Глава одиннадцатая
Утром меня поднял Алёшка и сообщил, что отец-командир отбыл в острог повидаться с комендантом. Благая весть. Заберёт свой циркуляр, и двинем. Я так мыслю, в Казань. Хреново, что войдём мы туда, то что называется, не на коне. Да, хоть так, здесь-то торчать, совсем смысла нет. Разве что ещё пару рыл начистить. Шучу.
Наскоро перекусив, чем бог послал, пошёл опять репетировать танцы с саблями. Пистолет и перевязь с метательными ножами оставил в доме. Раз уж вчера не напали, сегодня точно не нападут. Разместившись на вчерашнем месте, я начал размеренные движения. Вначале главное правильно научиться делать, а уж потом – быстро. Вот так я выводил в воздухе кренделя, пока не появились они.
Четверо солдат с ружьями под командой толи сержанта, толи офицера, двигались со стороны острога, в сторону нас. Даже скорее меня. Подойдя ближе, старший конвоя спросил, обращаясь ко мне:
- Прапорщик Кукушкин Андрей Иванович?
- Точно так, - ответил я, не переставая крутить клинком.
- Извольте сдать оружие и проследовать с нами!
- По какой такой надобности? – осведомился я, но с саблей играть перестал.
- Вас желает видеть его высокоблагородие майор Опарин.
Сказано это было так, словно любая собака в округе должна была знать, кто такой майор Опарин и трепетать от одного имени его.
- Я арестован? – задал я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.
- Это его высокоблагородие решит, - холодно ответили мне.
Я перехватил саблю за лезвие и рукояткой вперёд протянул командиру конвоя, потом неспешно вынул из-за пояса оба ножа и также протянул ему. Травмат отдавать не стал, мало ли как там всё обернётся. Демонстративно заложив руки за спину, произнёс:
- Я готов!
Конвойные стали с четырёх сторон, командир справа, и по его команде мы двинулись. Перемещение по деревне с таким эскортом удовольствие мне, конечно, не доставляло, но некоторые ритуалы должны соблюдаться неукоснительно. Конвоирование арестованного, например.
Пройдя, таким образом, не меньше километра, мы прибыли в острог. Там нас уже ждали: во внутреннем дворе у стены примостились с одной стороны кузнец с разбитой рожей и Семён тоже со следами побоев на лице. С другой – Нюркина родня, все кроме старшего брата. Отец при этом сидел на какой-то колоде, а сама Нюрка отворачивалась, пряча лицо за платком. Нехило ей, видать, батя вчера залепил.
Меня провели сразу же в кабинет к майору. Кабинет оказался большой, а майор маленький. Невысокий такой майор, и худощавый, но при этом очень подвижный. Тут же оказался и наш поручик. Конвой остался в комнате.
- Этот? – спросил майор у поручика.
- Так точно! Он!
Майор заложил руки за спину и молча, но быстро прошёлся по кабинету взад вперёд.
- Что же Вы, господин прапорщик, не усели приехать, а уже безобразничаете? Жалуются на Вас люди. Не хорошо.
- Они сами, я только защищался!
Майор не глядя на меня, да, похоже, и не слушая, приказал конвойному:
- Приведи Евдокима с сыном!
Тот моментально исчез за дверью. Через минуту в кабинет вошёл кузнец, и ввалился Сенька. Майор приказал кузнецу рассказать, как было дело. Тот ждать себя не заставил, а быстренько, на голубом глазу в красках описал, как я припёрся вчера к нему и потребовал денег, а когда получил отказ, то начал избивать его дубиной. Прибежавшему на шум Сеньке, я этой дубиной чуть голову не снёс, хорошо хоть парень увернуться успел. Против Фёдора же я и вовсе применил какое-то неведомое оружие, отчего тот до сих пор не встаёт.
- А ты, что скажешь? – повернувшись ко мне всем корпусом, вопросил майор.
- А чего тут говорить?! Врёт он!
И я рассказал свою версию событий. Естественно теперь кузнец с сыном стали обвинять во лжи меня.
- А что за вещица, которую ты ему показывал? – заинтересовался комендант.
- Извольте! – я протянул ему мультитул.
Опарин повертел её в руках, пооткрывал лезвия, попробовал плоскогубцы.
- Знатная вещица! – заключил он, наконец. - Где взял?
- Выиграл, - я решил придерживаться первоначальной версии, той, что озвучил поручику при знакомстве.
- Ить! А говорил, пластунам жалуют, хто кирпич расшибёт. Батя Федьку-то и позвал… - до Семёна только сейчас дошло, что он проболтался, и он умолк.
Но майор как будто не заметил этой оговорочки, и обратился ко мне:
- И чего же ты хотел с нею сделать?
- Как чего?! Хотел, чтобы он мне ещё пять штук таких сделал.
- Две тока! – это уже сам Евдоким прокололся.
- Так две или пять? – мельком глянув на кузнеца, поинтересовался майор.
- Две, - сознался я.
- Так у тебя же есть, зачем ещё?
- Поручику Старинову и подпоручику Ракову! – бодро отрапортовал я.
- Хм… - потупился майор. – А всё-таки ты врёшь!
- В чём это? – удивился я.
- Врёт, врёт! Чтоб мне провалиться, врёт! – заверещал кузнец.
- Знамо дело врёт, - глядя на меня, а на кузнеца даже не обернувшись, заключил майор.
- Это в чём же я вру? – возмутился я.
- Как в чём? – удивился майор. – А кто говорил, будто Семёна одним ударом свалил? Да ещё ногой, – и совсем как Станиславский: - Не верю. Вот про дубину… про дубину верю. А ногой… ногой нет.
- Дубиной, дубиной он ёво! – заверил Евдоким.
- Ногой! – стоял на своём я.
- Ну, вот что делать? – картинно всплеснул руками майор. – Ну, как эдакую орясину, и вдруг ногой? Ты уж прости, но пока сам не увижу, не поверю!
- Показать? – ещё не веря в исход дознания, спросил я.
- Пожалуй, да. Покажи, - и комендант всея острога приготовился узреть чудо.
Я, мигом прикинув, куда отлетит Сенька, прыгнул в стойку и что есть силы, залепил ему в купол. Сенька не подвёл: снеся по дороге двух караульных, он ещё и отца придавил своей тушей.
Опарин был похож на кота, обожравшегося сметаной, он с таким умилением смотрел на валяющихся и барахтающихся на полу, как будто заранее знал, что так и будет.
- Эх, Евдоким, Евдоким, - с сожалением проговорил он. – Вот ты – человек нужный, и кузнец умелый… Ну, вот откуда, скажи, в тебе столько дури? Ну, ладно, ты прохожего обобрать хотел, да не смог, а жаловаться ты ко мне, зачем пришёл?
- Дык, эта… - залепетал, поднимаясь, кузнец. – Федька… эта…
- Что, лежит, не встаёт? – участливо поинтересовался майор.
- Не встаёт, - согласился кузнец.
- А ежели ему двадцать плетей всыпать, как думаешь, встанет?
- Ему-то за что? – ужаснулся Евдоким.
Опарин почесал подбородок:
- Ты прав, ему не за что. А вот тебе, сучий хвост, очень даже за дело! – и обернувшись к командиру конвоя: - Трошин! Распорядись там, чтоб вот этому, - он указал на кузнеца. – Двадцать плетей всыпали! Да поядрёней!
Трошин козырнул и, кивнув двоим караульным, приказал:
- Взять!
- Батюшка, Аким Лукич, смилуйся! Шуралейка попутал! – завопил приговорённый, но его уже выволокли из кабинета.
Потом двоим оставшимся конвойным, комендант приказал убрать Семёна, всё ещё прибывавшего в отключке. Через пару минут вернулся Трошин. Майор всё это время в задумчивости ходивший по комнате из угла в угол, махнул ему рукой:
- Этих давай!
Этими оказались Нюрка со своими. Средний и младший сыновья ввели в кабинет коменданта еле передвигающего ноги отца, следом, кутая лицо в платок, вошла главная героиня любовного романа. У среднего лицо украшал синяк во всю левую половину лица, младший был едва ли не бледнее папаши и передвигался, широко расставляя ноги. Интересно, а старший жив?
- Устин, ты сегодня сам не свой, - обратился к моему несостоявшемуся тестю Опарин. – Краше в гроб кладут.
- Эт вот он вон всё, - голосом человека, находящегося при смерти, произнёс тот. – Нюрашку мою, кровиночку, снасильничать хотел. Одна она у меня доченька-то, без матери вырастил, - жалобно причитал он. – А этот лихоимец… Я-то с сынами вступилси, а он кистенём…
- Кистенём??? – майор сделал вид, что несказанно удивлён моей подлости. – Скажи на милость!
- Кистенём. Гришку так зашиб, уж не чаю, встанет ли, – главарь семейства продолжал говорить так, словно жизнь уходит из него.
- То-то я смотрю, нет его, - констатировал майор.
- Андрюшку, сам вишь как, - и он кивнул на среднего.
Ух, ты! А средний-то – тёзка. Знать бы раньше, посильней бы приложил.
- Да-а-а, - протянул майор. – Знатно, это, наверное, и не кистенём даже, а Федькиной кувалдой, поди.
- Кистенём, батюшка, кистенём, - заверил Устин. – А Нюрку-то как изувечил, изверг! Нюраш, покашь-ка!
Нюрка послушно откинула платок. Похоже, батёк ей вчера прямо в нос попал, уж больно характерные повреждения.
- Ишь ты! – восхитился Опарин. – Ну, это уж точно кувалдой! Он же вчера до вас в аккурат на кузню ходил. Семку зашиб, да и Евдокиму тоже досталось, а у Федьки кувалду отнял, да так его бедолагу ей же и отходил, что тоже, вишь, не знаем, поднимется или уже всё, того… не жилец.
Я и до этого не очень понимал, во что комендант с ними играет, а теперь и вовсе потерялся.
- Что-то я в толк не возьму, - голосом человека, которого всё прошло, заговорил Устин. – Ты вроде, как и не веришь мне, воевода. У сынов вона поспрошай, они не соврут!
- Устин, ты ведь видел сегодня Семёна, - майор дождался кивка, и продолжил: - Вошёл он сюда сам, а обратно его уже вынесли. А знаешь почему?
Устин замотал головой. Ну, действительно, откуда бы.
- Потому, что тоже, как и ты, сейчас, пытался меня обмануть. Всё уверял, будто вот он, - майор ткнул пальцем в меня. – Семёна дубиной приложил, а сам он говорил, что просто пнул, и всех делов. Я поначалу тоже не поверил, а он взял, да и опять пнул его. И знаешь, что получилось?
Устин опять помотал головой.
- А вышло так, что наврал мне Евдоким, а пластун, - он опять указал на меня. – Пластун не соврал, сказал ногой, и вышло, что ногой. Так что врёшь ты про кистень. Не было у него кистеня. Он и без кистеня бы вас всех там порешил бы, если б захотел.
- Был кистень, был! – только что не закричал Устин. – Нюрку снасильничать хотел, пущай топеричи жениться на ней!
Комендант покачал головой, типа непробиваемый народец, и произнёс, вроде бы даже устало:
- Да видели вас, Устин, всех шестерых. И как Нюрка вёдра с коромыслом бросила, а сама хромой притворилась, и как пластун её домой на руках понёс, и как вы вчетвером за кустами прятались. Народ, поди, уже снова по всей деревне судачит, как ты опять за пришлого свою Нюрку выдать собрался, - майор тяжело вздохнул. – Уже который раз, а, Устин? Хоть бы новое чего придумал.
- Он вона чего, - всполошился Устин. – Он вона, девку как изувечил! Испортил! Хто ею таку топеричи возьмёт? Пущщай сам женитси!
- Испортил, это, конечно, плохо. Это меняет всё дело, - майор повернулся ко мне. – Нюрку-то за что ты так не милосердно? А? Пластун?
- Так это не я. Это он сам её. Поленом. Хотел меня пришибить, да я увернулся. А она, вишь, нет.
- Эх, Устин, Устин! – сокрушённо проговорил майор.
- Спортил девку, пущщай женитси!
- Спортил! - передразнил его Опарин. – А ты её к хромому Касьяну сведи. Тот порчу и снимет. Заладил тут, кистенём, кистенём! Видел я давеча, как он ногами-то машет, ему ни кистень, ни дубина не нужна, и так управится.
- Да как жи енто… - начал было Устин, но майор резко перебил его:
- Всё, Устин, иди! И своих забирай. А не то прикажу ему показать, как он вас вчера мутузил. Он ведь не откажется, а я полюбуюсь… Всё! Иди! – и он махнул рукой в знак того, что разговор окончен.
- Да как же…
- ИДИ!!!!
Когда они удалились, майор с усмешкой посмотрел на меня:
- А Федьку, значит, рукой, говоришь?
- Ага, вот так, - и я показал.
- Силён, силён! – восхитился майор. – Шуралея прогнал, Сёмку обиходил, Федьку… Этих, вон. Силён! Мне такие нужны! – и он посмотрел мне прямо в глаза.
- Такие всем нужны! – заверил его я.
- Да ну! – типа удивился майор.
- Точно тебе говорю! Князю Семихватову, например.
- О, как! Самому князю? Думаешь, он тебя к себе на службу возьмёт? – прищурил глаза майор.
- А ты думаешь, нет?
- Ты, пластун, не забывайся! Я всё-таки майор, а ты – прапорщик. Вот прикажу тебя в острог посадить, и не будешь ты у князя служить!
- Напугал! Ну, посадишь, ну, убегу. А про князя… А с чего ты взял, что я прям щас у него не служу?
Опарин перестал улыбаться даже внутренне, посмотрел на Старинова, тот пожал плечами.
- А вот Роман Елизарыч нам тут говорил, что встретил тебя по дороге в Самару. Не вяжется как-то со службой на князя.
Это действительно не вязалось, но лишь в первом приближении.
- Послушай, Аким Лукич, а вот если бы ты был бы князем, генералом и губернатором, и захотелось бы тебе разузнать, как на самом деле всё происходит там, куда тебе ехать и далеко и некогда, как бы ты поступил?
- Это ты к чему?
Вот нравится он мне, толковый он, сразу суть ухватил, и вперёд не забегает, и палку перестал перегибать.
- А к тому, что послал бы ты, Аким Лукич, туда человека, который и пролезет везде, и живым вернётся. А ещё, чтобы человечек этот в разных делах понимал. Например, как служба в дальних гарнизонах несётся. Не манкирует ли своими обязаннастями какое-нибудь должностное лицо.
Майор выдержал паузу секунд в пять и спросил:
- Ну, и как? Не манкирую?
Вот нравится он мне, всё на лету схватывает.
- А с чего ты, Аким Лукич, взял, что смотреть мне надо именно за тобой?
- А за кем? – прищурился майор.
- А вот за ним, например, - и я показал на поручика.
Вы бы видели, как удивился в этот момент Рома.
- За мной???
- Ну, а почему бы и нет? Места дикие, опасные. А ты молодой, горячий. Того и гляди, дров наломаешь. Кто, не страшась никаких бандитов, волку в пасть был готов лезть? Не помнишь?
- Так ты же говорил… - начал поручик и осёкся.
- А ты не думал, Рома, что просто нужен князю живой, здоровый и выполнивший приказ?
- Но я никогда не слышал…
- Конечно, ты никогда не слышал. И не ты один. И ещё много о чём ты не просто не услышишь, а и не догадаешься даже. Это, Рома, дела государственные. Не всем положено.
Поручик поник, наверное, почувствовал себя пешкой в чужой игре. Мне поначалу тоже безрадостно было, узнавать о себе такое, но служба она и не к такому приучит. Не положено прапорщику знать, во что там генералы играют. Ему положено правильно ходить, или бегать, куда прикажут. Ничего, поручик тоже не высокого полёта птица, переживёт.
- А скажи мне, пластун, и вот как бы ты сбежал, ежели в остроге у меня пять дюжин солдат? А?
- Сбежал бы. Просто солдат бы у тебя поубавилось, только и делов.
Майор от такого откровения помрачнел. Я надеюсь, проверять он не будут, сбегу я или нет. Очень уж не хотелось бы его солдатиков ломать. А по-другому никак. Без жертв ещё можно, а без травм точно не выйдет.
- А вы, пластуны все такие?
- Какие?
- А что всё равно вам кого резать, своих или чужих?
- Ну, своих без нужды никто не режет, а если в острог посадили, то какие же они свои?
Майор поиграл желваками.
- Я свободен? – спросил я.
- Да, - коротко ответил майор.
- Рома, ты циркуляр свой бери и тоже не задерживайся. Дел у нас за гланды.
- За что? – удивился поручик.
- Много, говорю, дел у нас. Конь не валялся, - видя недоумение в глазах поручика, я махнул рукой: - Пойду.