Молоко для вредного ректора

Глава 31.

— Апчхи! — оглушительно чихнул профессор Мирскен и полез в карман за платком. Вместо платка он извлек на свет шоколадный маффин, который после недолгих раздумий сунул в рот.

— Коллега, мы же здесь не сахарную болезнь ищем, а артефакт, — добродушно поддразнил его Уэсливер.

— Вот я и ищу. Понимаете, Митч, только сейчас, перед лицом неизбежной гибели я вдруг понял, что тратил лучшие годы жизни не на то. Почему я не съел того очаровательного цыпленка, которого подавали вчера на ужин? Зачем пренебрег медовым тортом позавчера? К чему все это, если результат один и тот же? Ах… — он тяжело вздохнул и сунул в рот остатки маффина.

Копаться в подвалах академии — занятие не из приятных. Мало того, что тут полным-полно пыли, так еще и можно вывихнуть ногу, наступив на какой-нибудь «невероятно ценный» артефакт. Вообще подвалы академии можно сравнить с кладовкой типичного обывателя. Люди запихивают в кладовку все, что жалко выбросить. Старые галоши соседствуют там со сломанными вязальными спицами, оборудованием для скалолазания и прототипом прибора для чтения мыслей. Все это ведь может однажды пригодиться! Здесь то же самое, но в куда больших масштабах. Целые поколения ректоров, профессоров и студентов считали своим долгом приволочь в подвал уйму штуковин, которые в один прекрасный день непременно будут нужны. И вот, когда настает день и штуковина действительно нужна, она лежит так далеко, что и не сыщешь.

Магические светильники рассеивали сумрак, но от подвальной сырости нас не спасали. Вездесущая влага попортила кое-какие объекты, а на некоторых и вообще весело зеленела пушистая плесень.

Проглотив маффин, Мирскен вернулся к своему обычному жизнерадостному виду и, мурлыча себе под нос нечто отдаленно напоминающее гимн академии, искал тот самый рог, который, возможно, будет использован сумасшедшим экспериментатором для ритуала.

— Наверное, ректору стоило отправить больше преподавателей на эту ответственную миссию, — пробормотал он, ныряя в большой деревянный сундук с головой. Черные ботинки коллеги приветливо махали в воздухе, салютуя нам с Уэсливером. Надеюсь, сундук не плотоядный. Такие артефакты ведь тоже встречаются.

— Возможно, будет разумнее разделиться, — предложил профессор Уэсливер. — Здесь слишком много разных вещей, а нас слишком мало. Предлагаю вам, Мирскен, взять на себя вот левый фланг. Вы, Мередит, займетесь центром, а я зайду справа.

Мирскен вылез из сундука с пылью на мантии и волосами всех цветов радуги. Волосы принадлежали не ему и с интересом ползали по профессору зоологии, изучая содержимое его карманов.

Я замерла, с интересом наблюдая за происходящим.

— Что это? — шепнула тихонько Митчу.

— Похоже на… да ни на что не похоже!

— Ой, ну бросьте! Ну, не надо! Мне же щекотно! — кокетливо отбивался от волос Мирскен. — Какие же вы милые. И на ощупь приятные. Коллеги, хотите пощупать?

— Нет, спасибо, — замотала головой я. — Мы лучше пойдем дальше искать. А вы, пожалуйста, не отвлекайтесь на.. посторонние вещи.

Интересно, это живое существо или артефакт? Впрочем, нет, не слишком интересно. Вот поэтому я и занимаюсь заклинаниями. Мы обходимся без ползающих по людям волос. Что дальше? Живые зубы? Ногти? Фу, гадость!

Пробираясь мимо старых парт, я заметила где-то слева мелькнувшую в свете магического шара искорку тусклого металлического блеска. Может, это то, что я ищу?***

Могла ли я, пробираясь мимо наваленного на полу хлама, предположить, что найду куда больше, чем артефакт воздуха? Могла ли ожидать, что найду неприятности на свою голову? Как знать… В конце концов, я же не великий провидец Визисерд! Ну не зрю я будущее! Именно поэтому меньше всего на свете я могла ожидать, что профессор Уэсливер, мой милый добрый коллега, аккуратно и, надо отметить, довольно профессионально огреет меня по затылку чем-то тяжелым, а затем осторожно потащит мое полубессознательное тело куда-то в сторонку.

Он волок меня куда-то, а я автоматически перебирала ногами, не в силах думать и принимать хоть мало-мальски адекватные решения. Туман затягивал разум и из этой густой пелены не было выхода. Если бы Митчу… нет-нет, никакого Митча, отныне даже в собственных мыслях буду звать его исключительно по фамилии. Никаких фамильярностей с типом, позволяющим себе такие вольности по отношению к коллеге. Если бы я хотела сбежать от студенческих сочинений на больничный, я бы себе сама его обеспечила! Такая вот «помощь» мне не нужна!

В общем, если бы Уэсливеру вздумалось вдруг бросить меня, я бы свалилась на пол, словно мешок любимых удобрений профессора Остерандо. Откуда знаю, какие у него любимые? А он однажды у меня весь четвертый курс забрал с лекции, потому что нужно было эти самые мешки таскать. «На полчасика всего!» — умолял профессор. Не соврал. Вернул через полчаса. Только я ему отдавала опрятных студентов, готовых внимать каждому слову преподавателя, а вернул он мне чумазых грузчиков, устало повалившихся за парты и отказывавшихся шевелиться до конца лекции. Ну вот как таких учить?

Уэсливер приволок меня в еще более сырой темный подвал и бросил на пол. Я шевельнулась, ощущая себя больше мухой, чем человеком. Даже крылья, мои верные крылья, отказывались шевелиться. Видно, неслабо он меня огрел. Нет, говорят, конечно, что в закрытых учебных заведениях преподаватели готовы в любой момент подставить друг друга и вообще коллективы в таких местах это настоящий змеиный клубок, но не бить же коллег средь бела дня!

— Вы чего… чего удумали? — пролепетала я с трудом превращая плавающие мысли в нечленораздельные слова. Язык шевелиться не хотел и, кажется, решил, что ему пора в отпуск. Нет, можно понять, конечно… Я же преподаватель, разговоры — моя работа. Лекции эти постоянные… Неудивительно, что речевой аппарат не выдерживает. Речевой аппарат. Звучит похоже на аппарат, который производит речку. Надо же, как забавно… — Ре-че-вой, — старательно выговорила я, выпятив губы трубочкой.

Уэсливер с интересом взглянул на меня, на мгновение оторвавшись от поисков чего-то несомненно очень важного. Уэсливер рыскал по углам, как… как Уэсливер.

— Похоже, у тебя сотрясение, Мередит, — сочувственно сказал он. — Постарайся меньше шевелиться и не делать резких движений.

Я сдавленно хихикнула. Надо же, он, кажется, переживает за мое здоровье. Как это мило. Какая забота! Приятно, когда у тебя такие чуткие коллеги.

— Ах, вот она где, — Уэсливер удовлетворенно улыбнулся, извлекая откуда-то большую веревку. — Извини, все так спонтанно получилось. Я даже не успел толком подготовиться. Запланировал на вечер, но сама видишь, — и он развел руками, будто гостеприимный хозяин, извиняющийся за беспорядок в доме. — Для твоего же блага придется тебя на некоторое время связать. Нельзя же, чтобы ты попыталась сбежать и поранилась, верно?***

Оставшись в одиночестве, я хотела осмотреть место, куда меня затащил Уэсливер, попытаться развязать узлы и сбежать, но все эти планы рухнули под напором суровой реальности.

На самом деле каждый преподаватель знает, что строить планы в таком месте как академия совершенно бесполезно. Даже наши учебные планы на самом деле скорее фантазии и мечты. Вот, к примеру, на сдвоенной лекции первого курса я хотела бы ознакомить студентов с заклинаниями левитации одушевленных и неодушевленных объектов, объяснить, в чем сложность таких чар и какие бывают последствия неудачного их применения. Особенно это касается одушевленных лиц, поскольку неопытные маги могут поднять в воздух человека и оставить на земле его внутренние органы. Итак, такова моя учебная фантазия. Реальность же оказывается куда прозаичнее: половину лекции я трачу на объяснение прописных истин и медленную диктовку основных понятий, ведь первокурсники еще не привыкли быстро писать. Ну, какой может быть учебный план после подобного?

Эта загадочная аномалия распространяется не только на учебные планы, так что, хотя я и хотела сбежать, предупредить ректора и коллег, что Уэсливер, кажется, сошел с ума от переработок — понимаю, что у него в этом семестре четыре внеучебных семинара, дополнительные занятия для старших курсов и дуэльный клуб, но это ведь не повод бросаться на профессоров — однако… Однако, вместо того, чтобы бежать, спасать и предупреждать, я самым позорным образом упала в обморок.

В себя я приходила медленно. Так медленно, что впору задуматься, а так ли мне нравится это — быть в себе? Может, я предпочитаю иной вариант. Я бы не прочь поменяться местами с какой-нибудь бездетной вдовушкой с большим наследством. Ходила бы в черных платьях и плакала в платочек, рассказывая всем, каким замечательным мужем был мой бедный дон Педро. И никаких педсоветов, реформ от министерства, проверок студенческих работ, семинаров по технике безопасности при работе с чарами класса Ж, журналов по самообразованию, которые, между прочим, сами себя не заполнят, подготовки к форуму преподавателей магических академий и статей в изданиях вроде «Вестника чародея» и «Преподавание сейчас».

К тому времени, когда я уже более или менее пришла в себя, Уэсливер (категорически отказываюсь звать его по имени) уже что-то не слишком мелодично напевал, расставляя по кругу старые добрые парящие камни, с которыми я уже успела познакомиться.

— О, Мередит, — улыбнулся он. — Рад, что ты очнулась. Одному немного скучновато. Как себя чувствуешь?

Это был голос старого доброго Митча Уэсливера. Милого Митча Уэсливера, влюбленного в Эхои и стесняющегося ей в этом признаться. Добродушного Митча, который охотно взял на себя мои занятия, когда я в прошлом году подхватила злыдневу лихорадку. Очаровательный профессор чар, любящий немного посплетничать о студенческой жизни и никогда не забывающий приберечь чашку горячего чая для Эхои. Неужели он всегда был таким? Неужели за этим знакомым дружелюбным лицом скрывался человек, которого я увидела только что? А знала ли я вообще Уэсливера хоть когда-то?

— Было бы гораздо лучше, если бы мой коллега не оказался велсовым психом! — я отчаянно дернулась, тут же получив в наказание вспышку боли в голове. Все же тот удар оказался достаточно сильным. Я замерла, пережидая, пока перед глазами перестанут кружиться разноцветные пятна.

— Мередит, — укоризненно покачал он головой. — Ну, не стоит так выражаться. В конце концов, ты же профессор.

— Не смей обращаться ко мне по имени! — рявкнула я и злобно оскалилась.

Если бы только он подошел чуть ближе, ух, я бы тогда… Зубами бы впилась в его глотку, лишь бы стереть с лица это сочувствующе-понимающее выражение. С тем же лицом он слушал, когда я рассказывала о смерти тетушки. Мой понимающий и добрый коллега! О нет, друзьями мы не были, но всегда прекрасно ладили и готовы были помочь друг другу в трудную минуту. По крайней мере, я так полагала. А потом оказалось, что Уэсливер из тех, кто готов огреть коллегу по голове и связать. И что-то мне подсказывает, что это не безобидные ролевые игры.

— Если ты еще хоть раз посмеешь назвать меня по имени, — прошипела я и бессильно обмякла. Пригрозить оказалось нечем. Беспомощная и слабая, вот какой я была.

— Не горячитесь, профессор Маккой, — ничуть не обиделся Уэсливер. — Если вам так угодно, можем вернуться к более официальному формату общения. В конце концов, слово дамы — закон.

Вспышка надежды мелькнула в моем изможденном мозгу.

— Может, тогда отпустите?

— Хотел бы, да не могу.

Он пожал плечами, мол, прости, но никак. Судьба-злодейка, видишь ли.

— Как это не можете? Вы ведь здесь главный, — вкрадчиво напомнила я, отрывая где-то в глубинах памяти правила общения с преступниками.

Министерство одно время очень переживало, как бы какой-нибудь злоумышленник не вздумал захватить нашу академию, так что прошлой осенью нам провели целых четыре семинара про противодействию разнообразным злоумышленникам, которые могут что-либо злоумышлять. В числе прочего мы учились вызволять заложников и вести переговоры. Когда ведешь переговоры, прежде всего, нужно напомнить преступнику, что он здесь главный и решения принимает он. Они такое любят. Моя тетушка, та самая, покойная, сказала бы, что это как раз то, что нравится мужчинам. Говори ему, какой он сильный и как все решает сам, и сможешь делать с ним все, что душе угодно.

В моей ситуации, к сожалению, ни заветы министерства, ни подсказки любимой тетушки не помогли.

— У вас, профессор Маккой, слишком важная миссия сегодня, чтобы я мог так просто вас отпустить.

— Ну, какая же миссия? Я ведь всего-навсего обычный преподаватель. Что во мне важного?

Я нисколько не кокетничала, а действительно не понимала, за каким велсом моя скромная персона ему понадобилась. Сначала я было подумала, что я случайная жертва обстоятельств, но, кажется, Уэсливер меня стукнул очень даже целенаправленно.

Мысли все еще путались одна за другую, и соображала я примерно как дон Хаксли на опросе. Итак, если Уэсливер сейчас аккуратно выкладывает парящие камни по кругу, значит, это именно он пытается провести ритуал. Значит, именно его мы всей нашей дружной командой искали. А вот он как раз достает из сумки чашу Экобареро. Подозреваю, что где-то там затерялись и гравилат с бойтатой. Пока все логично и гладко. Вопрос один: зачем ему я?

— Зачем вам я? — выпалила я вслух. Все же сотрясение сильно влияет на способность держать язык за зубами.

Впрочем, Уэсливер ничуть не обиделся и, повернувшись, охотно сообщил:

— Вы, Мере.. прошу прощения, профессор Маккой — живое воплощение стихии воздуха.

— А.. А артефакт?

— Разве я говорил, что мне нужен артефакт? Вы сами пришли к такому выводу. Откровенно говоря, я собирался заняться ритуалом без лишних помех, но ваша веселая компания так рьяно взялась за разоблачение моих планов, — он покачал головой, устанавливая чашу на полу. — Всячески мешали мне работать.

Стихия воздуха. Если воплощение воздуха это я, земля — гравилат, вода — чаша, а огонь — бойтата, то… Не складывается что-то. Равновесие нарушается. В ритуале очень важен баланс. Кажется, я опять что-то упускаю. Что-то важное и невероятно очевидное.

Гравилат занял свое место в круге.

— А теперь посидите здесь еще немного. Долго вам скучать не придется, обещаю. Я вернусь очень скоро.