Мои останкинские сны и субъективные мысли

Голубой огонек

Первое время на НТВ я комплексовал. Да, у меня был опыт работы журналистом. Я побывал в нескольких горячих точках, что считаю необходимым для всех этапом в профессии: зона боевых действий для журналиста как экзамен, как дипломная работа — исследование, переоценка, закрепление своими силами. Философия человеческих взаимоотношений такая же, как и в обычной жизни, но жестче, откровеннее, без условностей мирного времени. Еще работал некоторое время политическим обозревателем. Да и жизненный опыт — мне казалось — у меня был какой-то. Я стал так самонадеянно предполагать после своего однажды путешествия в багажнике мерседеса, закончившегося стрельбой мне под ноги в незнакомой лесной полосе.

Но это же ведь НТВ! Был уверен — здесь работают только лучшие. Лучшие в профессии. Умные, критически мыслящие. Журналистская этика. Объективность. Постоянная рефлексия и самообразование. Репортеры, закалённые в бурной общественно-политической жизни страны. Репортеры, услугами которых в написании президентских речей пользовалась команда Бориса Ельцина. Новости не только их профессия, новости — это их семья, их любовь, их честь — вся жизнь. Школа для любого журналиста!

Но ошибался я недолго. И одна из сильных подножек этому светлому образу сотрудников НТВ в моей наивной голове случилась где-то в августе 2003 года. Помню, что была пятница. Вернулся в Останкино поздно после съемки, часов в десять вечера. В одной из двух «корреспондентских» комнат отмечали какое-то событие — кажется, чей-то день рождения — и пили. По виду участников мероприятия и по запаху — пили уже давно. И пили, уже не закусывая. В комнате душил запах рвоты. Использованных одноразовых стаканов было много, но теперь остались только самые стойкие — человек шесть-семь: директор Дирекции информационного вещания и заместитель главного редактора телекомпании Игорь Сидорович, корреспонденты Илья Зимин, Алексей Веселовский, продюсер Иван Кужельков, администратор вечернего выпуска программы «Сегодня» Саша Девяткин и др.

Только зашёл в «корреспондентскую», как меня стали звать присоединиться к их компании. Я сослался на работу и сел за «расшифровку» отснятого материала — расписать по тайм-кодам видео и интервью для утреннего выпуска новостей. И вдруг ко мне подошёл мой тогда непосредственный начальник Игорь Сидорович. Из всей группы отдыхающих на рабочем месте он менее всего выглядел пьяным, внешне — человек просто навеселе.

— Ты что — нас не уважаешь? — атаковал меня заместитель Митковой и сделал попытку взять у меня кассеты. — Оставь это! «Утро» (бригада утреннего выпуска новостей на НТВ — Э.М.) сами расшифруют. И так они ни х. я не делают.

Пришлось согласиться и допивать со всеми коньяк, виски, текилу и омерзительное вино из картонного пакета со странным названием — что-то вроде «Сердце ангела». По очереди.

Игорь Сидорович был человеком Татьяны Митковой. Сидор — как мы его все называли — человек спортивного телосложения, хотя тогда ему было уже больше сорока, ширококостный, внешне милый, очень обходительный, с красивым голосом и внешностью балканских славян, которая сразу сшибает с ног российских дам постбальзаковского возраста. Кстати, к женскому полу имел сильное и публичное пристрастие.

У Сидора слабым местом были глаза — они всегда бегали. Как будто, в поисках чего-то. Очень он не любил смотреть человеку в глаза, а если собеседник искал его взгляда — Сидор становился еще более обходительным и смущался. Философия у этого человека простая — он существует, чтобы делать деньги, а потом их тратить на хорошую жизнь. Журналист он был непонятно какой, но сделал такую головокружительную карьеру, которая стала возможна в профессии только в путинские времена, перевернувшие всё с ног на голову. Много лет назад, когда Миткова была ещё ведущей вечернего выпуска программы «Сегодня», Сидор работал у неё в бригаде редактором, отслеживающим новости на лентах информационных агентств. Этот малозначительный сотрудник сидит где-то в углу ньюс-рума и вечно пялится в компьютер, в то время как остальные редакторы пишут «подводки» для ведущего, ищут ньюсмейкеров, перепроверяют информацию, поддерживают постоянную связь со съёмочными группами, принимают видеоматериалы через спутниковую связь — так называемый «перегон», отслеживают работу монтажеров и художников графики, волнуются и все громче матерятся на окружающую действительность по мере приближения времени эфира новостного выпуска. А его главная задача — первым увидеть важную новость «на лентах» и дать всем знать. Работа непыльная, справится с нею даже подросток, но оплачивается по редакторской ставке. Обычно на эту должность «пропихивают» — те, кто имеет полномочия — своих знакомых, бывших одноклассников, старых и новых любовников, а также если «просто, очень просила одна знакомая мамы с ее работы». Или пришлют с факультета журналистики очень тёмного стажера, не способного и не стремящегося к работе в поле, на съёмках — а место редактора «на лентах» пустует — то его точно посадят за этот компьютер.

Не знаю об уровне личных отношений Митковы с Сидоровичем. Но, как только она после т. н. «развала НТВ» наконец-то добилась кресла главного редактора службы информации телеканала, то сразу же протолкнула его на должность своего заместителя, создав позже под него уютную должность директора Дирекции информационного вещания. У них была общая приемная и общие секретарши. Сидорович получил полномочия ставить визы на всех документах — в первую очередь финансовых — и только после этого они одобрялись главным редактором. Но самое важное — он решал, кто какую зарплату будет получать. И тут скрытые во время редакторской работы «на лентах» таланты Сидоровича повылезали наружу. Такой карьерный рост вскружил Сидору голову. Действовал он грубовато, но со страстью, с размахом. Деньги, которые ежемесячно сотрудники получали в конвертах или в кассе, отличались от сумм, обговоренных при приёме на работу и — как лично я о себе случайно узнал от коллег из финансовых служб во время «ухода» Сидоровича — указанных по бухгалтерским документам и «подтвержденных» поддельными подписями сотрудников. С каждого оставалось в месяц по 300–500 долларов. Сколько людей недополучало точно неизвестно, но можно умножать на сто, двести… И это доход только с зарплат сотрудников. И это начало 2000-ых. Ну ладно — воровать у компании, но не у коллег же. А Сидор сопротивлялся получению всеми сотрудниками пластиковых зарплатных карт, сам решал — каким командировкам быть, каким нет и во сколько они должны обходиться каналу «по бумагам». Его решения могла отменить только Миткова, а она этого делать не любила — потому что «своих» не подставляла.

Вся эта некрасивая история закончилась в октябре 2005 года демаршем ведущих новостей Алексея Пивоварова, Антона Хрекова, Михаила Осокина и одного из редакторов-цензоров из Службы главного сменного редактора по информационному вещанию Алексея Кузьмина, которые потребовали от нового генерального директора НТВ Владимира Кулистикова снять Сидоровича. Миткова долго билась за своего протеже, но была вынуждена его сдать — Кулистикову тоже выгодно было нанести урон позициям главного редактора. Новый генеральный укреплял центральную — то есть свою — власть на НТВ, сильно ослабленную во времена предыдущего руководителя — Николая Сенкевича.

И Сидорович ушёл. Говорили, что в рай для избранных — в «Газпром-медиа». А «Газпром-медиа» — это такое место, где люди занимаются «управлением медиа-активами компании «Газпром» и другими проектами», то есть ничего не делают, ездят на дорогих служебных автомобилях и получают большие зарплаты. Но потом Сидор вдруг объявился на должности заместителя генерального директора газеты «Известия» по общим вопросам. Название должности ничего не говорит о выполняемой работе, но говорит о том, что она тоже хорошо-оплачиваемая и, опять же, непыльная. Вот так.

Усилия Митковой по защите Сидоровича вызвали слухи среди коллег — якобы, он делился с ней этими грязными доходами. Может быть. Но, все же, это была не главная причина того, что Миткова так держалась за своего распоясавшегося зама. Сидор был полностью ей предан. А таких, кроме него, больше у Митковой не было. Кстати, потом она приложила колоссальные усилия по выдавливанию Михаила Осокина с телеканала, Алексея Кузьмина изжила из информационной службы НТВ, а Пивоварову и Хрекову она ещё припомнит историю с Сидоровичем.

Но вся эта далекая от реального творчества и нормальной профессиональной деятельности развязка одной из нтвшных интриг произошла много позже. А в то время Сидорович был в фаворе. И делал, что хотел. Все — и Пивоваров, и Хреков — поддерживали с ним внешне тёплые отношения.

Сидор никого не отпускал. Все были очень пьяные, но терпели. Разговоры были почти о работе. О происходящем на работе.

— Я вам говорю. Меня слушайте, — решительным тоном делился информацией мой начальник. — Лучше всего — это бабы из аппаратной. Они прямо после работы выходят и трясутся от возбуждения.

— Это в нашей аппаратной? Энтэвэшной? — удивился Илья Зимин и засмеялся.

— Да, да. Что-то такое я замечал, — быстро вставил Ваня Кужельков, а корреспондент Алексей Веселовский захихикал.

— Да нет, — расстроился Сидорович и шлепнул Ваню ладонью по колену. — Да в нашей это… тьфу. Ну бля. Бабы из аппаратной Телецентра. Я про них говорю.

Большая аппаратная Телецентра «Останкино» на пятом этаже главного корпуса (АСК-1), в котором размещался и телеканал НТВ, обеспечивает техническую поддержку для выхода в эфир теле- и радиокомпаний. Там за пультами работает много дам. И у директора Дирекции информационного вещания телекомпании НТВ была своя теория о влиянии электромагнитных потоков на степень полового возбуждения женщин. Под эту теорию у него была даже собрана научная база.

Сидор стал демонстрировать на себе — раздвинул ноги и поднял руки, изображая сидящего за пультом режиссера.

— Вот они сидят перед этими пультами. Так?

— Ну.

— И эти… бля. Ну как их? — Сидор стал руками делать плавные движения.

— Волны. Волновые потоки, — вставил корреспондент Веселовский и еще сильнее захихикал.

— Во! Своим телом они принимают эти волновые потоки. Они же как бля «тарелка» на пути волн сидят. Правильно? А потоки входят им между ног. Потом идут, блять, по всему телу.

Сидорович говорил и показывал движение волн, энергично поглаживая колени, пах, живот и грудь. Даже покраснел.

— Волны электро… электрифици… бля! ну!

— Наэлектризовывают, — снова нашёлся корреспондент Веселовский.

— В общем, возбуждают им части тела, — Сидор тряс всем телом и показывал на область паха и груди. — И к концу работы они сходят с ума от желания.

Зимин захохотал, а Веселовский перестал хихикать и задумался.

— Я там, на пятом этаже, постоянно баб снимаю, — стал хвастаться начальник. — Караулю их после эфира. Так они на меня сразу бросаются.

— Вот это да! — поверил и загорелся продюсер Кужельков.

— Увожу их куда-нибудь и делаю свои дела, — добил Сидорович.

— Да ладно, Игорь. Неправда это, — расстроил начальника молчавший до этого Саша Девяткин. Этот всегда умел разозлить своими сомнениями, но ему ничего не могли сделать — Девяткин незаменимый супер-администратор.

— Что ты понимаешь?! Да вы знаете — сколько я так баб из аппаратной оттрахал?! — запылал Сидор. — Да вы знаете — сколько я вообще баб у себя в кабинете уложил?!

И тут он стал перечислять имена, в том числе — реальных сотрудниц НТВ. Ну, и немного про групповые оргии рассказал.

Лично я в тот момент слушал, ну как минимум, с интересом. Разве может не подкупить пример чужой безнаказанности, если к тому же ей сопутствует успех. Гордыня — это такая зараза. Гордыню может остановить лишь страх быть пойманным за руку. Раскаяние почти всегда мотивировано страхом наказания — со стороны сидящего в голове Бога (то есть потусторонних сил) или законов людей — и страхом публичности. По крайней мере, мне так кажется.

Все стали пить за тупой тост о женщинах, мужском детородном органе и — естественно — о необходимости большого количества денег.

Сидорович взял кусок ветчины и стал его посасывать.

— А хохлов я ненавижу, — вдруг поменял он тему.

— Ты что, Игорь? — поперхнулся глотком виски Илья. — Почему?

— А за что мне их любить?! — горячился Сидор. — Они Крым своим считают. Я ещё понимаю — татары возникают, но когда хохлы… Это они кровь за эту землю проливали?.. Хохлосрач, блять.

— Да нормальная страна. Там хорошие люди! — ввязался в спор с ним Илья. — Это всё пропаганда!

— Нет Украины. Там наша земля! — это был уже Веселовский.

Начался спор. С одной стороны Сидорович и Веселовский. Зимин и я были за Украину. Иван Кужельков предсказуемо был на стороне сильных. Не на нашей. Самым умным оказался Девяткин — встал и ушёл.

Сидорович даже договорился до того, что обычно великодержавники вслух не говорят: «Да все эти национальности до нас чуть ли не на деревьях лазили. Это мы русские их всему научили, в люди вывели. А то бы на первобытном уровне так и остались», — но вдруг споткнулся о мой злой взгляд и сразу поправился: «Не все, конечно. Но хохлы точно. А Севастополь мы вернём!»

Алкоголь и мат мог привести наш спор к драке.

— Но бабы у них хорошие! — осенило директора Дирекции, и всё закончилось.

Я собрался уходить. И тут Сидор, как мне показалось, о чём-то вспомнив, попросил меня с ним поговорить. Пошли во вторую «корреспондентскую» комнату. Там никого не было. Начальник начал издалека.

— Не обращай внимания. Мы тут все спорили…

Тут он посерьезнел. Внешность, всё-таки, у него обманчивая.

— Как тебе вообще у нас работается?

— Пока хорошо. Интересно…

Отвечаю, но понимаю, что собеседник меня почти не слушает.

— Есть претензии к моей работе?

— Да нет… Продолжай так же. Ребята к тебе хорошо относятся. Да…

Сидор в нерешительности покусал растительность под своим носом. Потом осторожно потрогал её, и снова стал покусывать. Я ничего не понимал.

В соседней комнате слышались громкие голоса. И тут Сидор опять стал пьяный. Решительно облизал губы, усы и убил.

— Дай я у тебя отсосу.

— Чтооо? — я почти не услышал своего голоса.

Стою как столб — замер, как мёртвое дерево. Вроде бы я почти не пил.

— Ну, дай я в рот возьму, — повторил просьбу Сидор.

И тут директор Дирекции информационного вещания НТВ начал активные действия — потянул руку к моей рубашке, другой попытался схватить ниже пояса. Только тут я пришел в себя, и резко отшагнул.

— Ты чё, Игорь? Ты что о. ел?

— Пошли ко мне в кабинет, — язык у него стал заплетаться. — Ты боишься, что нас кто-то увидит, дурачок?

Это он меня так успокоил. Пришлось сделать своему начальнику немного больно. Месяц Сидор со мной, слава небесам, не здоровался. И судя по моей зарплате, я стал работать за идею.

Нет, я не последователь Хрущёва. Я не о гомофобии. Здесь другое. Вот предложишь создать на телеканале профсоюз или послать цензуру с Кремлем и нашими начальниками-резидентами Кремля — так на человека начинали смотреть, как на ничего не понимающего дурака. «Ты ещё молод… Это пройдет… Мы вот бились во время «развала» [1] … Но ничего не вышло — люди нас не поддержали, быдло…» И т. д. А не имеющие никакого отношения к работе участие в оргиях и намеренное (!) выставление на показ своей нестандартной интимной жизни — многими остальными коллегами воспринималось не только, как допустимое, а даже как нечто оригинальное. Интересное. Даже многие девушки, слушая или пересказывая эти истории, смущенно улыбались, но по глазам их видно было — восхищались. Мол, «душа поэта в поисках», «настоящий художник». Они, якобы, неординарные личности, им важен не сам факт похоти (или ещё чего-нибудь, например, кражи), низости — а «факт осознания своей низости». Один из них на НТВ, описывая мне всю эту грязь, перешёл на пафос: «Понимаешь, грех и сладость распутства — это бегство от однообразия; преодоление стыда — это преодоление страха и т. д.» Тоже мне, Жан-Жак-Руссо, блин. А когда я его спросил: «А как же семья? Дети? Это же самое главное!», он мне искренне удивился: «А это тебе зачем? Семья тебе зачем нужна?» Приехали.

Самым известным таким персонажем на НТВ является Павел Лобков. Специальный корреспондент, ведущий. Ну, человек — так все считают — талантливый. Что, кстати, считалось, якобы, положительным доказательством такого образа жизни. Но трусоватый, скандальный, крикливый.

Всех, кто ему из коллег на НТВ нравился Лобков называл «Медвежонком» и агрессивно, публично преследовал — бегал за ним везде, пытался обнять, потискать, поцеловать. Борис Корчевников, корреспондент программ «Сегодня» и «Намедни», больше всех страдал от ухаживаний Лобкова. Услышав его голос в коридоре, трясся и прятался в «корреспондентской» за шкафы. Даже бегал жаловаться Леониду Парфенову, но ничего не помогало. Художнику можно всё. Художнику не запретишь. У него, дескать, в душе страсти, блин, бушуют.

Особенно Лобкову нравились смазливые, полненькие и робкие, зажатые. Однажды Лобков, обнаружив Никиту Анисимова, пишущим репортаж после съёмки в Кремле за своим столом, с криком «Ах ты мой медвежонок!» бросился его обнимать и тискать за грудь и плотные ягодицы. Зажатый в углу «кремлёвский» корреспондент стал отбиваться со всей мочи.

Между жертвой и злоумышленником произошёл следующий диалог:

— Нет! Я не медвежонок! Я не медвежонок! Нет! — закричал объект домогательства и вдруг отбился.

— А кто же ты? — опешил Павел и ослабил хватку.

— Я — корреспондент! — гордо заявил Никита.

— Да нет же! Корреспондент ты х. ёёёёёвый! А вот медвежонок хороооший! — протянул Лобков и с еще большим рвением стал тискать жертву…

С Павлом отказывались работать операторы, монтажеры, режиссеры. Несколько раз его били, потому что мог неожиданно броситься и поцеловать в губы — например, оператора А.Д., который после этого несколько дней не мог есть. Но остановить «настоящего художника» никто не мог.

Зашёл я однажды вечером — это было спустя недели две после той истории с Сидоровичем — в бригаду ночных новостей, которые выходили тогда в эфир ровно в полночь. Этот выпуск потому ещё называли «нулями». Тогда там ведущей работала Ольга Волкова. Команда у них была молодая. Волкову привёл на НТВ заместитель генерального директора по информационному вещанию Александр Герасимов, с которым Миткова воевала. Из-за этого большинство сотрудников телеканала не рисковали работать на «нули» — многие корреспонденты отказывались делать для них материалы, ссылаясь на лень, занятость.

Так вот. Посередине комнаты стоял шеф-редактор бригады Дима Перминов и упрашивал Лобкова поработать в тот вечер на этот выпуск новостей. Павел согласился, но с условием.

— Только за минет! — громко требовал он.

Лобкова даже не смущало присутствие девушек в комнате.

— Сюжет за минет!

Имелось в виду — Лобков делает оральный секс, а потом идёт писать сюжет для «нулей». Я не стал ждать ответа Перминова и вышел из комнаты. В том эфире «Нулей» сюжета Лобкова я не увидел.

Но больше всего этого человека не любили водители. Люди они простые, в основном бывшие таксисты. А главное, Лобков покушался на святое — пачкал им салон автомобиля. Садился на переднем пассажирском сиденье — место корреспондента во время выезда съемочной группы — и начинал ковырять в носу и разбрасывать выковырянное. На себя, на пол машины; «стрелял» скатанными шариками на «торпедо» — верхнюю часть панели приборов. Водители бесились — за такое отношение к святому для них пространству. Лобков тоже на них всегда страшно бранился — за пробки в Москве, за строительные работы вдоль улиц, за медленную езду, за их неумение, как он считал, ориентироваться на дорогах.

Однажды, опаздывая на съёмку, Павел Лобков снова обрушился на одного из них:

— Что же ты за водитель, а?! Кто, вообще, тебе права дал — ты же водить не умеешь! Ну, куда ты едешь, а?! Да я на твоем месте за руль никогда бы не сел, — ругался почти всю дорогу Лобков.

Водитель долго терпел, чертыхался про себя, но всё же взорвался.

— Зато я в жо. у не луплюсь! — заорал он в отчаянии.

Специального корреспондента после этих слов словно выключили. Даже в носу перестал ковырять. Всю дорогу думал.

Но многих — в основном так называемых «творческих сотрудников»: редакторов, продюсеров, корреспондентов, ведущих — весь этот эпатаж Лобкова просто умилял. Мол, художнику можно всё. Дескать, «Пушкину всё простительно». Ага, конечно, у Лобкова стадия третьего превращения духа по Ницше — в ребёнка свое вольного.

Так и Сидор. Его воровством все возмущались, а вот его похотливые бисексуальные приключения — выясняли и пересказывали. Как сериал. С интересом. С волнением. Не осуждая. Более того, вседозволенность и безнаказанность Сидоровича пьянила многим разум, а сердце наполняло жаждой карьерного взлета. Подобного. Веря, что на эту чушь стоит тратить жизнь.

Кстати, в «Известиях» Сидорович своей внешней милой оболочкой никого не обманул. Коллеги из этой газеты сразу его раскусили — говорили, что «этот прохиндей всё время хотел что-то стырить». Там работало много бывших НТВэшников на высоких должностях, а от «Известий» к тому времени остался только бренд, саму газету читать — тратить время и расстраиваться. Но Сидорович чувствовал себя там очень хорошо — почти вся «джинса» (то есть проплаченные, заказные статьи) в газете проходила через его руки. Но если Сидорович где-то чувствует себя хорошо, там должно быть много других, кто чувствует себя плохо. Почти «закон Сидоровича». Недовольны в основном были сотрудники газеты, писавшие эти заказные статьи по указанию начальства — Сидор и компания забирали себе две трети от суммы. Это ещё если повезет авторам. Вот они и возмущались. Однако оргии — как передавали коллеги — стали менее шумными, менее публичными. По сравнению с НТВэшными — даже безобидные.

А в 2009 году Игорь Сидорович вдруг возглавил дирекцию информационной службы МТРК «Мир». Этот телеканал рассказывает только о хорошей жизни на пространстве СНГ, но я не знаю в России людей, которые его смотрят. Кстати, если у человека есть деньги и он хочет, чтобы его хорошую жизнь показали в эфире — на «Мире» самые низкие цены. Свой бюджет там очень хороший. А раз есть бюджет — его необходимо потратить. Будут там лучше работать или не будут работать вообще — бюджет будет до тех пор, пока руководители одиннадцати постсоветских стран имитируют существование Содружества независимых государств и, чтобы нас убедить в этом, ежегодно тратят наши же деньги на этот телеканал. А там, где тратятся чужие деньги, такие как Сидорович не могут чувствовать себя плохо.

Source URL: http://ostankino2013.com/goluboj-ogonek.html