Масонская карта Поволжья

Глава 20

Глава двадцатая

В воскресенье – в неделю по-здешнему – я надел камуфляж и берцы, посчитав остальные свои «костюмы» неуместными, и двинул в гости к Тимонину, очень надеясь, что Ефрем уже там. Но нет, не свезло. А между тем, Настасья Петровна обрадовалась мне, как дорогому гостю и тут же начала хлопоты по накрыванию стола. Приговаривая при этом всяческие дифирамбы в мой адрес:

- Ах, Андрей Иваныч, батюшка, мой-то старик на Вас не нарадуется, вот ведь, говорит, светлая голова, сколько всего придумал! У нас ведь только и разговоров, что про Вас. Андрей Иваныч то, Андрей Иваныч сё, до чего, говорит, человек хорошо дело слесарное знает! А у нас-то вишь, детишков-то только двои, да и те за тридевять земель.

За обедом Михаил Макарыч всё больше помалкивал, изредка одёргивая жену, которая говорила как раз без умолку. Настасья Петровна поведала мне почти всю историю их семьи. Сына Степана уже восемь лет как забрали в армию, выражаясь по-местному, в солдаты. Откупить они его тогда не смогли, но тот в армии не только не пропал, а очень даже, наоборот, в позатом годе отпустили его на побывку, так он весь при параде явился. Сказывал что сержант он у них по разряду.

- По первому разряду! – поправил жену Макарыч.

- Вот-вот, первый он у них, у сержантов-то!

Макарыч только рукой махнул.

- А ишшо сказывал, будто на тот-то годок ыкзамон будет держать на офицера!

Тут гордости матери за сына пределов уже не было. Потом она рассказала, что дочку Сонечку за купца замуж выдали, а тот возьми, да и уедь с нею в Сызрань. Сначала я думал, что молодая женщина, помогавшая хозяйке накрывать на стол, и теперь сидевшая вместе с нами, и есть их дочь, но Танюшка оказалась единственной племянницей Настасьи Петровны. С толку меня сбило то, что Татьяна называла хозяйку на «ты» и чуть ли не мамой. Но всё оказалось прозаичней, трагичней, я бы даже сказал. Когда Татьяне было тринадцать, она ходила на другой конец города помогать больной бабушке, и частенько там же и ночевала. Вот в одну из таких ночей случился пожар, лишивший её родителей, дома и обоих младших братьев. Бабушка занедужила всерьёз и в тот же год умерла. Тимонины забрали Татьяну к себе, а в шестнадцать лет очень удачно выдали замуж за единственного сына хозяина бакалейной лавки. Макарыч отдал в приданое за жениной племянницей небывалые пятнадцать рублей. Через пару лет пожар случился у него самого. Сгорела большая часть мастерских, именно поэтому откупить сына от армии он тогда и не смог. Но, может, оно и к лучшему: карьера в армии даст возможность стать офицером, а это прямая дорога в дворяне.

Я уже начал подозревать, что историю жизни племянницы Настасья Петровна затеяла рассказывать неспроста, но внезапное, хотя и долгожданное появление Ефрема оборвало повествование хозяйки, и мы с Макарычем сразу же поменяли тему разговора.

Ефрем действительно был знаком с нужными мне людьми, поскольку осуществлял им кое-какие поставки, и даже пообещал поговорить с ними в понедельник. Теперь понедельника я ждал как соловей лета, шутка ли, проект века, можно сказать. Капсюли – это дверь в светлое будущее, а тут жди до понедельника. Даже и не до понедельника, может, ведь Ефрем завтра только поговорить с ними собирался, а вдруг они встречу на какой-нибудь другой день назначат. На них не наедешь, типа, давайте быстрее, это же оборонка как-никак.

Пока у нас шли чисто мужские разговоры, женщины потихоньку прибрались и удалились. Для ускорения процесса я решил ввести Ефрема в курс дела, всё равно конкуренцию он никакую составить не сможет, а вот как участник проекта будет, несомненно, полезен. Поначалу он не очень-то понимал, о чем мы с Макарычем ему толкуем, я бы даже сказал, что он совсем не врубался. Пришлось старому мастеру, не смотря на свой возраст, положение и габариты, самым натуральным образом сбегать за патроном в мастерскую. Кстати, не правильно его хранить именно там, надо бы понадёжнее как-то.

Да, не все люди способны воспринимать информацию на слух, некоторым нужно непременно посмотреть. Можно ещё сказать и так: лучше сто раз увидеть, чем постоянно слушать. Наглядная демонстрация произвела необходимое впечатление, моя просьба, поторопить оружейников со встречей, была услышана и понята правильно. Ефрем пообещал приложить все усилия для сокращения сроков и т.д. Хорошо бы.

- Ефремка! Ты чего расселси? Прямо вот сейчас и ежжай!

- Да, я бы поехал, дядя Миша, да день-то сегодня уж больно неподходящий. Ну как на каких-нибудь лишних людей наткнусь.

- А ты не бойси! Ежжай!

- Действительно, Ефрем, по сути, сегодня только о встрече и надо договориться, а о чём конкретно на ней речь пойдёт, говорить-то и не обязательно. Если всё пройдёт удачно – Родина тебя не забудет.

Похоже, такое выражение было здесь не входу, потому что Ефрем… ну, в ступор-то он, конечно, не впал, но необходимость пояснений ясно читалась на его лице.

- Вознаграждение тебя не минует, - пояснил я, но спохватился и добавил: - Это если дело выгорит, - и снова пояснил: - Если всё получится, значит.

Ефрем покивал в знак согласия и отбыл. Мы с Макарычем остались в комнате вдвоём.

- Андрей, - обратился ко мне хозяин дома. – Ты эта… вот чего… ты переезжай жить ко мне. У меня дом большой, сам видишь, а жить в нём некому, я да Настасья. А тебе, вишь, с утреца сюды ковылять, вечёр туды – намаешься такту. Переезжай, чего ты там, на постоялом-то дворе один кукуешь?

Ну, на такие вопросы ответ у меня ещё со школы готов:

- Кукую, потому что Кукушкин, а один, потому что мама с папой братьёв-сестёр мне не нарожали.

Макарыч посмеялся и повёл показывать комнату, в которую предлагал мне переселиться. Комната оказалось просторной и светлой, а главное, выходила окнами на юго-запад, то есть из них можно видеть Жигулёвские горы и правый берег Волги.

Думал я не долго. Да и чего тут собственно думать? Вряд ли Макарыч затеял какую-то жутко коварную комбинацию, чтобы кинуть меня. Нет-нет-нет, уж в это я точно не поверю.

Пока я «ковылял туды» за вещичками, в голову мне, конечно, пришло немало всяких мыслишек, но все они на поверку оказывались вздорными и не выдерживали никакой критики. Вот я и не стал разной хренотенью голову себе забивать. Собрав свой нехитрый скарб, я принялся «ковылять сюды». Минут через десять я уже на полном серьёзе думал, что барахлишка-то у меня накопилось прилично. Это в том смысле, что нести неудобно, но своя ноша, как говорится, не тянет, и я, приободрившись, продолжил ковыляние по маршруту из «туды» в «сюды».

Настасья Петровна новому жильцу обрадовалась несказанно, сразу же начались хлопоты по благоустройству моей комнаты. Мы с Макарычем, чтобы не мешать ей удалились в его «кабинет» и продолжили разработки нового оборудования. Что характерно, всё новое для Макарыча – это хорошо забытое для меня.

В принципе я уже понял, что в этом городе я достиг потолка карьерного роста на ближайшие год-два, так что пытаться выбить со своего нового работодателя более высокую оплату, пока не получится – не с чего. А вот если поставить на поток производства унитарных патронов, то тогда – да. Тогда можно всё. В пределах разумного, безусловно.

Прервавшись на добротный ужин, мы с Макарычем посидели над чертежами ещё часа два, пока совсем не стемнело, а потом, пожелав друг другу удачи и спокойной ночи, разошлись по комнатам.

В понедельник ближе к обеду появился Ефрем. Результатом его переговоров мне предстояло встретиться за обедом с главным по пороху в Самарском гарнизоне. Встреча назначена в трактире подальше от порохового склада и казарм вообще. Ефрем, как организатор встречи брался доставить меня и познакомить, дальше всё зависело от меня.

Поручик Лапухов был настоящим прапорщиком, наверное, даже большим, чем я. Он был готов продать всё. Он даже и Родину бы продал, если б было кому. Но вот беда, он не был главным по пороху. То есть, нет, не так, он возглавлял участок, на котором производили порох, но нихренашеньки не понимал в самом процессе. А мне нужен был мастер, тот, кто создаёт состав, отмеряет пропорции и всё такое. Лапухов же к таким не относился даже боком – он возвышался над ними, и с высоты своего положения до сути химических реакций не снисходил.

За здорово живёшь, знакомить нас со своими подчинёнными, Лапухов отказался, подозревая денежный поток, способный миновать его карман. Брать его в долю, не хотелось ужасно. Я даже подумал, не пустить ли его в расход, настолько это препятствие мешало моему общему делу. Но не все крепости стоит штурмовать, некоторые вполне себе можно и обойти. Правда, на полноценный обход, то есть поиск прямого выхода на порохового мастера времени не было. Может быть, время и было, но мне его было жалко. Поэтому я совершил ход конём: предложил ему пари про термос. Типа, если чай остынет – я ему пять рублей, если нет – он меня знакомит с пороховщиками. Мы с Ефремом по-быстрому смотались за термосом.

Мало того, что эта сволочь, поручик, запросила не пять рублей, а десять, так ещё и в наглую отказалась признать результаты эксперимента, и на этом основании требовала «причитающийся» червонец. Поскольку в этом трактирчике все его знали, а нас с Ефремом видели впервые, то пришлось выбить десяток зубов и пару челюстей сломать. И всё бы ничего, только вот сам инициатор заварухи успел под шумок свалить, и в раздаче слонов населению участия не принял. Ох, как я жалел об этом.

С другой же стороны у меня появилась возможность отомстить ему как бы впрок: трактирщику, который больше всех возмущался моей вероломностью и доказывал, что чай в термосе совсем остыл, я просто плеснул в харю этим «остывшим» чаем, ну и, понятное дело, обварил. Ещё пара ретивых сторонников Лапухова тоже смогли «засвидетельствовать» мою правоту на счёт чудодейственности сосуда с двойными стенками, получив каждый свою порцию в особо чувствительные места. Тот самый червонец, на который спорили, я вытряс с трактирщика, а ему предложил, получить его с козла-поручика, призвав в свидетели, тех двоих, кому тоже не повезло проверить температуру чая на себе. Посоветовал им также использовать формулировку: «Ты нам сказал, что всё остыло, мы тебе поверили, а ты нас обманул и подставил». Как уж они там разойдутся между собой, не моё дело, путь я им указал, а дальше они уже сами.

После этого нам с Ефремом не оставалось ничего другого как в спешном порядке удалиться. Настроение упало ниже уровня городской канализации. Ещё бы, дело не сделали, устроили драку… хорошо, не устроили, а только поучаствовали… Поучаствовал! Ефрем не причём, дрался только я. Но сдаётся мне, что какие-то дела у него теперь не пойдут. Ну, он же с Лапуховым какой-то бизнес мутил, а теперь…

В мастерские мы вернулись, как будто это не я там всем рыла начистил, а наоборот, нам с Ефремом насовали, по самое не могу. Когда начали рассказ о результатах переговоров, Ефрем мало-помалу увлёкся и так расписал сам процесс «приведения доказательств», что мой и без того немаленький рейтинг среди сотрудников подскочил до немыслимого уровня и упёрся в хрустальный свод небес. Это обстоятельство не замедлило дать свои результаты, один из слесарей, имени которого я на тот момент не знал, заявил, что может помочь нам выйти на мастеров порохового дела. Его шурин живёт по соседству с одним из них.

Етишкин пистолет! Так ведь это же то, что нам нужно! Анисим – зять соседа порохового мастера, был освобождён от работы пораньше. Ефрем смотался домой, вместо двухместной брички приехал на четырёхместной и управлял ею уже не сам, а посредством кучера.

Встреча с мастером прошла в тёплой, дружеской обстакановке. Когда он узнал, что разговаривает с человеком, едва-едва не набившим морду его «любимому» начальнику, гостеприимство чуть-чуть не переросло в пьянку. Но дело превыше всего. Игнат Аверьяныч с сожалением констатировал факт ограниченности собственных познаний в этом деле, то есть, как делать сам порох, он знал на уровне среднего эксперта, но всё то, что касается модификаций… тут он развёл руками, и перенаправил нас к своему коллеге. Перенаправил, это только так называется, на самом деле поехал к нему вместе с нами.

Не сказать, что совсем уж всё оказалось бесполезно, порох повышенной мощности они мне пообещали. Такой, раза в полтора посильнее, но не больше. Не бездымный порох, но хоть что-то. С другой же стороны ни тот, ни другой не имели, ни малейшего понятия о таких химикатах как бертолетова соль или гремучая ртуть. Чем ещё можно снаряжать капсюли, не знал уже я.

По сути, домой я вернулся ни с чем. Без никто, так сказать. И что теперь делать? Нет капсюля – нет унитарного патрона, нет унитарного патрона – я никому нафиг не сдался. Это до жути хреновый расклад. Ага! Если других химиков не найду, то точно кирдык. А кто у них здесь ещё химикаты смешивает? И смешивают ли вообще? Ломоносов у них тут есть, или они без него обходятся?

Аптекари!!! Они же химичат чего-то, надо к ним! Весь следующий день я решил посвятить им. Но управился до обеда: из трёх аптекарей Самары ни один не был в курсе нужных мне реактивов. Ну, вот как так?! Их тут что, вообще ничему не учат?

После обеда я ходил мрачнее тучи. Рухнули такие планы, что и не пересказать. Немного отвлёк меня Макарыч. Он сообщил, что все три штангенциркуля готовы. Кстати, почему штангенциркуль по-другому называется «колумбик», я в своё время так и не выяснил. Да, сейчас-то, наверное, уже и не важно. Но как бы там ни было, а размечать его пришлось мне, потому что только я в этом мире знал, что такое миллиметры, и для чего они нужны.

Здесь меня тоже ждала засада: «эталонная» линейка, если её так можно назвать, была короткой и не сильно точной. Я больше часа потратил на изобретение способа градуирования шкалы на нашем новом измерительном инструменте. Изобрёл. Миллиметровую шкалу мы нанесли на всех трёх, зато шкала нониуса поставила в тупик.

Если ничего не получается – попей чаю. Мы с Макарычем пошли в дом пить чай. И тут меня посетила вполне разумная мысль: а на хрена же нам тогда термос, если не брать в нём с собой чай прямо в мастерские? Собственно, по окончании мероприятия, которое англичане называют «файфтиоклок», Настасья Петровна налила-таки нам чай в термос, и мы отправились изобретать нониус-шкалу местного значения.

В целом и тут, в конце концов, мы неплохо справились, но вот капсюль… Я горевал весь вечер, и даже ту часть ночи, в течение которой ещё не спал.

Решение, как это часто бывает в таких случаях, пришло во сне. Во сне я применял различные конструкции капсюлей, от электронных до винтовых. С последними я так и не разобрался, но это оказалось и ни к чему, потому что я вспомнил про полуунитарный патрон и творчески развил идею.

Суть решения состояла в следующем: гильза имела обычную форму и размер за исключением отверстия под капсюль, оно было значительно шире и заклеивалось бумагой. Бумагой оно заклеивалось естественно после наполнения порохом, так вот, патрон заряжался с казённой части и запирался клиновидным затвором, тут же специальным механизмом пробивалась бумага, а просыпавшийся при этом порох поджигался тем же самым огнивом, что и у обычного здесь ружья.

Таков был замысел. После завтрака я изложил Макарычу придуманный мною принцип казнозарядного оружия и даже предложил для переделки свой пистолет. Не травмат, понятное дело, а трофейный, взятый с бою в стычке с бандюками в лесу. Макарыч запросил с меня подробный эскиз. Я нарисовал ему несколько отдельных схем. В конце концов, он разобрался, классифицировал идею как имеющую смысл, но переделывать мой пистолет отказался, сказал, что проще сделать новый.

Уж не знаю, насколько проще, но новый пистолет… да даже и не пистолет, а целое ружьё, только короткоствольное, семь человек делали три дня, и это с учётом имевшегося готового ствола. Параллельно, это уже по моему настоянию, ещё два человека мастерили заготовки под патроны – гильзу, с запрессованной в неё свинцовой пулей. Всё соответствующего калибра. Игнат Аверьяныч презентовал четверть фунта пороха для опытов.

В субботу наступил день ходовых испытаний. У Макарыча имелось специально оборудованное помещение с пылеулавливателем. Ну, а как же? Если человек занимается ремонтом оружия, то и проверять его тоже где-то надо. Конечно же, всё пошло не так. Камора под гильзу оказалась чуть больше самой гильзы, и мощность выстрела до нужной не дотягивала. Макарыч, выяснив истинные причины неудачи, обматерил меня в пятьдесят слоёв, чтоб не лез больше с разными бестолковыми инициативами, и взял уже весь процесс под свой контроль, не подпуская меня на пушечный выстрел к изготовлению оружия моей же конструкции. Собственно к самому оружию претензий не было, а вот к боеприпасам… Всю оснастку для их производства пришлось переделать под размеры того обреза, который гибрид ружья и пистолета.

В понедельник я получил новую партию из семи патронов, на большее пороха уже не хватило. Результаты оказались довольно сносные. В этот раз вылезла проблема с перезарядкой: гильза слишком плотно сидела, и на её выковыривание уходило много времени. Макарыч взялся исправить это дело самостоятельно, а меня командировал за порохом.

Само производство пороха располагалось возле реки. Возле реки Самары. Это типа если уж долбанёт… то чтоб хотя бы рыба всплыла. Нет, на самом деле, конечно, рыбалка методом глушения тут не причём. Хотя удалённость от города предусматривалась именно в целях безопасности при взрыве.

На территорию меня, само собой, не пустили – режимный объект. По совести сказать, я ничуть не расстроился: ну как, и вправду долбанёт. Товарища старшего прапорщика оставили ждать на КПП в полукилометре от места действия. Ждал я не меньше сорока минут. А с другой стороны, у меня срочных дел не было, торопиться некуда, чего бы и не подождать? Подождать-то, конечно, можно, только жлобит всегда в такие минуты.

Самое смешное, что когда появился интересующий меня человек, то ничего не просто не кончилось, а совсем даже наоборот, только началось. Он же просто пришёл узнать, кого тут черти принесли, и какого икса надо? А мне-то нужен был порох, а пороха-то он как раз и не захватил. Вообще-то, у нас ведь тоже оружейный плутоний с собой никто не носит, и прямо у входа на базу им не торгуют, в конце-то концов. Я, кстати, считаю, что это правильно. Нельзя продавать Родину, в особенности столь беспринципно у всех на виду.

Ещё через полтора часа, ну, или примерно через полтора часа, я стал обладателем трёх фунтов винтовочного пороха, но не простого, а того самого, полуторакратного. Взяли с меня целковый. Я понятия не имел, много это, или мало. Да и как узнать-то? Короче, я попёрся в цех. Порох, безусловно, отборный и, по здешним меркам, просто экстра-класс, но до бездымного не дотягивал даже он, а это значит, что стрелять очередями не получится. Пирамида Хренопса!

Горевал я напрасно: Макарыч со товарищи проблемку выемки гильзы устранили, и все семь последних патронов я расстрелял меньше чем за минуту. Это мне так показалось. Прочие же пребывали в ах… в бешенном восторге. Никто из них даже представить не мог, что такое вообще возможно, а чтобы собственными глазищами увидеть… короче, кому рассказать, не поверят.

Я вручил Макарычу мешочек с наибризантнейшим веществом этого мира. Опасное это дело, держать порох сухим в таких количествах. Но если не мы, то кто? Сам же принялся за чистку оружия. Тоже не просто. Интересно, а сколько выстрелов приведут ствол в полную негодность? Как бы там ни было, а хотя бы ещё один экземпляр такого обреза нужен.

До конца дня больше ничего интересного не произошло, народ клепал гильзы и лил пули, Макарыч производил сборку, а изгнанный отовсюду я, слонялся без дела, вспоминая, различные конструкции винтовок и карабинов, самозарядных и не очень.

Вторник. Вторник – день для великих свершений. Они не заставили себя долго ждать, да, собственно, их вообще никто и не ждал. Нет. Не так. Не ждали конвоя от полковника Ватулина, присланного им для сопровождения меня пред его светлые очи. По прибытии в канцелярию начальника местного гарнизона, я узнал, что очи у полковника ни хрена не светлые, не сегодня уж точно. Догадаться, что колонель Ватулин, мягко говоря, с бодуна, особой проблемы не составило: слишком много характерных признаков. Но как бы там ни было, а позвал он меня не для совместной опохмелки. То ли поручик Лапухов оказался слишком мстительным парнем, то ли его самого взяли в оборот бывшие сотоварищи, только речь пошла о безобразиях, чинимых отставным прапорщиком Кукушкиным на вверенной полковнику территории.

Для начала пришлось признать участие в массовой, ну, не в массовой, конечно, но всё же драке. Хотя и с оговорками. Согласиться с причинением лёгких телесных повреждений группе граждан, кстати, не шибко благонадёжных. Особое внимание полковника привлекло умышленное ошпаривание кипятком. Пришлось разъяснить, что произведено оно было исключительно в целях доказательства моей правоты в споре с поручиком, который, мало того, что сам его не признал, так ещё и подбил ту самую группу граждан на… собственно, на беспорядки он их и подбил.

Полковник, выслушав всё это, уныло поинтересовался предметом спора. По мере того, как до него дошёл смысл, им начал овладевать интерес к сути происходившего. Мало-помалу, дело дошло до следственного эксперимента. Чудодейственный сосуд был доставлен в кабинет полковника. Горячий чай он налил собственноручно, самолично же и погрузил термос в кадушку с холодной водой. В течение отмеренного часа времени он перебирал те способы наказаний, коим собирался подвергнуть меня, в случае если… не «если», а «когда» кипяток остынет. То, что он именно остынет, полковник, как и любой другой здравомыслящий человек на его месте, не сомневался ни на минуту. Фантазия у начальника гарнизона была богатая, но исключительно милитаристская, вернее казарменная. Если бы я не являлся офицером, то наверняка бы, он угрожал бы мне чисткой сортиров, а так…

Но час прошёл, и пора было проверить, что там с чаем. Командир полка драгунов открыл термос и налил чай себе в чашку. Дальше он совершил весьма опрометчивый поступок: не смотря на клубящийся пар, он залпом маханул всю чашку. Думаю, это было вызвано таким явлением, как сушняк, часто сопровождающим такое явление, как бодун. Дальше всё предсказуемо: с диким воплем выплюнув на ковёр всё, что попало в рот, полковник изверг на нас, в основном на меня, все непечатные слова, которые успел вспомнить. Чашка героически погибла, разлетевшись от удара о стену.

Выждав удачную паузу в монологе полковника, я напомнил ему, что как раз именно я-то и предрекал, что никакая вода в термосе ни за какой час никуда не остынет, а вот злокозненный поручик вместо того, чтобы честно предупредить начальство о таящейся опасности, наоборот, всеми силами способствовал подобному членовредительству. Как и в прошлый, кстати сказать, раз тоже.

Когда стало ясно, что до полковника дошёл истинный смысл произошедшего, Лапухов приготовился сбежать, но был пойман мстительным мной и передан для экзекуции начальству. Вот теперь уже сам Ватулин выплеснул в рожу поручика весь остаток чая из волшебного сосуда. Визжащего начальника порохового участка выпихнули из кабинета вон, а колонель Ватулин самолично сопроводил это волшебным пендалем, пообещав принять деятельное участие в дальнейшем развитии событий в жизни Лапухова, в основном по службе.

Разговор со мной, тем не менее, не закончился. Дело в том, что я, как самый настоящий Ходжа Насреддин, оказался возмутителем спокойствия в тихом уездном городе. А посему должен быть подвергнут гонениям со стороны властей. Но волшебный сосуд, который, кстати, теперь стал собственностью начальника гарнизона, хотя и является смягчающим вину обстоятельством, однако не избывает её полностью. А посему репрессии для меня примут форму длительной командировки в составе сводной роты разгильдяев, отправляемой в качестве усиления гарнизона одного из укрепрайонов, или блокпостов… острогов, короче. С этой целью я снова призван в ряды императорской Красной армии, в чине прапорщика. Опять же поручик Старинов настойчиво рекомендовал меня, как искусного борца с нечистой силой.

- Понимаешь, какое дело, - увещевал меня полковник. – Совсем у них там от шуралеев житья не стало. Ну, а раз уж ты заклинаниями супротив них владеешь, то кого ж и посылать, коль не тебя?!

Сколько я не пытался втолковать ему, что и вышло-то у меня всего один раз, да и то случайно, ничего не помогало. Попытка выиграть время хоть на какую-нибудь захудалую подготовку успеха не возымела:

- Да кто ж тебе сказал, что прямо сегодня-то в поход отправляетесь? Послезавтра с утра. Готовься на здоровье.

Решение было принято и обдумыванию не подлежало. Но Рома, конечно, хорош! Взял и слил меня полковнику, сволочь! Ну, ничего, ничего, мы ему это припомним! Прямо сейчас.

- Ваше высокоблагородие, в распоряжении поручика Старинова имеется подробнейшая карта района, в который выдвигается наша группа. Считаю необходимым в целях снижения потерь в личном составе передать её в пользование командиру нашего отряда.

Вот так тебе, Рома! Правда, пришлось ещё долго объяснять полковнику, что за карта такая масонская, и откуда взялась. Пришлось даже сравнить её с термосом, в «волшебные» способности которого никто не верил. Короче, в Бахметьевский острог отправили нарочного с письменным приказом поручику Старинову передать в распоряжение полковника Ватулина секретную карту Самарского уезда. К завтрашнему вечеру, глядишь и обернётся. Ну, а если нет, то у меня-то и другая карта найдётся, но полковнику про это, знать пока ни к чему.

Сам же я получил приказ явиться сюда же к трём часам пополудни для представления командиру отряда и уточнения задачи. С этим и отбыл.

Сказать, что настроение упало ниже плинтуса – это вообще ничего не сказать. Да и какое уж тут настроение?! Только гражданскую жизнь наладил, только на работу, так сказать, устроился, и вот вам нате! Не было ни грошика и вдруг червонец! Да-а-а-а, счастья не на один миллион привалило, тут уж не до самозарядных карабинов Симонова, брать надо что есть, а то ведь и вправду ещё неизвестно, как оно там обернётся.

С этими мыслями я и пришёл в мастерскую. Там за меня переживали, что не могло не радовать. Макарычу я дал задание в срочном порядке изготовить для моего обреза максимально возможное количество боеприпасов. Пустые гильзы для заряжания их солью деда Касьяна мне тоже понадобятся. Так что за дело, господа оружейники! А я пока снаряжение подготовлю.

Разложив на кровати всё то, что могло пригодиться мне в дальнем походе, я не на шутку задумался, брать ли с собой такие вещи, как телефон, планшет и повербанк, а также обнаружил нехватку недавно проданной лопатки. Решив решить судьбу гаджетов позже, я направился к Макарычу, договариваться на счёт лопатки. Само собой, мою лопату мне никто возвращать не собирался ни под каким соусом. Зато старый мастер обещнулся совершено бесплатно выковать к завтрему новую. Это тоже неплохо, ибо такой предмет вооружения как МПЛ мне гораздо ближе, роднее и привычнее любой сабли. Но и саблю я тоже возьму.