Можайский — 7: Завершение

63.

Над портом еще царила ночь. Ветер и здесь разогнал туман, а звездное небо, куполом объявшее пространство, светилось и мерцало даже ярче, нежели в самой Венеции. Однако здесь, в порту, жизнь замерла совершенно: в грузовой его оконечности приключилась забастовка — стоявшие под разгрузкой или загрузкой суда превратились в беспомощные обезлюдевшие корпуса, — а с пассажирской стороны сон и покой реяли над ошвартованными яхтами — роскошными игрушками миллионеров[65].

Лодка подошла к одной из яхт и аккуратно — так, чтобы ни плеск воды, ни стук весла о корпус не разбудили спавших — встала с нею борт о борт. Эта яхта представляла собою подлинное произведение искусства: такое, ныне каких на морях уже и не встретишь. Вооружением — гафельный шлюп[66] или даже тендер[67], она имела стремительные обводы зауженного корпуса, чрезвычайно близко к баку установленную мачту, как будто бы под яростным напором ветра клонившуюся к корме — на глаз казалось, что градус между палубой и мачтой едва ли составлял чуть больше половины прямого угла! — огромный, выдававшийся далеко за пределы кормы гик и почти отлого уходивший вперед бушприт, раскрепленный по-простецки: без блинда-гафеля и мартин-гика. Корпус яхты был угольно-черного цвета — настолько черного, что даже ночью — и даже если бы по небу расползались тучи, а не рассыпались звезды — он был прекрасно виден, причем издалека.

Еще когда лодка находилась на полпути к причалам, Можайский, вглядываясь в темноту, неожиданно привстал на банке и с волнением в голосе воскликнул:

— Не может быть! Глазам своим не верю!

Владимир Львович, с самого момента побега из управления карабинеров всюду ожидавший подвоха, насторожился:

— На этот-то раз что такое?

— Смотрите туда!

Владимир Львович посмотрел в указанном направлении, но так и не понял, что же настолько сильно взволновало Можайского.

— Да ведь это «Анабель»! Богом клянусь, господа: «Анабель»!

Сказано это было так, что теперь уже и Владимир Львович, и Гесс, и даже лодочник сообразили: происходило что-то и впрямь из ряда вон!

— «Анабель»? — переспросил Владимир Львович.

— Да! Яхта лорда Солтверка! Самая быстрая из всех, когда-либо ходивших под вымпелом Королевского клуба[68]!

Можайский азартно потер руками и велел лодочнику:

— Правь к ней!

Лодочник — с волнением, конечно, меньшим, чем у принчипе, но с уважением таким же — всмотрелся в низкий хищный силуэт и кивнул:

— Ей Богу: отличный выбор!

И лодка, как мы уже сказали, поборов течение и волны, аккуратно встала борт о борт с «Анабелью».