Маша и Гром

Глава 14. Гром

Эта сумасшедшая девка замахнулась во второй раз, к ней дернулась моя охрана, и мне пришлось одновременно перехватывать ее руку и махать пацанам, чтобы притормозили. Она зашипела как разъяренная кобра, когда я схватил ее запястье, и я сразу понял, почему. Даже тусклого света уличных фонарей и отблесков фар проносившихся мимо нас машин хватило, чтобы я увидел следы от браслетов — две широких, вдавленных в кожу багровых полосы.

Ну, нихера себе, менты в конец берега попутали.

Я машинально разжал руку и отпустил ее, и она тут же прижала запястье к груди, принялась его растирать. Это выглядело бы почти трогательно, если бы при этом она не испепеляла меня взглядом.

— Ты охренела?

Ей повезло, что до улицы меня немного успела повоспитывать мама. И она научила, что девочек бить нельзя.

Я обернулся к остановившимся в паре шагов от нас охранникам и дернул головой, чтобы они отошли. Эдуард Денисович как раз подошел к нам со стороны пешеходного перехода — в отличие от Маши, он не ломанулся перебегать четырехполосную дорогу без светофора.

— Это я охренела?! — она начала возмущаться, набрав в грудь побольше воздуха, но была перебита адвокатом.

— Кирилл Олегович, — тот смахнул невидимые крошки с идеально отпаренного воротника пальто, — дело пока никакое не возбуждено. Просто запугивали, — и, пожав плечами, он покосился на Машу. — Нам нужно точно знать, что они у вас спрашивали и что вы им сказали.

— Да пошел ты в жопу! — не знаю, почему, но вместо адвоката она снова наорала на меня. — О чем меня спрашивали? Да о твоих поганых делишках! Это вообще все из-за тебя случилось! Где были твои козлы на гелике, когда меня менты увозили? Кто меня кинул без объяснений, без поддержки, без всего?!

Под конец ее голос сорвался, и она всхлипнула. Сердито вытерла глаза рукавом свитера и тряхнула головой.

— Видеть тебя не могу! Бессердечная сволочь ты! — она хотела ударить меня кулаком по груди, но передумала и в последний момент потрясла им в воздухе. А потом развернулась и, широко, рассерженно шагая, направилась в противоположную от нас сторону.

Да какого, собственно говоря, черта? Я ее кинул?! Я ей денег велел второй раз отправить взамен тех, которые в аварии сгорели. Дебилов этих дежурить поставил! Кто виноват, что именно сегодня утром они проспали и опоздали, и увидели только, как ментовская тачка отъехала от подъезда? И я ее кинул?!

— Маша! — заорал я и пошел за ней. — Маша! Да стой же ты, идиотка! Тебе адвокат сказал, что нам нужно поговорить.

— Тебе неделю ничего не было от меня нужно, и сейчас обойдешься! — огрызнулась она, даже не повернув головы.

Она ускорила шаг и обхватила себя за плечи руками. Точно, она же в одном свитере пошла, ну точно идиотка. Сейчас замерзнет, потом заболеет, и наверняка снова я буду виноват.

— Давай за нами, — велел я водителю гелика на ходу и прибавил шаг.

Ее фигура маячила метрах в двадцати впереди меня, и я догнал ее за несколько минут. Параллельно со мной на черепашьей скорости ехал гелик, двое ребят из охраны шли позади меня, отставая на десяток шагов.

— Что за детский сад ты тут устроила?! — нагнав, я развернул ее к себе, схватив за плечо, и только тогда заметил огромную дырку на свитере. Раньше она была прикрыта ее распущенными волосами. Это менты баловались? Вот уроды!

Я чувствовал, что начинаю злиться: на нее, на ментов, на тупую ситуацию и на себя заодно. В чем-то она была права: я реально бросил ее без каких-либо объяснений и не давал о себе знать всю это время.

В принципе, у меня имелось оправдание.

Неделя выдалась дичайшей, не пожелаю такую никому. Авера уехал в Питер искать концы тех, кто подстроил аварию и стрелял в меня тогда на трассе. Я остался один в Москве и со следующего же утра, как покинул уютную квартирку Настасьи, только и делал, что мотался по встречам.

— Кирилл Олегович, — говорил мне безукоризненно вежливый Елисеев Борис Леонидович, откидываясь на спинку роскошного, кожаного кресла. — Вы же сами прекрасно понимаете: последние... скажем так, события вас дискредитировали. Все помехи необходимо срочно устранить, иначе наше... сотрудничество будет приостановлено на неопределенный срок.

В пятницу вечером мы обедали в Метрополе, который за неделю стал мне вторым домом. Человека из «конторы» в моем собеседнике выдавал разве что форменный «ежик», от которого им не разрешали отступать, даже если приходилось много работать в «поле». А так со стороны посмотришь на этого холеного хлыща и ни за что не признаешь в нем чекиста.

Мы встретились впервые с вечера похищения Гордея. С того вечера, как моя относительно упорядоченная жизнь полетела под откос, и я угодил в такую заварушку, в которой не бывал уже года три, наверное.

Борис Леонидович выражал беспокойство и всячески отрицал причастность своего ведомства к моим проблемам.

— Кирилл Олегович, вы наш ценный актив. Никто в здравом уме не будет убивать корову, которая дает молоко, — говорил он мне с елейной улыбкой, которой я не верил ни на грош.

Конечно, никто не будет убивать корову. До той поры, пока молоко от нее не испортится. Или собственник не решит вдруг перейти на мясную продукцию.

Эти нехитрые размышления я держал при себе. Сцепляться еще и с «конторой» мне было сейчас точно не с руки.

— Если нужна будет помощь с вашим... расследованием, — он сделал театральную паузу и поправил тонкую оправу очков, — только скажите. Оперативно подключимся.

Неприятно, конечно, когда тебя держат за дебила. Хочет, чтобы я поверил, что «контора» еще не подключилась? Интересно, нарыли уже что-то, или Елисеев просто мутил воду? Если нет, то ситуация становится по-настоящему занятной. Кто же мог заказать меня так, что даже доблестные чекисты не прознали?..

… детский сад?!

Ее уязвленный голос выдернул меня из воспоминаний о встрече с Елисеевым.

Растрепанная, всколоченная, с горящими праведным гневом глазами, Маша стояла напротив, высоко задрав подбородок, и тыкала в меня пальцем.

— Эти козлы меня из-за тебя задержали и кинули в вонючую камеру к бомжу и проститутке! Я почти весь день в браслетах просидела, с руками за спиной! — она пихнула мне запястья почти под нос, как будто я в первый раз их плохо рассмотрел.

— Да они бы к утру меня изнасиловали!

— Не изнасиловали бы, я подключил адвоката, как только узнал.

Наверное, я зря это сказал, потому что она еще сильнее разозлилась.

— Ах, какой же ты молодец, спасибо тебе большое! — выплюнула она с ядовитым презрением. — Мне теперь как, в ножки упасть или просто поклониться будет достаточно?

Из состояния относительного спокойствия до бешенства эта девка доводила меня за несколько минут. Я, может, кое-где и сплоховал, но не до такой степени, чтобы выслушивать все эти вопли уже сколько времени!

Но почему-то я выслушивал.

— Хватит, — я поморщился: этот театр одного актера меня утомил. — За тобой присматривали, адвокат начал работать так быстро, как мог.

— Почему ты не приехал тогда, когда обещал?! — всхлипнула она. — Почему ты мне ничего не сказал?! Они спрашивали о нем, — по ее тихому, напряженному голосу я понял, что она имела в виду Капитана, — а я даже не знала, что им сказать, потому что не знала, что им сказал ты!

— Все, хорош на улице глотку драть, поехали.

Она вроде уже достаточно остыла, поэтому я решил придержать ее за локоть и направить в сторону остановившегося сбоку от нас гелика. Она дернулась и вырвала руку, словно я ее током ударил. Сверкнула на меня огромными глазищами и первой зашагала к гелику. Я пошел следом, пока вышколенная охрана тактично отводила глаза.

— В Метрополь, — велел я водителю, усаживаясь на переднее сиденье.

Когда мы тронулись, я поймал лицо Маши в зеркале заднего вида: отвернувшись к окну, она смотрела на вечерний город, завесив длинными волосами половину лица. Она судорожно сжимала лежавшие на коленях руки и больше ничего не говорила.

Она была далеко не первой бабой, которая на меня замахивалась, но первой, которая попала. Потому что я не ожидал от нее такой прыти сразу после выхода из ментовки. Думал, шок перевесит, но в ее случае победила злость.

В молчании мы доехали до Метрополя: Маша все в той же позе смотрела в окно, Эдуард Денисович перебирал какие-то бумажки, а я в основном думал о том, как чертовски устал.

На лестнице перед вычурными дверьми ресторана она слегка смутилась, но, тряхнув растрепанными черными волосами, смело пошла вперед.

— Кирилл Олегович, вам как обычно? — к нам тут же подскочил старший официант.

— Да, Саша, мой столик.

По пышному, парадному залу с хрусталем, белоснежными скатертями и позолоченными приборами он проводил нас в самый дальний угол, где можно было спокойно поговорить без чужих ушей. Я видел знакомые лица и отвечал на приветствия. Кто-то оборачивался нам вслед: в основном, всех интересовала Маша — свежее, ранее незамеченное лицо. Она была бы ничуть не хуже местных баб, если ее нарядить в дорогие шмотки и накрасить. Может, была бы и лучше: личико-то у нее было симпатичное.

Когда принесли меню, она изо всех сил пыталась не округлять глаза, читая наименования блюд и изучая их стоимость. Она листала объемную кожаную папку недолго: закрыла ее с громким хлопком, небрежно положила на стол и скрестила на груди руки.

— Я буду чай. Самый обычный.

— Мария Васильевна, давайте мы с вами начнем с самого начала, — Эдуард Денисович был просто образцом спокойствия. — Что именно у вас спрашивали сотрудники полиции?

— Эти козлы? — она мгновенно ощетинилась: поджала губы в презрительной гримасе, вскинула брови, всем видом выражая неодобрение. — Они особо ничего не спрашивали. Просто хотели, что я сдала его, — кивок в мою сторону. — Потом спросили, слышала ли я что-нибудь про Новикова Павла, который пропал неделю назад. По кличке Капитан.

Она снова сверкнула глазищами в мою сторону, и я усмехнулся. Значит, под меня копают какие-то менты. Эта история обрастала все новыми и новыми подробностями каждый день, и, честно признаться, я уже порядком утомился. Интересно, это какой-то мент вдруг решил организовать себе отложенное самоубийство, или за ним стоит кто-то повыше? Обычно без отмашки сверху такие расследования не велись. Если мент не псих, конечно.

— Они знают, что мы где-то были вместе после аварии, — добавила она, немного подумав.

Я заметил, что она растягивала рукава свитера, пытаясь тканью прикрыть свои запястья. Еще она постоянно ежилась и зябко пожимала плечами. Заправляла за ухо прядь волос, которая вечно мешалась ей и лезла в глаза. Оглядывалась по сторонам с каким-то затравленным выражением лица, хоть и пыталась изо всех сил скрыть и свой страх, и свою растерянность.

Да-а, несладко ей сегодня пришлось.

— Они вам чем-то угрожали? Шантажировали? Применяли физическое воздействие? — адвокат деловито помечал что-то в своей папке, искоса поглядывая на Машу.

Мне показалось, что на секунду она замялась, прежде чем помотать головой.

— Особо нет, — сказала она и тут же отвела в сторону взгляд.

Значит, врет.

— Немного потрепали и свитер вот порезали, уроды, — она небрежно кивнула на свое частично обнаженное плечо.

Мне очень сильно не понравился ее бегающий, не такой уверенный, как полчаса назад, взгляд. Нам принесли напитки: чай для Маши, кофе для Эдуарда Денисовича и виски для меня, и я вытащил пачку сигарет.

— Хочешь? — я поймал ее взгляд.

Она не стала ломаться и кивнула. Руки еще плоховато ее слушались: дрожали и, наверное, до сих пор болели из-за коротких, простреливающих насквозь судорог. Я знаю, о чем говорю. Я помог ей прикурить, придержав ее ладони, пока она возилась с зажигалкой. Она показалась мне такой уязвимой в тот момент, что сложно было поверить, что передо мной сидит та же самая женщина, которая влепила мне пощечину меньше часа назад.

— Спасибо.

И почему сейчас, когда она перестала психовать и орать, я вдруг начал чувствовать себя гораздо большим козлом?...

— Мария Васильевна, очень важно, чтобы вы вспомнили все до мельчайших деталей. Они имеют огромное значение, — Эдуард Денисович поправил идеально повязанный черный галстук. — Что вы отвечали на вопросы сотрудников полиции?

— Что ничего не знаю, — она снова пожала плечами, пряча страх и уязвимость за напускным равнодушием. — И что понятия не имею, о чем они говорят. И я даже врала, потому что я действительно не имела ни малейшего понятия о том, как им отвечать.

— Это наша недоработка, конечно. Я сожалею, — он произнес это с каменным выражением лица. — Конечно, мы должны были обсудить все с вами заранее и согласовать детали. Больше подобных ошибок мы не повторим.

Вскинув брови, я посмотрел на адвоката поверх стакана виски, из которого как раз сделал глоток. Все же я не зрю плачу ему такие бабки.

— Буду очень признательна, — чопорно ответила Маша и потянулась к чашке с чаем.

— Точно ли с их стороны отсутствовал шантаж и угрозы? Помимо угрозы физического насилия? — адвокат даже пометки делать бросил. Оторвавшись от своей папки, он пристально смотрел на Машу.

— Совершенно точно, — в этот раз она ответила быстро и четко, без малейшей заминки.

Так-так-так.

Очень интересно, почему же ты нам врешь?

***

Позади меня раздались тяжелые шаги. Я знал, что охрана, которая сидела в нескольких столах от нашего, не пропустила бы никого из чужих. Значит, в Метрополе оказался кто-то знакомый. И точно.

— Гром, ты что ли! — окликнул меня знакомый голос, и я обернулся, одновременно поднимаясь из кресла.

Передо мной стоял дородный, солидный мужчина. Зиманский Игорь, он же Зима. Мы вместе начинали на улице лет тринадцать назад, я как раз вернулся из Афгана. Но потом наши пути разошлись, он начал гнать оружие и «снег», а я не хотел этим заниматься. Конечно, мы пересекались время от времени, Москва — большая деревня, так или иначе ты будешь встречаться со многими людьми.

— Рад тебя видеть! — мы обнялись, и он вполне искренне похлопал меня по спине. — А то по Москве такие слухи про тебя ползут, один хуже другого.

— Ну, как видишь, я в порядке. Жив, здоров, бодр, — я усмехнулся и перехватил его взгляд, направленный на Машу.

— Это хорошо, — как-то рассеянно ответил он.

Выглядел Зима старше своих лет, а ведь мы были ровесниками. Но круглое пузо и два подбородка вкупе с ранним облысением еще никого не молодили. У него на шее поблескивала золотая цепь, выглядывавшая из-под воротника расстегнутой до середины груди белой рубашки.

— Пацаны говорили, что тебя пытались завалить, и ты осел на дно, — Зима снова посмотрел на меня. — Слушай, надо встретиться, потрещать. Давай, может, в Сандуны на неделе сходим?

— Это можно.

Неплохо будет из чужих уст услышать, какие еще про меня ходят слухи.

— А это что за телка? — его взгляд снова вернулся к Маше, которая стеклянными глазами смотрела на чашку прямо перед собой.

— Она со мной.

— Понял, не дурак, — скабрезно гоготнул Зима. — Ну, короче, тогда решим насчет Сандунов. Расскажешь, где тебя носило. Я тоже кое-что занятное расскажу.

— Например? — я спросил не из любопытства, а больше для того, чтобы отвлечь его от разглядывания Маши, на которую он по-прежнему смотрел.

— Да старые дела, на самом деле, — Зима махнул рукой, и два перстня сверкнули в свете лампы. — У меня же года два назад человечка хорошего замочили, может, помнишь такого? Бражник. Ну, так вот буквально во вторник человечек мой из ментовки принес в клювике, что там какие-то подвижки по старому делу начались, ты прикинь? Менты что-то нарыли, это ж цирк! Ну, ладно, все, бывай. На связи тогда, — и, покачивая головой, он медленно развернулся и пошел вразвалочку к своему столику.

Через пару шагов он оглянулся на Машу и отсалютовал мне. Я тоже на нее посмотрел. Но совсем по другой причине. Не потому, что мне понравилась ее симпатичная мордашка.

Кажется, я понял, в чем заключалась ее ложь.

Значит, менты ее ничем не шантажировали и не угрожали. И совершенно случайно менты вспоминают про старое расследование убийства Бражника. В котором эта девчонка также совершенно случайно проходила свидетелем. И также совершенно случайно незадолго до убийства она и Бражник мутили.

Б**ть. Вот только этой проблемы мне сейчас не хватало. Мало мне попытки похищения, убийства, предательства Капитана и его трупа, необходимости упрятать подальше Гордея?.. А еще бизнес, пацаны, «контора», встречи, дела...

Я вернулся за стол и наткнулся на внимательный взгляд Маши. Со стороны она казалась совершенно спокойной. Случайная встреча с Зимой ее никак не потревожила. Никогда не видела «старшего» своего хахаля?

А вот я злился. И злился не потому, что она соврала — хотя на это тоже. Я злился, когда думал об их с Бражником шашнях.

Что же такого могло всплыть, если менты начали рыть носом землю? И чем ее могут шантажировать? Может, она соврала им? Может, она знает убийцу и покрывает его? Но зачем ей об этом молчать и подставлять себя?

Она ведь меня не сдала. Сидела там с двумя этими козлами и молчала. И еще потом наручники эти... А она же не мужик. Менты, конечно, совсем сдурели. Уже для обычной девчонки пыточную в камере устраивают.

Маша в очередной раз завела за ухо непослушную прядь, и когда рукав свитера задрался, я снова увидел вдавленные полосы от браслетов на ее запястье. Еще и потуже защелкнули, козлы.

— Мои рекомендации будут следующими, — Эдуард Денисович нарушил повисшую за столом тишину. — Больше никаких добровольных походов куда-либо с сотрудниками полиции. Все только в сопровождении адвоката — я к вашим услугам, разумеется, и после получения официальной повестки. И для безопасности я бы временно сменил место жительства. Они знают ваш адрес, это плохо, — он поджал тонкие губы. — Кирилл Олегович, час уже поздний, сегодня я сделал, что мог. Поэтому откланяюсь, с вашего позволения.

И он чопорно поднялся, кивнув на прощание Маше. Я вышел из-за стола проводить его до дверей: он не единожды спасал жизнь не только мне, но и почти всем «нашим». Мировой мужик, в общем.

— Эдуард Денисович, нужно выяснить, есть ли у ментов что-то на Машу. Я думаю, что она врет, когда отрицает шантаж, — разумеется, кроме банальной вежливости имелся еще один существенный повод, который выдернул меня из-за стола.

— Мне тоже так показалось, — сказал он, дожидаясь, пока гардеробщик подаст ему пальто. — Выясню это. Всего доброго.

Когда я вернулся к столу, Маша курила, задумчиво посматривая по сторонам. Меня она встретила настороженным взглядом.

— У тебя есть, у кого пожить? Подружки, парень? Адвокат прав, тебе нельзя возвращаться в коммуналку.

— Нет, — она стряхнула пепел, — у меня никого нет.

Собственно, я так и думал. Оставалось два варианта: увезти ее в загородный дом или снять номер в отеле. Первое надежнее, второе — сильно проще. Но больше рисковать я не мог.

— Тогда поживешь у меня. В доме.

У нее даже дыхание перехватило на секунду от подобного приложения, поэтому она не смогла сразу начать возмущаться. А когда, наконец, набрала достаточно воздуха, чтобы заговорить, я перебил ее.

— Это самый безопасный вариант.

— Безопасный? — она фыркнула, вскинув брови. — У тебя из дома пытались похитить сына. У тебя в окружении сидит крот. А тот мужик, которого я... который пытался тебя убить? Он же был твоим другом! Я слышала тогда на кухне, как вы обсуждали, что он приезжал к тебе, играл с Гордеем! — она понизила голос до свистящего шепота, наклонилась ко мне через стол так, что волосы легли на скатерть, и принялась перечислять все это.

— А у тебя есть идеи получше? Можешь отправлять в свою коммуналку и ждать следующего приезда ментов! — огрызнулся я.

Она вздрогнула и отшатнулась. Б**ть, почему эта девка постоянно выводит меня на эмоции?! Мы только начали разговаривать более-менее спокойно, но нет, ей нужно было снова начать сыпать обвинениями! И ладно бы, если она и впрямь была святой невинностью, но она врет мне как дышит, причем делает это с самого первого дня! Эти шашни с Бражником, недоговорки и недомолвки насчет его смерти... Я уже с трудом сдерживался, чтобы не вывалить ей прямо в лицо, что я знаю, что она мне лжет.

Я вздохнул, наблюдая, как у нее против воли начинает подрагивать нижняя губа, и как она фыркает и закусывает ее, отворачивается от меня, скрываясь за завесой длинных волос. Еще и запястья эти, и разрезанный свитер...

Сука. Я чувствовал себя последним козлом.

— Слушай, — я вздохнул, — ты устала, я устал. Я могу снять тебе номер в гостинице, но если туда завалятся менты, то тебе придется с ними поехать. А чтобы просто так завалиться в мой дом, им будет нужно решение суда. И, в конце концов, там твоя мать живет. Какие еще нужны аргументы?

Она обожгла меня обиженным взглядом и поджала губы. Ее руки были скрещены на груди, подбородок высоко вскинут.

— Я во все это вляпалась из-за тебя. Поэтому не нужно делать вид, что ты мне какое-то одолжение делаешь, — выплюнула она сквозь зубы, задетая и уязвленная до глубины души.

— Компромисс — это слово тебе не знакомо, да?

— Знакомо, — буркнула Маша все еще обиженно, но на ее губах все же проступила улыбка. — Просто не люблю, когда на меня повышают голос.

— Я тоже не люблю. И когда обвинениями сыплют направо и налево, — я спокойно пожал плечами, и она осеклась.

Посмотрела на меня, склонив голову на бок, и улыбнулась уже по-настоящему.

— Туше, — сказала она нормальным, даже слегка насмешливым голосом. — Раз мы заговорили о компромиссах... как тебе такой — я еду в твой дом, а ты меня сейчас покормишь? Я голодная, между прочим. Менты в камере мне поесть не дали.

— А в чем тут компромисс? — я решил ей подыграть и махнул рукой, подзывая официанта с меню.

— Не знаю, — она легкомысленно пожала плечами. — Сам придумай, раз ты такой знаток.

Когда нам принесли еду и алкоголь — виски для меня, вино для Маши, она разговорилась. Бокал красного полусухого вернул ее лицу нормальный цвет. Щеки раскраснелись, глаза заблестели уже не от обиды или невыплаканных слез, а от вкусной еды и хорошего вина.

— ... этот урод мне еще тем вечером не понравился, когда в первый раз меня допрашивал, — оживленно говорила она, не забывая орудовать вилкой.

Смотреть на нее было почему-то забавно, и я пытался скрыть ухмылку. И понять, что за тепло разливалось внутри меня в груди?..

— Майор по имени Сергей Борисович, значит, — я постучал пачкой сигарет по столу. — Не помню, чтобы пересекался с ним в прошлом.

— Ну, с твоей работой, — она позволила себе ядовитую шпильку и выделила голосом последнее слово, — немудрено забыть. Всех не упомнишь.

— Ха-ха, — я притворился, что аплодирую ей в воздухе, — но потенциальных врагов я стараюсь обычно не забывать.

Она пожала плечами и перекинула за спину длинные волосы.

— Мне нужно домой заехать, — сказала она уже куда более напряженным голосом, чем шутила минуту назад.

— Зачем?

— Вещи забрать, — она пожала плечами. — Я же, наверное, не на одну ночь к тебе еду.

Прозвучало довольно остро. Маша и сама поняла это, потому и смутилась мимолетно, но быстро справилась с собой и снова подняла на меня взгляд.

Я уже собрался сказать, что там нечего и забирать, и она обойдется и без своих дешевых тряпок, но вовремя остановил сам себя. Компромиссы, Громов, компромиссы.

— Лучше не стоит, — я сделал вид, будто реально обдумываю ее слова. — Там могут ждать менты. Или в засаде, или обыск проводят.

Вообще, вероятность этого была чудовищно низкой. Эдуард Денисович сказал, что дело не заведено, и хрен кто даст ментам санкцию на обыск без уголовного дела, только если не будет железобетонного повода. Если у них есть покровитель наверху, то еще может выгореть. Но едва ли прямо в тот вечер, когда мой адвокат забрал их единственного свидетеля из камеры. Теперь они знают, что я знаю, что они под меня копают, и что не скупятся даже на самые ублюдские методы. Это точно заставит их лучше продумывать все дальнейшие шаги. Вероятно, потребуется немного времени на перегруппировку и выработку новой стратегии. По крайней мере, так бы поступил я сам.

Короче говоря, Маше я солгал.

— Блин, да, — и она мне поверила, потому что ничего не понимала ни в работе ментов, ни в том, как они обычно действуют. — Ты прав.

Ого! Это не просто компромиссы, это целый прогресс.

— Я попрошу охрану купить тебе что-нибудь на первое время. В конце концов, ты ведь тоже права. Если бы не я, ты бы вряд ли оказалась сегодня в ментовке.

Тут я, конечно, слукавил. Потому что во всем этом уравнении был еще один элемент: ее ложь и ее тайна насчет Бражника. Но мы вроде как негласно с ней решили закончить этот ужин спокойно, поэтому я не стал ничего говорить.

Я дождусь, пока она сама придет ко мне и выложит все на блюдечке. Пусть признается первой.

— Ладно, — она размышляла целую вечность, сверля меня пристальным взглядом. — Только что-нибудь нормальное и немного. Без леопарда и перьев.

— Как скажешь, — я был готов расхохотаться, увидев, как вытянулось ее лицо.

Так просто согласиться с ней точно стоило хотя бы ради того, чтобы посмотреть на ее недоуменные, шокированные глаза.

— Спасибо, — церемонно добавила она, сделав небольшой глоток вина.

— Всегда к твоим услугам, — я отсалютовал ей бокалом с виски, и Маша, не сдержавшись, фыркнула.

На выходе из Метрополя я предложил ей свою куртку. Все-таки уже ночь на дворе, а она в одном свитере, да еще и дырявом. Как я уже упоминал, мама учила меня уважать девочек. Даже тех, кто бесит до зубовного скрежета, лезет со своим мнением дело не по делу и слишком вызывающе себя ведет.

— Да хватит уже, — я оборвал ее вялое сопротивление, накинул ей куртку на плечи и вышел на воздух. Снаружи было прохладно, и пришлось ускорить шаг, чтобы дойти до парковки.

Когда мы сели в гелик — я на переднее пассажирское, она сзади, то я велел водителю:

— Печку включи посильнее, чтоб назад дуло.

— Хорошо, Кирилл Олегович.

Мы проехали центр и выехали на Садовое, когда я вспомнил, что забыл у нее спросить.

— Маша, а майор не упоминал такого... — я обернулся через плечо и увидел, что она спала, привалившись виском к стеклу. Моя куртка все еще была наброшена ей на плечи.

Не договорив, я отвернулся и поймал ее лицо в зеркале заднего вида. Такой спокойной и умиротворённой она была только во сне. Тогда в родительском доме, когда я проснулся посреди ночи и больше не мог заснуть, я видел такое же выражение у нее на лице. И сейчас вот.

— Сделай музыку потише, — понизив голос, сказал я водителю.

Он убавил громкость, и группа Кино запела гораздо тише. Я закрыл глаза и откинулся спиной на сиденье.

— Солнце моё — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так…*

* Кукушка