— Отбо-о-ой! — кричит Петька Волжанов и первым вылезает из кабины.
И не летали, а устали больше, чем в бою. Нет ничего худшего, чем сидеть в самолётах при полном обмундировании, в полной боевой готовности и ждать приказа на вылет.
Вышел из тёмной землянки Сигимица. Щурится от света. Вынес маленькую скамейку, поставил на неё, распутывая провода, телефон. Сел на траву, греется на солнышке. Ждёт…
Лётчикам также приказали не отходить от самолётов…
Петька присел под крылом, Мишка положил ему голову на колени.
Тихо вокруг. Листья на верхушках деревьев не шелохнутся. Полосатый конус метеобашенки обвис чулком.
— Эх, в такую пору с удочками бы посидеть…
Снял фуражку, осмотрел заколотые в неё крючки и лески. Лески у него из кетгута, крючки вороненой сталью синеют. С каким трудом он добывал их по одному до войны у ветошника, меняя на тряпьё…
Осмотрелся вокруг, отрезвел от неуместного желания. Штурмовики, нацеленные вверх трехлопастными винтами, притаились в капонирах, вклиненных в лес, под ветки деревьев; дежурная эскадрилья выдвинута к стартовому полю. Спрятана под маскировочные сетки, натянутые над самолётами. Мотористы и оружейники сидят под самолётами в безделье: траву мелкую выщипывают, раструшивая её на крыльях. Виктор Дорошенко — комсорг полка — идёт с фотографическими снимками.
Присел возле ребят, и фотоснимки — результаты недавней работы у той хитрой станции — ещё влажные, похожие на отпечатки неведомых планет, пошли по рукам: поле, изрезанное противотанковыми рвами, одиночные шарики деревьев, белые крапинки стен дальней деревушки, а на переднем плане столб чёрного дыма упёрся в небо. От полотна железной дороги. Присмотрелся Петька — под столбом дыма продолговатое тело паровоза на боку. И сзади — нагромождение платформ и вагонов. В несколько этажей. Не верилось, что там, на земле, скручивается и рвётся в куски толстое железо, сыплются с платформ, точно игрушки, многотонные танки, крошатся, как сухари, красные товарные — для солдат — и зелёные пассажирские посередине — для офицеров — вагоны…
Мишка подлез под руку, лизнул снимок языком.
— Ты что? — спросил Виктор.
Медвежонок лизнул фотографию второй раз, теперь с гладкой, эмульсионной стороны.
— Вить, сними, а? На память. Матери пошлю… — попросил Волжанов.
Дорошенко отстегнул пуговку футляра, широко расставил ноги. Приник глазом к фотоаппарату. Согнулся немного, навёл резкость.
Петька поднял медвежонка на руки.
Другие лётчики тоже начали подходить по очереди фотографироваться с медвежонком. На память. Чтоб домой послать. Мало ли как сложится у каждого жизнь…