Мои останкинские сны и субъективные мысли

«Дорого и круто!»

Признаюсь, недооценивал я НТВ. Думал, сложившаяся на телеканале система взаимоотношений — между начальством и сотрудниками, между начальством и властью — самая абсурдная. Думал, что на НТВ самый невозможный бардак и отсутствие логики в системе. Да, оказывается, я ошибался. Не ценил руководство. Был неблагодарным. Родные вы наши…

Единственное, что меня оправдывает, это то, что я глупый. А глупые люди имеют особенность быть ещё немного и неблагодарными. Им бы в ногах ползать у благодетелей, а они своё мнение высказывают. Да, на НТВ руководство могло поступить низко. Например, уехать 31 декабря 2007 года на целых двадцать дней в Санкт-Мориц на роскошный горнолыжный курорт (не потому, что руководитель любит лыжи, он, вернее, она, лыжи ненавидит, но ведь там, в Санкт-Морице, собирается в это время политическая и финансовая элита страны — надо быть в тусовке, покрасоваться хотя бы в каком-нибудь баре в лыжном костюме — об этом открыто было заявлено коллегам на НТВ ещё за месяц), а перед этим сообщить своим «шестёркам» о том, что одному из сотрудников не подпишут контракт на следующий год. Думая, что за двадцать дней сотрудник созреет и приползёт каяться. Но за время отсутствия руководителя получается скандал, и отдохнувший, но обидевшийся руководитель подсылает к этому сотруднику других своих «шестёрок». Во-первых, с укором — мол, это же было недоразумение, и почему он не дождался руководителя, не приполз к нему, а, вернее, к ней и в тиши кабинета, глотая слёзы, или просто с печально-капитулянтским выражением лица не попытался уладить ситуацию (да пришлось бы просить, унижаться, но кому сейчас легко, такой уж теперь наш журналистский крест, какая уж тут гордость). А, во-вторых, с предложением — мол, ничуть не поздно, можно и сейчас организовать эту встречу… Но руководителю приходится обидеться ещё больше, потому что этот сотрудник посылает и «шестёрок», и руководителя… ну, например, обратно в Санкт-Мориц. Ну, ничего не могу поделать со своим характером.

Да, такое бывало на НТВ. Подло? Ну, да. Это серьёзная компания? Нет, так ведут себя маньячки-воспитательницы детсадов в каких-нибудь спившихся экс-шахтёрских городках, а не солидные топ-менеджеры, любящие дефилировать на высоких каблуках или в облегающих лыжных костюмах на фешенебельных новогодних тусовках. Но что поделаешь? Смертную казнь отменили ведь.

Да, и, повторюсь, ошибался я. За несколько месяцев после НТВ мне пришлось побывать на почти всех ведущих российских телеканалах, увидеть их «кухню». Цирк на НТВ был не самым худшим цирком. В стране огромное количество людей якобы делает телевидение. С потухшими взглядами, спиваясь, прогуливая и имитируя работу, ощущая смысл собственной жизнедеятельности лишь в дни выдачи зарплаты, а также в редкие моменты облегчения от тяжести многочисленных комплексов неполноценности в виде эфирного результата, ну и, конечно же, раз в год — слушая выступление президента с посланием перед Федеральным Собранием РФ.

Но первое место в абсурдном мире российского телевидения занимает Первый. ОАО «Первый канал». По сравнению с ним НТВ — это эталон немецкой педантичности и британской деликатной объективности.

На главный телеканал страны я попал случайно. Во всём виноват мой бывший друг и коллега с НТВ Олег Пташкин, который придумал идею и концепт еженедельного мужского тележурнала «Большое событие» и попросил помочь показать его топ-менеджерам Первого канала.

Протекцию нам оказал Максим Шевченко, ведущий еженедельного политического ток-шоу на Первом канале «Судите сами», человек позиционирующий себя как думающий, весёлый и давний мой знакомый. Не знаю, почему-то он ко мне хорошо относился. Думаю, что теперь относится по-другому. Ну, так получилось. У него свой выбор — думать одно, говорить другое, а делать что-то непонятное…

Максим показал расписанный проект одному из заместителей Константина Эрнста, руководителю Студии специальных проектов «Первого канала» Наталье Никоновой. Дирекция эта курирует производство почти 80 процентов программ телеканала. Не знаю, какой пиар сделал мне Максим Шевченко, но по телефону эта дама сладким-сладким голоском попросила меня называть её «просто Наталья». Это и радовало, и удивляло: потому что почти все опрошенные мною другие коллеги с Первого выдали про Никонову близкое по смыслу определение — «закомплексованный монстр». Отгоняя противоречивые мысли в голове и путаясь в словах, я договорился с нею о встрече.

На улице был май 2008 года. Мы с Олегом сидели в кабинете у Никоновой на восьмом этаже Останкино — в АСК-1 по большим лифтам.

До мирового кризиса оставалось несколько месяцев, и о том, что экономика России скоро рухнет, подозревали только маргинальные эксперты. А остальное население в тот день думало о другом. Весна была в самом разгаре. Даже в загаженном московском воздухе пахло любовью. За окном дрались обезумевшие от страсти самцы-воробьи. Две большие жирные мухи сцепились в объятиях на стене шкафа в вертикальном положении — тут, прямо в кабинете Никоновой — и трогательно тихо-тихо жужжали, что напоминало характерное постанывание. Эта сцена меня обрадовала, и я едва не расплакался — возможно, из-за приближающегося кризиса. Кризиса среднего возраста…

— Рада встречи с Вами, — с интересом оглядела меня Никонова и быстро переключилась на моего друга.

Олега она разглядывала в четыре раза дольше, чем меня. А потом удовлетворённо добавила, как я понял по смыслу, обращаясь ко мне:

— И рада, что Вы пришли не один.

— Ну, да. Он автор идеи, — улыбнулся я и хотел пошутить по поводу двусмысленности её замечания, но еле сдержался. Никонова не увидела моих усилий, потому что снова перешла на созерцание Олега.

Пока она это делала, я окончательно прогнал сложившийся у меня в голове образ. Причина, подумалось мне, нерепрезентативность проведённого мною опроса, и это радовало — никогда не был силён в социологии. Ну, как эта хрупкая женщина в огромном кресле могла соответствовать определению, которое про неё распространяли коллеги?

Невысокая блондинка, с тонкой бледной кожей, не лишённая привлекательности в возрасте… ну, старше меня. К тому же Никонова старательно молодилась. Я сидел ближе и видел: на ней была надета короткая юбка, а на недостающих до пола ногах — подростковые гетры тёмного цвета. Во время разговора она под столом поглаживала чёрную кожу своего большого кресла — то нежной, то беспокойно-судорожной лаской. Было понятно, чего ей не хватает в жизни…

Тон в беседе задавала Никонова. После её высокоинтеллектуального монолога: об «отсутствии свободы слова в России», но необходимости «всё же что-то делать, потому что жизнь продолжается», да и потому что «и так всё хорошо», и «кому это нужно — ихняяя свобода слова», начался нормальный разговор.

Как я понял много позже, в тот майский день у этого так сказать теле-босса была особая цель, а также особое настроение, из-за которого она пыталась произвести на нас эффектное впечатление. Хотя… на Олега, мне кажется, она больше пыталась произвести эффектное впечатление. Периодически, пока Никонова говорила свою речь, она замирала и засматривалась на него, что-то поправляя у себя под столом и поглядывая на свою большую чёрную сумку на столе.

— А что такое мужской тележурнал? — вдруг перешла она к главному.

— Всё, что интересует успешную динамичную мужскую аудиторию, — стал объяснять Олег. — Тренды-тенденции, китч, общеполезные открытия. С рабочим слоганом программы «тренды и бренды». Лучшие новинки и тенденции. С иронией, конфликтом, динамикой, но без бульварной похабщины и желтизны. Главное — корректность. С несколькими жанрами: и репортаж, и портрет, и расследование, и исследование. Тут в концепте проекта всё подробно расписано — о чём программа, и как её делать.

— А почему вы думаете, что нам, Первому каналу, это интересно?.. Нет, нет, сам по себе проект интересен — иначе, я бы не встречалась с вами, — медленно и чётко произнесла теленачальница, а потом сделала красивый, отработанный часами тренировок перед зеркалом жест, чтобы поправить волосы. — Но нам-то это зачем, а? Ыммм?

— Ведь у вас есть проблемы с аудиторией, не так ли? — спросил я в свою очередь.

— То есть? Это как же понимать? Какие проблемы?

— А, хорошо. Основная аудитория Первого канала — это женщины старше 40 лет.

— Ну да это «наши старушки», — благосклонно кивнула молодящаяся Никонова. — Это наша главная опора. И что? Чем они вам не нравятся?

— Ну, не самая интересная для серьёзной рекламы категория людей. Какой рекламодатель к вам идёт с радостью, а не из-под палки государства и «Видео Интернешнл»? Производители моющих средств, всяких йогуртов, гигиенических салфеток и других продуктов для домохозяек. Признайтесь, в основном Ваша аудитория — это люди, которые не имеют возможности выбора — выбора телепродукта. Ну, вынужденно смотрят телеканал — нет у них альтернативного источника. А вы впустую пользуетесь широтой покрытия территории страны сигналом вещания телеканала…

— И наверняка, вы же хотите привлечь к себе мужскую аудиторию, — дальше продолжил Олег. — В целом — социально и финансово активного зрителя.

— Ну, допустим… — задумалась Никонова. — Хотим. Хотим мужскую. Да, да.

— В России уже сейчас около трети аудитории в возрасте от 22 до 35 лет практически или вообще не смотрит телевизор, — завёлся Олег. — Неужели вы не думаете над тем, как вернуть себе этих людей?

Никонова немного успокоилась. Строить дальше из себя большого телепрофи получалось у неё плохо.

— Ладно, ладно, ребята. Но как сделать так, чтобы мужчины смотрели? Ну, давайте, расскажите. Да, телевидение создаёт иллюзию жизни. Мы придумываем реальность, изображаем жизнь такой, какой её нет, но какой она видится в мечтах населения (?-!). Что мы можем сделать — расскажите? Ну, чем отличается мужской тележурнал от остального нашего продукта?

— Ну, вот Вам пример НТВ, у которого в основном мужская аудитория…

— А как? Как на НТВ? Как это сделать? — перебила меня Никонова.

Вначале я подумал, что она нас проверяет, но оказалось — она и в правду этого не знала.

— Как же так? — удивлённо переглянулся со мной Олег. — Как? В выборе тем, в форме подачи, в закадровом наговоре, в фигуре и личности ведущего. Ну, и авторов, которые будут делать сюжеты-репортажи.

Никонова его не перебивала. Она смотрела ему в рот, сидя в своём огромном кресле прямо и положив руки на стол как школьница.

— В студийных декорациях, в конце концов. Здесь всё расписано. Проект выстрелит. Хотя это и дорогой проект. Дорогой и серьёзный.

Никонова от этих слов вздрогнула и пришла в себя.

— Да? Хм! — выдохнула она и откинулась на спинку кресла, выпятив вперёд грудную клетку.

И тут теленачальница с претензией выдала сакраментальную фразу, объясняющую парадигму самоидентификации руководства Первого канал в — и против — окружающей действительности:

— Да у нас здесь на Первом всё дорого и круто! Понимаете? Дорого и круто! Это же Первый канал!

Это она так возмущалась. Потому что она обиделась.

На несколько минут я выпал из беседы.

Оооо, дааааа! Это оно! Дорого и круто! Нет, на них нельзя смотреть без смеха! Это смысл жизни! Я хринею! Меня прёт от них! Я никогда не повешусь! Самый длинный сериал! Инвалиды душевные!

Добро пожаловать на Первый канал! Да! Да! Да! Главное — не реальность, «главное — как себя позиционировать». Понты правят миром! Чем больше блеска, тем сложнее приглядеться. Чем больше шума, тем больше можно втихаря подворовать! Нет — нахапать!

«Дорого и круто!» — это как было на Евровидении в Москве. Это «самое дорогое за всю историю этого конкурса шоу» при отсутствии обычных удобств для конкурсантов. Ну и что, что для артистов не были даже запланированы помещения для репетиций, и они готовились к выступлениям прямо на улице. Зато были какие-то плавающие в аквариумах люди-дельфины и непонятная Жар-птица под потолком «Олимпийского». Зато «у нас самый грандиозный за всю историю Евровидения Евродом с уникальной барной стойкой», — тупо радовался Эрнст. Барная стойка — это самое главное на Евровидении. До сих пор все помнят московское Евровидение по этой барной стойке. Ну, не понимает этот Эрнст, что дурной тон это когда барная стойка и представляющая страну Анастасия Приходько, известная своими расистскими взглядами. Страны, принимавшие Евровидение до Москвы, умудрялись зарабатывать на этом конкурсе, а России это не нужно. Денег много. Страна богатая. На понты деньги найдутся…

«Дорого и круто!» — это современная Россия.

«Дорого и круто!» — это как было в Ванкувере, где провалили Олимпиаду, зато там было полно не имеющих отношения к спорту российских чиновников и членов их семей. Зато в официальном Русском доме был каждый день праздник: по вечерам все — гости и свои — пили и ели за счёт российского бюджета, а днём все вместе смеялись над российским спортом. «Дорого и круто» будет в Сочи, которая станет самой скандальной Олимпиадой. Потому что понты, пыль в глаза вызывают смех, а потом брезгливость у нормальных людей. «Дорого и круто!» — это бич нувориша. Он очень хочет выглядеть одним из элиты, «белой костью», а всё равно получается «Дорого и круто!» Получается китч! По «Дорого и круто!» легко определить вчерашнего спекулянта румынскими колготками, пытающегося сегодня выдать себя за топ-менеджера, аристократа в смокинге, заказавшего литр коктейля Minted и два граненых стакана. Поведение и образ мыслей сразу выдаёт — никакие дорогие тряпки не помогут скрыть лапти.

Проснитесь, ребята. Куда столько? Не будет пользы от суррогатного счастья. От этого, от такого не бывает пользы. Ваши дети всё это спустят на наркотики. Сожители разворуют. Болезни задушат. А лекарства дорогие! А врачи жадные! Закон Природы. Природа — лучший, совершенный мститель. И беспощадный. Сообщающиеся сосуды. Божья кара. Отрыжка Бастрыкина… И его тоже это ждёт!

Очнулся я от вскрика Никоновой.

— Хорошо! Хорошо! — она нетерпеливо прижалась к краю стола, положив на него часть грудной клетки. — Я по-другому задам вопрос. По-другому… Какую тему вы бы сделали на этой неделе, связанную с политикой? Вот представьте, что эфир у вашей программы в это воскресенье — чтобы вы сняли?

Олег на мгновение завис, и я ему помог:

— Например, историю губернатора Ставрополья Черногорова[135].

— А что в ней интересного? Она же уже устарела. История умерла…

— Вы ошибаетесь. Во-первых, в ближайшее время будет продолжение — Черногоров не такой человек, который сам уходит в отставку. Во-вторых, в этой истории есть всё: и политика, и предательница-жена, и бэнтли. Он, кстати, близкий к Путину политик.

— А как? — горячилась женщина. — Как сделать?

— Ну, как… Надо бы к нему отправить съёмочную группу. У него дома побывать. В гараже, где эти автомобили стоят, с ним интервью записать. Ну, такую живую «картинку» сделать. Он сейчас в таком состоянии, что согласится на любые съёмки. С бывшей и с нынешней женой о съёмках договориться. Ну и так далее. Но с конкретизированной «картинкой», историей. Пусть покажет свой гараж, пусть «докажет» на «картинке», что у него нет — если он так утверждает — этих бэнтли…

— Угу. Так! — задумалась Никонова и что-то стала записывать в блокноте у себя на столе. — А ещё? Ещё?

— Ну, основная сторона в этой истории должна быть представлена — третья.

— Кто?

— Ну, люди. Черногоров ведь не простой человек, он чиновник. Что сами жители Ставрополья думают. Надо подумать, как это показать, как выразить. Может обычную семью снять — как они следят за всеми перипетиями этой истории. Вообще, его многие мужчины там поддерживают. Он же харизматичный, мужик. Здоровый, крепкий. И ещё не известно — возможно он выиграет от этой семейной истории с женой, чем проиграет. Но, конечно, хорошо бы показать, что все эти семейные проблемы, их публичное обсуждение, возникли у Черногорова из-за его политических проблем — обязательно! И ещё — отталкиваться от реальности: они ведь, я имею в виду, помощников губернатора, пресс-службу — тоже что-то захотят сами пропихнуть, «продать» съёмочной группе: возможно, выход губернатора в народ или ещё что-то. Вот в этом может быть масса интересного, чтобы снять и показать. Вообще, детали самое главное. Много деталей.

— Да?

— Да. А как же. Главное — побольше репортажности. Если ещё подумать, порыться, можно понять, как интересно рассказать эту историю.

Никонова промолчала тогда о том, что два месяца назад, в марте, съёмочная группа «В мире людей» — одной из программ возглавляемой ею Студии спецпроектов Первого канала — снимала историю семьи Черногорова; я потом это узнал. Материал получился неинтересный: по традиции Первого канала, очень предсказуемый и пресный, без деталей, одни «говорящие головы». Конфликт не передан, жизнь не показана, хотя съёмочную группу впустили в свою жизнь и губернатор, и его бывшая супруга… Потому неудивителен был интерес теле-начальницы к тому, что мы рассказывали об этой истории.

— А ведущий? Ведущий кто? — Никонова продолжала допрос со странной маниакальной возбуждённостью.

Ну, она спрашивает — я отвечаю:

— Не знаю… Например, Андрей Колесников. Почему бы и нет. Хороший журналист. Парень ироничный, с бэк-граундом. За такого надо побороться.

— Андрей? Ну, не знаю… — съёжилось у неё лицо в неприятную маску. — Я с ним вместе училась.

Видимо, Никонова что-то нехорошее вспоминала из далекого студенческого прошлого.

— Ну, что — Андрей?! Хм. Так себе журналист… Мне он… не очень…

А, может, она тайно ему завидовала.

— Или же Сергей Минаев, — назвал я ещё одну кандидатуру. — Его рекламодатели любят. Специалист по Product Placement. Мастер этого дела.

Мы с Олегом засмеялись. Никонова не поняла шутки. Видимо, не читала.

— Ну, не знаю, — затянула она. — Он мне тоже не нравится. Тоже мне — писатель. Такие люди сложные в управлении. Лезут со своим мнением.

Тут Олег заговорил резко.

— Ну, пока вы думаете — кто Вам нравится или не нравится, у вас получается телепродукт для… как Вы сказали? «наших старушек»? Это же телевидение прошлого!

— Да? — робко произнесла Никонова и испуганно съёжилась.

— Конечно! Вот у вас проект «Король ринга»…

— Ой, не надо про «Короля ринга», — она, соглашаясь, замахала руками и неожиданно перешла на шёпот: — Мы его не понимаем. Никак не избавимся от этого ужаса. Просто это любимое детище Константина Львовича — а ему возражать… сами понимаете. Рейтинги всё ниже и ниже, а Константин Львович не может бросить это…

— Подождите, подождите, — грубо отрезал Олег. — Идея проекта отличная. Надо просто поменять его философию. Вы не понимаете, как это надо делать!

Я посмотрел на Никонову и еле-еле удержался от смеха. С какой нежностью и покорностью она смотрела на коллегу.

«Ну, нет же, женщина-монстр не смотрела бы так на человека, осадившего её прилюдно», — подумал я. Хотя, возможно, если Олег был бы девушкой, то Никонова вырвала бы ему все волосы на голове прямо при мне без всякого бокса.

— Надо сделать реальный боксёрский поединок с реальными людьми — обычные мужики, настоящие. А не ряженые — как в проекте вашего Константина Львовича. Участник программы — тот, кто пострадал от несправедливости, ему некуда жаловаться. И вот проект даёт любому россиянину шанс, возможность как мужчине вызвать на реальный боксёрский бой своего обидчика — хоть политика, хоть чиновника, хоть своего соседа. Получится народное шоу. Его будут смотреть и любить. Потому что настоящий русский человек всегда за поиск истины и восстановление справедливости в честном бою!

Никонова повела себя после этой поэтически-восторженной речи очень странно. Ничего больше не спрашивала, некоторое время сидела молча, и о чём-то думала. Подвижность грудной клетки говорила о большом волнении. Когда мы уходила, она встала проводить нас до дверей, оставаясь в состоянии близком к анабиозу.

В конце той неделе история с губернатором Александром Черногоровым получила продолжение. 16 мая президент Медведев отправил того в отставку — это было первое подобное решение нового президента. Узнав об этом глава Первого канала Константин Эрнст хвалил Наталью Никонову — за информационное чутьё: ведь на «летучке» с руководством глава Студии спецпроектов говорила о вероятности этой отставки и своих мыслях о съёмке этой истории. Хвалил Эрнст Никонову и за её новые идеи о программе «Король ринга»…

Через неделю после той встречи с Натальей Никоновой Олег уже работал на Первом канале, ещё через неделю — и я тоже… И это было большой глупостью. С нашей стороны. Нормальный человек там работать не может.

Всё-таки, это — женский телеканал. Телеканал, который делают несчастные женщины для несчастных женщин. Я понял, что если собрать группу несчастных женщин в одном месте, они устроят ад как самим себе, так и окружающему миру. Почему-то несчастная женщина считает, что если она сделает что-нибудь плохое другому человеку — в первую очередь, конечно же, другой женщине — то ей от этого станет чуточку лучше.

Если на НТВ у сотрудников ещё остаются какие-то рефлексии, то тут люди живут и наслаждаются в жижице скандалов, интриг и расследований. «Без комплексов» — это не только название программы на Первом канале, это фирменный стиль канала, его лицо, его философия. Душа. Массовое помешательство. Человек здесь — ничто. Своё мнение — ничто. Сочувствие — ничто. Сочувствие — это слабость. Поражение. Сочувствие позволительно лишь в тактических целях — наигранное. Это мир жестокости. Периодическая публичная истерика и взаимное унижение здесь было нормой. Образом жизнедеятельности сотрудников телеканала. Почти каждая вторая здесь была маленькой начинающей Митковой. Нтвшники, ау, у вас там одна Татьяна Ростиславовна на всех, а тут такие бегают толпами. Мир Инь, обозлённой, взбесившейся — из-за дефицита настоящего Ян.

Здесь не было опоры в людях, вчерашние союзники и подруги детства могли прилюдно переругаться, а враги стать подругами — обниматься, поцеловаться при всех, но продолжать распространять друг про дружку грязные слухи, интриговать, пакостить. Сейчас объясню проще. Каждый, кто учился в обычной отечественной школе, наверняка наблюдал мир тех девочек, которых не любили родители — вечные ссоры, какие-то планы жестокой мести, бойкоты, травли, слёзы, краткосрочные и не поддающиеся логике союзы. Помните? Вот это сотрудницы Первого канала. Я эту карусель взаимоотношений не мог понять. Нет, конечно, в качестве эмпирического опыта это было интересно. Но цель, цель какая у этих вечных боевых действий? В этом не было логики. Всё-таки в интригах на НТВ была хотя бы какая-то логика. Мужская. Даже если интриги плели женщины. А тут даже мужчины одеваются как женщины, ведут себя как женщины, даже разговаривают как женщины.

На Первом канале главное не мозги, главное — это должность. Я понимаю, так во всей стране, и, даже, во всём мире — приблизительно. Но здесь всё было намного грубее, выпукло, категорично. Чем незначительнее занимаемая должность сотрудника, тем большим ничтожеством он сам себя считал. Сам! Безропотным, послушным, бесправным. Обычный начальничек здесь ощущает себя всесильным феодалом по отношению к нижестоящим. Все поклоняются правилу: «Я начальник — ты дурак. Ты начальник, я — дурак». Такая особая «поза 69». Неглупых — по-настоящему неглупых — и даже одарённых людей здесь много. Но, попадая на Первый, приходя на работу, они теряют свои качества индивидуума, попадают в некий психологический ступор — первоканальный синдром, фатум, проклятие «позы 69».

Та же Никонова… Потом увидел её настоящее лицо. Может, самая острая фаза весны закончилась. А, может, она привыкла — ну, скажите, как же ещё относиться к нижестоящему по должности? Как к личности??? Неужели, кто-то может не принимать эти первоканальные правила игры, насмехаться над ними? Как это — подчинённый может иметь свою точку зрения? Вот она начальник — значит, должна передвигаться по Останкино в сопровождении пышной свиты из шести-семи своих любимиц — на инспекцию вкалывающих крепостных вместе с ними, и поесть в столовую, и даже в туалет вместе с ними. А ещё она может устраивать на синекуры своих многочисленных родственников, подружек, подружек подружек, бывших любовниц мужа и сына его проктолога. Так ей полагается. По должности. Но вот, попадая к своему начальству — Константина Эрнста и его Семье — сама превращается в крепостную, в ничтожество. Безропотное, послушное, бесправное. Ожидая часами приёма у дверей его кабинета, будет сидеть тихо-тихо, стараясь слиться с узорами обоев. А представ непосредственно пред Его очи, превращается в ручного бандерлога без собственного мнения. Сидит перед этим большим босом, сжимая в потеющих ладонях кипы бумаг с чужими идеями и свою большую чёрную сумку, с которой, видимо, она даже спать ложится ночью. Трясясь всем телом от страха, что не сможет выплатить свои бесчисленные кредиты, что подставит своих многочисленных родственников, подружек, подружек подружек, бывших любовниц мужа и сына его проктолога. Да и, вообще, начальство надо бояться. Так ей полагается. По должности!

Единственная счастливая женщина на Первом канале — условно, счастливая: не понимаю, в чём здесь счастье, но так считают многие — супруга Константина Эрнста Лариса Васильевна Синельщикова. Не люблю трогать чужих жён, но с этой потерявшей от власти голову женщиной с замашками барыни другая ситуация.

В чём заключалось её счастье? Её счастье крайне осязаемо — это несколько компаний, которыми она управляет. Помимо рекламного агентства ООО «Мандарин», это ООО «Зеленая Студия», «Новая компания», группа компаний «ВИД», группа компаний «Красный квадрат», ООО «Оранжевая Студия», ООО «Красная Студия», Первое поле, «Синяя Студия», «Белая Студия», «ТехноСтайл», «Катапульта Продакшн». Это множество компаний производит до 80 процентов всего телеэфира Первого канала.[136] А Первый канал их покупает. По ценам, которые взбредут в светлые головы Константина Эрнста и Ларисы Синельщиковой. Такой вот высококреативный семейный бизнес.

Конечно, с точки зрения бизнеса естественно, когда бОльшую часть телевизионного продукта производят маленькие (или не очень) студиии-подрядчики, а большие телеканалы закупают у них готовые программы. Производственные компании более мобильны, а телеканалы сосредоточены собственно на вещании. Это мировая практика. Но не в российском случае. В России вокруг каждого крупного телеканала кормятся свои, близкие или полностью принадлежащие теле-боссу производящие компании и продюсерские центры. Компаниям со стороны, обычным журналистам или режиссёрам «с улицы» с их проектами вход закрыт. При смене руководства на том или ином телеканале сразу же меняется список избранных компаний. Это общероссийский бич, который исключает — и убивает — реальную конкуренцию и развитие на рынке производства телевизионных программ. Что и видно по эфиру.

Однако, у самой знаменитой «теле-семейки» всё это же получается ещё более пышно и грубо. То есть Эрнст и Синельщикова думают, что это выглядит «дорого и круто», но, в действительности — пышно и хамовато грубо. Мало того, что главы юрлиц — Эрнст и Синельщикова — муж и жена, так всё производство, оборудование, фактические адреса одни и те же. Правильно — всё, как в нормальной семье: в один котёл, всё перед глазами должно быть. Некоторые сотрудники Первого канала одновременно являются — юридически — сотрудниками и некоторых вышеперечисленных компаний, получают там зарплату, премии.

Например, знаменитая ООО «Зелёная Студия», в которой меня юридически оформили, в отличие от Олега, у которого действовал договор с ОАО «Первый канал» (он пришёл на телеканала на месяц раньше). Юридический адрес этой компании — город Москва, ул. Космонавтов, дом 18, корпус 3. За девять месяцев работы я там был всего пару раз — получить справку о доходах, зарплатную карту и т. д. Столько же — у гендиректора ООО «Зелёная Студия», кабинет которого, кстати, тоже находился в Останкино, в одной из комнат компании «ВИД». Фактическое место работы у меня было на Первом канале и фактические руководители — оттуда. При заключении договора меня долго убеждали, что это нормальная практика — в реальности работать на Первом канале, но юридически быть оформленным в одной из «семейных» компаний телеканала. У компании два учредителя — она самая, Синельщикова, и опять же принадлежащая ей и мужу компания с необычным названием FLEXCOR TV HOLDINGS LIMITED, зарегистрированная на Кипре — город Лимассол, 3105, улица Архиепископа Макария III, 223, Авеню Корт, 2-й этаж. Не очень изящно, не правда ли? Сейчас многих сотрудников, у которых действуют бессрочные договоры с Первым каналом, заставляют уволиться и оформить трудовые отношения с этой ООО «Зелёная Студия» — шантаж, угрозы. Отбиваются единицы. Тоже не очень изящно получается…

Это же простейшая, классическая схема отмывания денег, коррупции и воровства, в которой может разобраться студент второго курса любого юрфака. Что самое необычное — про семейный бизнес Лужкова и Батуриной знает вся Москва. Но по наглости хищения Эрнст и Синельщикова переплюнут мэрскую семью. Это же телевизионный продукт, «высокое искусство», «оно бесценно», то есть можно пихнуть за несколько миллионов долларов. Это же не мешок цемента, который не продашь дороже 500 рублей, даже при самых изворотливых махинациях в документах.

Такие демонстративно примитивные схемы воровства возможны только при абсолютной поддержке сверху, при одобрении и поощрении Системы. А что?! ООО «Байкалфинансгруп» можно, а ООО «Красный квадрат» — нет?

Конечно, если бы Первый канал был бы частной компанией предприимчивой семейки Эрнста и Синельщиковой, все эти финансовые махинации можно было считать одной из форм управленческого мазохизма. Но ведь этот телеканал — крупнейший в России, с самой большой широтой покрытия территории страны сигналом вещания: потенциальная аудитория — 98,8 процентов населения. Контрольный пакет акций ОАО «Первый канал» (51 процентов) принадлежит государству: у Росимущества — 38,9, у ИТАР-ТАСС — 9,1, у ТТЦ — 3 процента акций. Правда, остальные 49 процентов акций у компаний ОРТ-КБ (24 процента), Растрком-2002 (14 процентов) и Эберлинк-2002 (11 процентов) — структур толи Романа Абрамовича, толи Владимира Путина. Председатель совета директоров ОАО «Первый канал» — руководитель аппарата правительства Путина Сергей Собянин. И телеканал входит в обнародованный в декабре 2008 года правительством Путина список системообразующих предприятий, которые могут рассчитывать на государственную поддержку в различной форме во время кризиса.

Блин, снова Путин. И это, кстати, не случайно.

Происходящее на главном телеканале страны — это результат, в том числе, и его креативных планов. «Национальный лидер» мечтает о российской общественно-политико-экономической модели по примеру японской: мол, «Единая Россия» как Либерально-демократическая партия Японии[137], высокие технологии — как в Японии, покупательная способность в России — как в Японии, производство — как в Японии, дороги — как в Японии, а российские госкорпорации — это знаменитые кэйрэцу. Ну, балдеет «национальный лидер» от всего японского — наполнит вечером ванну-джакузи у себя в подмосковной резиденции, смахнёт туда щепотку сушёных цветков сакуры, ляжет в неё и балдеет. Вот император кто — не понятно? Наверное, Путин, как главный дзюдоист России и большой поклонник сашими, ждёт, когда страна ему предложит эту уютную должность, это мягкое кресло. Но я не об этом. И не о распространении моды на харакири и других необычных японских обычаев, которые логично напрашиваются, если уж честно копировать опыт соседней страны. Сейчас я об институте японских кэйрэцу[138] — мечте идеологов российского госкапитализма. Об этих легендарных Mitsubishi, Mitsui, Fuyo, Dai-Ichi Kangyo, Sumitomo… Конечно. Сейчас. Семьи. Говорят же вам — это Япония и японцы, традиции, репутация крови, честь фамилии, культ долга перед Японией и императором, моральный кодекс Бусидо, сформулированный самой элитой. Опять же, гражданский институт харакири, традиция камикадзе. А не семейки, где детки от бессмысленности и пресыщенности ударяются в наркотики, а родители обмениваются супругами, устраивают коллективные элитные оргии, чтобы хоть какие-то чувства от половой жизни испытать. Они свою элиту в гражданскую войну не вырезали и не выгоняли за рубеж. Потому в России пока получаются лишь потешные семейки Лужкова-Батуриной, Эрнста-Синельщиковой, Михалковых, братьев Ковальчук и прочий балаган. Хотя бы одна из них на Sony тянет? Ну, не тянет. Какие из них дворяне?! какая ещё элита?! обычная дворня! Не пойдут, например, владельцы Fuyo на массовые увольнения сотрудников, что в Японии считается страшнейшим ударом по деловой репутации — массовых увольнений больше работников боятся сами японские работодатели. Разве опустится руководство Sumitomo, включающая в себя помимо высокотехнологичных производственных, ещё и компании, выпускающие стройматериалы, например Sumitomo Osaka Cement, до махинаций с ценами на цемент и асфальт. Понимаю, у России свой, особый путь. Пока у одних «Дорого и круто!», у прочих — голый шиш. У них жемчуга мелкие, у некоторых щи пустые, а у третьих — и щей-то нет…

Японские семьи, традиции, японская социально-политическая модель? Конечно! Пока реальная традиция на российском ТВ — это программа «Поле чудес» и ночная порнушка на РЕН-ТВ каждую пятницу.

Люди! Даже ассирийская семья Каламановых, владеющая палаткой по чистке и ремонту обуви у дома 27 на Грузинском Валу дорожит традицией и репутацией семейного бизнеса больше, чем главный теле-клан страны. Вот дали Константину Львовичу и Ларисе Васильевне огромный телеканал. Творите — для истории, для вечности, для репутации фамилии, служите Отечеству. А у них ума хватает только на то, чтобы воровать, заказывая друг дружке безвкусные программки. Только китч, пышно оформленный. Фейерверк золотой пыли. Пшик — и всё! Где «уникальная барная стойка»? По какому адресу в Москве она теперь находится, а? Хочу на неё облокотиться… Эх, какие традиции, какая история, род? Семейная реликвия Анастасия Приходько — это Mitsubishi по-российски? Петь не умеет, себя вести не умеет, стареет на глазах, ездить тоже не умеет…

Наша с Олегом главная ошибка была в том, что мы считали — идём работать на государственный телеканал. Российской Федерации. Ну, я уж точно в это верил. А они думали, что мы пришли батрачить в их семейный бизнес.

Олегу обещали запустить с осени его проект «Большое событие». А до этого времени мы должны были себя показать в программе, «у которой ужасные рейтинги».

Вот мы наивные…

Source URL: http://ostankino2013.com/dorogo-i-kruto.html