Медведь и Дракон

Глава 17 Чеканка золота

Скотта Адлера считали слишком молодым и недостаточно опытным для такой должности, но это было мнение политических деятелей, претендующих на эту работу, сумевших добраться до вершины с помощью интриг, тогда как Адлер стал профессиональным дипломатом после окончания школы закона и дипломатии Флетчера в университете Тафта двадцать шесть лет назад. Те, кто часто видел его за работой, рассматривали его как очень проницательного дипломата, а те, с кем он играл в карты — Адлер любил играть в покер перед важной встречей или ответственными переговорами, — думали, что этому сукину сыну поразительно везёт.

Его кабинет на седьмом этаже Государственного департамента был просторным и комфортабельным. За письменным столом стоял открытый шкафчик с обычным набором фотографий в рамках — жена, дети и родители. Он не любил сидеть за столом в пиджаке, поскольку считал, что пиджак стесняет движения и мешает работе. Этим он приводил в негодование некоторых высокопоставленных бюрократов в Государственном департаменте, рассматривавших такое поведение как совершенно неуместную вольность. Он, конечно, надевал пиджак для важных встреч с иностранными дипломатами, но не считал, что внутренние рабочие совещания достаточно важны, чтобы причинять себе неудобство.

Это устраивало Джорджа Уинстона, который бросил пиджак на спинку кресла, как только вошёл в кабинет государственного секретаря. Скотт Адлер, подобно министру финансов, был рабочим человеком, и Уинстон чувствовал себя с такими людьми в своей тарелке. Возможно, он и был профессиональным правительственным служащим, однако у этого сукиного сына существовала рабочая этика, чего министр финансов не мог сказать о слишком многих служащих в собственном департаменте. Уинстон делал всё, что мог, чтобы избавиться от трутней, но это было непросто, тем более что правила государственной службы делали увольнение бездельников сложной задачей.

— Ты уже прочитал материал про китайцев? — спросил Адлер, как только поднос с ланчем оказался на столе.

— Да, Скотт. Прочитал и подумал — боже ты мой, парень, — заметил «Торговец», обращаясь к «Орлу».

— Добро пожаловать в наш клуб. Разведывательная информация, которую мы получаем, может оказаться очень интересной. — У Государственного департамента была своя разведывательная служба, она называлась «Разведка и Исследования». Хотя она не могла соперничать с ЦРУ и другими агентствами, её ребята время от времени извлекали собственные маленькие алмазы из глубокого дипломатического ила. — Ну, что ты думаешь?

Уинстону удалось удержаться от рыка.

— Дружище, может быть, я даже не буду больше есть китайскую пищу.

— У меня создалось впечатление, что наши худшие бароны-грабители с Уолл-стрит выглядят по сравнению с ними как мать Тереза. Они бессовестные ублюдки, Джордж, и это неоспоримый факт. — Адлер стал сразу нравиться Уинстону ещё больше. Парень, способный говорить так, как он, имел реальные возможности для дальнейшего совершенствования. Теперь наступила его очередь быть холодным профессионалом, чтобы противопоставить свою манеру говорить жаргону рабочего класса, которым пользовался Адлер.

— Значит, они руководствуются идеологическими соображениями?

— Абсолютно — ну, может быть, там и прослеживается немного коррупции, но не забудь, что, по их мнению, занимаемое ими положение в политической иерархии даёт им право жить в роскоши, так что для них это совсем не коррупция. Они просто собирают дань с крестьян. Между прочим, слово «крестьянин» по-прежнему используется в Китае.

— Иными словами, мы имеем дело с герцогами и графами?

Государственный секретарь кивнул.

— В общем, именно так. У них колоссальное чувство высокого собственного положения. Они не привыкли слышать слово «нет» в любой форме, и в результате они не всегда знают, что им делать, когда слышат это от людей вроде меня. Вот почему они часто попадают в затруднительное положение во время переговоров — по крайней мере, когда мы занимаем жёсткую позицию. Мы не поступали так уже довольно долго, но в прошлом году, после того как был сбит аэробус, я говорил с ними твёрдо и решительно, а затем последовало официальное дипломатическое признание правительства Республики Китай на Тайване. Это серьёзно подорвало их позицию, несмотря на то, что правительство Тайваня не объявило официально о своей независимости.

— Что? — Министр финансов как-то не понял этого.

— Видишь ли, парни на Тайване ведут очень уверенную и разумную игру. Они ни разу не предпринимали ничего, что могло бы оскорбить континентальный Китай. Несмотря на то что у них есть посольства во всем мире, они так и не объявили, что являются независимым государством. Это жестоко оскорбило бы Пекин. Может быть, парни в Тайбее считают, что такой шаг будет верхом невоспитанности или что-нибудь ещё. В то же самое время у нас существует договорённость с ними, и Пекину об этом известно. Если кто-нибудь попытается причинить неприятности Тайваню, к острову подойдёт наш Седьмой флот, чтобы наблюдать за развитием событий. Кроме того, мы не допустим прямой военной угрозы правительству Республики Китай. У КНР слишком слабый флот, чтобы стать опасным для наших ребят. Таким образом, всё, что летает взад и вперёд, это пустые слова. — Адлер поднял голову от своего сэндвича. — Палки и камни, понимаешь?

— Дело в том, Скотт, что сегодня утром я завтракал с Джеком и мы затронули тему торговых переговоров.

— И Джек хочет, чтобы мы проявили побольше твёрдости? — спросил Государственный секретарь. Это не удивило его. Райан всегда предпочитал справедливую игру, а это было редким товаром в отношениях между государствами.

— Ты правильно понял, — подтвердил Уинстон, пережёвывая кусок сэндвича. «Ещё одним достоинством рабочих лошадок вроде Адлера, — подумал министр финансов, — является то, что они знают, каким должен быть настоящий ланч». Ему так надоела утончённая французская пища, которую приходилось есть во время ланча. Ланч должен представлять собой кусок мяса на ломте хлеба. Он не имел возражений против французской кухни, но только когда приготовленные по её рецептам блюда подают на ужин, а не во время ланча.

— Насколько больше?

— Мы должны получать то, что хотим. Нам нужно, чтобы китайцы привыкли к мысли, что они нуждаются в нас намного больше, чем мы нуждаемся в них.

— Это трудная задача, Джордж. Что, если они не захотят слушать?

— Постучи посильнее в дверь или по их головам. Послушай, Скотт, сегодня утром ты читал такой же документ, как и я, верно?

— Да, — согласился Государственный секретарь.

— Люди, которых они обманывают и лишают работы, — американские граждане.

— Я знаю. Но ты не должен забывать, что мы не можем диктовать свои условия суверенной державе. В мире так не принято.

— Я согласен. Однако мы можем сказать им, что они тоже не могут диктовать нам правила торговли.

— Джордж, в течение длительного времени Америка занимала очень терпеливую позицию по таким вопросам.

— Может быть, но Закон о реформе торговли вступил сейчас в силу.

— Да, я помню. Я также не забыл, как из-за этого закона нас втянули в войну, — напомнил Адлер своему гостю.

— В которой мы победили. Может быть, и другие последуют нашему примеру. Скотт, у нас огромный торговый дефицит в отношениях с Китаем. Президент говорит, что этому нужно положить конец. Между прочим, я согласен с ним. Если мы покупаем китайские товары, то и они, черт побери, должны покупать наши. В противном случае мы станем покупать плюшевых медведей и палочки для еды в другом месте.

— Речь идёт о рабочих местах, — предостерёг его Адлер. — Они знают, как выбрасывать на стол козырную карту. Китай отменит контракты и перестанет покупать наши высокотехнологичные товары, и тогда без работы останутся наши граждане.

— Или, если мы добьёмся успеха, то начнём продавать им больше товаров, и нашим фабрикам придётся нанимать людей, чтобы производить их. Играй так, чтобы выигрыш оказался за нами, Скотт, — посоветовал Уинстон.

— Я всегда придерживаюсь такой тактики, но торговые переговоры — не бейсбол, в котором есть правила и ограничения. Скорее они подобны управлению парусной яхтой в тумане. Мы не всегда видим своего противника и почти никогда не знаем, где проходит линия финиша.

— Тогда я куплю тебе радиолокатор. Ты не будешь возражать, если я дам тебе в помощь одного из моих людей?

— Кого?

— Марка Ганта. Он мой компьютерный гений. Он отлично разбирается в проблемах торговли с технической, финансовой точки зрения.

Адлер задумался. Государственный департамент всегда был слаб в этой области. Слишком мало людей, хорошо разбирающихся в бизнесе, соглашалось работать на дипломатической службе, а изучение бизнеса по книгам мало походило на жизнь в реальном мире. Многие «профессионалы» Государственного департамента не всегда понимали это в достаточной степени.

— Пришли его ко мне. А теперь скажи: насколько твёрдую позицию нам следует занимать?

— Видишь ли, этот вопрос тебе следует обсудить с Джеком, но, судя по тому, что он сказал мне сегодня утром, ему хочется, чтобы игровое поле было ровным.

«Это легко сказать, — подумал Адлер, — но добиться совсем не просто». Ему нравился президент Райан, он восхищался им, но в то же время не мог не видеть, что «Фехтовальщик» не был самым терпеливым парнем в мире, а в дипломатии терпение решает многое — чёрт возьми, терпение может быть единственной вещью, которая помогает одержать верх.

— О'кей, — сказал он после недолгого размышления, — я поговорю с ним, перед тем как окончательно проинструктировать моих людей. Ситуация может оказаться весьма сложной. Китайцы не стесняются в выборе запрещённых приёмов.

— Жизнь — отвратительная штука, — напомнил ему Уинстон.

Государственный секретарь улыбнулся.

— Считай, что я принял это во внимание. Посмотрим, что скажет Джек. Как дела на финансовом рынке?

— Он по-прежнему устойчив. Соотношение между ценами и заработной платой все ещё остаётся немного чрезмерным, но доходы растут, инфляция остаётся под контролем, а инвестиционное сообщество функционирует плавно, без ненужных скачков. Мы собираемся внести некоторые изменения в Налоговый кодекс. Так что ситуация выглядит хорошо. Ты ведь знаешь, что управлять кораблём в штиль всегда просто, правда?

Адлер поморщился.

— Да, когда-нибудь и я попробую это. Но я получил приказ двигаться навстречу тайфуну. Это может оказаться интересным.

— Итак, как обстоят дела с боеготовностью? — спросил генерал Диггз у собравшихся офицеров.

— Могло бы быть лучше, — признался полковник, командующий Первой бригадой. — В течение последнего времени нам не хватало денег на подготовку. У нас есть вооружение, есть солдаты, и мы проводим массу времени на тренажёрах, но это не то же самое, как мчаться в танках по оврагам и холмам. — Генерал кивнул, соглашаясь.

— Для нас это серьёзная проблема, сэр, — сказал подполковник Анжело Гиусти, командир Первого батальона Четвёртого мотомеханизированного полка. Это подразделение, известное в армии как «квортерная лошадь» по своему номеру — 1-й/4-го, — служило дивизионным разведывательным прикрытием, щитом от неожиданного нападения противника. Командир батальона подчинялся непосредственно командиру Первой танковой дивизии, минуя бригадного командира. — Я не могу вывести своих людей в поле, а готовить солдат профессии разведчиков, не выходя из казармы, трудно. Местные фермеры не скрывают своей ярости, когда мы проезжаем по их полям, так что мы начали делать вид, что ведём разведку, не спускаясь с асфальтированных шоссе. Это не приносит никакой пользы, сэр, и такое положение беспокоит меня.

Трудно отрицать обстоятельство, что масса танков, проезжающих через кукурузное поле, не приносит особой пользы кукурузе. Армия США пыталась выйти из положения следующим образом: за каждым танковым подразделением на учениях следовал армейский «Хаммер»[41], в котором сидел пассажир с толстой чековой книжкой. Сразу после прохождения танков он выписывал фермерам чеки за нанесённый ущерб. Немцы, однако, очень аккуратный народ, и доллары янки не всегда компенсировали урон, нанесённый полям, внезапно ставшим совсем неаккуратными. Все было гораздо проще, когда на другой стороне границы стояла Советская армия, угрожавшая смертью и разрушением Западной Германии. Однако теперь Германия стала суверенной страной, а русские отступили далеко за Польшу и потому стали далеко не такими угрожающими, как раньше. В нескольких местах крупные танковые подразделения всё-таки могли проводить учения, но эти поля были заранее распределены между желающими, и пробиться туда оказывалось не менее трудно, чем пригласить прелестную девушку на танец во время вечеринки. По этой причине солдаты и офицеры «Квортерной лошади» проводили слишком много времени за тренажёрами.

— Не суетись, — сказал Диггз. — У меня есть хорошая новость — в соответствии с новым федеральным бюджетом нам выделили гораздо больше средств для подготовки, и мы можем начать тратить их через двенадцать дней. Полковник Мастертон, у нас есть возможность потратить их?

— Видите ли, генерал, я думаю, что могу найти такие способы. Мы можем сделать вид, что сейчас снова 1983 год? — В самый разгар «холодной войны» Седьмая армия довела уровень своей подготовки до остроты отточенного меча. Этот факт был, в конце концов, продемонстрирован в Ираке, а не в Германии, но результат оказался впечатляющим. Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, когда возросшее финансирование возымело эффект. И этот факт был сразу отмечен офицерами разведки КГБ и ГРУ, которые до этого времени считали, что Советская армия имеет шанс победить НАТО. В 1984 году даже самые оптимистично настроенные советские офицеры были вынуждены навсегда отказаться от этой мысли. Если удастся восстановить такой режим подготовки, все собравшиеся офицеры понимали, что будут счастливыми, потому что, хотя полевые учения являются тяжёлой работой, это было именно тем, для чего и предназначены войска.

— Полковник Мастертон, ответ на ваш вопрос — «Да, можем». А теперь вернёмся к моему первоначальному вопросу. Каков уровень боевой подготовки?

— Мы готовы примерно на восемьдесят пять процентов, — такова была оценка командира Второй бригады. — Возможно, артиллерия подготовлена на девяносто.

— Спасибо, я согласен с вами, — вмешался полковник, командующий дивизионной артиллерией.

— Но мы все знаем, как легко живётся артиллеристам — загнал снаряд в пушку и стреляй, — язвительно добавил командир Второй бригады.

— Авиация? — продолжал опрос Диггз.

— Сэр, мои люди будут готовы на сто процентов через три недели. К счастью, когда мы проводим учения, мы не давим кукурузу. Единственное, на что я могу пожаловаться, это на простоту, с которой мои люди преследуют танки на земле, если они ездят только по дорогам. Несколько более реалистичные учения не причинят вреда. Но, сэр, я готов поставить своих авиаторов против любых лётчиков в этой армии, особенно это относится к моим вертолётчикам на «Апачах».

— Я вижу, что вы в хорошем состоянии, но будет неплохо, если ещё лучше отточить лезвие меча, верно? — спросил Диггз. Присутствующие офицеры дружно кивнули, как и следовало ожидать. Он прочитал досье на всех старших офицеров во время перелёта через Атлантику. Неудачников здесь почти не было. У армии было меньше трудностей при сохранении своего личного состава, чем у других родов войск. Авиалинии не пытались заманить к себе на службу командиров танков из Первой бронетанковой дивизии, хотя не прекращали попыток сманить лётчиков-истребителей и других авиаторов из ВВС. Правда, полицейские агентства с удовольствием брали на работу опытных пехотинцев, но в дивизии их было всего полторы тысячи, что представляло собой структурную слабость любой бронетанковой дивизии — слишком мало людей с винтовками и штыками. Американская танковая дивизия была идеально подготовлена для того, что завоёвывать пространство и уничтожать всех, кто находился на её пути. В то же время она не была подготовлена для того, чтобы удерживать завоёванную территорию.

Армия Соединённых Штатов никогда не была армией-завоевательницей. Её целью всегда было освобождение, и неотъемлемой частью этого являлось предположение, что народ, живущий на освобождённой территории, окажет им содействие или, по крайней мере, будет благодарен за помощь и не проявит враждебности. Это так долго являлось частью американской военной истории, что её руководители очень редко, скорее никогда, не задумывались над другими возможностями. Вьетнам ушёл в туман далёкой истории.

Даже Диггз был слишком молод в то время и не принимал участия в конфликте, и хотя говорили, что ему повезло, что он не попал во Вьетнам, генерал никогда не задумывался над этим. Вьетнам не был его войной, и ему даже не хотелось думать о действиях лёгкой пехоты в джунглях. Он был танкистом, и сражения, к которым он готовился, включали танки и боевые машины «Брэдли» на открытой местности.

— Джентльмены, я хочу встретиться и поговорить с вами с глазу на глаз в течение ближайших дней. После этого я познакомлюсь с вашими подразделениями. Вы увидите, что со мной относительно легко служить, — это означало, что Диггз не относился к числу генералов, стремящихся навести порядок криком и руганью, как поступали некоторые; он требовал высокого мастерства в исполнении своих обязанностей, как все генералы, но, по его мнению, отрывать человеку голову на виду у всех не является лучшим способом достижения такой цели, — и я знаю, что вы отличные офицеры. Через шесть месяцев или даже меньше я хочу, чтобы эта дивизия была готова справиться с любой угрозой. Я имею в виду именно с любой.

Кто может стать такой угрозой? — подумал полковник Мастертон. Будет нелегко убедительно объяснить солдатам необходимость достижения повышенной готовности, принимая во внимание отсутствие любой реальной опасности, однако подлинная радость военной службы мало чем отличалась от хорошего удара по мячу в футбольном матче. Для настоящего парня игра в грязи с большими игрушками казалась приятной, и по прошествии некоторого времени они задают себе вопрос, а чем же может быть настоящее сражение. Личный состав Первой танковой дивизии был разбавлен солдатами из Десятого и Одиннадцатого мотомеханизированных полков, которые в прошлом году принимали участие в боевых действиях в Саудовской Аравии, и они рассказывали о том, что пережили. Однако несчастливых историй было немного. Солдаты рассказывали главным образом о том, какую подготовку им пришлось пройти, и говорили о своих тогдашних врагах как о «жалких тупоголовых тряпичных куклах», не заслуживающих, в конечном итоге, чтобы на них обрушивали американскую сталь. Правда, это позволяло им расхаживать с самоуверенным видом.

У большинства солдат победоносная война оставляет приятные воспоминания, особенно если это короткая победоносная война. Будут провозглашаться тосты, а имена погибших назовут с грустью и уважением, но всё-таки приобретённый опыт оказал хорошее влияние на солдат, принимавших участие в войне.

Нельзя сказать, чтобы солдаты так уж стремились к военным действиям, просто они чувствовали себя футболистами, которые напряжённо тренировались, но им так и не довелось играть в матче. Умом они понимали, что боевые действия — это не футбол, это игра со смертью, но для большинства из них все это было отвлечённой идеей. Танкисты выстреливали свои практические снаряды, и, если выскакивающие цели были сделаны из стали, они с удовлетворением видели, как летят искры при точном попадании. И всё-таки это было не то, что попадание в башню вражеского танка, когда она взлетает вверх на столбе дыма и пламени… и ты знаешь, что жизни трех или четырех человек погасли, как гаснут свечи на пироге в честь дня рождения. Ветераны второй войны в Персидском заливе иногда говорили о том, что видели результаты своей работы, и обычно добавляли: «Господи, какое это было ужасное зрелище, парень», — но не больше. Для солдат убийство не было преступлением, особенно после того, как проходило время; им противостояли враги, и обе стороны играли со смертью на одном и том же поле. Одна сторона выигрывала, другая терпела поражение. А если вы не хотите рисковать жизнью, тогда не надо надевать униформу. Или тренируйся получше, осел, потому что мы относимся к этому очень серьёзно. Такой была ещё одна причина, по которой солдаты любили тренироваться. Это не была просто интересная тяжёлая работа, доставляющая удовольствие. Нет, напряжённая подготовка служила чем-то вроде страхования жизни, если игра начнётся всерьёз, а солдаты, подобно картёжникам, предпочитали держать в руках козыри.

Диггз закрыл совещание и жестом предложил полковнику Мастертону остаться.

— Что ты думаешь, Дьюк?

— Я тут разнюхивал обстановку. То, что мне удалось узнать, кажется очень хорошим, сэр. Особенно это относится к батальону Гиусти. Он постоянно жалуется на недостаток времени для боевой подготовки. Мне нравится это.

— Мне тоже, — согласился Диггз. — Что ещё?

— Как говорил командир Второй бригады, артиллерия в отличном состоянии, и ваши манёвренные бригады тоже выглядят неплохо, принимая во внимание недостаток времени для полевых учений. Возможно, им не нравится избыток времени, который приходится проводить на тренажёрах, но они хорошо пользуются ими. Сейчас дивизия примерно на двадцать процентов уступает той подготовке, которая была у нас в Десятом мотомеханизированном, когда мы проводили учения в пустыне Негев с израильтянами, и это совсем неплохо. Сэр, дайте мне три или четыре месяца для проведения полевых учений, и они будут готовы выступить против любой армии мира.

— Хорошо, Дьюк, я выпишу чек на следующей неделе. Ты подготовил планы?

— Будут готовы послезавтра. Я полетаю на вертолёте и выясню, какими полигонами мы можем пользоваться и какие для нас закрыты. Поблизости находится германская бригада, которая готова принять участие в учениях, играя роль нападающей стороны.

— Они действительно в хорошей форме?

— Утверждают, что в хорошей. Думаю, увидим это во время учений. Советую сначала направить против них Вторую бригаду. Они немного лучше подготовлены, чем остальные две. Полковник Лизл является офицером нашего уровня.

— Да, его бригада выглядит совсем неплохо. Он получит звезду бригадного генерала в ближайшее время.

— Пожалуй, его время пришло, — согласился Мастертон. А как относительно моей звезды, — подумал он, но промолчал. Он считал себя готовым для генеральского звания, но трудно сказать, как решит начальство. Ну ладно, по крайней мере, он служит вместе с таким же ветераном мотомехвойск, как и он сам.

— О'кей, покажи мне свои планы для учений Второй бригады на фермерских полях… завтра?

— Наброски готовы, сэр. — Мастертон кивнул и направился в свой кабинет.

— Насколько твёрдой должна быть наша позиция? — спросил Клифф Ратледж.

— Понимаешь, — ответил Адлер, — я только что говорил по телефону с президентом, и он сказал, что ему нужно, а наша задача заключается в том, чтобы сделать это для него.

— Это ошибка, Скотт, — предостерёг его заместитель Государственного секретаря.

— Ошибка или нет, мы выполним указания президента.

— Это верно, но Пекин вёл себя очень лояльно и не вмешивался, когда мы признали Тайвань. Пожалуй, сейчас не время слишком сильно давить на них.

— В этот момент, когда мы разговариваем, сокращается число рабочих мест в Америке из-за их политики в сфере торговли, — напомнил Адлер. — Иногда умеренная политика заходит настолько далеко, что её уже нельзя терпеть.

— Полагаю, что решение об этом принимает Райан, а?

— Так сказано в Конституции.

— И я должен встретиться с китайской делегацией на переговорах?

Государственный секретарь кивнул.

— Совершенно верно. Через четыре дня. Подготовь документы, определяющие нашу позицию, и покажи мне перед тем, как мы представим её китайской делегации. Я хочу, чтобы они поняли — время шуток прошло. Торговый дефицит должен сократиться, причём как можно быстрее. Они не могут получать от нас столько денег и тратить их где-то в другом месте.

— Но они не могут закупать у нас военное снаряжение, — заметил Ратледж.

— А зачем им вообще нужно все это вооружение? — задал риторический вопрос Адлер. — У них так много внешних врагов?

— Они заявляют, что национальная безопасность — это их дело.

— Тогда мы ответим, что наша экономическая безопасность — наше дело, и они ничем нам не помогают в этом. — Это означало, что КНР делается намёк на то, что они, похоже, готовятся к войне — но с кем и является ли это благом для мира? Ратледж задаст этот вопрос с намеренным хладнокровием.

Ратледж встал.

— Я ознакомлю их с нашей позицией. Я не совсем согласен с ней, но от меня и не требуется этого, верно?

— Опять правильно. — Адлеру не нравился Ратледж. Его карьера в Государственном департаменте была обязана скорее политике, чем заслужена профессиональной деятельностью. Например, он поддерживал близкие отношения с бывшим вице-президентом Келти, но когда решился вопрос с отставкой вице-президента, Клифф отряхнул свой пиджак с удивительной быстротой. Скорее всего он не продвинется дальше в Государственном департаменте. К настоящему моменту он уже продвинулся так высоко, как только мог, не имея по-настоящему серьёзной политической поддержки — скажем, преподавания в школе Кеннеди Гарвардского университета, где дипломат преподавал и одновременно выступал по телевидению PBS с вечерними новостями. Там он ожидал, когда его заметит политический деятель, будущий претендент на высокую должность. Но это в случае, если повезёт. Ратледж поднялся выше, чем позволяли его профессиональные заслуги. Вместе со своей должностью он получал приличное жалованье и немалый престиж на вашингтонских вечеринках, где он стоял в списке «А» приглашённых. Это означало, что после ухода с правительственной службы он увеличит свой доход на целый порядок, став консультантом какой-нибудь фирмы. Адлер знал, что он может поступить так же, но не собирался делать этого. Скорее всего он возглавит школу Флетчера в университете Тафта и будет передавать накопленные знания новому поколению будущих дипломатов. Он был слишком молод для настоящего ухода на пенсию. Правда, для Государственного секретаря правительственная жизнь после смерти — ухода с этого поста — значила мало, так что учёный мир примет его с готовностью. К тому же время от времени он будет консультировать заинтересованные фирмы, писать статьи в газетах, где он станет исполнять роль старого и мудрого государственного деятеля.

— Тогда я возьмусь за работу. — Ратледж вышел из кабинета Государственного секретаря и пошёл в свой кабинет на том же седьмом этаже.

Ну что же, мне выпало исполнение почётного поручения, — подумал заместитель Государственного секретаря, даже если это не то поручение, как ему хотелось. Этот парень Райан не был таким президентом, каким, по мнению Ратледжа, должен быть президент. Райан полагал, что трения между государствами можно решить, приставив пистолет к голове недовольных и предъявив ультиматум, вместо того чтобы убеждать их. Путь Ратледжа длиннее, но зато намного безопаснее. Чтобы получить что-то, нужно уступить в чём-то. Правда, осталось уже мало, в чём можно уступить КНР, разве что отказаться от дипломатического признания Тайваня. Он понимал причину, по которой президент пошёл на такой шаг, но всё равно это было ошибкой. Это стало источником раздражения для КНР, и нельзя ставить какой-то идиотский «принцип» на пути международной реальности. Дипломатия, подобно политике — ещё одна область, в которой Райан, как это ни печально, плохо разбирался, — является практическим делом. В Китайской Народной Республике проживает больше миллиарда людей, и это следует уважать. Пусть у Тайваня демократически выбранное правительство и тому подобное, но это всё равно отколовшаяся провинция Китая, а потому их разногласия являются внутренним делом китайцев. Их гражданская война продолжалась больше пятидесяти лет, но азиатам не занимать терпения.

Гм, — подумал он, усаживаясь за стол. — Мы хотим то, что мы хотим, и получим, что хотим… Ратледж взял деловой блокнот и откинулся на спинку кресла, обдумывая текст, который ему предстояло написать. Вполне возможно, что это неправильная политика.

Это может быть глупая политика. Это может быть политика, с которой он не согласен.

Но это была политика, и если он надеялся подняться выше в иерархии Государственного департамента — он имел в виду другой кабинет на этом же этаже — и занять должность первого заместителя Государственного секретаря, ему придётся подать эту политику так, словно она представляла собой его собственную, со страстью и энтузиазмом. «Все равно что быть адвокатом, — подумал Ратледж. Им приходится защищать глупые дела в суде. Это не делало их наёмниками, нет, это делало их профессионалами, а он тоже был профессионалом».

К тому же его так и не сумели поймать. К чести Эдда Келти, он так и не рассказал никому о том, как Ратледж пытался помочь ему стать президентом. Он мог быть двуличным по отношению к президенту, но оставался лояльным к своим людям, как и полагается политическому деятелю. А этот парень Райан, каким бы умным он ни был, так и не догадался об этом. Так вот, господин президент, — подумал Ратледж. — Вы считаете себя умным, но я нужен вам, чтобы формулировать для вас вашу политику. Вот!

— Это приятная перемена, товарищ министр, — заметил Бондаренко, входя в кабинет директора СВР. Головко указал ему на кресло и налил стопку водки, это топливо русских деловых встреч. Пришедший генерал-полковник сделал обязательный глоток и поблагодарил хозяина за проявленное гостеприимство. Обычно он приходил сюда после окончания рабочего дня, однако на этот раз ему послали официальный вызов, причём сразу после ланча. Бондаренко почувствовал тревогу — когда-то подобное приглашение в штаб-квартиру КГБ означало быстрое посещение мужского туалета — за исключением того, что у него были тёплые отношения с главой русского шпионского ведомства.

— Дело в том, Геннадий Иосифович, что я обсудил ваши идеи с президентом Грушевым, и он пришёл к выводу, что вы носите три звезды на генеральских погонах достаточно долго. Пришло время, сказал президент, и я согласился с ним, что вам пора получить ещё одну золотую звезду вместе с новым назначением.

— Неужели? — Это не застало Бондаренко врасплох, но он с подозрением посмотрел на Головко. Не всегда приятно, чтобы твоя карьера находилась в руках других людей, пусть даже тех, кто ему нравился.

— Да. Со следующего понедельника вы становитесь генералом армии Бондаренко и вскоре после этого отправитесь в путь, чтобы стать главнокомандующим Дальневосточного военного округа.

Брови Бондаренко поднялись от этой новости. Это было осуществлением мечты, которую он лелеял долгие годы.

— Вот как. Могу я спросить, почему на Дальний Восток?

— Дело в том, что на меня произвели впечатление ваши опасения относительно наших соседей. Ко мне поступили донесения из ГРУ о том, что китайская армия продолжает широкомасштабные учения. Говоря по правде, наша разведывательная информация из Пекина — это не всё, что нам хотелось бы получать. Поэтому Эдуард Петрович и я пришли к выводу, что следует укрепить нашу восточную границу. Это станет вашей работой, Геннадий Иосифович. Постарайтесь справиться с этим заданием, и тогда вас ждут ещё более хорошие новости.

«Это могло означать только одно», — подумал Бондаренко, скрывая свои эмоции за бесстрастным лицом игрока в покер. Выше четырех шитых золотых звёзд генерала армии была только одна большая звезда маршала, предельное звание для любого русского солдата. После этого можно стать главнокомандующим всей Российской армии, или министром обороны, или уйти в отставку и писать мемуары.

— Я хотел бы взять с собой в Хабаровск нескольких полковников из своего оперативного управления, — задумчиво произнёс генерал.

— Конечно, это ваша прерогатива. Скажите, Геннадий Иосифович, что вы собираетесь предпринять там?

— Вам это действительно интересно? — спросил только что произведённый генерал армии.

Головко широко улыбнулся при этих словах генерала.

— Понятно. Геннадий Иосифович, вы собираетесь преобразовать Российскую армию по своему образу и подобию?

— Не по «моему образу и подобию», товарищ министр. Я хочу, чтобы наша армия стала такой, какой она была в 1945 году, когда одерживала победу за победой. Существуют образы, которые кое-кому хочется обезобразить, и образы, которых никто не осмеливается коснуться. Какой из них, по вашему мнению, подходит нам лучше?

— Во сколько это обойдётся стране?

— Сергей Николаевич, я не экономист и не бухгалтер, но могу заверить вас, что расходы на это будут намного меньше, чем цена бездеятельности. «Теперь, — подумал Бондаренко, — у меня будет широкий доступ к разведывательным данным, которыми владеет страна». Будет лучше, если Россия потратит деньги на то, что американцы стыдливо называют Национальными техническими средствами — разведывательные спутники стратегического назначения, — что когда-то делал Советский Союз. Но ему придётся пользоваться тем, что есть в его распоряжении. Может быть, ему удастся убедить ВВС совершить несколько специальных полётов…

— Я передам ваши слова президенту Грушевому. — «Хотя это вряд ли принесёт какую-нибудь пользу», — подумал генерал. Государственный карман был выскоблен до предела, денег больше нет, хотя, может быть, это изменится через несколько лет.

— Сможет ли армия получить немного денег от эксплуатации новых минеральных месторождений в Сибири?

Головко кивнул.

— Да, но только не сразу. Проявите терпение, Геннадий Иосифович.

Генерал допил остаток водки.

— Я могу проявить терпение, но будут ли терпеливыми китайцы?

Головко пришлось согласиться с беспокойством генерала.

— Это верно, на этот раз их учения более масштабные, чем раньше. — То, что когда-то было причиной для беспокойства, стало теперь чем-то рутинным, и Головко иногда терял такую информацию в кажущемся беспорядочном потоке каждодневной жизни. — Но не существует дипломатических причин для беспокойства. Между нашими странами дружеские отношения.

— Товарищ министр, я не дипломат и не разведчик, зато изучаю историю. Я припоминаю, что отношения между Советским Союзом и гитлеровской Германией оставались дружескими до 22 июня 1941 года. Передовые части германской армии, ворвавшейся в Советский Союз, миновали советские грузовые поезда, везущие на запад нефть и зерно для фашистов.

— Это верно, и по этой причине у нас существует Служба внешней разведки.

— В этом случае вам нетрудно вспомнить, что в прошлом Китайская Народная Республика всегда с завистью смотрела на минеральные богатства Сибири. Эта зависть выросла ещё больше после того, как в Сибири удалось обнаружить новые богатства. Мы не публиковали это в открытой печати, но можно предположить, что у китайцев есть разведывательные источники прямо здесь, в Москве.

— Мы не можем отбросить такую возможность, — признался Головко. Он не прибавил, что среди этих источников наверняка есть твердокаменные коммунисты из прошлого России, люди, которые оплакивали кончину прошлой политической системы страны и видели в Китае союзника, способного восстановить в России истинную веру в марксизм-ленинизм, пусть даже с небольшим добавлением маоизма. Генерал и директор СВР были в прошлом членами коммунистической партии: Бондаренко потому, что карьера в Советской армии требовала этого, а Головко по той причине, что ему никогда не доверили бы ответственный пост в Комитете, не будь он членом КПСС. Оба механически бормотали бессмысленные слова и старались держать открытыми глаза во время партийных собраний. И в том, и другом случае они посматривали на женщин, присутствующих в зале, или думали о проблемах, представлявших конкретный интерес. Но были и такие, кто слушал и думал о партии и действительно верил в эту чепуху. Как Бондаренко, так и Головко были прагматиками, интересующимися главным образом реальностью, к которой можно прикоснуться и пощупать, а не созданными из пустых слов теоретическими моделями, которые вряд ли смогут когда-нибудь осуществиться. К счастью для обоих, они занимались не проблемами, имеющими отношение к теоретическим вопросам, а профессиями, тесно связанными с действительностью, где на их вольнодумство смотрели сквозь пальцы. Причина заключалась в том, что талантливые люди нужны везде, даже в стране, где на талант смотрели с подозрением и всячески старались сдерживать его. — Но у вас там будут достаточные возможности.

«Вряд ли, — подумал генерал. — Чем он будет располагать на Дальнем Востоке? Шесть дивизий моторизованной пехоты, бронетанковая дивизия и подразделение дивизионной артиллерии. Все эти части принадлежали к регулярной армии, укомплектованные примерно на семьдесят процентов и с сомнительным уровнем подготовки. Его первой задачей, причём совсем непростой, станет превращение этих парней, одетых в военную форму, в солдат Красной армии, сокрушивших немцев под Курском и продолживших наступление, венцом которого было взятие Берлина». Это станет настоящим подвигом, но есть кто-нибудь ещё, способный решить такую задачу? — спросил себя Бондаренко.

Он знал несколько многообещающих молодых генералов, возможно, он похитит одного из них, но среди генералов своего возраста Бондаренко считал себя самым мыслящим в Вооружённых силах России. Ну что ж, ему дали пост командующего и шанс доказать это.

Всегда существует вероятность неудачи, но люди вроде него видят открывающиеся возможности, тогда как другие видят только опасности.

— Полагаю, мне предоставят свободу действий? — спросил он после окончательного размышления.

— В разумных пределах, — кивнул Головко. — Нам хочется, чтобы вы не начали там войну.

— У меня нет желания двинуться на Пекин. Мне не нравится китайская кухня, — шутливо ответил Бондаренко. Кроме того, русские являются хорошими солдатами. Никто не сомневался в их боевых способностях. Им нужны всего лишь хорошая подготовка, хорошее вооружение и квалифицированное руководство. Бондаренко считал, что сможет обеспечить им две потребности из трех и этого должно хватить. Его мозг уже мчался на Восток, он думал о штаб-квартире, каких штабистов он найдёт там, кого ему придётся заменить и откуда взять замену. Там будут трутни, офицеры-карьеристы, стремящиеся только отслужить свой срок, заполняя бланки, словно в этом заключался смысл службы старшего офицерского состава. Такие офицеры увидят, что их карьера подошла к концу — пожалуй, он даст всем тридцать дней, чтобы исправиться, и если он знал себя, после такого внушения некоторые заново откроют смысл своей профессии.

Но больше всего он надеялся на рядовых солдат, молодых парней, которые равнодушно носят военную форму своей страны, потому что никто не объяснил им, кто они и какой важной является задача, стоящая перед ними. Он исправит это. Они будут настоящими солдатами, эти молодые парни. Стражи страны, в которой родились, они заслуживают того, чтобы стать гордыми стражами. После соответствующей подготовки, уже через девять месяцев они будут лучше носить свою форму, стоять, выпрямившись, и немного важничать во время увольнительных, как и подобает солдатам. Он покажет им, как нужно вести себя, заменит им отца, подгоняя и уговаривая своих новых сыновей, как стать мужчинами. Это достойная цель для любого мужчины, и он, в качестве главнокомандующего войсками на Дальнем Востоке, подаст пример, которому захотят следовать Вооружённые силы всей страны.

— Итак, Геннадий Иосифович, что мне передать президенту? — спросил Головко, наклонившись через стол и подливая в стопку своего гостя ещё немного отличной «Старки».

Бондаренко поднял свою стопку, словно салютуя хозяину кабинета.

— Товарищ министр, прошу передать президенту, что теперь у него есть новый главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке.