прошел в кабинет. Вытаскивая из своего кожаного портфеля папки с документами, Эдуард Денисович деловито спросил меня.

— Обсудим сначала уголовное дело или начнем с ситуации с Аленой Игоревной?

Поправив оправу очков, он сел в кресло и разложил свои папки на низком столике, на котором валялась пачка сигарет, и стояли пепельница и бокал с водой.

А вот мне за эту случайную оговорку про Алену захотелось его придушить. Я понимал, что мы с ним всегда обсуждали любые мои дела, не взирая на присутствие охраны или кого-то из моих людей, потому что со мной рядом постоянно кто-то был. Но Маша вроде не была похожа на здоровенного мордоворота, и я злился, что всегда такой умный и правильный адвокат не сообразил, что при ней мою бывшую упоминать не стоило. И, тем более, не стоило говорить, что у нас с ней есть какая-то «ситуация». Будто мне мало крови пьет само наличие проблемы...

— Уголовка, — коротко ответил я и поймал на себя вопросительный взгляд Маши.

Надеюсь, у нее хватит мозгов не задавать мне потом ненужные вопросы.

— Отлично, — с легкостью согласился Эдуард Денисович, который, похоже, и не понял, что в чем-то ошибся. — Я договорился, завтра смогу ознакомиться с материалами дела. Вопрос чувствительный, поэтому поеду я сам, помощника отправлять не хочу. Это, разумеется, повысит стоимость моих услуг, — договорив, он посмотрел на меня.

— Не проблема, — я кивнул.

Краем глаза я увидел, как напряглась и почти сразу же расслабилась Маша. И улыбнулась, когда услышала мой ответ.

Приятно изредка почувствовать себя рыцарем в сияющих доспехах.

— Что... что ждет меня? — прокашлявшись, Маша впервые за все время обратилась к адвокату напрямую.

— Многое зависит от наших уважаемых органов, — он хмыкнул, без слов дав понять, как сильно уважает ментов. — Завтра станет понятнее, я еще не видел материалы.

— Но... какие у них могут быть доказательства спустя почти два года? — она рассеянно переплела пальцы и сжала руки в кулак. — Тем более, учитывая, что я этого не делала.

Я закатил глаза, но смог удержаться от смешка. Она была очаровательна. Особенно учитывая, что несколько минут согласилась на то, чтобы рассказать адвокату правду. Эдуард Денисович же сохранил совершенно беспристрастное выражение лица. Ему к такому не привыкать.

Бросив на меня еще один быстрый взгляд, Маша покраснела и закусила губу.

— Черт с ним. Да, я его убила, поэтому вопрос с доказательствами все еще актуален.

Кажется, я хмыкнул слишком громко, потому что они оба повернулись ко мне. К слову, адвокат не изменился в лице ни на чуть.

— С доказательствами, если они есть, — подчеркнул он, — я также смогу ознакомиться завтра. А теперь я хотел бы узнать полную картину произошедшего, чтобы иметь представление о том, с чем нам придется столкнуться.

Маша отвернулась к окну, сделав вид, что ее невероятно заинтересовали шторы. Закурив, я в общих чертах пересказал ее историю, опустив несколько моментов, связанных с избиениями и ожогом. Выходило, что после разрыва с ней через какое-то время Бражник тронулся умом и попытался на нее напасть, а она убила его, защищаясь. Если адвокату такой повод и показался надуманным, то он оставил свое мнение при себе. Как и в большинстве случаев. За такой подход к делу я был готов платить ему любые бабки.

— Вы уверены, что избавились от орудия преступления? — Эдуард Денисович отложил в сторону блокнот, в котором делал пометки по ходу моего рассказа, и посмотрел на Машу, оторвавшуюся, наконец, от созерцания тюля.

— Уверена. Я швырнула его в Яузу.

— Вас никто не мог увидеть тогда?

— Н-наверное, нет, — она нахмурилась и снова прикусила нижнюю губу. — Было уже очень темно, и я никогда не видела... кажется.

— Как бы этот свидетель мог всплыть спустя столько времени? — я откинулся на спинку дивана и положил одну руку на спинку. — В городе каждый день убивают, закапывают трупы, выбрасывают оружие. Нет, тут что-то другое.

— Если цель — достать вас, то дело могли, что называется, на «дурака» возбудить, — адвокат пожал плечами. — Запросто. Без каких-либо доказательств. И в связи с этим я хочу спросить, — он встретился со мной взглядом, — вы не думали над тем, чтобы разобраться со всем в частном порядке? Пообщаться с кем-нибудь «наверху».

Я заскрипел зубами во второй раз за время нашего короткого диалога. Иди адвокат потерял хватку, или я стал слишком чувствителен к вещам, которые упоминались при Маше. Ничем иным я свое раздражение объяснить не могу.

Девчонка тоже посмотрела на меня. Сперва с робкой надеждой, но по мере того, как она размышляла, надежда в ее глазах загоралась все сильнее. Она тоже подумала, что я мог бы положить конец всем проблемам одним телефонных звонком.

Если бы. Это никогда не было так просто. И даже если бы не все мои текущие проблемы, я тысячу раз подумал бы прежде, чем просить что-то у конторы. В долгу у бандита быть проще, чем у них.

— Я думал, — кое-как расцепив зубы, я ответил адвокату, не скрывая своего недовольства. — Но я не хочу прибегать к этой опции сейчас. Только в самом крайнем случае.

— На меня уже завели дело, — вскинулась Маша. — Разве это не крайний случай?

Б**ть. Я точно поговорю с Эдуардом Денисовичем насчет того, что при ней упоминать стоит, а о чем лучше не говорить.

Удивительно, как при всей ее жизненной истории, в курсе которой я теперь частично был, в Маше по-прежнему жила эта потрясающая наивность. Вроде как немало и на ее долю дерьма перепало, а она все еще думает, что уголовка может быть самым худшим, что случается с человеком? Тем более она не одна. И я обещал ей, что все разрулю.

— Далеко не крайний.

Я видел, что она собралась продолжить спорить со мной, и резко мотнул головой.

— Обсудим это потом, — с нажимом произнес я, и Маша чудесным образом замолчала. Кажется, у нас и впрямь наметился прогресс в отношениях.

Я повернулся к адвокату: тот с независимым видом копался в своих папках и делал вид, что не слышит, как мы препираемся.

— Если по уголовке это все, я предлагаю отпустить Марию и поговорить о других наших делах.

— Пока — все, — он кивнул. — Как я уже сказал, больше подробностей я узнаю завтра после ознакомления с материалами дела.

Он встал следом за Машей — старомодный, воспитанный мужчина. Они обменялись любезностями на прощание, и она, облегченно вздохнув, вышла из кабинета, бросив напоследок пронзительный взгляд в мою сторону.

— Не надо при ней упоминать ни Алену, ни «контору». Ничего, кроме уголовки против нее, — как только за Машей закрылась дверь, я обернулся к адвокату.

Тот уже сел обратно в кресло и методично убирал бумаги в портфель.

— Понятно, Кирилл Олегович, — сказал он ровным голосом в ответ на мое замечание. — Я прошу меня извинить тогда. Наверное, у меня сложилось неверное впечатление... Впрочем, это не мои дело, — захлопнув портфель, он оборвал себя на полуслове. Чем, разумеется, еще сильнее раззадорил мое любопытство.

— О чем у вас сложилось неверное впечатление? — спросил я, хотя по-хорошему не должен был задавать такой вопрос.

Он замялся, пожевал губы, внимательно смотря на меня поверх очков, но все же решил ответить.

— О характере ваших взаимоотношений. Я подумал, что Мария входит в круг ваших доверенных лиц, — он тщательно, ювелирно подбирал каждое слово для своей реплики. Тут надо отдать ему должное. В словоблудии он был хорошо.

— Вот как? — равнодушно бросил я. — Что же, у вас действительно сложилось неверное впечатление.

— Да, это я уже понял, — помедлив, отозвался адвокат.

И почему меня не покидало ощущение, что в его словах и жестах притаилось двойное дно?.. Я разозлился. Да кем он себя вообще возомнил, чтобы у него могло складываться какое-либо впечатление о моих отношениях с кем-угодно?!

— Давайте обсудим требования матери Гордея и закончим на сегодня. Я устал, — холодно предложил я и закурил.

— Конечно, — он с готовностью согласился, но прежде, чем заговорить, взял небольшую паузу и долго, очень тщательно протирал очки специальной салфеткой.

Понятно. Новости у него для меня херовые. Иначе он не стал бы так тянуть.

— Да что там такое?! Просто скажи, и все! — вспылив, я нарушил негласно установившуюся между нами субординацию: вежливое обращение по имени-отчеству и всегда только на «вы».

— Формально Алена Игоревна имеет право заявлять в отношении Гордея такие требования, — вздохнув, заговорил он. На меня смотреть он при этом избегал.

Забавно было слушать, как он называет мою бывшую «Аленой Игоревной». После ее выкрутасов для меня она навсегда осталась «этой сукой».

— Серьезно? Что за сраные законы у нас такие?! После того, как она бросила пацана в новгородской глуши, как не вспоминала о нем годами, она вдруг может объявиться в его жизни и что-то заявлять?! У нее есть какие-то права?! — я херакнул кулаком по столу, и стакан с недопитой Машей водой жалобно зазвенел.

Б**ть. Не напрасно Авера советовал подлечить нервишки.

Но Алена выводила меня из себя за считанную секунду. Особенно — если речь шла про Гордея.

— Она нахер спихнула сына к бабке в деревню, когда поняла, что с его помощью не сможет женить меня на себе. И усвистала в Финку, скакать по европейским ч***ам. И ты сейчас говоришь, что она может требовать — требовать! — чтобы Гордей жил с ней? После всего этого дерьма, которое пацан испытал из-за нее?!

Надо отдать ему должное. Эдуард Денисович стоически выдержал мой срыв. Он ничего мне не отвечал и ждал, пока я выдохнусь.

— По документам она является матерью Гордея. У нее есть определенные права. Со всем остальным придется разбираться в суде.

— Это бред, — я покачал головой. — Полный бред.

— Это закон, — он флегматично пожал плечами.

Захотелось выпить. Кажется, этой осенью я поставлю собственный рекорд по числу приконченных бутылок.

— Кирилл Олегович, вы не думали, что есть определенная закономерность в текущих событиях? — адвокат проследил за тем, как я подошел к шкафу, в котором стояла пара бутылок, и покачал головой в ответ на мое предложение налить немного и ему. — Они все произошли именно сейчас. Одно за другим, как по накатанной. Похищение, покушение, предательство, уголовное дело, ультиматум Алены Игоревны.

— Пошла она в жопу со своим ультиматумом, — огрызнулся я. — Ясен хер, все это не простые совпадения. Но я не вижу, как к этому относится выходка этой суки. Наверное, совсем в Финке с головой у нее плохо стало.

Адвокат поморщился. Грубость он не любил. Плевать. Я сделал глоток и почувствовал, как крепкое пойло обожгло горло.

— Отнюдь, — высокопарно отозвался Эдуард Денисович. — Определенная закономерность тут есть. Ведь Гордей — ваш прямой и единственный наследник. А она — его мать, которая до совершеннолетия имеет право распоряжаться всем его имуществом.

— Я еще жив. Так, между прочим, сообщаю, — я нахмурился и попытался понять, к чему он клонит.

— Вот именно, — он кивнул с удовлетворённым видом. — Пока вы живы.

Ну, нет. Это то же какой-то бред. Сегодня вообще вечер, когда мой рациональный и разумный адвокат несет полнейшую чушь.

— У нее нет ни бабок, ни возможностей, ни мозгов такое спланировать, — я махнул рукой. — Спасибо, конечно, что поделились своими размышлениями... но не думаю, что это возможно.

— Вам виднее, — он строго поджал губы. — Тогда давайте на сегодня закончим. Завтра, как появятся новости, я вам сообщу.

Я вышел проводить его до ворот. Пока возвращался обратно в дом, все качал головой и посмеивался про себя.

Алена. Имеет какое-то отношение к происходящему. Смешно.