Молодые невольники

Глава V. ПРЕРВАННЫЙ ТАНЕЦ

Бесплодные попытки молодых мичманов должны были заставить и старого моряка отказаться от попытки проехать на верблюде, тем более, что он сам признавался, что никогда в своей жизни не садился в седло. Но ходьба по зыбучему песку для человека, не любившего много ходить, вынудила Билла рискнуть и испытать иной способ передвижения.

Ему не пришлось делать много усилий, чтобы взобраться в седло, так как хорошо дрессированный мехари становился на колени всякий раз, когда чувствовал, что на него желали сесть. Моряк только укрепился в седле, как взошла луна и засияла с блеском, который почти соперничал с дневным светом. Посреди этого пейзажа, на белом песке, тени верблюда и седока как-то странно удлинялись; и хотя один был в переносном смысле корабль, а другой — старый морской волк, вид их представлял самый комичный из контрастов.

Верблюд быстро побежал вперед. Некоторое время товарищи Билла могли следовать за ним, делая усилия, но скоро расстояние между ними заметно увеличилось. Старому моряку стало очевидно, что он должен укротить пыл животного, или скоро он будет разлучен с следовавшими за ним пешком друзьями.

Но уменьшить ход животного было делом трудным, и Билл чувствовал себя положительно неспособным на это. Правда, он держал повод, но это давало ему мало власти над верблюдом.

Вдруг животное издало странный крик, нечто вроде храпа, и после крика так усилило свой бег, что оставило далеко позади себя мичманов, которые через несколько минут видели только тень человека и животного, да и эта тень вскоре совершенно исчезла за дюнами.

Осознав свое положение, Билл стал думать только о том, как бы изо всей силы уцепиться за седло.

Куда привезет его верблюд? — Этот вопрос больше всего волновал моряка.

Ему не долго пришлось раздумывать над решением этого вопроса, потому что мехари достиг вершины холма, и глазам Билла представилось зрелище, оправдавшее все худшие опасения.

Через несколько секунд он мог хорошо видеть открывшуюся перед ним картину. В долине, куда нес его мехари, виднелся освещенный круг метров двадцать в диаметре, посреди которого взволнованно двигались мужчины, женщины и дети. Вокруг них Билл заметил различных животных: лошадей, верблюдов, овец, коз и собак. Слышались голоса, крики, песни и странная музыка — играли на каком-то грубом инструменте. Мехари во весь дух рванулся к этому кружку. Лагерь был расположен у подошвы горы. Билл собрался было соскочить во что бы то ни стало на землю, но не успел: прежде чем он мог сделать движение, он понял, что его увидели. Крики, поднявшиеся из палаток, не оставили ему никакого сомнения в этом отношении. Было уже слишком поздно, чтобы пытаться бежать, и он остался, точно приклеенный к седлу и пораженный столбняком. Верблюд отвечал диким криком на призыв своих товарищей и ринулся прямо в круг танцующих. Там, посреди восклицаний мужчин, визга женщин, криков детей, ржанья лошадей, блеяния овец и коз и лая не менее двадцати собак, верблюд остановился так круто, что его седок сделал головоломный скачок и упал наземь, подняв кверху все четыре конечности. Вот таким образом Билл вступил в арабский лагерь.

Билл, по воле Провидения, поднялся без серьезных ушибов, несколько ошеломленный падением, но, сделав всего несколько шагов, совершенно пришел в себя и ясно понял свое положение: он стал пленником шайки бедуинов. Моряк был очень удивлен, увидя у входа в одну из палаток, самую большую из всех, ворох вещей, подобранных с потерпевшего крушение корабля.

Билл не имел ни малейшего сомнения относительно корабля, которому все это принадлежало. Он узнал многие вещи, бывшие его собственными. С другой стороны лагеря он заметил вторую кучу морской экипировки, охраняемую, как и первая, стражей. Билл осмотрелся кругом в надежде увидеть кого-нибудь из экипажа; может быть, кому-нибудь удалось, как и ему и его троим товарищам, добраться до берега на бочонках или обломках мачт. Но кроме бедуинов в лагере никого не было.

Скорей всего они утонули, — решил он, — или же их постигла гораздо более горькая участь после того, как они попали в руки береговых грабителей.

Обстоятельства, при которых Билл делал эти предположения, должны были заставить его считать второе более вероятным. Его схватили два человека, вооруженные длинными кривыми саблями, споря, по-видимому, только о том, кому должна принадлежать честь отрубить ему голову.

Эти двое, по всей вероятности, были шейхи племени, и оба, казалось, очень спешили его обезглавить. Билл считал свою голову в такой опасности, что после того, как его выпустили, он несколько секунд не мог поверить, что она держится еще на плечах. Он не понимал ни слова из того, что говорилось между соперничающими сторонами, хотя сказанного было достаточно для того, чтобы заполнить заседание парламента.

Спустя несколько времени моряк угадал — не по речам, а по жестам — что именно происходило между ними: длинные сабли были взяты не для того, чтобы срубить ему голову — их хозяева грозили ими друг другу.

Билл понял, что лагерь состоял из двух племен, по всей вероятности, соединившихся с целью грабежа.

Было очевидно по двум частям добычи, тщательно разделенным и охраняемым перед палаткой каждого из начальников, что они поделили между собою выброшенные на берег остатки корвета. Положение Билла было, действительно, весьма серьезным.

Между обоими начальниками, спорившими из-за Билла, существовало громадное внешнее различие. Один был маленький человечек с желтым лицом, с жесткими и угловатыми чертами, в которых нетрудно было узнать арабское происхождение. У другого кожа была цвета черного дерева, геркулесовское сложение, широкое лицо, курносый нос и толстые губы, огромная голова с густой копной торчащих и лоснящихся волос.

Арабский шейх хотел захватить моряка, потому что знал, что, уведя его на север, он может выгодно продать его или европейским купцам в Мединуане, или европейским консулам в Могадоре. Это был не первый из потерпевших крушение у берегов Сахары, возвращенный таким образом своим друзьям и своей родине, как нетрудно угадать, вовсе не из чувства человеколюбия.

Его черный соперник мечтал примерно о том же. Только он намеревался отвести Билла в Тимбукту. Он знал, что на юге Сахары за раба дадут хорошую цену.

После нескольких минут, проведенных в перебранке и угрозах, оба соперника перестали размахивать своими саблями.

Однако спор был еще не кончен. Оба вождя говорили поочередно, и хотя Билл не понял ни одного слова из их перебранки, но ему показалось, что маленький араб основывал свое право на том, что ему принадлежал верблюд, на котором прибыл пленник.

Черный показывал на обе кучи обломков и, по-видимому, доказывал, что на его долю при дележе досталось меньше.

В эту минуту появилась новая личность: молодой человек, который, насколько мог заключить Билл, пользовался у бедуинов особым уважением. Билл подумал, что это был посредник. Сделанное им предложение, казалось, удовлетворило обе враждующие стороны и они, по-видимому, приготовились разрешить спор другим способом.

Оба шейха направились в сопровождении своих сторонников к ровному и песчаному месту возле лагеря. На песке был начерчен четырехугольник, в котором сделали несколько рядов маленьких длинненьких дырочек. Потом оба соперника сели каждый на своей стороне. В руках у них были маленькие комочки, скатанные из верблюжьего помета, которые были помещены в дырочки, и началась игра.

Ставкой, как понял Билл, был он сам.

Игра состояла в перемещении шариков из одной дырочки в другую. Противники не обменивались ни одним словом. Они сидели на корточках один против другого с такими же серьезными лицами, как два игрока в шахматы. Когда партия была окончена, снова поднялся шум. Послышались восклицания торжества со стороны победителя и его сторонников и проклятия среди сторонников проигравшего. Таким образом Билл узнал, что он принадлежит черному шейху. Впрочем, последний тотчас же за ним пришел.

Но, вероятно, на моряка сделали ставку без одежды, потому что его в ту же минуту раздели до рубашки, и все это было отдано другому шейху.

Потом старого моряка повели в палатку его хозяина.