Мишка

БАНЯ

Зимней порой счастливых дней выпадало больше. Навалит снегу внепроходь — все выходят чистить взлётную полосу. Такая уж выпала зима: за день расчистят поле, ночью — снова по колено. Ещё и днём подтрушивает. Самолёты, взбивая тучи снежной пыли, садились, как в муку.

Петька взял деревянную лопату, Мишка засеменил следом. Под ногами скрипит снег, в искристой пыли мельтешат лопаты, звонкий смех несётся над поляной.

Надюша поставила лопату, оперлась руками. Подбородок положила на руки. Смотрит удивлённо на мир широко раскрытыми глазами. Каштановая прядь волос виднеется из-под солдатской шапки-ушанки, щёки зарозовели. То ли от мороза, то ли от жаркой работы. А, может, и оттого, что он рядом, Волжанов Петя!..

А Мишке хоть бы что. Таранит сугроб за сугробом. Зарылся с головой, вылезает, точно белый медведь. Вся морда снегом залеплена. Только ресницы прорвали снежную пелену, освобождая красноватые глаза. Отряхивается, как пёс, выйдя из воды. И снова летит на сугроб! Все околицы изрыл мягкими следами. Напугал его только первый снег. Шуба надёжно оберегала Мишку. Осенью она слиняла и заменилась новой, с густой и мягкой подпушью.

Петька улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, глянул украдкой на шапку, из-под которой выбилась каштановая прядь волос. И Надюша, кажется, улыбнулась. Ему улыбнулась, Волжанову!

Вообще, в полку никто не видел её улыбки. Надиной улыбки.

«Надюша, улыбнись», — просили, шутя, лётчики.

На один только миг чуть заметно менялось красивое лицо. Девушка больше смущалась, чем улыбалась. Но взглянув на её удивленно приподнятые брови, на вздёрнутый носик, на узенький, по-детски мягкий подбородок, сам невольно улыбнёшься. Это и была её улыбка. Надина улыбка.

Не могла она удержаться лишь перед проказами Мишки. И улыбалась. Медвежонку улыбалась. А, может, через него, Мишку, ему улыбалась, Петьке…

После работы Петька брал мыло, полотенце, шёл к небольшому бревенчатому домику с маленьким окошком под самой крышей. Мишка не отставал от него.

В бане косолапый купался, как все, только не раздевался. Бултыхался в корыте, совал морду в бочку с горячей водой. Петька обдавал медвежонка из шайки, и он, завалясь на спину, задирал кверху ноги от удовольствия. Шум и смех стояли в душной парной.

А выйдя из бани, Мишка валился в сугроб. С визгом катался по снегу. Мокрая шерсть бралась струпом. Но он таранил сугроб за сугробом, валился на спину, задирал кверху лапы и продолжал купаться. Ему, должно быть, казалось, что на улице тоже баня.

Петька загонял Мишку в землянку, и косолапый согревался. Высыхал, облизывая шерсть розовым языком.

Воет за оконцем ветер, снег шаркает по стёклам оконца, гогочет пламя в железной, сделанной из бочки, печурке, а в углу, под шинелью, зарывшись с головой, тихо спит чистый медвежонок, и снятся ему, должно быть, светлые и сказочные сны.