Милая обманщица, или Гувернантка из трущоб

16.2

Нивелла была не рада. Она рыдала, умоляла родителей отказаться от свадьбы, падала им в ноги, но те уже приняли решение. Роберта ничуть не смущало, что невеста не желает становиться его женой. Он посчитал, что сделает все, что в его силах, чтобы влюбить в себя непреклонную красавицу. Не беспокоило его и то, что девушка была абсолютной пустышкой — ни намека на дар в ней не было. Для великого рода это было важно, сохранить магическую кровь, но на что только не закроешь глаза из-за любви.

После пышной свадьбы молодая супруга стала сама не своя. С каждым днем Нивелла все больше ненавидела своего мужа. Она была все раздражительнее и агрессивнее, часто срывалась на слуг, а по ночам рыдала в своей комнате. Но хуже не было дня, когда она узнала, что ждет ребенка.

— Я проснулась тогда от шума на кухне, — сказала Летисия. — Я направилась туда, подумав, что одна из служанок подворовывает продукты. А встретила госпожу. И, представьте себе, в ее руках был нож!

Нивелла была бледная, словно стенка. Она приставила нож к своему еще плоскому животу как раз, когда экономка вошла.

— Что вы делаете? — застыла Летисия на пороге.

— Я убью это отродье! — словно выплюнула слова госпожа. — Не будет у него детей от меня! Никогда! Он заставил меня стать его, но детей не получит!

— Госпожа, одумайтесь! — взмолилась экономка. — Вы ведь не только ребенка сгубите, но и себя!

Тогда ей удалось отговорить Нивеллу от опрометчивого шага. Но попытки избавиться от ребенка на этом не закончились. Летисия знала, что госпожа заказывает тайно настойки, которые помогают избавиться от нежелательной беременности. Под покровом ночи ей приносили их служанки, которые и слова боялись сказать против жестокой госпоже, чтобы их не избили и не выгнали.

Магиар Роберт был словно слеп. Он продолжал осыпать жену вниманием и подарками, будто и не замечая ее ненависти к нему. Может так и было, может он был ослеплен своим обожанием, не замечал ничего…

Будущая Иллария крепко держалась за жизнь. Как бы ее мать не пыталась избавиться от плода, живот продолжал расти.

— Я ненавижу его, — сказала она как-то Летисии, когда та меняла постельное белье в ее спальне. — Я буду ненавидеть это гадкое отродье до конца своих дней.

— Что вы говорите, госпожа! — ахнула экономка. — Вы полюбите его, обещаю. Как только малыш родится, вы почувствуете к нему такую любовь, какую никогда и ни к кому не испытывали. Это я как мать вам говорю. Нет ничего крепче, чем материнская любовь.

Но Нивелла была верна данному слову. Как только Иллария родилась, госпожа сразу же приказала унести ее из своей спальни. Она отказалась даже посмотреть на девочку. Ни разу она не держала ее в руках, ни разу не кормила грудью, не баюкала, не утешала, не ласкала. Илли росла без материнской любви, но ей повезло, что отец в ней души не чаял.

Когда наступила вторая беременность, Нивелла вновь пыталась избавиться от ребенка. Она даже прыгнула как-то раз с крыши сарая, надеясь на выкидыш. Видимо, семя Уортеров было жуть каким живучим. Так появился на свет и Эстебан. К Кристану же, своему приемному сыну, она относилась в разы лучше, но лишь потому, что не обращала на него никакого внимания, держалась холодно и отстраненно. А вот родные дети получали от нее порции раздражения и агрессии регулярно.

Эстебан и Иллария боялись свою мать. Они старались держаться от не подальше, но, как и любой ребенок, продолжали ее любитья и ждали, что когда-нибудь она смягчится. Не дождались: Нивелла трагически погибла. Как это произошло, Летисия отказалась говорить. Дети были расстроены смертью матери, но держались довольно хорошо. До того момента, пока отец не ушел в себя. Вот тогда они и стали меняться на глазах, превращаясь в маленьких демонят.

— Это… ужасно, — только и смогла выдавить я. В горле встал ком, мешая нормально говорить.

Летисия покачала головой. Ее глаза были мокрыми.

— Я ведь действительно думала, что она полюбит их. Она ведь мать… Они ее детки… Бедные… Бедные малыши! Сколько несчастий выпало на их долю.

Она всхлипнула и прикрыла глаза рукой. Плечи ее задергались, но она не издавала больше ни звука. Я не стала вмешиваться, ничего говорить — дала время ей привести себя в чувства, выплакаться. Успокоившись, она посмотрела на меня:

— Я не думала, что вы здесь останетесь, госпожа Амалия. Семь! Семь гувернанток за полгода, это надо понимать! Все бежали, роняя туфли, потому что и пары дней не могли выдержать с ними. А еще приграничье…

— Приграничье? — не поняла ее я.

— Да, север Саргонды — приграничные земли, неужели вы забыли? Из-за этого соседства многие не желают тут жить.

— Какого соседства? — машинально переспросила я. Что я упустила в географии этого мира, о чем не знаю?

— Милая, ну вы как дитя. С Темными Землями, конечно же. Мы же живем у самой границы с территорией нечести, откуда вечно пытается что-то выползти. Молодые девушки боятся, в большинстве своем, жить здесь. Но вы достаточно смелы, раз все еще не уехали.

«Хорошо быть смелым, — подумала я. — Когда не знаешь, что нужно бояться.»

Я натянуто улыбнулась экономке. Мое упущение: Амалия должна была знать это.

— И еще, детка, не ходите в лес, особенно ночью. Это строго запрещено. Мало ли, кто может оттуда вылезти. Граница часто бывает нестабильна, особенно в последнее время.

Кажется, я даже шумно сглотнула, когда услышала.

— Х-хорошо, — кивнула я.

Наш разговор был окончен, и я отправилась к себе.

«Темные Земли? Вот тебе раз. Какие еще сюрпризы ждут меня здесь?»

Надо быть осторожнее, не шастать, где ни попадя. В лес не соваться. И будет все хорошо.

Наверное.

Кто ж тогда знал, что даже в поместье далеко не безопасно.