Мишка

«ВОТ, ТАК БЫВАЕТ…»

Измаялся Мишка без Петьки. Восемь боевых вылетов сделали за один день лётчики.

Прилетел Петька в первый раз — Мишка встретил его, как всегда, на старте, побежал за «девяткой», подождал, пока «сгаснет» мотор. И только Петька на крыло, затем на землю — прыг, косолапый к нему на руки. Думал, что теперь, как было, Петька останется с ним, а он подождал, пока бензозаправщик наполнил баки, пока оружейники зарядили пушки и пулемёты, пока моторист тем временем осмотрел двигатель, и снова в кабину. Завёл мотор — скрылась за горизонтом, растаяла в небе крылатая машина. И так восемь раз подряд!

Мишка встал на задние лапы, проводил друга в небо, побрёл на финиш к Миронычу. Лёг на траву, лениво осмотрелся вокруг. Во время полётов медвежонка одолевала невыносимая тоска, и он время от времени жалобно поскуливал, качал из стороны в сторону, как бывает звери в клетке, головой, тяжело вздыхал. А когда наступало время Петьке вернуться, задирал голову, прислушивался к отдалённому гулу. Каким-то особым чутьём зверь, как хороший механик, различал «девятку» по звуку мотора. Поведёт мордой, быстро-быстро заработает кончиком носа. Вытянет губу. Вскочит на ноги — встречает.

Солнце клонилось к горизонту. На аэродром один за другим после тяжёлого дня возвращались самолёты. А Мишка ждал. Он лежал возле расстеленных буквой «Т» полотнищ и время от времени поднимал морду, внюхивался в прозрачный воздух. Печально смотрели его глаза в небо.

— Ты не грусти, дружок. Прилетит наш Волжанов. Он, брат, герой. Храбрый он человек. Обязательно вернётся.

Мишка поднялся, отряхнул шубу. С благодарностью сунулся в руку Мироныча носом. Понюхал полотняную букву «Т» и лёг на неё.

С рёвом проносились над головой штурмовики. Вернулась, тарахтя подбитым мотором, «восьмёрка» Гриши Алиева. Еле дотянула на аэродром. Села, и тут же пропеллер остановился. Подъехал тягач, спрятанный в кустах, подцепил тросом штурмовик, потянул к лесу, освобождая посадочное поле. А Волжанова нет. С тревогой смотрел Мишка в темнеющее небо, не затерялась ли где в нём Петькина «девятка»?

Подошёл Мироныч. Руку мозолистую положил на лоб зверю.

— Не печалься. Вернётся наш Волжанов. Обязательно вернётся!

Тихо вокруг. Длинный мешочек метеобашенки еле заметно колышется на ветру. Наполнится воздухом и сникнет. Ласточки на бреющем полёте беззвучно идут над посадочным полем. Там, где должен сесть Петька. Долетят до края, отворачивают вбок, показывая брюшко. Надя подошла. Прямо из столовой — в белом передничке, в чепце. Стала одиноко под сосной, ожидает молча.

Наконец на горизонте появилась точка. Точка быстро растянулась в чёрточку. И вот уже в чёрточке угадываются контуры самолёта.

«Девятка» пронеслась над полем, в её крыльях светились сквозные пробоины. Штурмовик сел на землю, и у него тотчас обвисли крылья. Как у подбитой птицы. Один осколок, ударивший в бронестекло, оставил продолговатую вмятину с трещинами, расходящимися паутинками.

Машина остановилась и так постояла, будто в ней не было никого из живых. Ощутимо несло от кабины гарью жжёной изоляции. Но вот чуть слышно щёлкнул, медленно отодвинулся фонарь. Пошатываясь на ногах, Петька вылез на крыло раньше, чем подоспели люди. Лицо его было в пятнах масла и капельках крови.

Спрыгнул с крыла, сел на землю. Мелким бисером выступили на лбу крупинки пота. Кромка от шлема вдавилась сильнее обычного. Глаза глубже ушли под брови. Снял сапог, выкручивает горячее масло из портянки. Тяжело подчиняются руки. Спать хочется. Разморило всего. Осколок вражеского снаряда повредил медную трубочку маслопровода, идущего к прибору, который определяет давление масла в моторе — вязкая жидкость забрызгала изнутри фонарь из бронестекла, панель управления, лицо. Еле дотянул на перегретом двигателе до аэродрома. Стащил с головы шлемофон — мокрый чуб взъерошился.

Что-то косматое сунулось под локоть.

— Мишка!..

Запустил пальцы в шерсть, точно в чуб добрый, скупо улыбнулся.

— Вот, бывает… — как человеку, сказал зверю.