Могильщик кукол

Решение Антонии

Труда постоянно прилагала максимум усилий, чтобы оградить Бена от всего дурного, и старалась держать его подальше от других людей. Но достигла не многого. В течение долгих лет Антония молча смотрела на усилия приятельницы и часто думала, что самые большие ошибки Труда совершала с наилучшими намерениями.

Иногда Антония спрашивала себя, каким вырос бы Бен, если бы тогда вместо новорожденной сестры она предложила Труде взять его на некоторое время к себе. Если бы он рос с ее сыновьями, имея их в качестве образцов для подражания. Конечно, Андреас и Ахим вовсе не невинные ягнята. Но все-таки их общество для Бена было бы лучшей компанией, чем две враждебно настроенные сестры. Пауль тоже, вероятно, в качестве отца обращался бы с ним разумнее, чем вспыльчивый из-за своей явной беспомощности Якоб. И Антония никогда бы не стала его прятать из стыда или страха. В большинстве случаев после таких мыслей она чувствовала угрызения совести.

Весной 85-го года, испытывая те самые угрызения совести, Антония сказала Труде:

— Почему ты не приводишь его ко мне во второй половине дня? Мне нисколько не помешает, если он побегает здесь. И ты одним выстрелом убьешь двух зайцев. Он не будет бегать по деревне и получит нормальное общение с другими детьми. Я считаю, что это важно, Труда. Ты не сможешь всю жизнь держать его вдали от людей. Он должен научиться общению.

— Не знаю, — помедлив, сказала Труда, пораженная таким предложением. — Я не могу такое требовать от тебя. У тебя и без нас нет ни минуты покоя.

— Обо мне не беспокойся, — с облегчением возразила Антония, как человек, который наконец-то решил действовать, вместо того чтобы постоянно размышлять, что делать. — Я умею справляться с ним. По поводу малышек тоже не стоит волноваться. Ты сама убедилась, что он и пальцем их не тронет. Мои мальчики тоже с ним справятся. С Аннетой я поговорю, чтобы она не орала на него, если он начнет говорить ей глупости. Ты сама убедишься, Труда, что, если его не задевать, он никому ничего плохого не сделает. И ту боль, что ему причинили, возможно, он забудет.

Антония так никогда и не узнала, кому Бен обязан своим пребыванием в шахте и в больнице. Некоторые выводы она сделала только из его поведения, и оказалось, что довольно близко подошла к правде. Заметив, что ярость Бена направлялась исключительно на взрослых девушек, Антония решила, что одна из них и сбросила его в шахту. Однако на обычно мягкую и наивную Бэрбель она никогда бы не подумала.

Труде пришлось признать, что предложение Антонии имеет хотя бы одну положительную сторону. Каким облегчением для нее станет несколько спокойных часов, когда не нужно волноваться, постоянно срываться с места и куда-то бежать. Когда она будет уверена, что в этом месте он в полной безопасности, тут ему, по всей видимости, нравится и все ему рады.

В мае 85-го года Труда в первый раз привела Бена на всю вторую половину дня во двор к Лесслерам и затем стала приводить его уже регулярно. И всякий раз, когда возникала возможность, она оставалась на час или два, чтобы посмотреть, как Бен себя ведет, и убедиться, что он не доставляет излишнего беспокойства Антонии. Вначале ей с болью пришлось признать, насколько другим Бен становился вне дома. Миролюбивый, мягкий, терпеливый — пустоголовый парень с глазами совы и нравом старой рабочей лошади. Игры, придумываемые Антонией, сменялись одна за другой.

Как-то раз он довольно долго просидел рядом с Андреасом за кухонным столом, зачарованно наблюдая, как тот разобрал и снова собрал транзистор Аннеты. Когда крохотный винт закатился под шкаф, именно Бену удалось его найти. В другой раз, тяжело ступая, он отправился вместе с Ахимом на экскурсию по новому свинарнику и сосредоточенно наблюдал, как кормились животные. Тяжелые мешки, которые Ахим волочил по полу, Бен поднимал на плечо.

С Таней и Бриттой Бен всегда обходился бережно. Аннета с подругой вначале были ему словно бельмо на глазу. Если они к нему приближались, он начинал буйствовать и ругаться. Однако со временем он стал принимать их присутствие спокойнее. Когда он вел себя как дикарь, обе девушки не обращали на него никакого внимания. Если он прекращал бушевать, они, следуя указаниям Антонии, совали ему сладости. В принципе помог простой психологический прием — учить приличному поведению через похвалу и вознаграждение. Бен учился, как и каждый другой ребенок.

К вечеру Андреас или Ахим отводили Бена обратно. Тогда он еще некоторое время оставался в зарослях рядом с огородом Труды, лежал в убежище на ветвях дерева и смотрел в прорези, пока тот, кто привел его домой, не пропадал из поля зрения. Затем он начинал воспроизводить все, что увидел во время своего пребывания на дворе Лесслеров.

В сарае он нашел пришедшее в негодность ведро и наполнил им резервуар. Литрами носил воду в заросли и поливал разрастающиеся сорняки. Он оберегал чертополох, как иной садовник кусты роз. В яблоневом саду собирал паданцы и закапывал их в землю, так что весной 86-го года из земли проросли многочисленные побеги. Но все погибли, так как он их просто-напросто залил водой.

Вдохновленный занятиями сына, Якоб стал брать его в поле, на какое-то время предавшись мечтам, что, может быть, его все же еще удастся приучить к работе. Но его надежды оказались напрасными. Теперь сельскохозяйственные работы не обходились без машин, а Бен их боялся даже больше побоев Якоба.

После нескольких напрасных попыток Якоб оставил его в покое. И он прятался в своих владениях, проводил там первую половину дня, если во время завтрака Труда ему объясняла, что после обеда разрешит пойти на двор к Лесслерам. С условием, что он останется в саду и ей не придется искать его по всей деревне. Подобное обещание всегда производило эффект. До тех пор, пока Труда не приводила его поесть, он и шагу не делал в сторону проселочной дороги.

В семье воцарилось спокойствие, образумившее Якоба и позволившее ему понять, что новый двор в полях под открытым небом — стоящая того цель. И решение, принятое без принуждения, по доброй воле, без давления со стороны муниципалитета, без мнения так называемых доброжелательных друзей, — такое решение имело свою ценность. Летом 86-го года Якоб дал согласие на переселение и оформил заказ на постройку солидного дома для одной семьи, сарая и прочих хозяйственных помещений. Ему обещали форсировать строительство. Еще до наступления зимы дом подвели под крышу.

Якоб чувствовал себя почти что воодушевленным. Гулять с Беном по полям под открытым небом, в доме еще только он и Труда, и, вероятно, когда-нибудь, на несколько дней или навсегда, маленькая Таня. Бэрбель еще до переселения решила снять меблированную комнату в Лоберге, чтобы путь на работу не был таким длинным. Она училась в офисе супермаркета строительных товаров Вильмрода на бухгалтера.

Труда, закончив работу по дому и в хлеву, часто ездила на стройплощадку. И каждый раз брала с собой Бена. Если она отправлялась туда на машине, он садился с ней рядом. С Трудой он ездил с удовольствием, вел себя спокойно и не дрыгал руками и ногами. Когда она выбирала велосипед, он бежал рысью рядом. Это она показала ему дорогу, проходящую мимо пролеска и воронки ко двору Лесслеров, и разрешала побегать на воле, чтобы он привыкал к местности.

В большинстве случаев он какое-то время носился по строительной площадке, перетаскивал камни с одного места на другое, шлепал голыми руками по строительному раствору, распределяя его куда попало, или топал по свежему цементу, оставляя повсюду следы, пока его не прогонял бригадир.

Затем отправлялся в рейды по полям, разведывая местность. Когда он обнаруживал на одной из пашен работающих Якоба, Пауля и Бруно, то останавливался неподалеку, выкапывал первой своей складной лопаткой, подаренной Трудой ко дню рождения, ямки на границе поля и снова их закапывал. Вечером мужчины ехали домой, и он на почтительном расстоянии бежал за зерноуборочным комбайном или трактором обратно в деревню.

В апреле 87-го года они переехали. Для Труды началась новая жизнь. Больше никаких соседей, все раздражающие факторы исключены. И с нею был Бен — сын, которого Труда так сильно желала. Парень в свои четырнадцать лет крепкий, как дуб. Ребенок, который хохоча катался по земле, когда мать его щекотала. Ребенок, который вечером терся щекой о ее плечо. Ребенок, один-два раза в неделю убегавший во второй половине дня на двор Лесслеров. Он часто тащил туда под мышкой ящик, подаренный ему Тони и Иллой фон Бург в пестрое воскресенье. Он не мог считать до трех, но показывал своей маленькой сестре и Бритте Лесслер, как нужно просовывать различные деревянные фигурки в подходящие им по форме отверстия.

Вечером, после очередного мирно прошедшего дня, Антония не раз повторяла Паулю: «Это лучшая идея, когда-либо приходившая мне в голову. Я должна была сделать это гораздо раньше, пока все с ним не зашло так далеко. И пусть хоть кто-нибудь попробует сказать, что Бен злой. Он — овца, нужно только по-дружески с ним обращаться».

Антония радовалась вместе с ними, когда в мае 87-го года исполнилась давнишняя мечта Труды и Якоба. Честно говоря, причиной послужил не только случайно меткий выстрел, которым Якоб сбил птицу. Все было тщательно обдумано и оговорено. Король стрелков. Речь шла не только о праздновании, необходимо было оплатить все, что обошлось бы недешево. Но они экономили каждую копейку и при строительстве дома во многом себя ограничили.

Большей частью это была заслуга Труды. Она отказалась от современной стандартной меблированной кухни и новой спальни. Довольствовалась старым гарнитуром для гостиной. Следила, чтобы деньги не летели на ветер, и заботилась о том, чтобы Бен не оставался без дела. За каждый расцветший куст чертополоха, за каждый найденный и принесенный с поля черепок она его обнимала: «Я так рада, что ты подумал обо мне. Ты — мой хороший Бен, мой самый лучший».

У него краснели уши от похвалы, на следующее утро он снова убегал, чтобы найти и принести новые сокровища для матери. Порой его охватывала тоска, и тогда он бежал ко двору Лесслеров, дикими прыжками, словно козел, скакал по двору с Таней или Бриттой на спине, играл с ними в прятки или просто дурачился.

В то время как Труда заказывала платье королевы, в котором собиралась выступить на балу стрелков, он с колотящимся сердцем лежал рядом с кроватью Антонии и с нетерпением ждал, когда чей-нибудь детский голосок вскрикнет: «Я нашла его!»

В то время как Труда обдумывала, взять ей сына проехаться с ней в открытой карете или лучше оставить его на время прохождения процессии у Антонии, он осваивал воронку. Копаясь среди груды обломков, Бен нашел маленький комок грязи, оказавшийся драгоценностью после того, как он повертел его несколько минут в руках и потер о штаны. Найденное кольцо мать Рихарда Крессманна получила при помолвке. Но он не понимал ценности находки, его привлек только блеск вещицы. За это заслужил самую большую похвалу.

Труда отложила кольцо в сторону и при случае отдала его Рихарду Крессманну. У Рихарда увлажнились глаза. И Труда решила, что позволит Бену проехать по деревне в открытой карете, сняла с него мерки и на следующий день заказала праздничный костюм.

А в одну из пятниц в августе 87-го года во второй половине дня Андреас Лесслер встретился у пролеска с Сабиной Вильмрод. Сабина, на год старше старшего сына Пауля, единственная дочь небедного отца и уже гордая обладательница малолитражного автомобиля, выбрала для обратного пути дорогу мимо нового двора Шлёссеров и дальше через деревню, в то время как Андреас неторопливо возвращался домой по проселочной дороге, мимо воронки.

Проезжая по деревне, Сабина Вильмрод отметила про себя изрядное количество людей на улице, явно взволнованных каким-то событием. Навстречу ей двигалась патрульная машина. По мегафону раздавалось обращение к населению с просьбой помочь в розыске пятнадцатилетней Урсулы Мон. Полиция давала описание девушки и обращала внимание на то, что речь идет о больном беспомощном существе, которое не в состоянии даже назвать свое имя и фамилию. Того, кто заметит девушку, просили ее задержать и немедленно известить семью Мон, проживающую на Лерхенвек, или позвонить в полицейский участок Лоберга.

Позже Тея Крессманн сообщила, что фрау Мон после нескольких неприятных инцидентов не разрешала больше бегать дочери без присмотра по деревне, а в середине дня взяла ее с собой на прием к врачу. На время обследования она оставила девушку, игравшую с головоломкой, в приемной. И ни один из присутствующих людей не задержал Урсулу, когда она вскоре после того, как мать зашла в кабинет врача, покинула приемную.

Молодая дама, работающая в приемной, как раз звонила и не обращала внимания на покидающих помещение людей. Несколько позже двое прохожих сообщили, что видели Урсулу, сидевшую в расстегнутой блузке на скамье на рыночной площади. Куда девушка отправилась потом, разговаривал ли с ней кто-нибудь, садилась ли она в машину, — никто не знал.

Когда Андреас Лесслер достиг воронки, было начало девятого, и поиск Урсулы Мон продолжался уже несколько часов. Андреас заметил между грудой обломков склонившуюся фигуру. Он полез вниз во впадину, собираясь отвести Бена домой. Подойдя ближе, он увидел, что Бен возится над бездыханным телом девушки.

Объятый ужасом Андреас бросился прочь и через десять минут, запыхавшись от бега, достиг родительского двора. Он хотел броситься в дом к Антонии, но перед дверью неожиданно угодил в руки отца. Заметно заикаясь от шока, он пролепетал о том, что увидел в воронке:

— Там Бен. С девушкой. Она голая. Мне показалось, что она мертва.

Как несколько позже установил Пауль, Урсула Мон была жива, однако вся в крови. На голом теле было наклеено около дюжины листов всевозможных растений. Осторожно сняв один из них, Пауль обнаружил под ним рану. При беглом осмотре Пауль насчитал около пятнадцати колотых и резаных ран. На самом деле их было даже больше.

Пульс был еще осязаем, дыхание хоть и слабое, но ритмичное. Экстренных мер по спасению жизни не требовалось. К тому же при таком множестве кровоточащих ран Пауль и не осмелился бы их проводить.

Рядом с Урсулой Мон сидел Бен. В руке пучок зелени. Чуть дальше в траве валялась складная лопатка. Внимательно посмотрев на дрожащие пальцы Пауля, он указал на одну из резаных ран.

— Больно, — заметил Бен.

— Да, — подтвердил Пауль охрипшим голосом, поднялся и огляделся вокруг. Предметов одежды нигде не было видно. Примерно в десяти метрах он заметил кучу земли, рядом свежевырытую неглубокую яму, по длине соответствующую росту человека.

На какой-то момент Пауль страдальчески закрыл глаза, потом, взглянув на валяющуюся на земле складную лопатку, указал на неглубокую яму и спросил:

— Ты вырыл яму?

Бен никогда не говорил «да» или «нет». Когда его о чем-нибудь спрашивали, он только кивал или качал головой. Но уже много лет тому назад Пауль, как и Труда, сам пришел к выводу, что ответ Бена не зависел от поставленного вопроса, а в основном от тона, которым его задавали. Пауль постарался задать вопрос ровным голосом. В ответ никакой реакции. Бен только поднял руку с пучком зелени, прикоснулся к трем наклеенным листам и сказал:

— Прекрасно делает.

— Встань, — потребовал Пауль. — У тебя есть нож?

Бен поднялся и покачал головой.

— Руки прочь, — сказал он и приглушенным голосом добавил: — Сволочь.

Пауль кивнул. «Овца, если только с ним по-дружески обращаться» — так говорила Антония. А если враждебно? Пауль подумал о девушках, за которыми Бен бегал по деревне, обзывал и потом размахивал ножом перед глазами. Он с ужасом посмотрел на окровавленное тело, потом перевел взгляд на лопату, на яму и снова повернулся к Бену. Ему тяжело далось перейти на манеру изъяснения Бена. Но таким образом он надеялся получить хоть мало-мальски вразумительный ответ.

— Ты трогал ее? Ты сделал сволочи больно?

Бен снова покачал головой, как посчитал Пауль, довольно убедительно и энергично. Затем он издал низкое ворчание, похожее на рокот мотора, и мигнул обоими глазами, подражая кошачьим повадкам.

— Друг, — сказал он.

— Да, я — твой друг, — согласился Пауль охрипшим голосом. — Позволь мне осмотреть твои карманы.

Пауль сам себе казался жалким. Все в нем противилось подобным ухищрениям, а еще больше — неизбежным выводам, в случае если бы он что-либо нашел.

Бен терпеливо снес процедуру обыска. Ножа у него не оказалось. Пауль обнаружил только маленькую головоломку, дешевую пластиковую вещицу, из тех, что попадались в пакетах с сюрпризами,[5] продававшихся во время ярмарки. Прозрачная банка, на дне прочно приклеен тонкий круг с лунками. Требовалось изловчиться и закатить в лунки три крохотных серебряных шарика. Два шарика, попавшие в отверстия, изображали глаза кошки, третья — кончик носа.

Пауль не придал никакого значения игрушке. С явным облегчением Бен забрал банку обратно.

— Прекрасно делает, — повторил он и осторожно пошевелил ее в руке, пока один из шариков не закатился в лунку.

Через несколько минут к воронке подъехала Антония, одна, на машине, о которой в приступе паники Пауль даже не подумал. Дома Андреас ждал прибытия полиции и «скорой помощи». Мать детально проинструктировала сына, что он должен сказать и о чем молчать. Теперь Антония использовала время, оставшееся до прибытия должностных лиц из Лоберга, чтобы спрятать лопатку Бена в багажнике машины и убедить Пауля в правильности своих действий.

— Он не делал этого, Пауль! Не делал ничего подобного! Посмотри, он даже попытался перевязать ее листьями.

Пауль был категорически против обмана полиции. Он считал, что полиция сама установит, если Бен невиновен в нападении на девушку.

— А если нет? — спросила Антония. — Если они спишут свои неудачи на его счет только потому, что не найдут никого другого? Представляешь, какие слухи пойдут по деревне, если люди решат, что он причастен к нападению? Подумай хотя бы о Труде. Не хочешь же ты выбить почву у нее из-под ног?

Этого Пауль не хотел. К тому же у него из головы не выходил рокот, который изобразил Бен. Может, он пытался подражать шуму автомобильного мотора? Может быть, он даже видел автомобиль?

— Даже если и так, — сказала Антония. — Неужели ты думаешь, что он сможет описать машину или назвать номерные знаки? Андреас скажет, что слышал какой-то шум. Или, еще лучше, скажешь ты. Да, так мы и сделаем. Ты скажешь, что, прибежав сюда, ты слышал шум машины с другой стороны воронки.

Пауль смирился и, как всегда, уступил Антонии. Он помог ей затащить сопротивляющегося Бена в машину, на место рядом с водителем. После того как Антония отъехала, Пауль снял листы с тела Урсулы Мон и разбросал их повсюду.

Позже листья со следами крови, разбросанные в воронке, заставили и нас изрядно поломать голову. Но мы не долго гадали. Выглядело так, словно раненая девушка металась по воронке. И мы решили, что Урсула Мон изо всех сил старалась убежать от своего мучителя.

Случай нападения на душевнобольную девушку с нанесением тяжелых ранений, впервые привел меня в деревню. В противоположность событиям лета 95-го года в августе 87-го имелись очевидные доказательства состава преступления. Меня и моего молодого коллегу Дирка Шумана сразу уведомили о случившемся. В начале десятого вечера мы подъехали к воронке. К этому времени Урсула Мон уже давно лежала на операционном столе, а Бен находился в ванне.

Лишь спустя девять лет я узнала, что Труда тут же засунула измазанный кровью спортивный костюм Бена в стиральную машину. К счастью, когда Антония привезла Бена домой и объяснила Труде ситуацию, Якоба еще не было дома. Мы так тогда и не узнали, что Бен находился в воронке. В 1987 году я даже не знала о его существовании.

Андреас и Пауль Лесслеры дали весьма скудные показания, но подвергать их сомнению не было причин. Андреас охотно рассказал о свидании с Сабиной Вильмрод и описал свой обратный путь домой, проходивший вдоль воронки. Пауль, как и желала Антония, в показаниях упомянул рокот мотора.

Мы исходили из того, что Андреас Лесслер своим появлением обратил преступника в бегство. Между грудами обломков и зарослями он мог незаметно улизнуть через другую сторону воронки. Затем подождал в машине, пока Андреас не скроется из виду. Платье девушки мы обнаружили только на следующий день под слоем выкопанной земли, рядом с неглубокой ямой. Орудия преступления, как и самого преступника, мы так и не нашли.

На основании показаний и осмотра места преступления дело представлялось нам следующим образом: увидев Урсулу Мон на рыночной площади, преступник выбрал момент, когда их никто не видел, и усадил девушку в машину. Увез ее с площади, приблизился к воронке с противоположной стороны, что имело свои преимущества, так как машина там оставалась незамеченной, а следы колес невозможно было различить. Дорога на противоположной стороне воронки, по сравнению с той, какой обычно пользовались, находилась еще в плохом состоянии.

Единственный риск для преступника состоял в том, что ему пришлось проехать мимо двора Лесслеров, как по дороге туда, так и обратно. Но Антония, что соответствовало фактам, шума проезжающей машины не слышала. Она занималась хозяйственными делами в доме. Пауль и Ахим Лесслеры работали в свинарнике и тоже ничего не заметили. Но обычно и не обращали внимания, если поблизости проезжала машина.

Крики Урсулы Мон невозможно было услышать из-за более чем километрового расстояния. На полях, окружающих воронку, в тот день никто не работал. Никаких свидетелей! Теоретически такой благоприятной ситуацией мог воспользоваться только некто, знакомый с условиями жизни в деревне и хорошо ориентирующийся на местности.

После показаний Пауля и Андреаса Лесслеров мы отбросили возможность того, что Урсула Мон сама дошла до воронки и там повстречалась с преступником. Хотя времени для такого длинного пешеходного марша у нее хватало. Между ее исчезновением во второй половине дня и обнаружением прошло несколько часов. И нигде не была отмечена та деталь, что в приемной врача девушка играла с пластиковой игрушкой из ярмарочного пакета с сюрпризом, так удивившей в тот вечер Труду.

Полностью исключалось, что Бен где-то просто нашел головоломку. И едва ли он сам мог догадаться, что шарики нужно закатить в лунки. Но мелочи всегда легко забываются. И они бессильны против лжи, когда та столь убедительно звучит.

Когда много лет спустя Антония рассказала наконец правду, я с растерянностью ее спросила:

— Что вы при этом думали?

— Я хотела оградить Труду от волнений, — ответила она. — В деревне постоянно возникали слухи. Я подумала, что если полиция займется Беном…

— А вы не подумали о местных девушках? — спросила я, когда она прервалась на середине предложения.

Антония промолчала, сделала беспомощный жест и затем начала плакать. Я, как сейчас, вижу ее заплаканное лицо.