У входа в закусочную стояла очередь из двенадцати машин, но Каннингхэма это совершенно не волновало. По воскресеньям в их доме был разгрузочный день и поэтому в эти дни он взял себе за правило ужинать вне дома, хотя в обычные вечера он этого не делал, а ужинал в кругу семьи. Его жена Шэрон и трое его детей имели склонность к полноте, разгрузочное меню обычно состояло из куриных грудок, приготовленных на гриле, овощного салата и картошки без масла. При одном воспоминании о маленьких сухих кусочках мяса Каннингхэма начинало тошнить. У него потекли слюнки и заурчало в животе от предвкушения двойного гамбургера с сыром и порции доброй жареной картошки.
Стоя в очереди, он анализировал информацию, которую добыл к сегодняшнему дню. Касательно убийства Бобби Эрнандеса сведений было мало, точнее сказать, их не было совсем. Когда какая-то мексиканская бабенка, жительница квартала, где жил Эрнандес, позвонила в полицию и рассказала офицеру, говорившему по-испански, что она записала номер маленькой красной машинки, он сразу понял, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она тем не менее настаивала, что совершенно верно записала номер, так как несколько раз проверила правильность записи, пока машина довольно долгое время стояла возле двери Эрнандесов, в нескольких метрах от ее окон. Она рассказала, что ей в этот день надо было идти на работу и поэтому она рано встала. Ее кухонное окно выходит на улицу, и когда она увидела стоящую невдалеке машину со включенным двигателем, то поняла, что дело нечисто, и решила сразу записать номер. Но этот след никуда не привел. Даже в вашингтонском национальном криминалистическом информационном центре, куда он послал по факсу фоторобот, не нашли ничего, за что можно было бы зацепиться.
Он хотел найти оружие по отпечаткам пальцев на двух гильзах, найденных на месте преступления, но отпечатков пальцев не было и оружие идентифицировать он не сумел. Поначалу он думал, что убийство совершено профессионалом, но потом эта мысль была отброшена, так как ее ничто не подтверждало. Профессионал стреляет только один раз, так как знает, что его выстрел смертелен, поэтому, чтобы не рисковать, он никогда не стреляет дважды. Кроме того, братья Эрнандес были не Бог весть какими большими фигурами, а в Окснарде достаточно заплатить пятьсот долларов и вам предоставят длинный список потенциальных киллеров. Причем не все они профессионалы, но тоже стоят в очереди за заказами.
Единственная стоящая на его взгляд версия случившегося могла быть следующей: он думал об этом парнишке, которого убили вместе с Кармен — о Питере Макдональде. Если братья Эрнандес причастны к убийству и семья убитого, узнав об этом, по каким-то причинам не стала ставить в известность полицию, а движимая чувством мести решила расправиться с Эрнандесом или каким-нибудь членом его семьи. Такое предположение подкреплялось тем фактом, что убийца был без всякого сомнения англосаксом и приехал на дорогой машине.
Наконец подошла очередь Каннингхэма, и он получил заветный пакетик с двойным гамбургером и жареной картошкой. Он припарковался неподалеку, откупорил банку с диетической содовой водой и с наслаждением вонзил зубы в хрустящую корочку гамбургера. Содовую он купил в магазине самообслуживания. При любой возможности полицейский не упускал шанса сэкономить цент — другой. Пока он ел, пришло решение связаться со следователями, которые вели дело Лопес — Макдональд и разузнать подробности о семье Макдональд.
Официально это было не его дело, но никто не будет возражать, если он захочет приложить руку к пестованию этого дорогого дитяти. А Мэнни Эрнандес был запачкан, запачкан, это можно сказать совершенно точно. Да и не только в этом дело, Мэнни испуган, по-настоящему испуган. Каннингхэм очень хорошо чувствовал запах того, что называют страхом, а от Мэнни этим воняло за квартал.
Что касается исчезновения Патриции Барнс, шантажистки, которую Эрнандес якобы пытался изнасиловать и похитить, то здесь тоже не было никаких зацепок. Улик никаких, истица в суд не явилась и Эрнандеса пришлось отпустить. Тело не найдено, не находили даже неопознанных трупов, а ведь в его поисках он прочесал весь штат. В фургоне Эрнандеса кашли волосы, идентичные волосам, обнаруженным на массажной щетке, которую предоставила следствию сестра Патриции Барнс. Но это ничего не дало. Они и так прекрасно знали, что женщина была в фургоне. Ни в машине, ни в доме не найдено следов крови, что могло бы подтвердить версию об убийстве. Скорее всего, Барнс объявится — через день, через месяц или через год, чтобы навестить своих детишек. Вероятно, она отправилась попутешествовать. Конечно, есть вероятность того, что она просто зарыта в землю Бог знает где и ее тело никогда не будет найдено. Например, тело Этель Оуэн так и не нашли и скорее всего никогда не найдут. Самое волнующее в его работе — неопределенность. Неизвестность подстегивала его рвение.
Вернувшись в участок, Каннингхэм зашел в архив и, обнаружив там Мелиссу, радостно улыбнулся. Хорошо, что эта сучка сегодня на месте.
— Господи, Мелисса, — сказал он ей, — я обожрался, как свинья. — В доказательство он расстегнул куртку и показал ей свой живот. — Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь поесть?
Мелисса положила сигарету на край пепельницы и насмешливо улыбнулась Каннингхэму.
— Спасибо. Я хочу сказать — спасибо, не надо.
Она с рассеянным видом, не замечая больше следователя, откинулась от стола, где были разложены бумаги, с которыми она работала. Когда она взяла с пепельницы сигарету, он заметил на ее правом большом пальце мозоль от постоянного пользования ручкой — Мелисса много писала. Она, черт возьми, лучший работник в их отделе. Единственная проблема, что в бедной девушке не больше восьмидесяти пяти фунтов живого веса. Либо она страдала анорексией, либо ела таблетки, снижающие аппетит. Никто не мог этого понять, но всем в отделе было страшно интересно.
Отец Мелиссы — древний старик, это был бывший черт, ставший от бессилия на старости лет ангелом. Теперь он передвигался на инвалидной коляске, так как его поразила какая-то редкая болезнь, которая случается в старости у людей, в молодости изрядно побаловавшихся наркотиками. При такой жизни молодой женщине ничего не оставалось, как утверждать себя на работе. Она одевалась недорого, но со вкусом, темные волосы зачесывала назад и стягивала на шее гладким узлом. В последнее время она так исхудала, что, когда садилась на стул, ей приходилось подкладывать подушечку, потому что на крестце у нее совсем не осталось мяса.
— Мелисса, лапочка, — начал Каннингхэм как можно ласковее, — у меня есть задание для тебя и только для тебя. Лишь ты сможешь справиться с ним. Ты же знаешь, что ты здесь самый лучший работник и я надеюсь на тебя.
Она не улыбнулась в ответ на эту тираду, но встала и, обойдя стол, подошла к нему. Вечная сигарета, дымясь, осталась лежать в пепельнице. Она привыкла, что перед ней заискивают, потому что она, перерабатывая, выполняла работу для половины отдела и за половину отдела. Она писала рапорты за патрульных полицейских, хотя это была их святая обязанность, но эти лодыри слишком ленивы, и Мелисса зарабатывала свои мозоли и худела на глазах.
— У меня совершенно ничего нет по этому делу об убийстве, ну совсем ничего, — сказал он. — Единственное, что у меня есть — это номер машины, да и тот, вероятно, записан неправильно.
Мелисса посмотрела на него большими добрыми глазами и подождала, пока он разыскал нужную карточку в своей папке.
— Итак, вы хотите, чтобы я нашла всевозможные комбинации в поисках нужного номера. А что, собственно говоря, мы ищем?
— Мы ищем малолитражную красную машину, ее владельца, который должен жить в радиусе пятидесяти миль отсюда. Потом запросите данные на владельца и если он хотя бы на пятьдесят процентов соответствует описанию, то дайте мне взглянуть на него. Проверьте также все комбинации номеров угнанных за последнюю неделю машин.
— Мы увидимся с вами на Рождество, Брюс. К этому времени я разберусь с вашим маленьким заданием.
Мелисса взяла у него лист бумаги и сунула его в свой блокнот. Она могла сколько угодно разыгрывать раздражение, но Каннингхэм прекрасно знал, что она очень любит такую работу. Жаль, думал он, лавируя своим крупным телом по коридору по дороге в следственный отдел. Из этой девчонки мог бы получиться лучший коп в отделе, но… где вы видели копа весом восемьдесят пять фунтов. Нет, таких копов не бывает. Как раз в этот момент мимо него, кивнув на ходу, прошел малорослый человечек в форме. Как он ни старался, он никак не мог привыкнуть к подобным задохликам, как он называл таких полицейских. Когда он пришел работать в полицию, это был мир гигантов, сплетенных из мышц и сухожилий. Все они были здоровыми, бравыми мужиками, городскими героями. Теперь его окружали карлики, и не только по своим физическим данным, это были мужчины и женщины, которым приходилось прибегать к жестокости и насилию, чтобы чувствовать свое превосходство и контролировать положение. Из-за нескольких полицейских Лос-Анджелеса и всех населяющих его людей, которые оказались моральными банкротами, полгорода сгорело во время беспорядков, тысячи остались без крыши над головой и без работы. Такое дерьмо не могло случиться в Омахе. Там тоже совершались преступления, но то, что делается здесь — это просто сумасшествие, моральная деградация и конец полицейской службы. Люди совершенно отчаялись. У них больше нет героев, нет воинов, нет защитников и некому больше держать оборону. Если уж копы перестали отличать хороших людей от плохих, то, значит, дальше ехать уже некуда.
Да, подумал он, плюхнувшись в свое кресло и положив ноги на стол, служба уже не та, что раньше. Самое худшее — что и мир стал уже не тот, что раньше. Может быть, ему стоит взять бумагу и карандаш, написать рапорт и подумать, не выбрать ли в жизни другую дорогу, пока сточная вода не засосала его в канализацию вместе с другими крысами, пока еще не слишком поздно.