Молодые невольники

Глава XIV. МЕСТЬ ГОЛАХА

К вечеру того же дня моряки своими глазами увидели, что солнце заходит за блестящий горизонт, который вовсе не походил на горизонт песчаной пустыни, по которой они уже так давно тащились.

Отдаленное появление любимой стихии больше всех обрадовало старого Билла.

— Это наша родина! — вскричал он. — Мы не будем зарыты в песке! Теперь я уже больше не хочу терять море из виду, хочу окончить жизнь свою под водой, как христианин!

Мичманы были так же счастливы, как Билл. Но море было еще слишком далеко и они не могли подойти к нему в тот же вечер. Лагерь устроили в пяти милях от берега. Ночью трое арабов постоянно стояли на страже и на следующее утро все пустились в путь — некоторые с надеждой, а другие напротив, с боязнью, что Голах больше не покажется.

Арабы желали встретить его днем, надеясь отнять при этом похищенных животных, и так как они хорошо знали эту часть берега, то были почти уверены, что желание их исполнится. В двух днях пути находилось единственное место, где можно найти воду, и, если они дойдут туда раньше Голаха, им придется только дожидаться его там. Он наверняка должен будет прийти туда, чтобы не дать животным умереть от жажды.

В полдень они сделали короткую остановку недалеко от берега: старому шейху хотелось добраться до колодца как можно скорее. Мичманы воспользовались остановкой, чтобы выкупаться в море и кстати набрать раковин — и пополнить свой скудный рацион моллюсками.

Освеженные купанием и подкрепившись сытной пищей, белые невольники переносили трудности пути гораздо легче. Благодаря этому караван достиг колодца задолго до захода солнца.

Старый шейх и другой араб предусмотрительно сошли на землю, чтобы осмотреть следы, оставленные теми, кто побывал раньше на этом месте. Им пришлось сильно разочароваться: Голах уже побывал здесь, и — в этом не было никакого сомнения — прошло не больше двух часов со времени его отъезда, потому что следы казались совершенно свежими. По всей вероятности, черный шейх был недалеко и только выжидал удобный случай для ночного визита к своим врагам.

Страх арабов был велик. Они положительно не знали, как им быть и что предпринять. Мнения разделились. Одни советовали пробыть несколько дней у колодца, пока запас воды, взятый с собой врагами, истощится и тогда Голах будет вынужден прийти за новым. Мысль была недурная, но, к несчастью, запасы провизии не дозволяли такой долгой остановки и решено было уйти немедленно.

В ту минуту, когда они снимались с лагеря, с юга прибыл караван купцов и старый шейх спросил их, не встречали ли они кого-нибудь дорогой. Купцы отвечали, что дорогой у них купили провизии три человека, и, судя по описанию наружности этих людей, это были именно те негры, о которых расспрашивал старый шейх.

Неужели арабы могли предполагать, что Голах откажется от мести? На это нечего было и рассчитывать.

Старый шейх объявил, что имущество погибших будет разделено между оставшимися в живых, затем караван тронулся в путь.

После небольшого перехода опять остановились отдыхать, и невольники получили позволение собирать раковины, но уже не для себя исключительно, а и для всего каравана. Большинство арабов думало, что черный шейх ушел, наконец, в свою страну, удовольствовавшись местью. Они даже считали, что на будущее время незачем будет ставить стражу на ночь.

Крумен не разделял этого мнения и сделал все, что мог, чтобы убедить своих новых хозяев, что им в эту ночь, точно так же, как и в предыдущие, грозит посещение Голаха.

Он всеми силами старался доказать им, что, если Голах для удовлетворения жажды мщения убивал у них людей даже в то время, когда он был один и почти безоружный, то теперь, отлично вооруженный, истребив почти половину своих врагов, он, конечно, уже не оставит их в покое, тем более, что к нему присоединилось еще двое: сын и шурин.

— Скажите арабам, — вмешался Гарри, — что если они не хотят сторожить, тогда мы сами об этом позаботимся, с условием, что они дадут нам какое-нибудь оружие.

Крумен передал это предложение шейху, который только улыбнулся вместо ответа. Мысль доверить охрану дуара невольникам и особенно дать им оружие казалась ему очень забавной.

Гарри понял значение этой улыбки: это был отказ.

— Шейх — старый дурак, — сказал он переводчику. — Уверь его, что мы так же боимся попасть в руки Голаха, как и он. Дай ему понять, что мы желаем идти на север, где, надеемся, нас выкупят, и уже по этой причине будем сторожить лагерь с такой же тщательностью и верностью, как и сами арабы.

Эти доводы, казалось, поразили вождя. Убежденный аргументами крумена, что Голах может напасть на них в эту ночь, как и в предыдущие, он приказал, чтобы дуар и в эту ночь тщательно охраняла стража, к которой присоединятся и белые невольники.

— Вы пойдете на север и будете проданы вашим соотечественникам, — пообещал он, — если сдержите слово. Теперь нас немного, нам тяжело путешествовать весь день и сторожить еще ночью. Если вы действительно бойтесь снова попасть во власть этого проклятого дикаря, если вы хотите помочь нам защищаться от его нападений — милости просим. Но если хоть один из вас вздумает нас обмануть, вам всем четверым тотчас же отрежут головы. Клянусь бородой пророка.

Итак, шейх согласился, наконец, назначить стражу, но он все еще слишком не доверял белым невольникам, чтобы позволить им сторожить вместе.

Он спросил у крумена, кто из белых больше всего пострадал от жестокого обращения Голаха. Крумен указал на Билла.

— Бисмиллях! — вскричал старый араб, когда узнал, что вытерпел моряк. — Я теперь не боюсь, что он нам изменит. Пусть он сторожит первым, и после всего, что ты мне сказал, я легко поверю, что его желание отомстить помешает ему закрыть глаза в течение целого месяца!

Один из часовых был поставлен на берегу в сотне шагов к северу от дуара. Ему было приказано проходить пространство около ста шагов. Другой был поставлен на таком же расстоянии к югу от лагеря, а Билл должен был прогуливаться между двумя арабскими часовыми. Каждый из них, встречая его в конце назначенного ему обхода, должен был произносить слово: «акка».

Что касается арабов, то предполагалось, что они достаточно опытны, чтобы отличить врага от друга, не имея надобности прибегать к паролю.

Шейх пошел в одну из палаток и затем вынес оттуда огромный пистолет, или, скорее, мушкетон. Он отдал его моряку, советуя ему через толмача стрелять только тогда, когда он будет уверен, что убьет Голаха или одного из его спутников.

Билл питал такой страх к своему бывшему тирану, что с радостью дал обещание, несмотря на свою усталость, ходить всю ночь и не терять из виду прибоя.

Оба араба, которым было поручено сторожить вместе с Биллом, знали по опыту, что если на караван будет сделано нападение, то они первые подвергнутся наибольшей опасности, и одного этого достаточно было, чтобы заставить их неусыпно бодрствовать на своих постах.

Оба они ходили как им было указано, и каждый раз, как Билл приближался к концу назначенной дистанции, он ясно слышал условный сигнал — «акка».

Один из арабов, тот самый, который стоял к югу от дуара, внимательно осматривал только окружающую его пустыню, предполагая, что лагерь вполне защищен со стороны моря.

Он ошибался. Враг приблизился к лагерю со стороны моря.

Голах решил повторить проделку мичманов. Он вошел в воду, выставив из нее только свою волосатую голову. Таким образом он наблюдал за малейшими движениями часовых, не будучи видим ими.

Если бы стоявший у берега более внимательно осматривал и морской берег, ему, вероятно, было бы легко открыть врага, но все его внимание было направлено в сторону бескрайнего песчаного океана.

Он уже в сотый раз начинал свой обход, когда Голах, воспользовавшись тем, что часовой шел, повернувшись спиной к берегу, подкрался к нему. Шум его шагов терялся в рокоте волн, разбивавшихся о валуны.

У Голаха была только одна сабля, но в его руках это было очень опасное оружие. Он близко подошел к часовому, поднял над ним свою могучую руку, и араб рухнул, издав вздох, которого никто не слыхал.

Убийца взял ружье убитого и пошел в направлении движения часового. Он шел смело навстречу новому противнику, потому что предполагал, что шум его шагов будет приписан его жертве, но никого не встретил. Негр остановился, стараясь вглядеться в окружающий мрак и, не видя ничего, прилег на землю, прислушиваясь.

Затем, приподнявшись, он заметил впереди какой-то темный предмет. Не зная, что бы это могло быть, он двинулся вперед ползком, пока не увидел человека, лежавшего на земле, который, по-видимому, также прислушивался, как и он сам. К чему? Конечно, не к приближающимся шагам товарища, которого ему не было надобности остерегаться. И Голах решил, что второй охранник спит.

А если это так, значит, случай ему благоприятствует, и с этой мыслью негр продолжал ползти к лежавшему человеку.

Хотя последний не делал ни малейшего движения, у Голаха возникло сомнение в том, что он спит. Он сделал новую паузу и тогда его пронзительные глаза устремились на видневшееся впереди тело с удвоенным вниманием. Если этот человек не спит, зачем позволяет он врагу подходить к себе так близко? Чем объяснить эту неподвижность? Почему не поднимает он тревоги? Голах подумал, что если ему удастся отделаться от этого стража, как и от того, без шума, то ему можно будет с двумя его товарищами, ждавшими результата его вылазки, проскользнуть затем в дуар и взять обратно все, что он потерял.

Негр подвинулся еще немного и увидел, что человек лежал на боку, повернув к нему лицо, наполовину закрытое согнутой рукой.

Шейх не заметил в руках этого человека ружья — следовательно, ничего опасного нет. Голах взял свою саблю в правую руку, рассчитывая убить эту вторую жертву, как и первую, одним ударом.

Стальной клинок сверкнул в темноте, и могучая рука шейха с силой сжала рукоятку оружия.

Билл! Старый моряк! Неужели ты изменил своему слову? Разве ты забыл свою обязанность? Берегись! Голах приближается, его рука занесена над тобой и в мыслях он уже видит тебя мертвым.