Маша и Гром

Глава 22. Гром

— Итак, если суммировать, то ты, — я кивнул в сторону Мельника, — про***лся и подпустил Алену к моему сыну. А ты, — посмотрел на начальника охраны, — про***лся и пропустил момент, когда Алена вернулась в Москву.

Боковым зрением отметил, как Маша, шажок за шажком, двигалась вдоль стены в сторону подальше меня. Напрасно. К ней у меня не было ни одной претензии, в отличие от моей пустоголовой охраны. Не ее работа держать мою чокнутую бывшую подальше от сына. Плохо, что они встретились, конечно. Алена та еще дрянь. Я пока не знал, какую игру она затеяла, и чего пыталась добиться, кроме моего внимания. Но я точно знал, что посторонняя женщина рядом с Гордеем в день его рождения пробудила у Алены ненужное любопытство.

— Это больше не повторится, Кирилл Олегович, — с военной выправкой отчеканил Иваныч, и Мельник закивал ему в такт.

— Да мне насрать. Больше и не нужно. Алене и одного раза было достаточно, — я был зол, очень сильно зол.

Еще и ранение, которое приковало меня к постели... как я должен скидывать напряжение, если не могу спуститься в тренажерку и от души отдубасить грушу?

Я снова посмотрел на Машу. Она не казалась взволнованной непосредственно фактом встречи с Аленой. Нервничала лишь из-за моей злости. Вот и хорошо. Ей достаточно и других проблем. Чем меньше она будет думать про эту сучку, тем лучше.

— Почему я об этом только сейчас узнаю? — эти двое легко сегодня не отделаются.

Мельник и Иваныч быстро переглянулись, чем еще сильнее меня разозлили. Маша собиралась что-то сказать, но передумала в самый последний момент.

— Это произошло в тот же день, когда Зверь тебя ножом пырнул, — не очень уверенно произнес Мельник, и его объяснение ничуть меня не удовлетворило.

— И?

— И мы не успели сообщить вам до того, как приехал доктор, — подхватил его слова Иваныч.

— Значит, так, — я махнул рукой, устав от их бредовых оправданий. — Я не хочу, чтобы Алену к Гордею и на пушечный выстрел подпускали. Еще раз про***тесь, и разговаривать будем совсем в другом месте.

— Конечно, Кирилл Олегович.

— Конечно, Гром, — произнесли оба в унисон.

Как спелись, а. Ничего не объединяет лучше, чем совместные про**ы.

— И найдите, где эта сука остановилась в Москве. Я хочу знать про нее все.

Иваныч посмотрел на меня, что-то обдумывая, и заговорил спустя небольшую паузу.

— У нас сейчас почти все ресурсы задействованы...

— Так привлеки новые! Меня не е**т, как ты это сделаешь, мне нужен результат! — я взорвался и повысил голос.

Забывшись, слишком резко подался вперед, за что тут же поплатился острой резью в боку. Пришлось замереть в одном положении и подышать на счет, и спустя несколько минут боль постепенно затихла.

— Все! Вон — оба! — стиснув зубы, я поднял голову и выгнал их из комнаты. Глаза бы мои их не видели.

Настанет ли день, когда я не услышу, как они не смогли что-то сделать, или где-то облажались, или снова кого-то упустили?..

Маша, которая молчала все время, пока я разговаривал с Иванычем и Мельником, переступила с ноги на ногу. Она стояла в стороне и подпирала собой стену, усиленно смотря в противоположный угол. Мудрая женщина.

Я прикрыл глаза. Злость все еще кипела внутри, ища выход.

— Надо отправить Гордея подальше от Москвы, — со вздохом произнес я. — Авера еще пару недель назад предлагал мне такой вариант. Зря я, дурак, не послушал тогда.

— У тебя же никого нет из родни? — она повернулась ко мне и медленно отодвинулась от стены.

— У меня нет. А у него старики в деревне под Курском живут, — я дернул плечом. — Короче, херово, что я затянул, но надо отправлять, пока не стало совсем поздно.

— Одного?

— Хочешь составить ему компанию? — огрызнулся я и пожалел, когда увидел тень, пробежавшую у нее по лицу.

Маша скрестила на груди руки и воинственно подняла подбородок, а я почувствовал себя сволочью.

— Я зря это сказал.

— Это правда, — сухо согласилась она, все еще держа руки в защитной позе.

И вот кто меня за язык дергал, а?

— Если ты хочешь меня куда-нибудь сплавить точно так же, как своего сына, просто скажи прямо. Можешь не юлить.

Блять.

— Я не хочу никуда сплавлять ни тебя, ни Гордея! И я не сплавляю, — мне не понравился ее выбор слов. — С Гордеем у меня просто нет выхода.

Некоторое время мы смотрели друг на другу, играя в гляделки и выжидая, кто сдастся первым, пока Маша не отвела взгляд.

— Ладно, — она повела плечами, — я на самом деле так не думаю.

— Приятно слышать.

Я все еще был на взводе. Теперь и из-за этого обмена колкостями. Врач сказал, что минимум неделю мне положен постельный режим. Кажется, мне придется снова нарушить его рекомендации, иначе я просто сойду здесь с ума.

— Иди сюда, — я похлопал по кровати рядом с собой, и, немного поломавшись, она все-таки подсела ко мне.

Забавно. Она бесила меня, когда спорила и огрызалась, но в то же время именно эта черта в ней меня и привлекала. Устаешь, когда все вокруг с тобой соглашаются или боятся говорить правду в глаза. Она не боялась. С самого начала не боялась: ни лгать мне, ни говорить неприятные вещи.

Хотя порой я хотел, чтобы в ней было больше страха. Это точно помогло бы лучше ее контролировать. Вероятно, я рассуждал как самый настоящий мудак. Но я хотел ее защитить. Я обещал ее защитить, в конце концов. А я не мог этого сделать, если я ее не контролировал.

— Наберу Авере, — я потянулся за трубой и почувствовал, как она ткнулась носом мне в плечо и оставила на коже несколько поцелуев.

— Мельник, кстати, пытался помешать твоей бывшей. Но не мог же он ей грубить при Гордее.

— Не надо его защищать, — я жестко ее оборвал. — Мои дела — это мои дела. И я сам решу, как буду разговаривать со своими людьми.

— Я и не собиралась лезть в твои дела, — она обиженно фыркнула, попытавшись отстраниться, но я удержал ее на месте. — Просто сказала...

— Я понял.

Может, жесткость была излишней?.. Но есть границы и есть вещи, в которые ей лучше не лезть для ее же собственной безопасности. Но думает ли так она сама?..

Я коротко переговорил с Аверой, который подтвердил, что его старики с радостью примут Гордея у себя погостить на некоторое время. Что ж. Все было решено. Отправлю с ним кого-нибудь из пацанов в качестве охраны.

Я не хотел отпускать от себя пацана, но иного выхода не было. Если прежде я сомневался в необходимости этого поступка, то теперь, когда узнал, что Алена объявилась в Москве и пыталась встретиться с сыном, понимал, что иначе поступить я не могу.

Маша сидела рядом, прижимаясь щекой к моему плечу, и, пока я разговаривал, выводила пальцами какие-то узоре у меня на бедре поверх одеяла.

Помимо всех проблем, которые мне нужно было срочно разрешить, недавно появилась еще одна.

Каждый раз, когда я смотрел на Машу, я думал о том, что хочу ее. Хочу эту женщину, которая рассеянно целует меня в плечо, пока размышляет о чем-то своем. Женщину, которой вообще от меня ничего не нужно: ни бабки, ни шмотки, ни подарки. Женщину, к которой я порой не знаю, с какой стороны подступиться.

Она выводила меня из себя. Она лгала мне прямо в лицо и не краснела. Я заводился за секунду, если она упиралась и начинала со мной спорить. Я бесился, когда она мне возражала.

И мне это нравилось.

И вот нихера непонятно, когда моя рана заживет достаточно, чтобы швы не разошлись в самый интересный момент.

— Кстати, — Маша вынырнула из своих мыслей. — Мы Гордею сказали, что у тебя грипп и высокая температура. Поэтому ты лежишь в спальне, и к тебя нельзя заходить. Потому что ты заразный. Он просто порывался постоянно к тебе.

Великолепная идея.

— И кто это придумал? — я с трудом сдержал смех.

По тому, как сжались ее губы, я понял, что автором выступила она.

— Не вижу ничего смешного! — прошипела Маша и попыталась вырвать руку.

Конечно, я ее удержал.

— Я в первый раз должна была сказать ребенку, что его папку ножом пырнули. Что смогла — то и придумала! — она кипела возмущением и обидой.

Вполне заслуженно, надо сказать.

— Ладно, не злись. Я вообще ничего не сказал.

— Ты посмотрел, — она направила указательный палец прямо мне в грудь. — Многозначительно посмотрел и закатил глаза, я все видела.

— Не злись, — повторил я. — Ты все правильно сделала. Любая ложь лучше правды.

— Вот именно! — она вздернула нос и попыталась скрыть от меня улыбку, но не смогла. — Правда, Гордей, наверное, не очень мне поверил...

— Ему восемь лет, — я пожал плечами. — И он живет со мной достаточно долго, чтобы понимать суть моей работы.

— Он хороший мальчик, — Маша вздохнула. — Тебе повезло с ним.

— Знаю, — сказал я без улыбки. — Это ему со мной — нет.

Она не нашлась, что сказать на это. Да и я не нуждался в утешении или оправдании для себя. Всегда предпочитал называть вещи своими именами и смотреть правде в глаза.

В качестве отца я был херовым примером для подражания. Но другого у Гордея не будет. И я точно был лучше, чем его слетевшая с катушек мать, которая родила ребенка с единственной целью: манипулировать своим мужиком. Манипулировать мной.

— Пойду позову его, — Маша погладила меня напоследок по щеке и плавно поднялась.

***

К старикам Аверы Гордей уехал через два дня. Я, может, был и херовым отцом, но в тот момент гордился и собой, и пацаном. Потому что он не плакал. И еще выслушал меня совершенно спокойно и внимательно, как настоящий взрослый, и сказал, что все понимает. И что не против уехать на какое-то время.

Я знал, о чем он думал. Не мог не думать. О том, как его мать однажды точно также сослала его в деревню. Наверное, она тоже тогда обещала забрать его и что это ненадолго. И обманула. И вот теперь в какую-то деревню его отправляет отец.

Я бы задушил эту суку голыми руками, если бы встретил в тот день.

Исполнять поручение эфэсбешника и расчищать пространство вокруг себя, пока я даже в постели вставал с трудом, было непросто.

Впрочем, Елисеев на связь не выходил, и это забавляло и тревожило меня одновременно. Он обещал разобраться с уголовкой против Маши, но, судя по его молчанию, новостей пока не было. Конечно, это настораживало. Поверить в то, что «контора» не может повлиять на обычных районных ментов, я не мог. Выходило, что у обычных районных ментов была очень хорошая крыша.

Адвокат приезжал практически каждый день, но особых подвижек по уголовке не было. Менты медлили, и я не знал, хороший ли это знак. И в розыск Машу по-прежнему не объявляли.

Неделя прошла спокойно и почти рутинного — особенно если сравнивать с предыдущим месяцем. Никто не пытался меня убить или похитить, или запихнуть Машу в клетку в ментовке. Елисеев не выходил на связь, Алена тоже затаилась.

И, конечно же, потом все загорелось в один и тот же день.

Первым мне позвонил Елисеев. Услышав его напряженный голос, я сразу же насторожился. В последний раз таким голосом он разговаривал во время Октябрьского путча, в девяносто третьем.

— Вам, вероятно, знаком некто Зиманский Игорь, он же Зима? — спросил Елисеев.

— Да. Мы начинали вместе.

О его следующих словах я догадался в тот же миг.

— Я так и думал, — эфэсбешник вздохнул. — Кто-то слил ему информацию о том, что подозреваемой по делу об убийстве Алексея Бражника, члена его группировки, проходит некая Виноградова Мария Васильевна.

Я сразу же вспомнил ту встречу в Метрополе с Зимой несколько недель назад. Когда он сказал, что его информатор из ментовки сообщил ему о подвижках в старом деле по убийству Бражника.

Мы сидели с Машей и адвокатом за одним столиком, и Зима пялился на нее. Перестал он, только когда я сказал, что она со мной.

Запомнил ли он ее лицо?

— Этот слив мы не контролировали, — до меня снова донесся голос Елисеева. Он звучал обеспокоенно.

— Да вы, блять, вообще нихера не контролируете, — огрызнулся я и бросил трубку. И тут же пожалел о своем резком движении, потому что сразу же заболел бок. Рана заживала, но не так быстро, как мне хотелось бы. Не так быстро, как мне было нужно.

Блять.

Он тут же мне перезвонил, но я не ответил и выключил телефон.

— Что случилось? — Маша посмотрела на меня обеспокоенно, положив на тарелку приборы. — Кто это был?

Не получилось в этот раз нормально поужинать.

— Никто, — отрывисто сказал я. — Так, работа.

Она мне не поверила. Долго изучала меня взглядом, потом поджала губы и потянулась к бокалу с виной. Не поверил мне и Авера, который посмотрел на меня с не меньшей пристальностью, чем она. И только Марина продолжала спокойно улыбаться, расправляясь с курицей.

Этот ужин задумала Маша. Предложила позвать Аверу с Маринкой в гости — «немного развеяться и поднять настроение». Врач недавно разрешил мне постепенно наращивать физическую активность, хотя я давно уже это делал, но теперь все было официально. Маша обрадовалась и захотела это как-то отметить. Сама активно что-то готовила, проторчала весь день на кухне.

И все шло хорошо, пока не раздался этот звонок от Елисеева. Он всегда умел выбирать максимально неподходящие моменты.

Я дождался, пока Маша отвернулась от меня и заговорила с Мариной, и подал знак Авере: мол, надо кое-что обсудить. И после окончания ужина, когда девушки захотели поплескать в бассейне, я увлек друга в кабинете.

Напоследок я поймал себе в спину еще один пристальный взгляд от Маши, но не придал этому значения, потому что моя голова была забита другими вещами. Я думал, стоит ли рассказать Авере об ее прошлом и о том, что сообщил мне Елисеев. Его это тоже касалось напрямую. Не знаю, когда именно произошел слив, но вряд ли у Зимы займет много времени вычислить, где же находится загадочная Виноградова Мария Васильевна. Особенно если менты расскажут ему, как зовут адвоката, который вытащил ее тогда из камеры.

Выбора у меня особого не было. Поэтому, налив предварительно Авере виски, я коротко пересказал ему, как обстояли дела.

Выслушав меня и ни разу не перебив, он молчал потом минут пять. Залпом допил остатки алкоголя в стакане и плеснул себе еще, и лишь тогда на меня посмотрел. Я пожалел, что не могу составить ему компанию: все же решил прислушаться к рекомендациям Макса и не пить какое-то время. Пока бок до конца не заживет. Устал ходить, как инвалид, и устал трястись, как бы не сделать резкое движение, чтобы не потревожить рану.

— И что ты будешь делать? — спросил меня Авера, посмотрев снизу вверх.

Он сидел на диване и катал меж ладоней стакан, а я стоял напротив него, привалившись боком к спинке кресла.

— Недолго ждать, пока Зима тебе предъявит, — добавил он.

— Странно, что уже не предъявил.

— Он потребует ее отдать, — тихо сказал Авера.

Я и без него это прекрасно знал.

— И развяжет войну, если ты этого не сделаешь.

Это я тоже знал. Я посмотрел на друга, думая, посоветовать ему заткнуться.

— Ты же не хочешь войны из-за какой-то бабы?

— Конечно, не хочет, — распахнув дверь, Маша стояла на пороге кабинета.

Выглядела она совершенно спокойной, только бледные щеки чуть тронул румянец.

— Ты подслушивала, — сказал я зло.

Захотелось сперва прибить Аверу, который произнес все те разумные и логичные фразы, а следом Машу, которая какого-то черта возомнила, что может безбоязненно вмешиваться в мои личные и рабочие разговоры.

— Конечно, — она даже в лице не переменилась. Ни грамма стыда или раскаяния. Наоборот, еще выше нос задрала. — И хорошо, что я это сделала. Теперь тебе не нужно будет подбирать слова или искать оправдания.

— Нихера не хорошо! — взревел я и скинул с письменного стола второй пустой бокал. С громким звоном он разбился и разлетелся по паркету сотней мелких осколков. — Дай нам поговорить, — кое-как совладав с собой, и я повернулся к Авере.

Тот молча кивнул и вышел из кабинета, не сказав ни слова. Когда проходил мимо Маши, она подчеркнуто вежливо уступила ему дорогу и старательно отвернулась в другую сторону.

— Тебе, кстати, нервничать нельзя, помнишь? — деревянным голосом сказала она, когда за Аверой закрылась дверь.

Я взглянул на нее через плечо, опираясь рукой о деревянную столешницу. Я все еще плохо себя контролировал.

— Лучше помолчи, — процедил сквозь стиснутые зубы. — Просто помолчи.

Она пожала плечами и фыркнула, но послушалась. Прошла внутрь кабинета и остановилась в шаге от меня, скрестив руки на груди.

— Аверин все верно говорит, и ты сам это знаешь.

— Блять, Маша! — я завелся за секунду. — Какого хера ты мешаешь мне хотя бы раз в жизни поступить правильно?!

Я повернулся к ней, сжав кулаки, и она от меня отшатнулась. Естественно. Нехер было меня злить.

— Потому что я не хочу, чтобы потом ты меня за это возненавидел, — она все же ответила, хоть и смотрела на меня испуганно.

— Что? О чем ты?

— О том, Кирилл, о том самом! — она выпрямила руки по швам и тоже сжала кулаки, впившись ногтями в ладони. — Наверное, ты сейчас хочешь поступить благородно, не хочешь отказываться от меня или от своего слова, ведь ты обещал меня защитить, и это уголовку менты раскопали, чтобы давить на меня! — шептала Маша быстро и горячо, и отчаянно, не позволяя мне вставить и слова.

Я молча слушал ее и смотрел, как ее глаза наполняются слезами, как она отбрасывает со лба волосы, как заламывает тонкие пальцы.

— Но подумай сам! Этот рыцарский морок очень скоро развеется, и что останется потом? Ваши бандитские разборки, трупы, ранения, проблемы. Тебя осудят свои же, тебя точно не поддержит куратор из ФСБ... и все ради чего?! Кирилл, просто ответь себе честно на этот вопрос!

— Вот так ты, значит, обо мне думаешь, да? — я прищурился. — Рыцарский морок развеется, благородный порыв закончится, — я сделал к ней шаг, и она отпрянула назад. И ойкнула, потому что врезалась бедрами в стол.

Естественно, что она испугалась. Ведь мой голос звучал очень зло и очень угрожающе. И даже с дыркой в боку я был намного, намного сильнее нее.

— Да! — она тряхнула распущенными волосами, и мне захотелось сделать ей больно. — Потому что я тебе никто! Какая-то баба, как сказал Аверин. И он в этом прав! Ты отрицаешь это сейчас, но поймешь потом, а будет уже поздно. И вот тогда ты меня возненавидишь! — она кричала мне все это в лицо, почти в истерике.

Ее голос сорвался, и она заплакала, закрыв ладонями глаза.

— Я тебе никто! — повторяла она как заведенная. — Мы даже не спали еще! Я просто уйду из твоей жизни, и ты не заметишь...

— А вот это легко исправить, — сказал я, и Маша вскинула на меня ошалевший взгляд.

— О чем ты? — пролепетала тихо.

Она и правда не понимала.

— Что не спали еще — это легко исправить.

И я сделал то, что давно хотел — схватил ее за волосы и грубо потянул на себя, а потом навалился на нее и впечатал тяжестью своего тела в стол.

— Кирилл, это не выход, — простонала она мне в рот, пытаясь увернуться от моих поцелуев.

Но я был сильнее. И даже боль в боку не могла сейчас меня остановить. Даже если бы в ту секунду рухнул чертов потолок дома — я бы не остановился.

Я целовал ее в губы и в шею, безжалостно оттягивая ее голову назад, держа за волосы на затылке. Второй рукой забрался под свитер и сжал грудь, больно потянул за сосок. Маша выгнулась мне навстречу, но не попыталась оттолкнуть. Ее руки лежали на моих плечах и едва ощутимо подрагивали.

— Ничего не изменится, — прошептала она мне в шею, когда я отпустил ее на секунду и задрал подол длинной юбки ей на бедра, и усадил ее саму на стол.

— Изменится, — прорычал я ей в губы, — изменится. Ты больше не сможешь говорить, что я тебя еще не трахал.

Дрожь прошла по ее телу, когда я коснулся ее клитора поверх тонкой ткани трусов.

— Ты мокрая, Маша, — выдохнул я, и она умудрилась покраснеть. А потом подалась навстречу моей руке и потерлась о нее бедрами.

— Ничего не изменится, но я хочу, чтобы ты меня трахнул, — ее ладони погладили мои лопатки, и она еще плотнее прижалась ко мне.

Ее руки скользнули вниз, нашарили резинку свободных штанов, и она сама стянула их с меня.

— Ну уж нет, — я перехватил ее ладони, завел их ей за спину, снова погладил клитор и оттянул в сторону ее трусы. И вошел в нее, мокрую и горячую, одним движением.

Она застонала и плотнее насадилась на мой член. Мне хотелось наказать ее за подслушивание, за все те дерзости, которая она мне наговорила, и за те, которые еще наговорит. Я был зол и трахал ее точно также — грубо и быстро вдалбливался в нее, потому что накопившаяся злость распирала меня изнутри, требуя выхода.

И она была этому только рада. Она подстраивалась под мой быстрый темп, она выгибалась, когда я пальцами давил на ее клитор, она стонала глубоким, грудным голосом. А потом она едва заметно затряслась, попыталась свести бедра и зацарапала ладонями по столу, на котором совершенно бесстыдно раскинулась. И кончила с тихим, тонким вскриком, и я едва перетерпел ее пульсацию, и сохранил остатки мозгов, успев вытащить из нее член перед тем, как кончил сам.

Я лег на нее сверху и оперся на локти, чтобы не придавить своей тяжестью. У нее было совершенно безумное лицо. Наверное, в первые минуты она даже не понимала, где находится.

Я провел пальцами по ее щеке — ласково, едва касаясь. Она посмотрела на меня, и мутный взгляд постепенно прояснился

— Могла бы просто прийти ко мне ночью, — пошутил я, — необязательно доводить меня до белого каления, если хотела секса.

Маша, помедлив, улыбнулась. Вытянув руку, попыталась разгладить мои морщины вокруг переносицы.

— Кирилл... — набрав в грудь воздуха, начала она.

— Тихо, — перебил я ее и прижал палец к ее губам. — Тихо, я ничего не хочу сейчас слышать. Ты теперь моя. Мне плевать, сколько времени прошло, и что скажут другие. Как-нибудь справлюсь и смогу защитить свою женщину.

Она улыбнулась, и из уголков ее глаз к вискам скатилась пара слезинок.

— Давно такого не случалось, чтобы женщина после секса со мной плакала от счастья.

Маша снова промолчала. Притянула меня к себе сама и уткнулась носом мне в грудь.