Месть

Глава 37

Шейна заставила Грега высадить ее за квартал от ее подъезда и дошла до дома пешком. Отец возился в гараже с какой-то трубкой, которая показалась Шейне деталью бензонасоса.

— Где мама? — спросила она.

— Машина здесь, значит, она где-то в доме. Я ее не видел, я только что приехал домой.

— Так ты сегодня ночью оставил ее дома одну? — спросила она обвиняющим тоном. — Чем же ты занимался? Провел ночь со своей подружкой?

Отец бросил трубку и поднялся, вытирая руки ветошью.

— Я не разрешаю тебе разговаривать со мной в таком тоне. Ты слышишь? Я не сделал ничего постыдного. Твоя мать и я расстались. Она переезжала отсюда, ты помнишь?

Шейна ничего не ответила и поспешила в дом, с треском захлопнув за собой дверь.

— Мама! — крикнула она, но ответа не было. — Она вошла в затемненную спальню и увидела, что мать лежит на кровати, свернувшись клубком. — Мама, — повторила она, ее тревога нарастала с каждой секундой, — ты в порядке? Почему ты лежишь в постели днем?

Лили лежала неподвижно, ничего не отвечая. Шейна подбежала к матери и начала ее трясти.

— Просыпайся! Мама, ты меня слышишь? Что с тобой?

Лили перевернулась на спину и простонала что-то нечленораздельное. Замолчав, она сразу же уснула опять. Шейна увидела на полу раскрытую сумочку и нашла там пузырек с таблетками.

— Вот оно что, — Шейна так громко выкрикнула это, что Лили снова проснулась. — Я сейчас спущу эти таблетки в унитаз.

— Шейна, ну, пожалуйста, не надо, — умоляла Лили. — Я же не могу заснуть без этих таблеток. Шейна, это же глупо.

Но было поздно. Из туалета донесся шум спускаемой воды.

Шейна вернулась в комнату и раздвинула шторы, в спальню хлынул яркий солнечный свет.

— Вставай, — сказала она. — Прими душ и наложи макияж. Мы идем гулять. — Она подошла к матери и положила ей руки на колени. — Если я еще раз увижу, что ты пьешь таблетки, я и их выброшу. А если ты будешь упорствовать, то я начну принимать наркотики. Их очень легко купить в школе.

Она стояла, опустив руки вдоль тела, но грудь ее вздымалась от волнения.

С трудом поднявшись с кровати, Лили озадаченно взглянула на дочь. Ей просто не верилось, что ее родное дитя способно так отчитать родную мать. Казалось, они поменялись ролями.

— Куда же мы пойдем? — спросила она.

— Сначала мы где-нибудь пообедаем, а потом отправимся в кино. Я посмотрю в газете, где что идет, а ты пока одевайся.

Шейна нашла газету на кухонном столе. Она была еще не развернута, закручена в трубочку и стянута резинкой. Шейна стянула с газеты резинку и развернула ее. Посмотрев на первую страницу, она пробежала глазами информацию о досуге в ее нижней части. Но тут ее внимание привлекли три фотографии, помещенные здесь же.

На них были изображены Мэнни Эрнандес, Бобби Эрнандес и полицейский, застреливший Мэнни. Мельком прочитав сопроводительный текст, Шейна остановилась на абзаце, где было написано, что Бобби Эрнандес был застрелен неизвестным утром тридцатого апреля — то есть на следующий день после изнасилования, подумала Шейна. Дальше следовало описание предполагаемого убийцы: белый мужчина ростом около пяти футов десяти дюймов. На нем была надета синяя вязаная лыжная шапочка, и приехал он на малолитражной красной машине. Шейна выронила газету, словно бумага обожгла ей руки. Мысли ее путались.

Мать сказала ей неправду, она соврала, когда именно был убит тот человек. Ее мать ездила на малолитражной красной машине. Другие детали и подробности того утра упрямо лезли в голову. Шейна припомнила, что мамы не было дома всю ночь и вернулась она только на следующее утро. Она живо припомнила, как мама, согнувшись, стояла за своей «хондой», когда она вошла в гараж, а в гараже пахло то ли краской, то ли каким-то растворителем. Все это Шейна вспомнила очень ясно и отчетливо. Что же делала мама в ту ночь и на следующее утро?

Она услышала шаги по дощатому полу, быстро свернула газету и сунула ее в мусорное ведро. Сейчас было не время задавать вопросы. Единственное, что она сейчас понимала, — что что-то не так: у ее матери крупные неприятности. Войдя в спальню, Шейна пристально посмотрела на Лили — напряженное лицо, темно-синие круги под глазами.

— Ты прекрасно выглядишь, — солгала она. — Пошли. Я не нашла газету, мы просто поедем и посмотрим, что там идет в кинотеатре на ярмарке.

— Газета была на кухонном столе, — сказала Лили, оглядываясь. Глаза ее припухли и лихорадочно блестели. — Не вижу. Может быть, ее взял папа.

— Пошли, ну что делать, нет, так нет, эка важность. Сначала надо поесть, я просто помираю с голода.

На углу они остановились в закусочной «Карл Джуниор» и заказали гамбургеры. Лили выпила чашку черного кофе и, откусив от гамбургера пару кусочков, отложила его в сторону.

— Ешь, — настаивала Шейна. — Ты мне сама говорила, что надо питаться, иначе заболеешь. Ты же ничего не съела. Что это такое? Значит, мне это вредно, а тебе нормально, так, что ли?

Прикрыв рот ладонью, Лили против воли улыбнулась.

— Боже, так ведут себя все матери?.. Я все съем, уж очень ты у меня строгая.

— Да, — ответила Шейна, — это я у тебя научилась. — Она перегнулась через стол и заглянула матери прямо в глаза. — Во всяком случае, ты была строгой раньше… до того, как начала принимать таблетки.

Оглянувшись, чтобы убедиться, что их никто не слышит, Лили сказала:

— Не бери в голову эту чепуху насчет таблеток. Я не пристрастилась к ним и не стала наркоманкой. Многие взрослые люди принимают транквилизаторы, особенно те, у кого напряженная и нервная работа. Ты же знаешь, что раньше я не принимала никаких таблеток.

— Зато я знаю, что в последнее время ты пьешь их постоянно. Я же вижу, какой ты стала, и вижу таблетки у тебя в сумочке.

Шейна вспомнила тот день, когда впервые обнаружила таблетки. Это было, когда она нашла фотографию того человека, портрет которого она видела в сегодняшней газете, человека, как две капли воды похожего на опознанного ими насильника. Она хотела было спросить о нем, но удержалась, боясь, что у нее разыграется воображение.

Они вышли из ресторана и направились к стоянке. С ясного неба ярко светило солнце, температура воздуха была градусов семьдесят пять[4]. В такой денек грех сидеть дома, подумала Шейна. В такой день испытываешь счастье просто оттого, что ты живешь на свете.

В машине Шейна настроила приемник на рок-станцию и опустила стекло, позволив свежему ветру ласкать лицо и трепать волосы.

— Знаешь, что я думаю? — сказала она. — Почему бы нам не поехать поискать себе домик? На улице слишком хорошо, чтобы сидеть сейчас в кино. Туда мы пойдем, когда стемнеет.

Впервые за весь день лицо Лили просветлело.

— У меня есть на примете несколько домов. Только надо позвонить агенту по недвижимости, чтобы он вместе с нами посмотрел их. Может, конечно, в их конторе уже никого нет, но попытаться стоит.

— Знаешь, мама, тебе обязательно надо переехать. Ты же с ума сходишь оттого, что тебе приходится жить с папой, с которым вы уже не муж и жена. Я знаю, что официально вы женаты, но ты же понимаешь…

— Я все-таки продолжаю думать, что тебе не следует сейчас, в конце года, переходить из одной школы в другую. Может, мы подождем, остался какой-то месяц. Я даже сомневаюсь, что за это время нам удастся найти приличное жилье.

— Давай договоримся так, — объявила Шейна, — мы переезжаем, как только найдется подходящий дом, ладно? Но до конца года я останусь в своей старой школе. Несколько раз в неделю ты сможешь отвозить меня туда, потом ведь несколько раз я буду ночевать дома у палы, так что…

— Пожалуй, такой вариант подойдет, — ответила Лили, оторвавшись от руля и разминая затекшие пальцы. — Ну, посмотрим.

Остановившись у телефона-автомата, они созвонились с агентством и договорились посмотреть два дома. До осмотра оставался еще час. Они заехали в магазин, и Лили купила сотовый телефон.

— Какой хорошенький, — воскликнула Шейна, — можно я позвоню кому-нибудь?

— Потом, — возразила Лили. — Во всяком случае, теперь ты сможешь позвонить мне в любое время, где бы я ни была. Значит, ты в самом деле хочешь жить со мной?

— Да, да, сколько раз тебе повторять одно и то же? — Она потянулась к Лили и поцеловала ее в щеку. — Со мной все будет в порядке, мама. Того гада, который нас изнасиловал, посадят в тюрьму, и мы с тобой будем счастливы. Ты знаешь, я сегодня все утро думала об этом. Я обязательно буду счастливой. Неважно, что со мной случилось. Мы живы, он не убил нас. И ты тоже будешь снова счастлива.

Первый дом, который они осмотрели, зарос мхом и пропах плесенью. Краска со стен облупилась, а кухня пребывала в ужасном состоянии. К машине они возвращались, зажав носы.

— Чем это так противно пахло? — спросила Шейна. — Как будто кто-то забыл спустить за собой воду в уборной.

Они засмеялись, и Шейна положила руку на плечо Лили.

Второй дом им понравился. Небольшой, но очень удобный, рядом с гостиной располагался маленький кабинет. Дом был выстроен из старого необожженного кирпича, полы выложены коричневой кафельной плиткой, в разных концах дома находились две спальни, у каждой своя ванная комната, задний двор состоял из маленького деревянного бассейна и уютного патио, обсаженного деревьями. На фасаде дома была прикреплена сигнализационная панель. Пока Лили разговаривала с агентом, Шейна ощупала пальцами гладкий металлический ящик с мигающими красными лампочками. Здесь они окажутся в безопасности, подумала она. Не будет у них с мамой слез и ночных кошмаров.

— Мне нравится, — с энтузиазмом произнесла Шейна, глядя на мать. — Давай его снимем. Ты только подумай, мам, двор — сплошная трава, никакой грязи. А деревянный бассейн — просто прелесть.

— Мы не можем принять решение прямо сейчас, — сказала Лили агенту. — Мне надо посоветоваться, кое-что обдумать, а завтра я вам позвоню.

Когда они вышли на улицу, Шейна заставила мать вернуться и сказать, что они снимут этот дом. Шейне страшно хотелось переехать прямо сегодня же и начать с наступающего вечера жизнь сначала. С этими взрослыми сплошные проблемы. Они всегда усложняют самые простые вещи.

— Так нельзя, Шейна. Мы должны все обсудить с твоим папой. Кругом очень много домов сдается в аренду.

— Я уже говорила с папой на эту тему.

— Почему ты не хочешь, чтобы и я с ним сегодня поговорила?

— Он не сможет отказать, — настаивала Шейна. Настроение у нее испортилось. — Когда разводились родители Салли, судья спросил у нее, с кем из родителей она хочет жить. Ведь мне скоро четырнадцать.

— Мы не хотим… доводить дело до суда. Самое главное, ты не вмешивайся, я сама все устрою. Хочу, чтобы мы все остались близкими людьми, тебе от этого будет только лучше.

— Нет, — просто сказала Шейна, — не надо говорить: «Тебе будет лучше», мама. Так будет лучше нам — тебе и мне.

По ее лицу пробежала тень. Она представила себе, как будет спорить и протестовать ее отец. В памяти всплыла газета, которую она читала сегодня, и утро после изнасилования. Что сделала мама с этим человеком, думая, что это он изнасиловал их? Может быть, это ужас содеянного омрачал ее лицо и делал таким глухим голос? Шейна сидела в каком-то оцепенении и смотрела на мать.

— С этого момента, что бы мы ни делали, мы будем делать для нашей общей пользы. Ты поняла? Мы с тобой одна команда. Мы вместе прошли через это и вместе это преодолеем. Я люблю папу и буду проводить с ним какое-то время, но он больше никогда не будет стоять между нами.

Лили, не мигая, смотрела прямо перед собой.

— Мама, пообещай мне, что ты не позволишь ему отговорить себя от нашего переезда.

— Я сделаю все, что могу, — заверила Лили.

— Нет, — тряхнула головой Шейна, — этого недостаточно. Пообещай мне, что ты не будешь больше пить таблетки и обращаться со мной, как с маленьким ребенком. Я стану помогать тебе, а ты помоги мне. Я стану рассказывать тебе все, и ты будешь отвечать мне тем же. Вот как все получится у нас.

— Я обещаю.

— Вот и хорошо. Значит, все будет прекрасно.

Шейна откинулась на спинку сиденья. Мысли ее блуждали. Они упакуют свои вещи и переедут в новый дом. Они оставят в прошлом все плохое, что было в их жизни до этого. Если ее мать совершила что-то противозаконное и из-за этого с ней случится какая-то неприятность, то пусть вместе с мамой накажут и ее. Что бы ни сделала ее мать, она сделала это ради своей дочери, и Шейна не допустит, чтобы кто-нибудь еще раз обидел ее маму.