Глава 7

Позвонил Клинтон из сорок второго отдела и сказал, что ему нужно переговорить с ней по очень важному делу до конца рабочего дня; она согласилась, хотя уже была как на иголках. Сегодня вечером Джон должен был завезти Шейну в дом, который Лили сняла в тридцати минутах езды от их дома. Лили готовилась к этому вечеру всю неделю. Они с Джоном жили врозь уже восемь дней, и сегодня Шейна впервые должна приехать к ней и посмотреть новое жилище своей матери.

Она тщательно распланировала весь вечер. Она приготовит любимое блюдо Шейны — жареную курицу с картофельным пюре, потом они устроятся на софе и будут смотреть телевизор. Всю мебель Лили купила в комиссионном магазине, и, хотя большинство предметов были недорогими копиями старинных вещей, интерьер получился очаровательным и очень теплым. Большую часть усилий и денег она вложила в комнату Шейны. Лили несколько раз переставляла там мебель, пока не осталась полностью удовлетворенной. Там стояли кровать с высокими стойками и спинкой, как у канапе, выполненный в старинном стиле платяной шкаф, ночной столик на одной ножке. На кровати розовое покрывало, украшенное голубым растительным орнаментом. Лили сама повесила занавески в тон покрывалу. Она сама поместила в рамки фотографии — свои и Шейны и даже снимки, где был изображен ее отец. Рамки были тонкими, сделанными из серебра. Лили расставила их на ночном и туалетном столиках. В шкаф она повесила множество носильных вещей, положила в ящики массу нижнего белья и пестрых чулок. Шейне не придется брать с собой дорожную сумку с вещами, если она решит переночевать у матери.

Дом этот, можно сказать, был даром свыше. Он принадлежал одной пожилой женщине, которая уехала, а ее семья, пока не уладится вопрос о продаже, решила сдать его надежному человеку. Дом стоял в окружении солидных и красивых зданий, в нескольких кварталах от работы Лили. Бывшая владелица была завзятым садовником. Каждый квадратный дюйм двора засажен розовыми кустами и красивыми цветами.

Клинтон, едва переводя дыхание, буквально ворвался в ее кабинет. Волосы его, как всегда, стояли дыбом. Он с треском опустил свой кейс на ее стол.

— Чтобы у нас потом не было никаких проблем на этот счет, я хочу все сказать вам сейчас с глазу на глаз. Я попросил освободить меня от ведения дела Эрнандеса. Вероятно, он уже отпущен на свободу.

Лили облегченно вздохнула. Она была уверена, что Клинтон хочет сообщить ей о каком-то неожиданном повороте в деле Стейси Дженкинс. Несколько дней назад Клинтон опросил девочку и едва не свихнулся от нервного потрясения. Увидев, как содержится ребенок, он решил забрать ее к себе домой. Лили немедленно запретила ему делать это и прочла длинную лекцию о чрезмерной вовлеченности в дело.

— Лили, эй, вернитесь на землю, — сказал он, заметив, что она витает где-то в облаках. — Кстати о том деле проститутки, в котором вы приняли столь горячее участие. Я тогда подумал, что вы выгоните меня со службы за желание прекратить это разбирательство.

— Итак, вы хотите сказать, что жертва не явилась в суд, да? Кажется, вы безуспешно вызывали ее три раза?

— Точно. Я бы с удовольствием дал этому делу ход, но никто даже не знает толком, где она находится, а в отсутствие потерпевшей… — Он сделал паузу, ожидая реакции.

— Прекрасно, Клинтон. Во всяком случае, вы сделали все, что было в ваших силах. Я и сама чувствовала, что закончится именно так. Дайте мне папку с этим делом, я оставлю там свою запись на случай, если оно опять всплывет и начальство вздумает заинтересоваться мотивами прекращения дела.

Она уже стояла, всем своим видом показывая, что собирается идти. Взяв из его протянутой руки папку, она бросила ее в свой кейс, где уже лежало шесть или семь дел, которые она собиралась посмотреть после того, как Шейна ляжет спать. Она поспешила к двери.

— До завтра, босс. Кстати, что это у вас с рукой? Откуда этот великолепный до отвращения синяк. Вы, никак, занимаетесь на досуге армрестлингом?

Положительно, Клинтон начинал ей нравиться.

— А, это. — Она, улыбаясь, разглядывала свою руку. — Это я передвигала мебель в комнате своей дочери.

В коридоре они расстались, и она пошла к лифтам. Лили решила пройти мимо кабинета Ричарда, надеясь хотя бы мельком его увидеть. Он звонил ей почти каждый день, и всякий раз она находила причину поскорее закончить разговор. Как могла она сказать ему, что ее родная дочь предпочла после развода остаться жить с отцом? Обычно дети остаются с матерью, если не бывает каких-либо серьезных проблем. Если бы Шейна была мальчиком, то Лили было бы легче объяснить происшедшее. Но теперь, когда все вроде бы устроилось и Шейна как раз в эту минуту находится на пути к ее дому, она имеет право наконец увидеть Ричарда.

Он висел на телефоне, и разговор, ведшийся на высоких тонах, был в самом разгаре. Увидев Лили, он жестом пригласил ее войти, затем переключил трубку на громкоговоритель, встал из-за стола, обошел кабинет и пинком закрыл дверь.

— Да будь он хоть Иисусом Христом, Мэдисон, — кричал он. — Этот парень должен отсидеть свое в тюрьме. Можешь повторить все три раза — и дело в шляпе. Вот так мы играем в эти игры в нашем графстве.

Глядя в глаза Лили, он протянул руку к телефону и отключился.

— Как дела? — спросила она, подходя к его столу.

— Судебно наказуемые мелкие преступления. Известно ли тебе, сколько дел мы тут проворачиваем? Садись, — предложил он, — я не кусаюсь.

— Не могу, — нежно ответила Лили, — я очень спешу, у меня только одна минута.

— За всю неделю у тебя не нашлось для меня даже этой минуты. Я начинаю думать, что все, что между нами произошло, мне просто-напросто приснилось. — Он откинулся на спинку стула, а потом внезапно подался вперед, в его глазах появилась нежность. — Поедем сегодня ко мне. Я не могу и не хочу забывать тебя.

Взгляд Лили на мгновение метнулся к окну, потом она опять перевела глаза на него.

— Не могу. Я рассталась с мужем. Я так подавлена всеми этими вещами, да тут еще это новое назначение, я просто…

— Видимо, предполагается, что я должен выразить тебе соболезнования по поводу прекращения твоего замужества. Не дождешься. Когда мы увидимся?

Ей стало жарко. Все ее тело горело, как в огне. Она вытерла потные ладони об юбку.

— Скоро. Я тоже все время о тебе думаю. Поверь мне…

Прежде, чем она успела что-то сообразить, он уже был рядом с ней и держал ее за руки. Во всех кабинетах есть одно волшебное место, которое невидимо из окон других кабинетов, — между столом и стеллажом. Именно туда Ричард утащил Лили. Он обнял ее и прижался губами к ее шее.

— Прекрати, — взмолилась она. — Мне действительно надо идти. Меня ждет дочь. Пожалуйста…

Он отпустил ее, и она пошла к двери. Пока она шла, он неподвижно стоял на месте, прижавшись спиной к стеллажу. В дверях она обернулась.

— Я позвоню. Может быть, уже завтра.


Дверь дома была скрыта за большим навесом, поэтому Лили заметила Шейну только пройдя полпути по дорожке, ведущей к крыльцу. В свежем вечернем воздухе плавал нежный аромат роз. Лили улыбнулась и бросилась навстречу дочери. Подбежав, она крепко обняла Шейну.

— Ты давно меня ждешь?

— Давно. Я уж думала, что ты не придешь.

— Прости, моя радость. Мне надо было дождаться одного моего следователя, а потом я заехала в магазин. Да, у меня для тебя сюрприз. Надеюсь, он придется тебе по вкусу.

Войдя в дом, она взяла дочь за руку, поставила на пол дорожную сумку Шейны и свой кейс и повела ее по коридору.

— Вот твоя комната. Как она тебе нравится?

Шейна откинула назад длинные рыжие волосы и уверенно вошла в комнату. Надетый на ней брючный костюм удивительно шел ей, тот самый костюм, который Лили купила ей несколько недель назад. Это был розовый костюм, верх его украшал узор из тесьмы. Шейна высокая и тонкая, из нее буквально лучилась юная женственность, прелесть которой с каждым днем все больше и больше наливалась соком. Стоя спиной к Лили, она осматривала комнату, одну руку положила на покрывало, а другой взяла со столика фотографию, на которой они с Лили были сняты на прошлое Рождество. Она обернулась. На ее лице играла широкая, искренняя улыбка. Улыбка не фальшивая и не насильственная. Девочка была в восторге.

— Мне очень нравится, мамочка. Это просто потрясающе.

Лили почувствовала, что ее заливает волна радости; сквозь занавески струился свет, изгоняя из ее души темноту прошедших восьми дней.

— Загляни в ящики платяного шкафа.

— Мамочка, ой, какая прелесть. — Она была просто потрясена и с восхищенным видом вытаскивала из ящиков все новые и новые вещи, раскладывая их на кровати, чтобы получше рассмотреть. — Как здорово. Я просто в восторге. Мне страшно нравится все. Ой, ты только посмотри на это…

С этими словами она приложила к себе ажурные трусики, которые Лили купила ей в магазине дамского белья в дорогом торговом центре. Она специально не стала отрывать с купленных ею вещей этикетки с ценами, зная, что дочь очень любит именно дорогие вещи. Таким образом Лили хотела подсластить горькие пилюли, которые Шейна принимает сейчас и которые ей еще придется пить во время развода. Кроме того, ей хотелось, чтобы Шейна чувствовала себя здесь как дома. Если это произойдет, думала Лили, дочка будет больше времени проводить у нее. Это станет первым шагом, маленьким, но шагом. Она поняла, что находится на правильном пути, видя, как Шейна с удовлетворением разглядывает цифры на ценниках. Со всей этой одеждой, разбросанной по полу и разложенной на кровати, комната Шейны стала похожа на ее комнату в родительском доме, правда здесь был более изящный, можно сказать, более женский вариант. Мебель в комнате дома, где Шейна осталась жить с отцом, была старой, покрытой царапинами, пятнами лака для ногтей и разводами от пролитой воды.

Охваченная радостным возбуждением, Шейна приникла к матери и крепко ее обняла. Лили зарылась лицом в волосы дочери, пахнущие свежестью и ароматным травяным шампунем.

— Спасибо тебе, мамочка. Мне так все нравится — комната, вещи, фотографии… — Она оторвалась от матери, снова придирчиво оглядывая комнату. — Однако здесь еще не хватает стереосистемы.

— Открой дверь шкафа, — сказала Лили. Она предусмотрела и это. — Все, пошла жарить курицу, я просто умираю от голода.

Чтобы не терять времени, Лили решила не переодеваться, она бросила жакет на свою кровать и пошла на кухню.

— Обед через сорок пять минут.

Скоро в сковороде уже трещало масло, а Лили обрабатывала курицу соусами и приправами, надев сверху костюма недавно купленный передник. Стол был накрыт, сквозь открытую стеклянную дверь со двора на кухню проникал свежий вечерний ветерок, стереосистема в комнате Шейны выдавала громкую рок-музыку. В душе Лили вновь царил мир. Она положила курицу на сковородку и принялась чистить картошку.

— Как я тебе нравлюсь? — спросила Шейна, появившись на кухне в новом костюме, кружась по плиткам кухонного пола, как манекенщица, с развевающимися длинными волосами цвета красной меди.

— Он просто потрясающе тебе идет. В нем ты выглядишь на четырнадцать лет.

— Мне кажется, что у меня слишком большая попа. Не слишком ли много на мне жира?

Вытирая руки о передник и усевшись на край стола, Лили от души расхохоталась. Шейна слово в слово повторила ее, Лили, самое излюбленное утверждение.

— Ты стройна, как тростинка, и просто сказочно хороша. Брось рассуждать о жире. Ты никогда не будешь выглядеть жирной — это не в твоей наследственности.

— Наследственности, какой наследственности? Ты оставляешь мне в наследство какие-то вещи?

— Нет, глупышка. Наследственность — это генетика; на будущий год ты будешь проходить ее по биологии в школе. Наследственность — это то, что ты и правда получаешь в наследство от своих родителей. А у меня никогда не было проблем с весом, и ни у кого в нашей семье их никогда не было. Так что и у тебя все будет хорошо.

Шейна подошла вплотную к матери, посмотрела очень внимательно и серьезно ей в лицо и спросила:

— Значит, когда-нибудь я буду такой же красивой, как ты?

Лили заметила в ее глазах неприкрытое восхищение. Это была ее прежняя дочь. Ее охватили умиротворение и счастье.

— Конечно, ты будешь такой же красивой, как я, и даже лучше меня. Ты и сейчас уже просто красавица. Ты вообще прелесть.

— Нет, мамочка, не так уж я хороша, как ты думаешь. Иногда я совсем не чувствую себя хорошей. Мне с таким трудом даются домашние задания, а многие мои подружки совсем ничего не делают дома, но хорошо учатся и получают одни пятерки. А ты всегда была красивой и умной. Это мне сказал папа. Он говорит, что рядом с тобой он всегда чувствовал себя дураком.

— Ну, может быть, твоя популярность в классе мешает тебе учиться. Если бы ты жила со мной, я бы в первую очередь ограничила твои телефонные разговоры, научила бы тебя дисциплине и у тебя выработались бы навыки добросовестных систематических занятий.

— Ты бы научила меня дисциплине? Но это же глупо, — взорвалась Шейна. — Получается, что я не дисциплинированна. Что ты хочешь сказать? Что я несовершеннолетняя преступница? — Она потупила голову, разглядывая носки своих теннисных туфель. Когда она подняла на мать дрожащие голубые глаза, в них было выражение неизбывной грусти. — Я очень нужна папе и не могу его оставить. Почему ты ушла от него?

— А может быть, Шейна, ты и мне очень нужна? Ты никогда не думала об этом? — Лили подошла к плите и уменьшила огонь. Она уже жалела о своих последних словах. Девочка и так разрывается между родителями. Так что не стоило тянуть еще сильнее. — Ну ладно, — быстро продолжила Лили, — ты имеешь право знать, что произошло. Правда, не знаю, смогу ли я тебе все это объяснить так, чтобы ты поняла. Мы с твоим папой очень по-разному смотрим на жизнь и слишком разных вещей хотим от жизни. Мне пришлось много работать, чтобы закончить юридический, чтобы сделать что-то стоящее из себя. Мне и сейчас приходится много и Тяжело работать. Я очень хорошо делаю свое дело, Шейна. И не только это важно, дело в том, что я делаю очень нужное и полезное дело.

Лили замолчала и вытерла руки о фартук.

— А у папы не столь важная работа? И все дело именно в этом?

— Не совсем. Мне неважно, насколько ответственна и полезна его работа. Но он должен работать полный день. И он должен был поддерживать меня, чтобы мне не было так тяжело. Мне нужны были его одобрение и моральная помощь. — Она посмотрела на Шейну. — А он решил посеять между тобой и мной рознь, и в этом он не прав. Все то время, что он проводил с тобой, он внушал тебе, что мне нет до вас дела. Я всегда была для вас «плохим парнем». Это я наказывала тебя, мне приходилось делать это, а он всегда был хорошим и рассказывал тебе, что я говорю о тебе всякие нехорошие вещи.

— Папа говорит, что с тех пор ты изменилась.

Лили глубоко вздохнула, опершись на кухонный стол.

— Может быть, может быть, я изменилась. — Она улыбнулась. — Все, хватит об этом на сегодня. Переодевайся и давай есть.

После обеда, побросав тарелки в раковину мойки, они сели рядышком на диван и стали рассматривать фотографии из старого альбома Лили. Большинство снимков относилось к тому времени, когда Лили, чтобы получить деньги на обучение в колледже, подрабатывала фотомоделью.

— Ты здесь такая хорошенькая, — говорила Шейна, близко рассматривая одну из фотографий. — Все говорят, что мы с тобой очень похожи. Почему бы и мне не стать фотомоделью?

— Может, когда-нибудь и станешь. Но сейчас ты еще слишком молода для этого. Ты же понимаешь, каково мне будет, если я буду знать, что ты все время находишься в окружении чужих мужчин. Кроме того, тебе сейчас надо сосредоточиться на своих школьных делах и решить, кем ты хочешь быть. Быть фотомоделью хорошо для подработки. Это не может быть основным заработком.

Захваченная воспоминаниями о прошлом, Лили невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Как раз в то время она познакомилась с Джоном. Как она была тогда молода и испугана. То сексуальное надругательство, которое она перенесла в детстве по вине своего деда, оставило в ее душе тайную рану. Это было нечто темное и стыдное, о чем она никогда не говорила ни одной живой душе.

Наконец Шейна устала сидеть, встала и потянулась всем своим долговязым телом. Пока они болтали, она играла со своими волосами, заплетая их в косу. Но банта не было, и коса рассыпалась. От избытка молодой энергии Шейна затанцевала по комнате, размахивая руками. Она была в том возрасте, когда дитя и женщина уживаются в одном теле. В какие-то моменты она сущий ребенок, действия которого совершенно неосознанны, в следующий момент уже самая настоящая женщина, с обдуманными жеманными жестами, заимствованными у кинозвезд, — распущенные волосы и походка, раскачивая стройные бедра.

— А сейчас я хочу позвонить папе, — сказала она.

От досады у Лили даже рот слегка приоткрылся.

Шейна, оглянувшись, посмотрела на мать и одарила ее осветившей все вокруг улыбкой.

— Комната очень мила, мамочка. Конечно, это не то, что дома, но очень мила. А можно поставить сюда телевизор?

— Нет, — огрызнулась Лили, но в следующий момент она уже улыбалась. — Ты трудный случай, Шейна. Трудный, но неповторимый.

Загрузка...