Утром следующего дня Мишку покормили и заперли в каморке. Сквозь косые щели в двери он наблюдал, как выстраивались в один ряд лётчики и как вынесли и установили перед строем что-то красное. Мишка не знал, что полк готовился к митингу и что из штабной землянки вынесли бархатное знамя с двумя орденами. Не знал он и того, что торжество назначено в честь его друга Волжанова, которому присвоено звание Героя. Завалился на бок — глаза сами закрылись. Он всегда после сытной еды любил поспать.
— Под знамя — смирно! — пробудился Мишка через время от команды, которая прозвучала за дверью.
Наклонил голову, подставил ушко. Послушал немного, поднялся. После отдыха ему обязательно надо было размяться. И он всегда находил себе дело: то ящики ворочает, то гнёт попавшуюся на пути трубу, то ломает палку. Рычит и злится, если она не поддаётся.
Теперь погрёб лапой шинель, обнюхал железный гвоздь, забитый в бревно. Попробовал его зубами, бросил. Начал протискиваться между лопатами и ломом, раздвигая их. Забрался в угол, обнаружил лаз под стеною, проделанный каким-то зверьком. Подрыл глубже, расширил и — вышел на волю.
Петька Волжанов стоял в это время у штабной землянки и ничего не видел, кроме десятков пар глаз, устремлённых на него. Такого напора взглядов он не выдерживал и краснел. Веснушки на его лице сливались воедино с густым румянцем. Всю боевую жизнь Петьке приходилось быть в строю со всеми рядом. Теперь же его выставили, как именинника, перед строем, у знамени, лицом к лицу с личным составом всего полка, и он, как никогда, смущался.
Монотонно читает по бумажке приказ капитан Сигимица — начальник штаба. Настоящая фамилия у него — Нетудыхата, но капитан не любил своей фамилии и охотно принял кличку. Лицо у него круглое, как солнце, на месте глаз — узкие прорези век. После ранения летать ему запретили, и он с трудом добился места в действующем полку.
Есть у капитана слабость: он любил выступать. С трибуны не стащишь. Подвернулся случай — хлебом не корми. Слушает его Петька и не слушает. Скосил глаза — блуждает по аэродрому: метеобашенка с надутым конусом-мешком; штурмовики, замаскированные в капонирах между соснами. Пузатый бензозаправщик шелестит помпой, наполняя баки самолётов. Землянки поодаль в лесу. И небольшая каморка у дерева. Там Мишка. И так хорошо оттого, что там зверёк, что Петька даже улыбнулся. Некстати улыбнулся.
В это время посмотрел на него командир полка майор Лысенко, и Петька притушил улыбку. Вообще Петьке почему-то казалось, будто улыбка ещё больше придаёт его лицу мальчишеское выражение.
А капитан Сигимица после приказа начал выступать. Слушать нудно… Смежил Петька веки — сквозь снег ресниц увидел что-то знакомое. Чуть не сорвался с места.
Там, на взлётной полосе, у крайнего самолёта, копался в моторе, приставив лестницу-стремянку, техник. А внизу, под штурмовиком, возился Мишка. Он встал на задние лапы, потянулся передними к фюзеляжу, не достал, свалился и снова потянулся. Обнюхал небольшую лесенку-стремянку, приставленную к мотору, лизнул инструменты, разложенные на клочке брезента. Сунулся в бидон с маслом — долго отплёвывался, вытирая нос о траву. Прислонился к шасси — спину почесал, приседая и вставая на задних лапах. Подошёл к маленькому колесу-дутику, на которое опирался хвост самолёта, грызнул его зубами. Резина не поддалась — зарычал на неё.
Неожиданно взревел мотор. Сильная струя воздуха ударила косолапого в грудь. Вихрем полетели сухие листья и травины. Мишку повалило наземь, перевернуло через голову. Кубарем влетел он в кусты — и Петька рассмеялся.
Это произошло в тот момент, когда Сигимица заканчивал своё длинное выступление и, выкинув руку вперёд, хотел произнести что-то особенно громко — да так и остановился с разинутым ртом. Заморгал маленькими глазками.
И только после того, как лётчики повернули головы в ту сторону, куда смотрел Волжанов, после того, как все узнали, что произошло, а глаза майора Лысенко несколько смягчились, капитан Сигимица, сбившись окончательно, опустил руку с бумажками доклада и тоже улыбнулся.