Бедные киргизы

В понедельник 21 марта 2005 года у спикера Совета Федерации Сергея Миронова должен был сложиться обычный безоблачный день. Без всяких героических поступков. Всего-навсего четыре мероприятия. А именно:

а) собрание Временной комиссии Совета Федерации, на котором сенаторы уже полгода обсуждают «подготовку законодательных предложений по противодействию терроризму»; б) там же заседание Совета старейшин, который заседает просто потому, что его и создавали для этого процесса; в) короткое и зажигательное выступление на открытии Всероссийского энергетического форума «ТЭК России в XXI веке». И ещё — г) участие в строительстве многопартийной политической системы в России.

Этим последним Сергей Михалыч просто вынужден заниматься. Ну, такой факультатив из цикла «Имитация Большого Секса». За ним закреплено левоцентристское электоральное поле, на котором спикер Совфеда ведёт малоэффективную, но эффектную и бурную деятельность.

Партия Миронова тогда ещё называлась Российская партия «Жизнь» (в обиходе РПЖ или ПЖ), в которой периодически растворялись мелкие, незначительные политические организации, оставшиеся ещё с 90-х. В РПЖ это называли «объединением демократических сил российского общества». В тот день эта участь ожидала партию «СЛОН» (Союз людей за образование и науку) бывшего депутата Госдумы Вячеслава Игрунова и Партию самоуправления трудящихся Левона Чахмахчяна. Последний был действующим сенатором от Калмыкии и другом Сергея Миронова[40]. Политики должны были подписать Соглашение о сотрудничестве и провести короткую пресс-конференцию о новом альянсе.

Вообще, такие съёмки никому на телеканале не нужны, но мы на них ездим — для страховки. Ну, если вдруг кто-то из ньюсмейкеров что-то скажет незапланированное.

Рано утром Центральный дом ученых РАН на Пречистенке был оцеплен по периметру. Милиция, ФСБ, ФСО. Всё-таки председатель Совета Федерации третий по значимости — после президента и премьер-министра — чиновник в стране. Я опоздал минут на десять. Прошёл по спискам в здание, но в зал, где вот-вот должно было начаться мероприятие попасть не смог. У распахнутых дверей два фэсэошника попросили меня показать паспорт и редакционное удостоверение — уже в третий раз в этом здании.

— А мы Вас не пустим? — мягко начал стоявший слева, предполагая, что он один из героев творчества Франца Кафки.

— Это почему же?

— У Вас удостоверение НТВ просрочено. Вот, написано: «Действительно до 31 декабря 2004 года».

— Да это у нас каждый год повторяется. Не раздали ещё новые…

— Вооот! — с удовольствием протянул фэсэошник. — Мы не можем Вас пропустить.

— Послушайте! Вот мой паспорт, так? Вот я в списках, так? Чего же Вы ещё хотите?

— А здесь написано, что Вы с НТВ. А доказать это не можете, — тихо сказал он и зажмурился.

— Могу! Я могу это сделать. Вот мои операторы.

Зал, где собирались объединяться демократические силы российского общества, был маленький, да и журналистов пришло немного — максимум дюжина. Оператор Борис Фильчиков и звукооператор Антон Субботин стояли в четырёх метрах от меня. Ребята подошли к нам. Я мог до них дотронуться, говорить с ними шёпотом — между нами было полметра и два препятствия.

— Это наш корреспондент. Пустите его, — попросил Боря.

— Для нас это не доказательство.

— Ну как же. Вот мой паспорт, вот моя фотография…

— Да, паспорт Ваш. В списках Вы есть. Но удостоверение просрочено.

— А у нас тоже они просрочены, — заулыбался Антон.

Я, кажется, уже говорил, что на НТВ страшный бардак. Уже конец первого квартала года, а многие сотрудники с недействительными редакционными документами. Это ещё ничего — компания могла приобретать автомобили представительского класса для начальства, а для съёмок не хватало кассет — не покупали: приходилось их размагничивать и использовать для записи десятки раз, пока те не развалятся. Иногда невозможно было отобрать для эфира те или иные отснятые эпизоды видео или интервью, из-за технических браков на старых кассетах.

Конечно, кремлёвские съёмки — исключение. Для этих целей в видеотеке НТВ был специальный стеллаж с новенькими кассетами «для Путина». Цирк!

Охранники с интересом стали изучать удостоверения ребят. Мне показалось, что всё время молчавший второй фэсэошник даже покраснел.

— Давай пропустим, — сказал он коллеге, назвав его, кажется, Миша.

— Нет, раз они там, — показал Миша в зал. — Значит они… ммм… с НТВ.

— То есть главное — туда попасть, пройти эти двери. А потом у Вас претензий не будет, так? — начала ехать у меня «крыша» и дрожать руки.

— Да. Но до следующей проверки документов, — улыбнулся моей сообразительности человек, которого я уже ненавидел.

Нашему брату с Сергеем Мироновым было интересно работать. Человек он импульсивный, общительный, корректный, в интервью никогда не отказывает. А всё это, к сожалению, исключение среди госчиновников. Да, в попытке произвести впечатление он может потерять контроль и сказать вздор, яркий, эмоционально-окрашенный, популистский вздор. Говоря просто — его заносит. Но что же тут поделаешь? Современная российская политика сейчас стала не борьбой действий, дел, не конкуренцией деятельности, а соревнованием слов, фраз. Журналист передаёт информацию не о том, кто что сделал, а о том, кто что сказал. Так Миронов хотя бы говорит что-то.

Но самое главное, за что его ценят коллеги — он не сноб. Ни «на камеру», ни «вне камеры». Спикер Совета Федерации выигрывает в невольно напрашивающемся сравнении с другим отечественным спикером — Государственной Думы — Борисом Грызловым, который, наверняка, в прошлой жизни был надменный индюк, или ему предстоит реинкарнироваться в него в будущей.

И подчиненные у Миронова самые корректные, если сравнивать с командой других руководителей. С его службой безопасности можно не только разговаривать, а даже высказывать ей свои мысли.

Я тогда действительно разозлился. Тем более обстоятельства позволяли. А ничто так не красит злость, как понимание осуществимости мести. Уверенный, что эти фэсэошники мне ничего не сделают, я погрозил им дрожащим пальцем, прохрипел: «Я вам покажу!» и, стоя недалеко от них, стал слушать и наблюдать происходящее в зале через открытые двери.

Перед тем, как подписать Соглашение о сотрудничестве Сергей Миронов сказал фразу интересно звучащую, но не связанную с действительностью:

— Сегодня перед вами произойдёт реальное объединение демократических сил. Все три политические партии, председатели которых присутствуют за этим столом, созданы снизу. У нас много общего в наших подходах, в наших программах. Главное — это гуманизм! Такие союзы — залог становления настоящей многопартийной системы в нашей стране.

Аплодисменты. Улыбки. Можно ставить подписи.

Кто-то из счастливых коллег в зале во время пресухи спросил — какая идеология у этой «коалиции», и Миронова снова понесло:

— Пройдёт ещё несколько лет, и не будет ни левых, ни правых — это всё остатки Маркса и замшелого XX века. А мы стремимся вертикально вверх — к звёздам, к солнцу!

Смех. Искренние аплодисменты. Всё же человек думал над красивой фразой, потел.

Мне звонит Михаил Осокин, ведущий вечернего, семичасового выпуска новостей. Вот школа у Деда (так его на НТВ называли). Только пришёл на работу и уже все съёмочные группы обзванивает. Сам.

— Ну что там, Эльхан? Скука? — спросил как всегда грустно-скрипучий голос.

— Не совсем. Миронов зажигает.

— Нет, про это объединение-слияние не будем давать, — сказал голос Деда и стал ещё грустнее. — Это же не «Яблоко» с СПС…

— А я собираюсь после пресухи отдельно записать Миронова. По поводу Киргизии.

— О! Слушай, точно. А ты уже договорился с ним?

— Пока нет, Михал Глебыч — посмотрел я на своих обидчиков, чтобы набраться сил. — Но настроен решительно!

— Аааа. Давай! Сразу мне сообщи, что он там скажет.

В то время, пока Россия зарастала нравами и обычаями, характерными для политического и общественного застоя, в Киргизии кипела жизнь. События, которые скоро назовут Тюльпановой революцией. Очень важные, показательные для России.

Всё началось из-за парламентских выборов. С 2005 года республика должна была перейти от президентской формы правления к президентско-парламентской. Выбираемый по одномандатным мажоритарным округам законодательный орган получал более широкие полномочия — результат конституционной реформы 2003 года. Предполагалось, что Аскар Акаев, у которого заканчивался третий президентский срок, выберет один из двух вариантов сохранения власти за собой: либо займёт пост премьер-министра, либо продавит новые, дополнительные конституционные реформы, по которым президент будет избираться не на всенародных выборах, а парламентом. Так что, за места в парламенте шла яростная борьба.

По результатам двух туров на выборах — 27 февраля и 13 марта — оппозиционные политики получили всего 6 мест, а абсолютное большинство мандатов достались пропрезидентским силам, в том числе — Партии единства и развития «Алга, Кыргызстан» («Вперед, Киргизия!»), возглавляемой дочкой президента Акаева 32-летней Бермет Акаевой, и партии «Адилет» («Справедливость»).

Оппозиция, возглавляемая бывшими госчиновниками (бывший премьер-министр Курманбек Бакиев, бывший министр иностранных дел Роза Отунбаева, бывший вице-президент и глава МВД и МНБ Киргизии Феликс Кулов) была не согласна с результатами. Наблюдатели ОБСЕ и ПАСЕ не признали выборы соответствующими международным нормам — из-за нарушений как со стороны власти, так и со стороны оппозиции. А вот наблюдатели от СНГ, как всегда, признали выборы «вполне демократическими, легитимными, свободными и открытыми». Очень интересный персонаж и член миссии международных наблюдателей от СНГ Владимир Чуров (тот самый, который сейчас заправляет ЦИК России, а тогда ещё зампред Комитета Госдумы по делам Содружества и связям с соотечественниками), видимо, отправленный в Киргизию на стажировку, сказал по этому поводу, сам того не подозревая, многозначительную фразу: «Мы и наблюдатели от ОБСЕ видели одно и то же, но опять пришли к неодинаковым выводам».

Не согласились с мнением Чурова в Киргизии подозрительно много близоруких киргизов. Начались массовые волнения против результатов выборов. Особенно на юге республики: большинство членов оппозиции были родом из южной, отсталой по сравнению с севером, части страны. Там, на юге, власть захватывали недовольные массы людей — в Оше, Джалал-Абаде, Нарыне и Таласе. На некоторых участках избирком под давлением пересчитывал голоса и менял результаты. Но было уже поздно. На понедельник 21 марта Киргизия была расколота на две части: север со столицей контролировали власти, а юг — взбунтовавшиеся.

Потом многие — в том числе и в России — ругали официальный Бишкек за нерешительность и мягкость. Мол, надо было в самом начале жёстко подавить выступления. Николай Бордюжа[41], например, потом признавался — предлагал президенту Аскару Акаеву использовать механизмы ОДКБ. Но это не совсем так. Власти применили почти весь репрессивный арсенал, кроме втягивания армии. И слезоточивый газ, и спецназ, и стрельба по протестующим, и подкуп оппозиции. И даже использовали любимейший трюк постсоветских режимов — национальный вопрос: первые выступления в южных городах Оше и Джалал-Абаде официальный Бишкек преподносил как узбекские беспорядки, организованные наркобаронами и религиозными экстремистами. А потом ещё и опустились до самого примитивного регионализма — мол, это нищие и отсталые киргизы-южане, «вчерашние кочевники»[42], озлоблены против образованного, продвинутого русскоязычного севера Киргизии. Но все эти варианты могли дать результат раньше, не теперь — власть потеряла уважение, доверие. Любая жёсткость с её стороны лишь усиливала волнения, выводила на улицу ещё больше людей.

Официальная Москва в те дни была крайне немногословна. Если сразу после выборов происходящее в Киргизии в Москве виделось и комментировалось как хулиганские беспорядки — опасная, но вполне решаемая сапогом и дубинкой проблема — то молчание последних дней говорило о растерянности в Кремле. Да нет, Кремль был в состоянии шока. А ведь говорить что-то надо было.

Третий человек в стране со свитой шёл прямо на меня. Как всегда при журналистах он выглядел подозрительно возбужденно-жизнерадостным. Словно он вот прямо сейчас начнёт движение вертикально вверх — к звездам и к солнцу, а не горизонтально прямо — на открытие банально-планового Всероссийского энергетического форума.

На интервью про события в Киргизии Миронов согласился сразу. Вернее, он вначале согласился, а только потом узнал тему беседы. Вообще, спикеру Совета Федерации не важно — о чём его спрашивают, главное — что его спрашивают. Помню, когда Боря и Антон устанавливали теле-оборудование — это заняло несколько минут — наш ньюсмейкер как-то странно стоял и улыбался, почти блаженно.

Пока мы все шли в отдельный зал, подло отомстил фэсэошникам — рассказал пресс-секретарю Миронова Дмитрию Карманову об истории с удостоверением. Всё слышавшие охранники задумались, потом загрустили и стали вдруг подвижными и вежливыми.

Главу Совета Федерации стало заносить после первого же вопроса.

— Сергей Михалыч, что сейчас происходит в Киргизии? Как Вы оцениваете?

— Это попытка вооруженного переворота. Мы знаем, кто стоит за этими событиями. Это происки наших врагов. Я скажу откровенно — авторы беспорядков сидят на Западе. Но Киргизия им не по зубам! Киргизия — это им не Грузия и не Украина! В Киргизии у них ничего не получиться! — рубил наотмашь Миронов.

— Как должна реагировать официальная Москва?

— Мы киргизов не оставим. Киргизия — наш важный партнёр. И там могут полностью рассчитывать на нас. Надо понимать: события в Киргизии — это удар по нам. По имиджу и авторитету России.

— Это почему же?

— Потому что пространство бывшего СССР — это зона национальных интересов России.

— В какой, конкретно, помощи официальный Бишкек может рассчитывать на Москву?

— Киргизия может рассчитывать на нас во всём! На обращения, на просьбы друзей принято, вообще-то, отвечать. Любыми ресурсами, политическими и неполитическими… — Миронов сделал предупредительную паузу и перевел взгляд с меня прямо в объектив камеры. — …мы должны помочь нашим киргизским коллегам и друзьям.

— То есть военной помощью тоже?

— Да! И силовыми методами тоже можем помочь Акаеву подавить эти беспорядки.

Я уже тогда понял, что Миронов говорил то, что пришло на ум, а не официальную позицию.

Осокин долго не мог поверить в слова Миронова, пока сам не увидел запись. Ведь на НТВ должны были следовать установке из Кремля — мол, мы ещё не знаем, кого поддерживать. С одной стороны, Аскар Акаев друг Путина, а «на просьбы друзей принято вообще-то отвечать». С другой стороны — опыт украинской оранжевой революции, когда Москва своей открытой, напористой поддержкой Виктора Януковича испортила имидж и себе, и ему.

Руководство НТВ подстраховалось — в эфир самую жёсткую часть «синхрона» Миронова — о военной помощи — не дали. Но даже то, что пошло в эфир вечернего выпуска, вызвало скандал.

Бедные киргизы. Сразу после эфира НТВ на местных интернет-форумах вспыхнуло активное обсуждение «позиции Москвы»: вот, мол, Кремль устами Миронова даёт знать, что поддерживает Акаева; мол, надо будет оппозиции задобрить Москву; а вдруг российские войска с военной базы в Канте вмешаются? а вот знакомый, живущий недалеко от базы, говорит, что там какая-то подозрительная активность происходит? что делать? всё пропало? и т. д.

Когда много позднее я общался с окружением многих действующих лиц тех событий (и Кулова, и Бакиева, и Акаева), они подтверждали — то самое заявление Миронова вызвало тогда большой переполох. Акаевские утверждали — лидеры оппозиции, и так не отличавшиеся большой отвагой, «серьёзно труханули». 22 марта председатель созданного оппозицией Координационного совета народного единства Киргизии (КСНЕК) Курманбек Бакиев в спешке отправил письмо президенту России и в Государственную Думу со следующим текстом: «КСНЕК надеется, что вы дадите объективную оценку охватившим сегодня многие районы Киргизии волнениям граждан, недовольных политикой Акаева, и просит приложить усилия по скорейшей стабилизации сложившейся непредсказуемой ситуации».

Бедные киргизы. Они же думали, что в Москве всё по-взрослому. Да, Сергей Миронов, по Конституции России, спикер верхней палаты парламента, а не официальный представитель власти. Но это же только по Конституции. А так — он один из фактических представителей власти, ближайших людей к Путину. А мы же с советских времён привыкли читать между строк, искать тайный смысл в словах человека власти.

Знали бы тогда в Киргизии — в каких обстоятельствах родились в голове у этого политика те гениальные мысли о внешней политике России. Ну, сказал человек и поехал дальше. И что? Для него что какие-то там киргизы, что «объединение демократических сил российского общества», что вырубка амазонских лесов — до звезды, до солнца.

Однако, сразу после эфира на НТВ звонили из пресс-службы Миронова и просили больше не показывать тот «синхрон» их шефа. Видимо, ему уже сделали внушение из Кремля. Официальная Москва, напуганная размахом, силой народного протеста киргизов, стала призывать (устами министра иностранных дел России Сергея Лаврова) оппозицию и власть «вернуться в правовое поле и на основе конституции Киргизии урегулировать ситуацию».

Хорошо, что обычные киргизы телевизор в те дни почти не смотрели. Ведь Акаева сбросила взбунтовавшиеся низы, обыватели, улица, а не многотрудная работа лидеров оппозиции — они просто присоединились к протестующим людям — до конца не веривших в рыхлость и импотенцию бишкекского режима и свалившейся им в руки власти.

Днём 24 марта 2005 года собравшаяся перед Белым домом[43] в Бишкеке толпа в ответ на попытку милиции и сочувствующих властям её прессовать ворвалась в главное здание страны. Потом пошла штурмовать и остальные госучреждения в столице. Вечером президент Аскар Акаев, не решившийся пролить большую кровь, убежал в Казахстан, а потом в Россию. Народный бунт, к которому никто не был готов — ни самоуверенная власть в Киргизии, ни робкие лидеры киргизской оппозиции, ни власти окружающих стран, в том числе и руководство России — закончился победой.

История с Мироновым очень показательна. Люди часто преувеличивают важность тех или иных действий — ну в нынешнее время, заявлений — политиков. Многие важные государственные, международные решения наши чиновники принимают, исходя из своих личных интересов, ну или потому что «просто так захотелось». В этом доказательство мелочности их жалких душонок, их внутреннего мира. Они не способны мыслить хотя бы государственническими императивами. Даже не нравственными. Назначить человека с душою торгаша, который помогал достать стенку и спальный гарнитур в 80-е, а в 90-е был партнёром «тамбовского» ОПГ министром обороны[44]? Легко. Переспала журналистка с кем надо, сделаю её руководителем нового телеканала, аналога Иновещания. Подарили первой суке страны ошейник, сделали дорогому животному приятное, угрохаю на ГЛОНАСС, этого неповоротливого бегемота, где чиновников больше специалистов, миллиарды государственных денег на многие годы вперёд.

Вот за что, например, ингушей, целую нацию, сделали всероссийскими изгоями? А ведь когда-то они были одним из самых преданных России народов. Теперь же их планомерно выдавливают в маргиналы, в леса, в горы, стравливают и уничтожают. А это Путин мстит ингушам за незабываемый опыт болевого физического контакта — в виде тяжёлой генеральской затрещины — с президентом Ингушетии Русланом Аушевым в 99-м году, отыгрывается на всём народе. Бедные ингуши.

Бедные осетины. Бедные балкарцы, бедные адыги. Они ещё верят в федеральную власть. Что-то у неё просят. Пытаются объяснить. Донести верную информацию. Найти логику. Понять. Бедные…

Вообще, события в Киргизии это хороший урок. Ведь вот в чём дело. Да, «революцию тюльпанов» нельзя оценивать однозначно. Там были и мафиозные интересы и интриги, и погромы с мародерством и банальным вандализмом, и жёсткость по отношению к старой элите. В первую очередь к Семье, к ближайшим родственникам и близким Аскара Акаева, этой потешной новой киргизской династии. Но такова судьба всех революций, кровавых или мирных. Не надо было доводить до этого! Бесов Достоевского рождают тупость, жадность и трусость верховной власти, молчание и снова трусость добропорядочных граждан, серьёзных и двуличных отцов семейств, услужливость и беспринципность интеллигентов-государственников-верноподданных. Насколько жесток и абсурден авторитарный или тоталитарный режим в закручивании гаек, в административно-бюрократической безнаказанности настолько будет и абсурден, и жесток стихийный протест против него. И в России так. Русский бунт бессмысленный и беспощадный потому, что бессмысленен и беспощаден русский царь. Который доводит ситуацию до бунта под аплодисменты и кивки верноподданного болота. Нечего потом поражаться проснувшемуся русскому мазохизму, как было в 90-е.

Беспрекословное подчинение, своеобразный подвиг повиновения, как проявление туранского (тюркского) этнопсихологического в русском менталитете и в русской государственности, предполагает справедливую верховную власть, справедливого царя. Общество, низы, как это ни странно слышать некоторым, хотят справедливости в правах. Для начала — в праве на хлеб. Ну а потом и в праве на свой путь к звёздам и солнцу. А получается, государство — лишь для избранных, для элиты, для опричников, для сытной жизни бюрократии. Большинство в России будет долго терпеть, испытывать суеверный страх перед властью, ее атрибутами и порядками, а потом пойдёт в безумии громить все те ценности, перед которыми ещё накануне падали на колени. Есть очень хороший пример этому. Вот как в истории с обиженным на верховную власть мифологизированным (былина появилась в средние века) Ильёй Муромцем[45]. Самый любимый и почитаемый народный, «мужицкий богатырь», защитник государства и церкви, после оскорбления от князя Владимира (по былине, Илью не позвали на княжеский пир, но здесь намёк: в лице богатыря Владимир обидел всё крестьянство) «начал он стрелять по Божьим церквам да по чудесным крестам, по тыим маковкам золочёным». Это и есть бессмысленный русский бунт против власти, против тех ценностей, перед которыми ещё накануне падали на колени.

Революционная ситуация наступает, когда обещанная эволюция превращается в многолетнюю деградацию, когда нет справедливости. Никакие стенания потом — ой, давайте решать проблемы в правовом поле, за столом переговоров не помогут. Будет поздно. Раньше надо решать проблемы в правовом поле. Всё по справедливости. Всем достанется. Всех коснётся.


Source URL: http://ostankino2013.com/bednye-kirgizy.html

Загрузка...