Пролог

С того страшного лета, унесшего пять человеческих жизней, прошло уже немало времени, и подробности случившегося стали забываться. Тогда же было много разговоров, еще больше споров, ссор и весьма убедительных взаимных обвинений. Старая вражда разгоралась с новой силой, многолетняя дружба сгорала, превращаясь в золу. Каждый в деревне что-то знал; люди, молчавшие до сих пор, начинали без умолку болтать — тогда, когда уже ничего нельзя было изменить.

Я переговорила со всеми, кто еще мог говорить. Я выслушала их объяснения, комментарии, оправдания и отговорки. Я поняла их ошибки и разобралась в том, что ввело их в заблуждение.

Это было непросто. Не всегда имелись свидетели. И все-таки я уверена, что все складывалось именно так, как я собираюсь описать.

Обо мне самой много говорить не стоит. Мне в этой истории досталась второстепенная роль следователя. Меня зовут Бригитта Халингер. Я замужем, у меня семнадцатилетний сын. Летом 95-го года мне исполнилось сорок три. Впрочем, это касается только меня и к данному делу не относится.

Я сочувствую Труде Шлёссер. Даже если я не могу одобрить ее поведение, осуждать ее я не вправе.

Ведь только ее беспощадная откровенность дала возможность раскрыть дело и предать огласке эту историю. Надеюсь, что, рассказав ее, мне удастся и самой преодолеть ужас, до сих пор время от времени охватывающий меня.

В тяжелых сновидениях я до сих пор сопровождаю Бена в его ночных блужданиях. Скрываясь, я лежу в густом кустарнике, глядя в его бинокль, и с нетерпением жду появления молодых девушек. Я заглядываю ему через плечо, когда он выбирает место, куда воткнуть лопату. Затем просыпаюсь в холодном поту и спрашиваю себя, что бы я подумала о нем, если бы встретила его в страшные ночи того лета на какой-нибудь пустынной проселочной дороге.

Тем летом ему было двадцать два. Огромный парень, массивный и грузный, с мягким взглядом и разумом двухлетнего ребенка. На груди у него болтается бинокль, на ремне складная лопатка, а в руке нож. Испугалась бы я его? Или подумала, что двухлетние дети совершенно безобидны, ну разве что изредка ломают игрушки.

Тот факт, что кукол он рвал на части, был общеизвестен. Также обитатели деревни знали, что он ночами постоянно слоняется по округе.

С давних пор некоторые односельчане воротили носы и ворчали: «Это позор, позволять ему свободно бегать по окрестностям».

Однако лишь немногие видели в нем опасность. Вероятно, в большом городе и вовсе никто бы не обращал на него внимания, там по улицам бродит великое множество странных личностей. В деревне же каждый с подозрением поглядывает на соседа…

В деревне свои законы. Люди здесь крайне неохотно выставляют что-либо напоказ. Каждый знает, что за сор сосед заметает под ковер, и нередко сам помогает ему в этом деле. Затем похлопает его по плечу и скажет: «И забудем об этом!»

Но Бену нельзя было так сказать. Он бы просто не понял.

И его никто не понимал. В итоге взаимное непонимание и длинная вереница недоразумений привели к тому, что летом 95-го года он стал могильщиком кукол.

Загрузка...