Кто-то толкнул меня в бок:
— Вставай, Тари, — раздался голос у самого уха. — Нам работать пора, ты и так неделю с жаром пролежала.
Я приоткрыла глаза, пытаясь осознать происходящее. За окнами пылал рассвет, и в комнате было более-менее светло. Я резко поднялась, оперлась на ладонь, рассматривая уже немного знакомую обстановку. Мой план не сработал — уснув, я не оказалась дома.
— Где я? — спросила мальчика.
— Дома, — пожал он плечами.
Я кивнула. Посмотрела в окно. Напротив виднелись крыши трех или двухэтажных зданий. С черепицей, как на старых европейских домах.
— Ладно, — выдохнула я. — А дом где?
— В Нильваре, — захлопал ресницами Килли.
— Где? — поморщилась я.
— В Нильваре — столице Саргонды.
Не помню ни таких стран, ни столиц. Пацан боялся, что я с ума сойду? По-моему, это ему стоит беспокоиться.
— Что ж, мне надо идти, — сказала я, вставая с постели.
Не стоит задерживаться здесь, каким образом бы я сюда не попала. Надо выйти на улицу, осмотреться и найти способ вернуться к себе домой.
Взгляд упал на собственные руки. Тонкие, совсем детские пальцы. Грязная кожа. А маникюр? Что с моими ногтями?! Перевернула — вся кожа в мозолях.
Стало как-то нехорошо, голова закружилась. Я опустила взгляд на ноги, который торчали из-под сорочки. Приподняла подол и ахнула. Тонкие, с угловатыми коленями ноги были так же перепачканы.
— Что это такое? — прошептала испуганно.
— Что с тобой, Эльтария? — спросил мальчик.
— Где тут зеркало? — выпалила я.
— Насмешила, Элька, — хихикнул ребенок. — Какое зеркало у нас? Где бы мы столько деньжищ на него взяли?
Я посмотрела на него. На странную заштопанную и залатанную одежду, на дырявые ботиночки. Мальчишка был чумазый с ног до головы, волосы торчали лохматыми прядями в стороны. Выглядел он так, будто в какой-то деревне в тайге жил у родителей-сектантов и никогда не мылся.
— А где можно посмотреть на себя?
— Могу таз дать, мама его вчера начистила. Глядишь, чего и увидишь.
— Неси!
Килли притащил мне тазик из соседней комнаты. Я глянула в его натертое днище и вскрикнула. Таз с грохотом упал на пол.
— Ты чего, Тари? — испугался мальчик. Поднял таз, сунул мне его обратно в руки.
— Это не я, — испуганно прошептала.
— Ты, — мальчик испугался еще больше. Он отошел от меня на пару шагов и опасливо поглядывал.
Я снова подняла «зеркало», рассматривая совершенно незнакомое лицо. И ладно бы, если бы проблема была только в темных кудрях и зеленых глазах, которых отродясь у меня не бывало. Но лицо то было детское!
Огромными блестящими глазами на меня смотрела худая девочка лет двенадцати. На лице ее застыл ужас от осознания происходящего.
— Я умерла, — констатировала я.
— Нет, Тари. Ты живая, — нахмурился мальчик. — Мы думали, что умрешь. Уж сильный жар у тебя был, ты бредила. Все про какую-то гору твердила, про какой-то «телафонь». А потом затихла, но жар спал.
Волосы на спине встали дыбом. Точно, я умерла там, на горе, из-за попытки поймать связь на телефоне. И возродилась здесь, в теле девочки, которую забрала какая-то болезнь. Невероятно.
— А ты кто? — спросила осторожно.
— Киллиан же, — мальчик сложил руки на груди. — Твой брат.
— Ясно, — кивнула я и снова посмотрела в таз. Может я все же брежу? Не вышла из комы? Или ловлю галлюцинации, лежа под выступом скалы?
— Идем уже, Тари, — мы так не успеем нормально денег заработать. — Рой нас вечером прибьет. Он и так зол, что ты несколько дней не могла работать.
Я была в таком шоке и растерянности, что не стали ни спорить, ни сопротивляться. Киллиан дал мне какое-то жуткое потрепанное платье, и я надела его. Вместе мы прошли сначала в соседнюю комнату. Там лежал большой тюфяк, как тот, на котором я проснулась. В углу был очаг. Рядом стоял деревянный стол и такие же стулья, сверху стояла деревянная посуда. Все было ужасно грязное, обветшалое. В воздухе витал запах нищеты.
Мы направились к двери и оказались в узком коридоре с несколькими дверьми, спустились по лестнице с переломанными ступенями и оказались в тесном проулке.
Всюду была грязь, слякоть, стоял ужасный запах. Между деревянными двухэтажными домами, как тот, из которого мы вышли, были натянуты веревки и сушились белье и одежда: серое, коричневое и черное тряпье. В одной из луж лежала свинья, а неподалеку от нее паслись куры. Я так и застыла на пороге, не решаясь идти дальше.
— Доброе утро, Клара! — махнул рукой Киллиан, и я повернулась в ту сторону.
Женщина стирала в тазу, когда мальчик окликнул ее, но подняла голову и кивнула.
— Элька уже выздоровела? Это хорошо.
— Да, Клара. Мы идем работать.
— Пусть боги вас уберегут, — сказала она и продолжила стирать.
Мы петляли по таким же узким и грязным проулкам, пока не вышли на широкую улицу. Здесь уже лежала брусчатка, ездили экипажи с лошадьми, сновала куча людей.
Килли поторапливал меня, но я не могла перестать изумленно крутить головой по сторонам. Картинка, звуки, запахи — всё выбивало меня из колеи. Всё было незнакомо и пугало.
— Тари, поторопись, — брат дернул меня за руку, когда я остановилась.
Я засмотрелась на наряд женщины, которая прошла мимо. На ней было длинное закрытое платье с кучей рюш и оборок, широкая шляпка с цветами, шелковые перчатки. Будто из театра сбежала… Проблема в том, что все вокруг были такими, “сбежавшими с постановки”.
Казалось, я в каком-то историческом фильме, только не понятно про какую эпоху. А может так и было? Кто-то после смерти получает новую жизнь и перерождается позже. А кто-то, как я, оказывается в прошлом.
— А кто сейчас правит? — спросила Килли.
— Король Кристоф Третий, ты что, забыла? — нахмурился мальчик.
Не помню таких в истории. Память услужливо подсказала, что и про Саргонду со столицей Нильваром я никогда знать не знала. Я не только не в своем времени. Я еще и не в своем мире.
Мы дошли до небольшой площади. С одной ее стороны стояло высокое строение в готическом стиле, по краям от его крыльца стояли две огромные статуи воинов с мечами. На другой стороне был парк, по которому прогуливались богато одетые господа и дамы.
— В парк нас не пустят после того, что было в прошлый раз, — сказал Килли. — Так что работаем на площади.
— А что нужно делать? — растерялась я.
— Как что? — изумился он. — Все тоже, что и всегда!
Я смотрела на него с ожиданием. Мальчик вздохнул:
— Совсем плохо болезнь обошлась с тобой, Тари, — вздохнул братец. — Ты танцуешь, я — ворую. Вспомнила?
— Чего? — опешила я. — Мы что, воры?
— Тише! — зашипел Киллиан. — Ты нас убить хочешь?! Танцуй, отвлекая господ, а я обчищу их карманы.
— Я не буду! — возмутилась я.
— Ты совсем уже?! Давай, начинаем, иначе нас Рой пришьет, когда вернемся!
— Ни за что!
Губа мальчика задрожала, но он сдержал слезы. Севшим голосом он произнес:
— Ты хочешь, чтобы отчим опять маму избивал из-за нас? Чтобы нам нечего было есть? Иди, Тари, или лучше нам не возвращаться домой сегодня.
Я оглянулась на прохожих. Посмотрела на Килли. Вздохнула.
— Ладно, как танцевать?
— Как всегда.
— Я не умею!
— Умеешь, просто забыла.
Килли показал на пустой пятачок. Я хотела уже пойти туда, но он меня окликнул:
— Тари, ты забыла кое-что.
Я оглянулась и едва успела поймать что-то летящее в меня. Предмет брякнул, и, подняв руку, я увидела бубен.
— Ну, — выдохнул Килли. — Да уберегут нас боги.
И он скрылся в толпе, оставив меня в одиночестве.
Я вышла на пятачок и начала танцевать. Я не врала, когда говорила, что не умею, поэтому выходило, мягко говоря, плохо. Народ смотрел на меня больше с насмешкой, нежели с интересом.
Из-за плеча одного мужчины я увидела голову Киллиана, который посылал мне какие-то знаки. Я не могла понять, что он хочет, пока он не провел ладонью по горлу.
Ладно. Что там в памяти есть из танцев? Я же бревно, ничего не знаю.
Вдохнула глубоко. Выдохнула.
— На танцующих утят, быть похожими хотят… — начала я, танцуя и гремя бубном. Ничего глупее в жизни не делала, но я должна была хоть что-то предпринять. Я даже увидела, как поднялись брови у брата, когда он увидел, что я вытворяю.
Прохожие были удивлены не меньше. Они стали останавливать и смотреть на девчонку, которая выплясывает странный танец и выкрикивает текст песни.
— А теперь, — объявила, я когда закончила танец маленьких утят. — Танец лебедей!
Я начала изображать балерину в роли лебедя, чем еще больше позабавила зевак. Толпа собиралась все больше, кто-то даже кинул мне под ноги несколько монет.
В какой-то момент я забылась, развеселилась собственным выступлением. И когда Киллиан схватил меня сзади за рукав, я с удивлением обнаружила, что солнце стоит высоко.
— Валим, — сказал мальчик и потянул меня за собой.
Пришлось закончить очередной танец на середине и бежать следом за братом.
Мы юркнули в проулок, и там уже пошли спокойно.
— Ну как?
— Неплохо, — сказал Килли. — Собрали почти как обычно. Но тебе лучше вспомнить твои обычные танцы. Тот шутовской ужас, что ты выплясывала, не так инетересен людям.
— Мне так не показалось, — пожала я плечами.
Мы шли по грязным переулкам трущоб, когда я почувствовала, что голодна.
— А когда обед? — спросила брата. Мы ведь даже не завтракали.
— Смешная, — хохотнул он. — Вечером. И не обед, а ужин.
Мда. Печальненько.
— А сейчас мы куда тогда? — спросила его.
— Дальше работать.
Я встала как вкопанная.
— В смысле? Я думала, мы воруем.
— До обеда, пока на площади народа много. А потом идем в прачечную, помогать маме.
В уме всплыли картинки того, какой это тяжелый труд, работать прачкой вручную. Уверена, здесь нет ни машинок, ни сушилок… Все голыми руками: стирать, полоскать, выкручивать.
— Детский труд запрещен, — возмутилась я. — Это же опасно для здоровья ребенка.
— Не в Саргонде, сестрица, — хмыкнул мальчишка и нырнул под балку разваленного дома.
Окинув взглядом полуразрушенное здание, я пошла следом.