Месть

Глава 15

Лили проснулась задолго до звонка будильника и с ужасом обнаружила, что Шейны рядом нет. Она бросилась в детскую, дверь была открыта, в комнате никого, правда, с кухни доносились какие-то звуки. Стоя посреди комнаты дочери, Лили подумала, что, видимо, Шейна встала несколько часов назад; в комнате царил безупречный порядок, нигде ни пятнышка, одежда аккуратно висела на плечиках. По спине Лили пробежал холодок; она чувствовала себя так, словно она на сцене и готовится к выступлению. Все вещи здесь принадлежали Шейне, но они не несли на себе отпечатка ее присутствия. Это не комната ее дочери, это холодное безликое совершенство и торжество порядка.

Она нашла Шейну одетой, сидящей за кухонным столом. Девочка делала уроки, на коленях у нее спал щенок. Лили подошла к ней, погладила по волосам, положила ей руки на плечи и заглянула в тетради на столе.

— Когда ты встала?

— Около четырех. Мне что-то не спалось.

— Ты уверена, что хочешь сегодня идти в школу?

— Я уверена, что не хочу оставаться здесь одна на целый день. Правда, мне не хочется оставлять Дай одну. — Она помолчала. — Да нет, я пойду в школу.

Позже, по дороге в школу, Лили сказала Шейне, что она поставит в ее спальне новую кровать, из дома, который она так несчастливо сняла. Кровать, на которой случилось изнасилование, Лили решила вывезти на свалку и сжечь.

Шейна посмотрела на мать нежными мечтательными глазами.

— Это было бы чудесно, мамочка. Та кровать мне и в самом деле очень понравилась.

В этот день Джон уехал раньше Лили, и ей пришлось взять «хонду». Подъезжая к комплексу административных зданий, она от волнения судорожно сжала пальцами руль. Кто знает, может быть, они уже ждут ее в кабинете с ордером на арест, сейчас ее закуют в наручники и проведут к выходу на глазах у сотрудников.

— Ну-ка, возьмите меня, — вызывающе пробормотала она, обращаясь к ветровому стеклу.

Если бы не Шейна, она, пожалуй, обрадовалась бы и такому исходу и была готова отвечать за свои действия. Ей не пришлось бы больше притворяться и вести себя так, словно ничего особенного не произошло, а на самом деле каждую минуту ожидать ареста, который сразу разрубил бы узел страха и вины, спутавших ее по рукам и ногам.

Молча Лили поднялась на лифте на нужный этаж, прошла через пункт контроля и поспешила в свой кабинет, глядя в пол и не обращая внимания на доносившиеся из дверей других кабинетов телефонные звонки и стрекотание принтеров, выплевывавших копии документов. Кто-то окликнул ее по имени, но она, сделав вид, что не слышит, ускорила шаги, прислушиваясь к бешеному сердцебиению, которое сотрясало все ее тело. В ее кабинете было темно, как и в холле перед ним. Она включила свет и прежде всего решила удостовериться, что всё на месте и никто не рылся в ее отсутствие в бумагах. Все лежало на прежнем месте, кажется, никто не проявил интереса к содержимому ее служебного стола. Лили села на мягкий стул у стола и расслабилась, в ту же секунду почувствовав себя в безопасности. Это место, которое она любила, это работа, ради которой она жила, это ее надежное убежище. Здесь она уважаемый профессионал. Здесь она полноправная личность.

— Доброе утро. — В кабинет энергичной походкой вошел Клинтон и сел перед ее столом. — Как вы себя чувствуете? Уж не грипп ли вас поразил?

Он ничего не знал. Слава Богу, подумала она. Клинтон совершенно не умел скрывать свои мысли.

— Сегодня уже все нормально, осталась только небольшая слабость. «Скажи ему что-нибудь еще!» — кричал ее мозг. В этот момент ей привиделась совершенно фантастическая картина — она стоит совершенно голая, и с ее рук стекают струйки крови ее жертвы. — Итак, вы, кажется, пошли на повышение, правда, пока вы лишь исполняете обязанности начальника отдела, но впоследствии вы, видимо, продвинетесь. Вы довольны своим назначением?

— Да, но вернуться опять к этим дурацким делам после того, как я успел почувствовать вкус к более интересным вещам. — Он состроил гримасу отвращения, правда лицо его тут же оживилось. Он взволнованно подался вперед. — Да, чуть было не забыл, все это произошло вчера, когда вас не было. Эрнандес убит. Вы могли бы предположить такой поворот дела?

Может быть, Клинтон заманивает ее в ловушку, подумала она. Может быть, он и сам не знал, что играет роль капкана?

— Эрнандес? По какому делу он проходил?

— По делу проститутки. Это тот Эрнандес, которого я отпустил позавчера. Мне вчера позвонили из окснардского полицейского управления и расспрашивали об этом деле. Они думают, что его застрелили из проезжавшей машины — какие-то бандитские разборки. Как бы то ни было, кто-то сэкономил налогоплательщикам кучу денег.

Стараясь сохранить спокойствие, Лили изо всех сил вцепилась в подлокотники стула. Ее охватила паника. Значит, полицейский следователь интересовался подробностями дела Эрнандеса. Может быть, Клинтон сообщил им, что она брала с собой дело Эрнандеса и что убит он был как раз тогда, когда папка находилась у Лили. Что она может теперь сказать в свое оправдание? У нее слегка помутилось в голове, она представила себе, как они празднуют вечеринку по поводу сэкономленных долларов налогоплательщиков, бросая в воздух конфетти, а в середине пиршественного зала стоит на столе гроб с телом Эрнандеса. Обнаружив на столе лежавшие под папкой очки, которые она забыла уходя, она водрузила их на нос и стала перекладывать с места на место бумаги, лежащие на столе.

— Следователи интересуются пострадавшей, проходящей по этому делу. Они решили допросить женщину, но произошла весьма странная вещь — она исчезла и ее до сих пор не могут найти.

Пока Клинтон продолжал свое повествование, Лили начала выстукивать ручкой по столу бешеный ритм. Заметив, как изменилось выражение его лица, Лили прекратила барабанную дробь.

— Что же здесь странного? Она шантажистка и, поняв, что ничего не добьется, исчезла. В этом нет ничего необычного. — Лили чувствовала, что в ее голосе проскальзывают раздражение, злость и волнение.

— Да, кажется, я засиделся, у вас еще масса дел, — проговорил он поднимаясь.

— Нет, мне интересно, продолжайте… заканчивайте то, что вы начали рассказывать. — Чтобы он не видел ее рук, Лили положила их на колени.

— Ну вот, короче, она пропала и оставила двоих детей, и, как рассказал следователь, по отзывам сестры пострадавшей, последняя была очень заботливой матерью. Профессии у нее нет, и она пошла на панель, чтобы заработать денег на своих детей. Так вот, дети не имеют никакого понятия, где она находится. Теперь примите во внимание, что она заявила на Эрнандеса и он был арестован через четыре дня после этого. Ее же никто не видел с самого момента его ареста.

Сцена изнасилования с беспощадной четкостью привиделась Лили, на верхней губе ее выступил пот, когда она вспомнила нож в его руке и слова: «Слизывай кровь поганой шлюхи».

Она прижала к щеке руку, грея зубы, как компрессом.

— Полагают ли полицейские в Окснарде, что он мог убить ее, чтобы она не выступила свидетельницей обвинения? Произвели ли они обыск в его доме в поисках вещественных доказательств?

Она очень живо представила себе его дом и залитый его кровью тротуар. Интересно, подъели ли собаки ее рвоту, или ее аккуратно соскребли и отправили на экспертизу? Может быть, тело несчастной проститутки было разрезано на части и лежало в запертом на висячий замок холодильнике?

— Они, конечно, работают очень медленно, у них по три-четыре дела об убийстве в месяц, но занимаются они этим делом очень грамотно. Они конфисковали его фургон и вообще движутся в правильном направлении. Дело поручено Брюсу Каннингхэму. Вы о нем наверняка слышали, очень толковый следователь.

На столе Лили зазвонил телефон. Ей же показалось, что звонок раздался в холле. Она подняла голову и увидела, что Клинтон выжидательно смотрит на нее. Резким движением она нажала кнопку селектора.

— Джен, на все звонки отвечайте, что меня нет.

— Я думаю, Лили, что вы имеете право на это дело и хочу передать его вам.

— Не спешите, Клинтон. Все материалы, которые вы получаете от Каннингхэма, показывайте мне.

Если кто и должен был заниматься этим делом — то именно Каннингхэм, подумала Лили, чувствуя, как возрастает ее страх и как ее все больше охватывает паника. Каннингхэм лучший следователь в Окснарде, а возможно, и во всем графстве. Она знала его и его сильные стороны. С Каннингхэмом она сталкивалась несколько раз в прошлом, они совместно вели ряд дел, у этого человека был безупречный послужной список. Если Каннингхэм передавал дело в суд, можно было быть уверенным, что приговор не вызовет никаких сомнений. Этот человек никогда не давал ввести себя в заблуждение, никогда не суетился и никогда не шел на компромисс со своей совестью, поступаясь профессиональной честью. О таком следователе мог мечтать любой обвинитель, а для преступников он истинное наказание Божье и кошмар. И вот теперь такой человек работал против нее.

— Это дело может быть намного сложнее, чем оно кажется на первый взгляд. Я не хочу сказать, что вам надо сильно тревожиться по поводу всяких мелочей, но…

Руки Лили впились в край стола, она напряженно подалась вперед.

— Говорите, Клинтон. — Она не в силах была больше сдерживать свои эмоции.

— Дело в том, что этот Каннингхэм немногословен и сейчас молча, но упрямо прощупывает почву. Кажется, этот Эрнандес и его братец несколько месяцев назад были задержаны полицией и занесены в карточку оперативных наблюдений. Так задержаны они были в компании, угадайте кого? — Кармен Лопес, и — внимание! — Вальдеса и Наварро.

Лили едва не упала со стула. Это могло явиться успехом, можно было сказать прорывом, в деле Макдональд — Лопес, и вообще, эти сведения могут оказаться важными и с других сторон. В них могло быть ее спасение. Если Эрнандес убил проститутку и организовал убийство Макдональда и Лопес, то он был дважды убийцей и наверняка психопатом.

— Пусть Каннингхэм докладывает мне все детали дела, которые станут ему известны, невзирая на то, какими незначительными они ему покажутся. Я хочу, чтобы мы немедленно начали свое собственное расследование. Проинформируйте обо всем Батлера и, конечно, Фаулера. В прессу не должно просочиться ни одного слова, вы меня поняли?

— Так точно, шеф, — ответил Клинтон, на которого подействовала ее суетливость. В дверях он оглянулся на Лили. — Вы знаете, я не хотел работать под вашим началом. Мне казалось, что вы окажетесь упрямой и непредсказуемой. Я был просто набитым дураком. Как только мы укомплектуемся, я бы хотел вернуться в ваш отдел.

Она посмотрела на него поверх очков.

— Вы боялись, что я буду слишком упрямой и требовательной? Не того, что я женщина, а того, что буду жесткой, да? Это что-то новое. Вы можете вернуться, Клинтон. Только продолжайте пользоваться кондиционером для волос.

Он засмеялся. Лили потянулась вперед, стремясь приобщиться к его заразительному золотистому смеху, поймать этот переливчатый звук, проглотить его и научиться смеяться вновь. Ей, правда, удалось слегка приподнять в улыбке уголки рта, которые, впрочем сразу же опустились.

— Он очень дорогой. Вы согласитесь оплачивать его покупку?

— Едва ли, — ответила она, постаравшись еще раз улыбнуться.

Когда он ушел, она, не в силах усидеть на месте, вскочила и кругами принялась расхаживать по кабинету. Она испытывала страшную клаустрофобию в этом крошечном помещении, но стоит ей выйти отсюда, как она окажется среди людей, где ей придется поддерживать вежливые разговоры и выслушивать всякую чушь. Единственное, о чем она могла теперь думать — Каннингхэм, Каннингхэм и еще раз Каннингхэм. Лили беспрестанно шепотом повторяла это имя. Он был не просто хорошо известен среди специалистов-юристов и полицейских, пожалуй, его можно было назвать знаменитым. О деле Оуэн писали все газеты. Лили не представляла себе, как мог этот человек, не имея тела жертвы, собрать достаточно доказательств преступления, чтобы заставить суд вынести приговор убийце. А если бы женщина, живая и здоровая, в один прекрасный день пришла в зал суда? Лили была парализована унизительным страхом. Если Каннингхэм распутал столь сложное дело, то он наверняка додумается, что это именно она убила Бобби Эрнандеса.

Ее видел родной брат Эрнандеса. Неужели Лили всерьез думала, что сможет среди бела дня застрелить на улице человека и выйти сухой из воды? Сейчас она живет во времени, взятом в долг. Все ее действия были чистейшим безумием. Внезапно она увидала, что в дверном проеме, насупив брови, стоит Ричард и внимательно наблюдает за ее метаниями по кабинету.

— Я звоню тебе целое утро, но Джен сказала, что ты не отвечаешь на звонки, а потом позвонил Клинтон и проинформировал меня о новых обстоятельствах в деле Макдональд — Лопес. С тобой все в порядке, Лили?

Она обошла вокруг стола и встала за ним, как бы пытаясь столом отгородиться от Ричарда.

— Нет, — ответила она. — Кажется, еще нет, но я стараюсь.

Она воспринимала его теперь, как незнакомца из другого времени и другого измерения. У нее было такое впечатление, словно Ричард часть жизни не ее, а какой-то другой женщины.

— Может быть, мы выпьем вместе после работы? Можем поехать в какое-нибудь тихое место.

— Не могу. Мне надо вести дочь к психологу.

Он встал, пересек кабинет, подошел к ней и взял ее за руку. Ее ладонь была холодна и безжизненна, она безвольно лежала в его руке.

— Когда мы снова увидимся? Я хочу обнимать тебя, прикасаться к тебе.

Лили отняла руку.

— Не знаю, — ответила она. — Я и в самом деле не знаю.

— Ты не знаешь, когда мы увидимся, или не знаешь, хочешь ли ты вообще меня видеть?

— Я сейчас живу дома. — Она посмотрела ему в глаза. — Я не знаю, что будет с нами дальше. Сейчас я вообще ничего не знаю.

Зазвонил телефон. Лили взяла трубку. Джен доложила ей, что на проводе Каннингхэм, и спросила, будет ли она говорить.

— Мне надо идти, Ричард. Я еще вернусь к тебе.

Когда он вышел, Лили сделала глубокий вдох и нажала на селекторе мигающую кнопку. Следователь заговорил еще до того, как Лили сняла трубку.

— Мне домой позвонил Силверстайн и в приказном тоне начал вещать, что я должен делать. Кто этот парень и почему ваши люди вообразили, что они имеют право указывать мне, как вести расследование?

— Мне очень жаль, Брюс. Примите мои извинения. Естественно, я понимаю, что расследование ведете вы и только вы… но… — Она отчаянно пыталась отделить себя от своих переживаний, не проговориться и справиться со своей ролью. Если ей это не удастся, то своим звериным чутьем он угадает ее страх. — Дело Лопес — Макдональд свело здесь всех с ума. Это одно из тех дел, которые обычно захватывают вас целиком.

— Это так, — согласился он. Гнев его, очевидно, поутих. — Как только я буду что-то знать, сообщу вам в ту же минуту. Все дело-то может не стоить и выеденного яйца.

Она поняла, что он готов повесить трубку. Слова застряли у нее в горле. Наконец она заговорила.

— Что у вас реально есть по Эрнандесу?

— Мне казалось, что кое-что нашел, но оказалось, след был взят неправильно. Соседка запомнила номер машины, но машина оказалась явно не та, хотя мне кажется, что номер был записан правильно. Мы разыскали владельца машины — им оказался шестидесятилетний мужчина из Лейсер-Уорлда. — Разговаривая, Каннингхэм что-то жевал, в трубке было слышно причмокивание, а где-то на заднем плане аппетитно потрескивал жир на сковородке. — Мы составили портрет предполагаемого преступника: белый, пять футов десять дюймов, худощавый, с гладкой кожей. Похоже, что это профессиональный убийца, а там, кто его знает. Из тех, кто доставляет нам удовольствие.

— Спасибо, Брюс, — сказала Лили. — Звоните нам, если отыщете что-нибудь новенькое.

Изумленно посмотрев на телефон, она повесила трубку. Удовольствие, подумала она, удивившись тому, насколько мало понимают люди значение тех слов, которые употребляют в небрежных словах и фразах. Она представила себе, как сидит на полу в окружении таких же, как она, а рослый следователь стоит посредине, как школьный учитель. Он смотрит на детишек и спрашивает:

— Ну, а теперь скажите, кто из вас доставил нам удовольствие и убил нехорошего мистера Эрнандеса?

И Лили гордо поднимает руку.

Она чувствовала, что сходит с ума.

Если бы не ее черный маркер, то сидеть бы ей уже в следственном изоляторе. Они ищут мужчину, профессионального убийцу. Так он ей сказал. Но Каннингхэм умен и коварен, и она хорошо понимала, что он выведет ее на чистую воду, выследит и дождется лабораторного подтверждения ее причастности к преступлению. Она уронила голову на руки, потом схватила себя за волосы и с силой рванула. Чтобы избавиться от абстрактной пустоты, ей надо было испытать реальную, настоящую боль. Но ничего не помогало. Когда она отняла руки от головы, в пальцах остались клочья ее рыжих волос.