Десять лет спустя, Русь, 1107 год, осень


От игумена Феоктиста прибежали за сестрой Варварой: приглашают к его высокопреподобию. Та явилась. Настоятель Печерской обители сказал: прискакал гонец от князя Святополка, ждут её во дворце.

— Что-нибудь стряслося? — испугалась женщина.

— У него посол от германского императора. И желают поговорить, дочь моя.

— Да зачем же? Я не хочу.

— Неудобно отказывать, не упрямься, пожалуй. Человек приехал издалека, по таким-то погодам.

Евпраксия, помявшись, кое-как согласилась. Дали ей возок, лошадь и возницу, и она отправилась.

Во дворце поднялась в залу для пиров — гридницу. И не сразу узнала в поседевшем, полысевшем мужчине Кёльнского архиепископа Германа — порученца Генриха IV, приезжавшего за ней в Штирию и Венгрию. А теперь, получается, служит новому самодержцу — Генриху V?

Герман встал, поклонился и сказал по-немецки:

— Рад, что вижу вас в полном здравии, Адельгейда.

— Милостью Божьей ещё жива. Только я не Адельгейда уже, а сестра Варвара.

— Понимаю, да.

Сели. Помолчали. Евпраксия спросила:

— Что вас привело в Киев?

— Приказание его императорского величества Генриха Пятого. Он взывает к вашей милости — просит помощи в деле похорон своего отца.

У монахини по лицу пробежала нервная дрожь:

— Как, простите? В деле похорон? Я не понимаю. Ведь насколько мне известно, бывший мой супруг умер год назад!

Немец согласился:

— Совершенно верно. Но лежит до сих пор непогребённый, так как церковь, что подвластна Папе, не даёт согласия на захоронение по чину императора, ибо был отлучён и предан анафеме.

— Страсть какая! Это ж грех великий — тело не предавать земле. Где же он лежит?

— В маленькой, неосвященной Шпейерской часовне. Тамошний епископ, давний враг усопшего, продолжает упорствовать. А поскольку вы были в хороших отношениях с Урбаном Вторым, то могли бы повлиять на епископа, чтобы он выдал тело. Генрих Пятый просит вас отправиться в Шпейер.

Евпраксия похолодела:

— Ехать снова в Германию? Это невозможно.

— Отчего? Три недели пути — и мы на месте. К Рождеству возвратитесь на родину.

— Нет, и не просите. Я давно отрешилась от мирских дел.

Герман покачал головой:

— Разве похороны его величества лишь мирское дело? Долг не только гражданский, но и духовный. Вы любили покойного и имели от него сына. Генрих Четвёртый в завещательном предсмертном письме, продиктованном мне лично, всех простил: Конрада и Генриха-младшего, Урбана и вас. Неужели вам, человеку Божьему, трудно простить его в свою очередь и помочь с погребением?

Женщина замялась:

— Я давно простила его... Тоже написала примирительное письмо и передавала с купцами, но оно, к сожалению, опоздало... Я должна подумать. Посоветоваться с родными... Завтра дам ответ.

— Превосходно, я жду.

Вся в смятенных чувствах, Ксюша помчалась в Вышгород к матери. Та была в обычном расслабленном состоянии и невозмутимо сказала:

— Почему не поехать, тэвочки моя? Что плёхой между вами был, всё уже забыл, всё быльём зарос — после драка кулаками нельзя махать. А помочь надо.

— Маменька, голубушка, это тяжело! — на каком-то надрыве выкрикнула дочка.

— А земной жизнь есть вообще тяжёл. Ничего, ничего, ты такая сильный. Оставлять тело без могил — тяжелей ещё. Ты сама себе места не найти, если не поехать.

На обратном пути Евпраксия завернула в Андреевскую обитель — повидаться с Ваской, Катей и Серафимой. Васка уже поправилась и ходила в школу, а сестра никак не могла решить, оставаться ей в Янчином монастыре или перебраться в Печерский. Весть о том, что Опракса до конца года может пропутешествовать в Германии, вроде даже обрадовала её:

— Вот и хорошо, я пока останусь. А потом видно будет.

— И тебя не страшит наше расставание?

— Безусловно, милая, но я верю, что за расставанием будет встреча. Ты должна поехать. А иначе не простишь себе никогда.

Девочка поддакнула:

— Да, поехать надо, только не одной.

— С кем ещё?

— Так со мною.

Евпраксия снисходительно рассмеялась:

— Вот ещё придумала!

— Маменька, пожалуйста, ну поедем вместе!

— Даже не проси! Я сама умираю от страха, как подумаю, что опять отправлюсь за тридевять земель, а ещё за тебя бояться! Нет, останешься дома. Бережёного Бог бережёт. — Посмотрела на Серафиму: — Ну а ты что мне присоветуешь?

Бывшая келейница поддержала общее мнение:

— Да, нельзя не пойти навстречу пасынку. Коль послал сюда человека, значит, ты его единственная надежда. Хочет упокоить отца. Как ему откажешь?

Из груди Варвары вырвался вздох:

— Понимаю: вы правы. А душа отчего-то ноет.

— Ясно: от сомнений. Примешь вот решение — сразу успокоишься.

— Я ещё посоветуюсь с отцом Феоктистом.

Настоятель Печерского монастыря, выслушав её, ласково спросил:

— Дочь моя, что тебя страшит больше — дальняя дорога или нежелание оказать услугу своему давнему обидчику?

— Ах, ни то ни другое, отче. Я на Генриха больше не сержусь. Бог ему судья! К тяготам дороги тоже отношусь трезво. Просто неизвестность меня гнетёт. И разлука с дорогими людьми.

— Стало быть, смирись. Долг превыше страхов. Я благословляю тебя на духовный подвиг. Ты должна вынести невзгоды и свершить святое предназначение. Судя по всему, Небо хочет этого. — И перекрестил её трижды.

Ксюша подчинилась.

Выезжали 30 октября, в мелкий дождик, что считалось благоприятной приметой для отъезда. Герман скакал верхом, а Опракса двигалась в закрытом возке, с небольшим сундучком, где везла необходимые в дороге вещи и лекарства. Вспоминала, как её впервые увозили в Германию — больше двадцати лет назад: пышно, целым свадебным поездом, кавалькадой, с верблюдами... А теперь — скромно, очень буднично и в сопровождении всего пятерых немцев-всадников...

Первую остановку сделали в Житомире. Ужинали вместе в гостином дворе, говорили о ситуации в Германии, об итогах Крестового похода. Евпраксия узнала, что союзные войска европейцев, переправившись на греческих кораблях в Малую Азию, тяжело пробивались с боями к Иерусалиму и в конце концов овладели городом летом 1099 года. Было провозглашено Палестинское христианское княжество, во главе которого встал Готфрид де Бульон. Через год он умер, заразившись тропической лихорадкой, и престол унаследовал его брат. Так что цель вроде бы достигнута и Святая земля освобождена, но неверные окружают христиан со всех сторон, без конца нападают, и приходится посылать на Ближний Восток новые и новые войска для отпора противнику; а энтузиастов всё меньше, денег тоже, и не ясно, сколько Бодуэн сможет продержаться.

— А нашли ли священный сосуд Сан-Грааль? — задала вопрос Евпраксия.

— Я не знаю, не слышал, — отвечал ей Герман. — И признаться, считаю, что его не существует в природе. Это всё легенды из песен трубадуров...

Помолчав, Ксюша попросила:

— Расскажите мне о последних днях Генриха Четвёртого.

Немец посмотрел с неохотой, но потом решил, что нельзя ей отказывать.

— Он, конечно, не признал отлучение от церкви на соборе в Пьяченце, где вы выступали, и продолжил править частью Священной Римской империи, остававшейся у него в подчинении. Даже собирался ехать в Святую землю, чтобы помогать Бодуэну де Бульону, передав бразды правления Генриху-младшему. Но как раз в это время новый Папа, избранный после смерти Урбана Второго, правящий и ныне — Пасхалий Второй, — снова отлучил императора от церкви. И провозгласил императором Генриха Пятого.

— Сын с отцом находился в ссоре?

— Часто враждовали, но не менее часто и мирились. Сын просил отца подчиниться Папе, и тогда конфликт будет разрешён. Генрих-старший вроде бы ответил согласием, и к нему прислали папского легата. Но они сразу же поссорились, и легат отказал самодержцу в отпущении грехов. Рассердился и младший Генрих. Он напал на отца, посадил под арест в замок Бекельхайм, а епископ Шпейерский вынудил монарха подписать отречение. И на съезде в Майнце двадцать седьмого декабря тысяча сто пятого года Генрих Пятый был повторно коронован.

— А его родитель?

— А его родитель, выпущенный из Бекельхайма, ускакал в Льеж, где и объявил своё отречение недействительным, ибо было подписано оно под угрозой смерти. Он решил бороться с сыном за престол. Центром сопротивления выбрал Кёльн. Генрих Пятый осадил город и попытался взять его штурмом. Вряд ли бы это удалось, если б Генрих Четвёртый не скончался. Перед смертью я его причастил и собственноручно записал последнюю волю — он прощал всех своих врагов, в том числе и сына.

— Ну а сын?

— Сын похоронил его в Шпейерском соборе. А когда уехал, Шпейерский епископ, не согласный с этим решением, вынул тело из саркофага и удерживает непогребённым полтора года.

— Господи Иисусе! Что же Генрих Пятый не повлияет?

— Шпейер находится в княжестве Пфальц, а оно не подвластно императору.

— Ну и чудеса! — удивлялась Ксюша невесело.

А потом, оставшись одна, долго молила Деву Марию о защите и покровительстве в деле упокоения бывшего супруга.

Загрузка...