Маша и Гром

Глава 20. Гром

— Поехали, — бросил я водителю, с оглушительным стуком захлопнув дверь гелика.

Когда машина, мягко качнувшись, тронулась с места, я сжал тяжелые кулаки и опустил руки на колени. Маленькая, неблагодарная, раздражающая сучка!

Теперь я, б**ть, оскорбил ее, как-то не так предложив деньги! Просто охренеть. Интересно, как я должен был это сделать по мнению этой принцессы? С поклоном?!

Почему она воспринимает все в штыки каждый раз, когда я пытаюсь сделать ей что-то хорошее?

Ладно. К черту это все. Захочет купить себе какую-нибудь шмотку — Мельник заплатит. Или может продолжать строить из себя гордячку и таскаться в одной и той же черной кофте неделями.

Я побарабанил пальцами по двери и посмотрел в окно. Сходка с утра не предвещала ничего хорошего. У нас назрел бунт? Голос Аверы по телефону наводил именно на такие мысли. Давно я не слышал его таким взволнованным. Даже когда про Капитана ему все рассказывал, он был как-то поспокойнее.

Я поймал на себе взгляд водителя, который украдкой смотрел на меня через зеркало заднего вида. Ну да. Охрана в курсе, куда мы едем и почему.

Все уже в курсе.

Авера встречал меня у входа на улице. Он нервно курил, переступая с ноги на ногу, подняв воротник черной кожаной куртки. Завидев знакомый гелик, он резко отбросил недокуренную сигарету в сторону. Из-под куртки в районе груди выглянула темная кобура. Вот как. Еще утро, а он уже при полном параде.

— Здорово, — хмуро сказал Авера, когда я вышел из гелика.

Он стиснул протянутую мной руку и очень долго не отпускал, продляя рукопожатие.

— Ты на взводе, — заметил я, нахмурившись.

Мне начала передаваться его нервозность.

— Прошла маза, что Капитана замочили, — он мрачно усмехнулся и поднял на меня взгляд. От усталости и напряжения у него полопались капилляры, и глаза были красными.

— Ясно.

Что тут можно было добавить? Я с самого начала подозревал, что дело в Капитане.

— Пацаны волнуются. Надо было раньше им все рассказать... — он снова завел эту песню, и я резко махнул рукой, оборвав его на полуслове. По сотому разу не хотелось слушать то, что я уже и так слышал.

— Кто первый слух пустил, знаешь?

— Нет, — Авера развел руками и посмотрел по сторонам. — Но меня Зверь еще вчера вечером из постели дернул. Полночи с ним проп***ел.

— Кто там еще с ним?

— Да считай все, кто под Капитаном ходили. Зверь, Паша-стрелок, Близнецы вдвоем и по мелочи еще. Наших я тоже подтянул, раз уж такая каша заварилась.

— Хорошо. Это правильно.

Я тоже закурил, поглядывая на дверь, которая вела в боулинг и ресторан. Мы выкупили этот бизнес пару лет назад и превратили его в место, где могли собираться при свете дня и обсуждать наболевшее, так сказать.

Я невольно вспомнил, как в самом начале мы скитались по подвальным качалкам, гаражам, мастерским, в которых одновременно чинили чужие тачки… Были времена.

Теперь от гаражей мы поднялись до собственных клубов и ресторанов, а проблемы остались такими же. Как и методы их решения.

— А где твой начальник охраны?

— Отправил его кое-какую информацию для меня пробить. Выгорит — расскажу.

Беседа с адвокатом навела меня на интересные мысли, хотя я до конца и не верил, что это возможно. Как-то я упустил жизнь своей бывшей из виду. Самым важным для меня было то, что ей похер на пацана, и она осела в Финке, и не собирается никак вмешиваться в жизнь Гордея. Теперь обстоятельства, очевидно, изменились, и пора было поподробнее узнать, чем она занималась все это время. И — самое главное — чем занимается сейчас.

— Ладно, все. Идем, — я смял окурок о столб и посмотрел на Аверу. — Послушаем наших мальчиков-зайчиков.

— Гром… — начал он и вздохнул. — Давай реально сначала мы их выслушаем, а потом уже будем...

— Так я так и сказал! — преувеличенно бодро воскликнул я и положил руку ему на плечо. — Конечно, сначала выслушаем, а потом будем мочить.

И, толкнув дверь, я вошел в здание. Еще раз вздохнув, Авера последовал за мной. Нас встретил полумрак, разбавленный приглушенным синим светом диодных ламп. Обычно вечерами здесь было многолюдно, к барной стойке не протолкнуться, но в такую рань ни ресторан, ни боулинг не работали. Хотя для нас, конечно, всегда было открыто.

В зоне у дорожек на креслах и диванах нас дожидалось человек пятнадцать. Первым мне на встречу шагнул Зверь. Капитан пару лет назад вытащил его из подпольного клуба, где проходили нелегальные бои без правил, и фактически спас ему жизнь. Врачи тогда ему сказали, что если он еще пару раз получит по башке, то останется инвалидом.

Так что Зверь Капитану был предан до дрожи. Мотался для него по мелким поручениям, подчищал за ним хвосты и огрехи.

После предательства Капитана Иваныч проверил Зверя от и до. Тот ничего не знал о делах своего босса. Потому и был до сих пор жив.

Может, и ненадолго, раз сам начал нарываться.

Я обменялся рукопожатиями с каждым из пятнадцати мужиков. Пятеро из них пришли по просьбе Зверя и были близко связаны с Капитаном. Забавно. Они прятали глаза, когда я подходил к ним, и старались побыстрее разорвать рукопожатие. Только Зверь ответил прямым взглядом на мой взгляд и не дрогнул.

Остальные же десять до мозга костей были нашими с Аверой людьми.

— Ну, — я остановился посреди образовавшегося круга, скрестил на груди руки и кивнул Зверю. — Говори.

Он расправил широченные плечи. Погоняло свое в бойцовских кругах он не зря получил. И впрямь был здоровенным мужиком с пудовыми кулачищами и огромными руками, которые не влезали в стандартные рубашки и свитера.

Прежде, чем заговорить, Зверь провел ладонью по короткому, темному ежику на голове и откашлялся. Пока он мялся, я считывал направленные на него взгляды: кто-то смотрел с любопытством, кто-то с недовольством, кто-то — с нетерпением. Паша-стрелок, его ближайший кореш, поигрывал бицепсами.

Повисшее вокруг нас напряжение можно было разрезать ножом. Обычно на встречах пацаны переговаривались о своих делах. Мерялись новыми пистолетами и суммой поднятого за неделю бабла. Кто-то шутил, и обязательно находилась веселая история про последнюю попойку.

Сейчас же стояла мертвая тишина. Все только взглядами стреляли по сторонам, и лица делались все более и более мрачными. Воздух тоже был как будто спертый, тяжелый. Так бывает за несколько минут до начала грозы, когда кажется, что из-за духоты невозможно дышать.

Зал освещали только желтые лампы над дорожками для боулинга, и мы стояли в полумраке. Лица у многих были скрыты в тени.

— Прошла маза, что Капитан мертв уже две недели как, — Зверь, наконец, открыл рот.

— Это да, — я спокойно кивнул.

Он явно не ожидал такого простого и прямого ответа. Я по глазам видел, что он замешкался, соображая, что сказать. Пацаны, наконец, зашептались, обсуждая новость. Я поймал на себе внимательный взгляд Аверы и подмигнул ему.

Я злился, и злость всегда помогала мне сосредоточиться. Голова мыслила, как никогда ясно. Я видел перед собой цель — Зверя. И я собирался с ним расправиться.

— Еще говорят, что он был сукой. Что Капитан ссучился, — он повысил голос, чтобы перекричать шум, последовавший за его первой фразой.

— Это тоже правда. Он хотел завалить меня, но я завалил его раньше.

Широко вытаращив свои темные глаза, Зверь сделал небольшой шаг назад. Он аж воздухом подавился — настолько охренел от новостей.

— Гром, это правда?

— Да как же так?

— Капитан — и сука?! Вы же с пеленок вместе!

На меня обрушился шквал из вопросов и эмоций. Я спокойно пожал плечами. Может, и хорошо, что все так удачно сложилось. Я давно уже думал, как сообщить пацанам новость про Капитана. А тут Зверь все сам сделал: и вопросы нужные задал, и людей собрал.

— Это когда ты после покушения на дно залег? — проницательно спросил кто-то, и я кивнул.

— Да, тогда. Он приехал один, чтобы по-тихому меня завалить.

— Б**, но почему?! Почему он ссучился?! — взорвавшись, Паша-стрелок пнул ножку прикрученного к полу кресла.

— Бабки, — я небрежно пожал плечами, сделав вид, что в причинах предательства Капитана я уже разобрался. — Бабки и завод.

Но я не верил в то, что говорил. Это было бы слишком просто.

— Так у него же треть твоих бабок была, — пацаны продолжали удивляться. — Нахера ему еще больше? Чо с ними делать? Солить?

Впервые после того, как я подтвердил слова Зверя о смерти Капитана, прозвучали смешки.

— Здесь какая-то ошибка, — Зверь покачал головой. — Я не верю в то, что Капитан мог ссучиться.

— Хочешь сказать, что я пи**у? — я вскинул бровь и подался ему навстречу, слегка качнувшись вперед. — Хочешь мне предъявить?

Наши взгляды встретились, и я понял, что он всерьез задумался над моими словами.

— Зверь, хорош, — его же кореш, Паша-стрелок, положил руку ему на локоть и потянул к себе, заставляя шагнуть назад. — Чужая душа потемки. Никогда не угадаешь, что в башке у другого человека.

— На твоем месте я бы к нему прислушался, — оскалился я и демонстративно завел руку за спину, нащупав рукоять пистолета. — Иначе придется отвечать за базар.

— Так, давай, я готов, я отвечу! — Зверь раззадоривал сам себя, сотрясая своим криком воздух.

Он резко выдернул руку из чужой хватки и подался в сторону. — Ты трепло, Гром! — заорал он и бросился прямо на меня.

— Всем стоять! — успел рявкнуть я, прежде чем он сбил меня с ног, и мы покатились по полу.

Зверь был гораздо тяжелее и сильнее меня, да и боями занимался профессионально лет десять. Шансов завалить меня один на один в рукопашке у него было больше, но я не собирался с ним драться.

Пока мы с ревом и рыков катались по полу, я добрался до пистолета на поясе. Я уже почти спустил курок, когда услышал тихий, характерный щелчок, с которым выдвигается лезвие из складного ножа. А в следующее мгновение я выстрелил три раза подряд, и нависший надо мной Зверь затих. Я поспешно перекатился в сторону, чтобы его мертвая туша не придавила меня собой, и, опустив взгляд, понял, почему левый бок пронзила вспышка острой боли.

Перед тем, как подохнуть, он успел всадить мне в бочину раскладкой нож, который припрятал в рукаве. А еще удивлялся, как Капитан мог стать крысой. Да так же, как стал он сам.

Я усмехнулся, и напрасно. Боль в боку усилилась, и из-за того, что я дернулся, еще сильнее пошла кровь.

— Твою мать, Гром! — Авера первым рванул ко мне и сел около меня на пол, разглядывая рану.

Я кое-как приподнялся на согнутых локтях и посмотрел на него. Захотел улыбнуться и почувствовал, что во рту дохера крови.

— Тебе бы в больничку, — сказал кто-то, и я мотнул головой.

Взгляд зацепился за тело Зверя. Его лицо было повернуто ко мне, и я мог заглянуть в его мертвые глаза. Сукин сын.

— Нет, — разжав зубы, коротко ответил я. — Домой. Туда врача. Сделаешь? — быстрый взгляд на Аверу.

Он кивнул.

— Конечно.

Я посмотрел на торчащий из раны нож. Крови вокруг натекло немало. Свитер промок насквозь, и сбоку на полу уже собралась небольшая лужица.

— Гелик к заднему входу пригоните, — велел Авера кому-то и снова повернулся ко мне. — Нахера ты сам подставился, а? Пристрели ли бы и хер с ним.

— Потом. Обсудим, — я экономил воздух и силы, потому и говорил короткими, рубленными фразами.

Авера хорош. Нашел удобный случай, чтобы меня отчитать. Знал ведь, что не смогу с ним спорить.

— Так, поднимайте его. Аккуратно, мать вашу! Нож, нож не трогайте! — крикнул Авера, и я почувствовал, как меня перекладывают на чей-то плащ.

А потом короткая, яркая вспышка боли, и темнота. Я отключился.

***

Когда очнулся — увидел ее лицо. Моргнул пару раз, подумал, что брежу.

Но Маша никуда не исчезла. Я хотел заговорить, но вместо слов из горла вырвался стон.

Отложив книжку, она стремительно поднялась с кресла и подошла к кровати, на которой я валялся. Она старательно пыталась не выдавать своего волнения и нарочито небрежным движением поправила мою подушку.

— Доктор сказал, что тебе пока нельзя пить, — упредив мой вопрос, сказала Маша и присела на край матраса.

Я поднял глаза к потолку. По обстановке я узнал свою собственную спальню. Значит, меня привезли домой.

— Он спит где-то в гостевой спальне. Я осталась подежурить.

Я неловко пошевелился и застонал от боли в левом боку. Опустив взгляд, увидел свежую повязку чуть ниже ребер. В левой руке стоял катетер, рядом с кроватью — капельница. Да. Деньги и технологии и впрямь творили чудеса. Я знавал гораздо худшие условия, в которых штопали дырки во мне.

— Он очень долго тебя зашивал, — она словно прочитала мои мысли. — Там что-то задето... я не вникала. Но жить будешь.

Я перехватил ее взгляд, и она поспешно отвернула лицо в сторону, едва заметно покраснев.

— Ты что... пялишься... на меня? — кое-как проговорил я, делая длинные паузы перед каждым словом.

— Ты едва не умер, и это твои первые слова после того, как ты пришел в себя? — закатив глаза, она покрутила пальцем у виска. — Ты сумасшедший.

— Значит... пялишься...

Эта короткая реплика забрала у меня последние силы, и я откинулся на подушки, снова уставившись в потолок.

— Гордей?.. — накопив достаточно сил, я снова заговорил.

Маша по-прежнему сидела ко мне полубоком, на самом краешке моего матраса. Боялась, что я ее укушу, если она подвинется ближе?

— Сказала ему, что у тебя грипп, — сердито нахмурившись, она развела руками.

Я бы засмеялся, но не было сил.

— А что я должна была сказать ребенку? — она нервничала и снова и снова накручивала на палец кончик косы. — Впрочем, не думаю, что он мне поверил.

Она как-то странно на меня смотрела. Совсем иначе, чем утром, и я не был уверен, что дело только в ранении. Что-то ее тяготило. У Маши была живая мимика, и эмоции почти всегда были написаны у нее на лице. И по тому, как она хмурилась, как сводила на переносице брови, как покусывала губы, я видел, что что-то не в порядке. Что сегодня произошло что-то еще. Кроме того, что меня едва не убили.

— Он с твоим другом, кстати. С Виктором. Ну, был. Сейчас уже спят. Ты почти полдня валялся в отключке. Уже четыре утра.

Ого.

— Почему тебя привезли сюда? — возмущенным шепотом спросила Маша. — Почему не в больницу? Гордей только чудом не увидел, как тебя твои амбалы в дом затащили.

— Нельзя в больницу.

Сил что-то ей объяснять у меня просто не было.

— Давно бы уже купил себе больницу, — она насмешливо на меня посмотрела. — Для таких случаев, как сегодня.

— Таких давно не было, — и это чистая правда. В последний раз я отлеживался после ранения года три назад. Может, даже четыре.

Может, стоит прислушаться к ее словам? И почему такая идея мне самому в голову не пришла? Собственная больница — звучит неплохо.

Я почувствовал, как ее пальцы безотчётно поглаживают покрывало рядом с моей ладонью.

— А что было сегодня? Почему у тебя дырка в боку? — она вскинула на меня пристальный взгляд.

— Сегодня я подтвердил слухи о смерти Капитана.

Маша невольно дернулась и резко убрала ладонь с покрывала. Скрестила на груди руки, приняв защитную позу. У нее даже выражение глаз изменилось. Смотрела теперь на меня исподлобья, слегка опустив голову.

— И?

— И не всем это понравилось.

Я не хотел рассказать ей про Зверя. И про все остальное тоже. Ни к чем ей знать такие вещи. Лишнее. Она и так знает обо мне гораздо больше, чем нужно. Гораздо больше, чем было бы для нее безопасно.

— Я так понимаю, подробностей не будет? — она хмыкнула. — Ладно. Черт с тобой, ты все равно непрошибаемый, — Маша махнула рукой и уже почти встала с кровати, когда я перехватил ее ладонь.

— Стой.

— М? — она послушно замерла на месте, немало меня удивив, и даже чуть наклонилась ко мне, чтобы лучше слышать.

Я уловил слабый цветочный аромат. Шампунь? Духи?

— Спасибо, — выдохнул я и провел языком по сухим губам.

Перед каждым словом мне приходилось сосредотачиваться и прилагать усилия, чтобы его произнести. Больно было даже дышать. Сука. Что там задето? Селезенка? Почка? По ощущениям казалось, что все сразу.

— За что?

Правда не понимает или прикидывается?

— За Гордея. За это, — и я обвел спальню выразительным взглядом.

Она пошевелилась и едва заметно расслабилась.

— Ты тоже мне помогаешь, — почему-то шепотом ответила Маша и снова опустилась рядом со мной на кровать. — Хочешь чего-нибудь? Ну, кроме воды.

— Обезбол хочу.

— Доктор сказал, что тебе уже вкололи максимальную дозу, — несчастным голосом сказала она. — Он попросил его в шесть разбудит, так что уже скоро.

— Курить хочу.

— Громов, ты издеваешься, да? — прошипела она рассерженно. — Ты можешь попросить что-нибудь из того, что тебе разрешено?

«Трахаться хочу».

Это желание я решил оставить при себе. Не хотел, чтобы она уходила. И чтобы снова начинала шипеть рассерженной кошкой — тоже не хотел. Мне нравилось, что она за меня волновалась. Что сидела в кресле у моей кровати. Что ждала, пока я очнусь после наркоза. Бл**ь, скоро дойду до того, что скажу, что и раненным мне быть нравится. Если она будет и дальше так за мной ухаживать.

Твою мать. Похоже я влип. И похуже, чем было со Зверем. Того-то можно было просто убить, что я и сделал.

А здесь как?

— Валяться на кровати я и без всяких просьб могу, — забывшись, я хотел пожать плечами, и тут же поплатился за свою неосторожность острой, резкой болью, которая, казалось, разрезала мое тело надвое.

Пока я корчился и пережидал первую, самую сильную волну, Маша смотрела на меня с неподдельным сочувствием. Обычно я взбрыкивал. Чужой жалости я не терпел. И не нуждался в ней. Но в этот раз оттолкнуть ее не захотелось. Наоборот. Хотелось, чтобы она сидела рядом. Хотелось даже преувеличить свое немощное состояние. Пусть продолжает смотреть на меня с трогательным сочувствием.

— У тебя куча шрамов и дырок, — нахмурив лоб, припомнила она и вопросительно на меня посмотрела. — Откуда столько?

— Как... ты их увидела?

— Играла в медсестру с доктором. А твой друг Витя был медбратом, — Маша фыркнула и сдула со щеки выбившуюся из косы прядку. — Его же одного сюда приволокли. Конечно, ему понадобилась помощь. Ну, какая уж была...

Я ухмыльнулся. Да уж. Представляю себе это зрелище. Надеюсь, зашивал меня Макс, а не Авера.

— Так откуда столько шрамов? — повторила Маша.

— Афган. Бандиты, — чеканя каждое слово, пояснил я.

Она удивилась: поползли вверх темные брови. Не ожидала, что я отвечу?

— А от кого больше досталось?

— От бандитов.

— Ну, конечно. Могла бы и сама догадаться, — она едва заметно улыбнулась и, вытянув руку, потрогала мой лоб.

— У тебя, кажется, температура, — вновь шепотом сказала Маша, но ладонь убирать не стала. Вместо этого провела пальцами по виску и спустилась ниже, погладив обросшую щетиной щеку.

Я следил за нее сосредоточенным лицом, не отводя взгляда. Казалось, она задачку по высшей математике сейчас решает. Она по-прежнему напряженно о чем-то размышляла и, наверное, впервые я не мог угадать ход ее мыслей.

— Я думала, тебя убили сегодня, — тонким, надтреснутым голосом глухо прошептала Маша и убрала, наконец руку.

И тут же суетливо поднялась с матраса и вернулась к креслу, забравшись в него с ногами. Я не стал ее останавливать. Я слишком устал. Я закрыл глаза и заснул, и последним ощущением, которое я запомнил, было прикосновение к моему лицу ее прохладных пальцев.

Второй раз я пришел в себя, когда спальню заливал тусклый утренний свет. Кресло, в котором сидела Маша, пустовало. И вместо нее на стуле возле кровати я увидел Аверу. Встретившись со мной взглядом, он улыбнулся с заметным облегчением.

— Гром! Твою мать, как ты меня напугал, — он наклонился ко мне и сжал плечо, слегка похлопав по нему.

От этой слабой тряски я, наверное, позеленел, потому что он мгновенно меня отпустил и испуганно оглянулся на дверь.

— Эй, что с тобой?? Макса позвать?

— Придурок, — беззлобно выдохнул я. — Еще бы прям в повязку меня ткнул.

Чувствовал я себя лучше, чем ночью, когда проснулся в первый раз. Слова давались легче, и мысли стали как будто яснее. Уже не приходилось бесконечно долго залипать над одним словом и напрягаться, чтобы построить длинное предложение.

— Ты почему еще не уехал?

— За тебя переживал, — Авера хитро улыбнулся. — Не, ну реально. Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

— Убедился? — я хмыкнул.

— Ага, — он похабно осклабился и подмигнул мне. — Убедился, что за тобой тут присматривают на высшем уровне. Собственную сиделку даже завел.

Машинально я кинул взгляд в пустовавшее сейчас кресло. Авера отследил его и заржал в открытую.

— Пошла вздремнуть твоя сиделка. Всю ночь тут с тобой провела.

И он снова заржал. Я как будто с пятиклассником разговаривал.

— Да ладно тебе, — он примирительно поднял руки, наткнувшись на мой недовольный взгляд. — Просто у тебя давно никого не было нормального. Я рад.

«У меня и сейчас никого нет», — хотел сказать я, но промолчал.

— Как пацаны?

— В ах*е от шоу, которое ты устроил со Зверем. Даже поменьше, чем в ах*е из-за Капитана. Из «конторы» пока не звонили. Может, не в курсе.

— Ну да, конечно, — я хмыкнул. — Эти да не в курсе.

— И еще... — и тут Авера замялся, став удивительно похожим на Машу. Потом покачал головой и мазнул рукой. — Нет, не важно. Забей. Это подождет.

— Что подождет? — я начал уставать от скрытности их обоих.

— Ничего, — он поднялся со стула. — Сказал же, не важно. Ты спи давай лучше. Чуть не помер все же.

— И даже близко не стоял, — пренебрежительно отозвался я. — Слушай, передай Максу, что я хочу с ним поговорить. Мог бы и зайти к своему пациенту уже.

— Ну, мы его вчера прямо с конца суточного дежурства выдернули. Он тебя зашил и отрубился. Долго шил, между прочим. Так что... — и Авера развел руками: мол, наезд на доктора не обоснован.

— Можешь еще цветы купить? — как можно безразличнее спросил я.

Клянусь, если бы он опять посмотрел меня с намеком, или заговорил бы этим приторным, сладким голосом, я бы его убил. Но Авера только хмыкнул довольно и кивнул.

— Какие?

— Ну, давай тюльпаны какие-нибудь.

— Да какие тюльпаны, ты чего? Осень же. Вот что бывает, когда перестаешь за бабами ухаживать. Теряешь хватку. Давай розы?

— Не, не хочу розы. Что, во всей Москве не найдется ни одного тюльпана, думаешь?

— Ладно, ладно. Отправлю кого-нибудь. Пусть ищут тюльпаны для твоей принцессы. Ты хоть знаешь, может, у нее на тюльпаны аллергия?

— Иди к черту, — я устал с ним препираться и откинулся обратно на подушки.

Авера отсалютовал мне и тихо вышел за дверь. А вечером Мельник положил на прикроватную тумбочку огромную охапку тюльпанов.

Долго проваляться у меня не получилось. Да я и не рассчитывал. Но на то, что именно выдернуло меня в конечном итоге из постели, я тоже как-то не рассчитывал.

Поэтому слегка охренел, когда спустя пару дней, как я очнулся, в спальню вошел начальник охраны и сказал, что на пропускном пункте у въезда в поселок стоит машина некого Елисеева Бориса Леонидовича, который говорит, что у него запланировала встреча с Кириллом Олеговичем Громовым.

Эфэсбешник приехал ко мне домой. Такого не случалось ни разу за всю долгую и сложную историю нашего… взаимодействия?..

— Твою мать, — выругался я и сел на постели.

Стоило спустить ноги вниз и коснуться пола, как левый бок словно снова ножом нырнули. Я выругался и накрыл ладонью повязку, почувствовал, что шея покрылась испариной.

Блять. Я в великолепной форме для незапланированной встречи.

— Пропусти его. Вот сукин сын, а, — сцепив зубы и пытаясь переждать вспышку боли, я слышал, как Иваныч передает по рации, чтобы машину моего бесценного гостя встретили у ворот.

Убрав рацию, он посмотрел на меня странным, нечитаемым взглядом. Мне же хотелось завыть, но вместо этого пришлось махнуть рукой в сторону шкафа.

— Достань шмотки…

Пока надевал штаны, на свежих бинтах проступила кровь. Рана болела при каждом движении сильнее, чем в момент, когда Зверь пырнул меня ножом. Чувство было такое, словно внутри что-то вот-вот лопнет.

— Кирилл Олегович… — заговорил он, наблюдая за моими попытками натянуть через голову свитер.

— Молчи, — прохрипел я, распрямившись.

Когда я смог, наконец, надеть свитер, то чувствовал себя так, словно отпахал весь день на заводе у станка. Меня мутило. Слегка кружилась голова. По шее стекали капли пота. Я весь взмок. Кажется, разошлись края раны — повязка все сильнее и сильнее пропитывалась кровью после каждого моего движения.

Приложив к бинтам руку и шатаясь при каждом шаге, словно пьяный, я доковылял до двери, возле которой в напряжении замер мой начальник охраны.

— Нам следует к чему-либо готовиться? — спросил он, когда мы поравнялись.

— Хер его знает. Не думаю, что прямо сейчас, — я говорил с долгими паузами, пытаясь отдышаться.

Может, прав был доктор? Я не молодею. Организм справляется со всем уже не так, как пять лет назад. Или дело в том, что нехер вставать с постели спустя пару дней после того, как тебе заштопали дырку в боку?

Медленно и унизительно я преодолел расстояние между моей спальней до кабинета. Не так много шагов, но под конец я уже был готов орать.

— Вызови Макса, — сквозь зубы бросил я Иванычу через плечо. — Похоже, нужно будет перезашить.

— Конечно.

Эфэсбешник встретил меня в кабинете, по-хозяйски усевшись в кресло. На столе перед ним стоял поднос с кофе и каким-то печеньем. В пепельнице дымилась недокуренная сигарета. Я хмыкнул. Приятно, что он чувствовал себя как дома.

— Неважно выглядите, Кирилл, — сказал мне Елисеев, поднявшись на ноги, когда я вошел. — Даже лицом позеленели.

Я ощерился. Смешно ему, мудаку.

— Желаю вам поправиться как можно быстрее, — сказал он, когда мы обменялись рукопожатиями.

Сукин сын. Я бы поправился гораздо быстрее, если ты сегодня не заявился прямо ко мне домой. Я посмотрел на низкий диван и на стоявшее напротив Елисеева свободное кресло. Если я сяду, то без чужой помощи уже не встану. Пришлось слегка прислониться к подлокотнику. Ноги омерзительно дрожали. Я ненавидел быть слабым. Я ненавидел слабость у других, но свою собственному — сильнее всего.

— Кирилл Олегович, давайте сразу к делу. Вижу, вам тяжело. Не хочу утомлять вас еще сильнее, — поправив запонки на рукавах идеально отглаженной рубашки, эфэсбешник посмотрел на меня с притворным сочувствием.

Больше всего мне хотелось съездить ему по холеной, довольной роже. Но я сдержался. Не в первый и не в последний раз.

— К делу так к делу, — хриплым голосом сказал я и покосился на валявшуюся на столе пачку сигарет.

Доктор, Макс, запретил мне курить. И пить. Но он и вставать с постели мне тоже запретил...

— А дело вот в чем, — он соединил пальцы на руках в треугольник и поднес указательные к подбородку, всем своим видом выражая глубокую задумчивость. — Вы должны хорошо помнить нашу с вами договоренность.

— Какую из? — хмыкнул я.

— Договоренность насчет завода, — Елисеев наградил меня прохладным взглядом, не оценив издевку. — Что это чистый бизнес и чистый актив. Никакого криминала. Ничего порочного рядом с заводом и быть не должно. Это важно.

— И? — я повел бровями и не без удовольствия заметил, как по лицу эфэсбешника пробежала едва уловимая гримаса. Не он один умел бесить до дрожи и выводить на эмоции.

— И в последние несколько недель вокруг вас было слишком много ненужного шума. Нам это не нравится.

Я с минуту раздумывал, не спросить ли у него, кто такие эти загадочные «мы». Будь я в лучше форме, непременно спросил. Но сейчас каждое слово, не говоря уже про жесты и шаги, давалось мне с трудом. И с болью. Поэтому не в моих интересах было затягивать этот разговор и растрачивать время на пустые препирательства. Поэтому я ограничился одним коротким.

— Так?

— Похищение вашего сына. Попытка вашего убийства. Смерть вашего партнера, — едва заметная усмешка. — Уголовное дело против Виноградовой Марии, в котором вы замешаны. А теперь еще и таинственное исчезновение члена вашей группировки, которое невероятным образом совпало с вашим нынешнем состоянием здоровья, — кивок в мою сторону. — Когда нам ждать его труп?

— Не переживайте, — ласковым голосом заверил я его. — Трупа не будет.

— Довольно паясничать, Кирилл Олегович, — с недовольством сказал Елисеев. В его голосе слышалось недовольство.

Так кто первым начал? Разве я?

— Я предельно серьезен. Трупа не будет.

Эфэсбешник громко цокнул языком и потянулся за второй сигаретой. Я медленно выдохнул воздух через нос.

— Короче говоря, — когда он снова заговорил, его тон был по-деловому сух и беспристрастен. Ни следа прежней насмешливости и издевки. — Вы нам нужны чистым. Весь шум вокруг вас бросает тень на завод. Это неприемлемо. У нас большие планы на завод и на вас, и в них нет места уголовным делам или убийствам.

— Понятно. Не помню, правда, чтобы мы обсуждали такие формулировки, когда договаривались насчет завода.

— Мы обсудили их только что. Я вам все изложил, — жестко отозвался Елисеев и откинулся спиной на кресло.

Он сжал ладонями подлокотники, и я усмехнулся. Нервничает, сукин сын. Вот и правильно. Думает, может просто так заявляться ко мне в дом и с такой наглой рожей диктовать мне условия?.. Он — точно не может. Он всего лишь мой куратор. Сделку по заводу я заключал с другими людьми.

— Что вам нужно? Конкретно?

— Чтобы вокруг вас было чисто. Не получится у вас — сделаем мы.

— Это что, угроза? — я прищурился.

— Дружеский совет, — ответил он без улыбки. Дружбой в его холодной голосе и не пахло. — Зачем ваш адвокат влез в уголовное дело против Виноградовой?

— Ну, раз вы об этом знаете, может, расскажите мне, с какого хера это дело в принципе появилось?

Я слегка пошевелился, почувствовав, что из-за неудобной позы затекла половина тела, и плотнее прижал к боку левую руку. Елисеев внимательно следил за каждым моим движением. Уверен, в глубине души еще и наслаждался тем, что мне было хреново. Козел.

— Почему под меня копают какие-то районные менты? — добавил я, не дождавшись от него ответа.

Елисеев замялся. Вот как. Не все так спокойно в Датском королевстве?..

— В принципе, я не против, чтобы часть с уголовкой вы взяли на себя. Вы же обещали, что расчистите все вокруг меня. Вот, пожалуйста, — последнюю фразу я произнес с издевкой.

— Кирилл Олегович, я бы не играл с огнем, будь я на вашем месте.

— Но вы не на нем, — отбрил я. — Через эту уголовку менты пытаются надавить на меня.

— Каким образом? Какое к вам это имеет отношение? — он заметно напрягся.

— Самое непосредственное.

Я не собирался раскрывать ему подробности про Машу. И что не могу позволить, чтобы этой уголовке дали ход. Иначе заденет ее, а этому я не допущу.

— Я подумаю, что мы сможем сделать, — Елисеев ограничился формальным ответом.

Я присвистнул. Прозвучало вульгарно и нагло, но мне было наплевать. Тем более, я и правда был удивлен.

— Неужели у могущественной «конторы» нет влияния на каких-то районных ментов?

Эфэсбешник наградил меня пристальным взглядом. Признавать очевидное он не хотел. Но и поспорить со мной он не мог.

— Не все так просто, Кирилл Олегович, — выдавил он сквозь сжатые зубы, и я почувствовал легкое удовлетворение. Ну, хоть что-то.

На этом разговор между нами завершился. Докурив, он поднялся с дивана, одернул пиджак из дорогой ткани — я узнал, потому что такие любил носить Капитан, и посмотрел мне прямо в глаза.

— Не прощаюсь надолго. Будем на связи.

Руки на прощание не подал. А говорят ведь, что у них у всех железная выучка и контроль над собой. Получается, врут.

— Проводить до дверей вас не смогу. Сами понимаете, — я слегка повел плечами и получил в ответ его кривую усмешку.

— Всего доброго.

Когда за Елисеевым закрылась дверь, я смог, наконец, приложить руку к боку. Свитер пропитался кровью, и на моей ладони остался алый отпечаток. За**сь. Стоил ли этот разговор того, что у меня разошлись края раны?

Тихо зашелестела дверь. Я поднял голову и, к своему удивлению, увидел, что на пороге кабинета замерла встревоженная Маша. Она кусала губы и прятала ладони в длинных рукавах свитера.

— Я думал, ты меня избегаешь.

И она правда избегала. После того, как подарил ей тюльпаны, я видел ее только один раз.

— Это был человек из ФСБ? — спросила она шепотом, проигнорировав мои слова. — Что он хотел? Я слышала, как дядя Саша передал по рации, что чекист уехал, — пояснила она источник своей осведомленности.

Я вздохнул.

— Тебе разве уже можно вставать? — спохватилась Маша и сделала несколько решительных шагов вперед. — Ты весь зеленый. Тебе плохо? — она колебалась несколько мгновений, а потом подошла ко мне ближе и вытянула руку, чтобы пощупать мой лоб.

Я уклонился, и это резкое движение стоило мне очередной яркой вспышки боли.

— Все нормально, — сцепив зубы до вздувшихся желваков, ответил я.

— Да у тебя лицо белее снега.

Она что, реально за меня переживала?..

— Тебе нужно немедленно вернуться в постель.

— Иваныч уже должен был вызвать сюда Макса, — я не хотел, но почему-то рассказал ей об этом.

— Замечательно. Идем, хочешь я тебе помогу? Зачем ты вообще поднялся?

— А что, мне нужно было с эфэсбешником из койки говорить? Словно я инвалид? — я вяло огрызнулся.

— Глупое ребячество, — решительно отрезала она.

Я бы засмеялся, если бы не дырка в боку. Наверное, Маша была права. У меня и впрямь поднялась температура. Ничем иным, кроме лихорадки, я свой следующий вопрос объяснить не могу.

— Тебе понравились тюльпаны?

Она похлопала глазами, глядя на меня.

— Ты точно не в себе, — заключила, когда закончила буравить меня вопросительным взглядом. — Допустим, понравились.

— Хорошо, — выдохнул я через силу. Голова кружилась все сильнее и сильнее.

— Ничего хорошего, — почему-то с печальном улыбкой отозвалась Маша и грустно на меня посмотрела. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Мы можем попытаться.

Словно в замедленной съемке она протянула руку и коснулась моей щеки, заросшей щетиной. Я вздрогнул. Никогда в жизни не думал, что такой простой жест может вместить в себя столько чувств.

— Мне снова будет больно, — еще печальнее сообщила она и провела пальцами вниз к подбородку. Потом скользнула по шее и сжала ладонь на правом плече, и сделала небольшой шажок вперед, подойдя ко мне вплотную.

— Не от меня, — хриплым голосом пообещал я, и она приложила к моим губам указательный палец, заставив меня умолкнуть.

Я смотрел в ее темные глаза, словно завороженный. Маша улыбнулась.

— Не обещай того, в чем не уверен, — уже мне в губы выдохнула она и первая меня поцеловала.

Это тоже было похоже на вспышку. Острую, как и моя боль в боку. И такую же яркую. Я запустил правую руку в волосы ей на затылке, растрепав косу, и еще ближе прижал ее к себе, словно она могла в любой момент исчезнуть.

А ведь действительно могла.

Забывшись, она прижалась ко мне вплотную, неловко задела повязку и тут же в испуге отпрянула назад, когда я невольно застонал.

— Блин, прости, прости, — зашептала горячо и виновато.

— Снова сбежишь? — я посмотрел на нее и увидел, как она сперва захлопала глаза, не сообразив, а потом засмеялась.

— Нет, — Маша сжала мою правую руку. — Не сбегу.