Молодые невольники

Глава VI. СЛЕДЫ БИЛЛА

Во время игры Билл служил предметом любопытства для женщин и в особенности для детей. Моряк, полумертвый от голода, напрасно выражал знаками свое страдание. Впрочем, равнодушие толпы его не особенно удивляло: он слишком хорошо знал характер этих сирен Сахары и манеру их обращения с несчастными, попадающими к ним в руки.

После окончания игры на голову Билла посыпались всевозможные ругательства женщин. Ему засыпали глаза пылью и плевали в лицо, более жестокие били его палками, царапали и кололи, дергали его баки так сильно, что чуть не вывихнули ему челюстей, и пучками вырывали волосы из головы.

Напрасно старый морской волк отвечал им самой энергичной руганью, напрасно кричал им: «Оставьте меня!» Его яростные крики, его призывы только возбуждали палачей. Одна женщина между всеми остальными особенно выделялась своим остервенением. Ее звали Фатима. Несмотря на такое поэтическое имя, это была одна из самых страшных тварей, когда-либо виденных моряком. Ее два глазных зуба торчали так сильно вперед, что она почти не могла закрыть рта, и притом видны были обнаженные зубы верхней челюсти. Судя по ее костюму и манерам, можно было угадать в ней жену властелина, султаншу или королеву.

И действительно, когда черный шейх вырвал Билла, чтобы избавить от возможной порчи свою новую собственность, Фатима последовала за ним в его палатку с таким видом, который говорил, что она если и не любимая, то во всяком случае старшая жена в гареме шейха.

Что касается оставшихся на берегу мичманов, то их веселость была непродолжительной: она прекратилась с исчезновением Билла.

Было ясно, что мехари понес Билла. Крики и призывы моряка доказывали, что «корабль пустыни» не слушался своего вожака.

Нужно было решить главное — дожидаться ли возвращения Билла или же идти по его следам, чтобы попытаться его догнать. Если мехари увез его в лагерь дикарей, то, естественно, его схватят, как пленника. Но вряд ли старый моряк позволит мехари увезти себя к своим врагам.

Трое молодых людей устремили взгляды на ущелье, через которое исчез мехари. Светлые лучи месяца скользили по белому песку. Вдруг им показалось, что они слышат голоса и крики животных. Если бы не беспрерывный шум волн, докатывавшихся почти до того места, где они находились, то у них не могло бы возникнуть ни малейшего сомнения на этот счет. Колин поднял руку, прислушался, а затем объявил, что эти нестройные звуки несутся с той стороны, куда умчался верблюд. Товарищи, знавшие тонкий музыкальный слух Колина, поверили его словам.

Стало ясно, что оставаться на месте нельзя. Долг обязывал их идти искать своего старшего товарища. И трое мичманов пустились в путь по направлению, откуда донеслись голоса и крики животных.

Они двинулись вперед с осторожностью. Колин заменил собою подозрительного Билла. У молодого англичанина не было столько недоверия к «туземцам», как у Колина, а что касается О’Коннора, то он упорно продолжал твердить, что большой опасности при встречи с людьми быть не могло.

— Колин предполагает, — проговорил Теренс, — что слышал голоса женщин и детей; наверное рассказ о жестокостях, которые им приписывают, не больше, как россказни моряков. Если недалеко лагерь, пойдемте туда и попросим гостеприимства. Разве вы ничего не слыхали об восточном гостеприимстве?

— Он прав, — согласился Гарри.

— Вы не знаете того, что я читал и слыхал об этом от очевидцев, — бросил Колин, — не знаете даже того, о чем мог судить немного я сам. Тсс! Слушайте…

Молодой ирландец остановился. Его товарищи сделали то же самое. Крики женщин, детей и животных послышались совершенно отчетливо. Они не предполагали, что это было то самое время, когда оба шейха решали судьбу Билла. Но вслед за этим всплеском шума наступила глубокая тишина.

Во время этой минуты затишья друзья двинулись вперед по оврагу и проползли между холмами, окружавшими лагерь. Скрытые ветвями какого-то сухого кустарника, они смогли видеть все, что происходило в лагере посреди палаток.

Тут они признали вполне справедливыми опасения Колина. Билл предстал перед ними посреди женщин, которые не знали границ в выражении своей ярости против него.

Молодые люди поняли, что оставить старого товарища в руках разъяренной толпы значило то же, что и покинуть его на песчаной косе под угрозой утонуть во время прилива. Даже хуже, потому что волны теперь казались менее страшными, чем эти арабские ведьмы.

Но что они могли сделать, вооруженные своими маленькими кортиками, против такого большого количества врагов? У туземцев были ружья, мечи. Было бы безумием пытаться освободить Билла.

А потому молодые люди могли только молиться за него и, к сожалению, ничего больше!

Теперь они думали только о том, чтобы быстрее увеличить расстояние между собой и арабским лагерем.

Было ясно, что они ничего не выиграют, возвращаясь назад, как не выиграют ничего, уклоняясь направо или налево. Другой дороги не было, другого решения нельзя было принять, оставалось одно — взобраться на гору, бывшую перед ними, и проползти возможно быстрее по выемке.

Но прежде следовало подождать, пока скроется луна. Эту мысль высказал осторожный шотландец, и его спутники хорошо бы сделали, если бы прислушались к ней. Но прием, оказанный Биллу в лагере арабов, внушал им слишком сильное желание удалиться как можно скорее от опасного соседства.

Колин не стал спорить. Он взял назад свое предложение и все трое начали взбираться на холм.