Как ни странно, слова Уэсливера о том, что он скоро вернется, меня ничуть не успокоили. Вот ни капельки.
Я дергалась, пытаясь ослабить путы хоть немножко. Безуспешно. Уэсливер сделал свое дело на совесть. Связал так крепко, что без посторонней помощи ни за что не выбраться. Горячие злые слезы брызнули из глаз. Беспомощная, связанная, слабая.
Любой преподаватель скажет, как важно уметь контролировать ситуацию в аудитории. Если ты не будешь главной, это место займет кто-то другой и, поверьте мне на слово, группа студентов, возглавляемых каким-нибудь бесшабашным хулиганом, способна на многое.
Не терять контроль — одно из главных правил в работе преподавателя. Я его потеряла. Чем больше времени проходило, чем сильнее я дергалась, извиваясь, как беспомощная гусеница, тем сильнее накатывала паника и ощущение собственного бессилия. Сумасшедшие эксперименты Уэсливера ставят под угрозу всю академию! И это в лучшем случае. Неизвестно ведь, что он собирается делать со всей поглощенной магией дальше. При лучшем раскладе Уэсливер разрушит Форише Глас, сравняв старое здание с землей.
Студенты и преподаватели вряд ли уцелеют. План Бриара с библиотекой был хорош, когда мы предполагали, что в ритуале будут использоваться артефакты, а не живые существа. Как Уэсливер вообще додумался до подобного? Использовать в качестве стабилизатора и передатчика живое существо. Во мне кровь сильфид, но при этом я обладаю своей собственной магией. Да, это будет мощнее любого рога или что там еще можно было придумать… Вот только…
Я взглянула еще раз на круг. Мое присутствие создаст сильный перекос, который нужно чем-то выравнять. Чем-то вроде…
— Эхои, — беззвучно прошептала я. Ужас сковал голосовые связки, и я поняла, что не смогла бы издать ни звука, даже если захотела бы. — Ему нужна Эхои.
Она — живое воплощение огня. Вот как он это сделает! Огонь это Эхои, земля — гравилат профессора Остерандо, воздух — я, вода — чаша Экобареро. Бойтата тут не при чем! Логичное предположение о том, что огненная змея была украдена из зверинца именно для ритуала, вот что нас подвело. Нет ничего опаснее логики. А у Уэсливера вот-вот будут в руках два олицетворения стихий.
Не сомневаюсь, что он сумеет умыкнуть Эхои так, что никто не заметит. По крайней мере, заметят не сразу. Очаровательный Митч Уэсливер, давно и крепко влюбленный в Эхои. Ну, разумеется, он меньше всех похож на преступника.
Интересно, что он сказал по поводу моего исчезновения? С другой стороны, может, даже и говорить ничего не понадобилось. Ушла обследовать дальние части подвалов. Или нашла какую-то еще зацепку и умчалась. Все поверят. Какие уж тут сомнения, когда время идет и нужно срочно остановить того, кто планирует ритуал. А ведь где-то по академии еще бродит проверяющий из министерства. Разве в такой суматохе заметишь исчезновение одной-единственной профессора Маккой?
А с двумя живыми объектами в ходе ритуала может произойти все что угодно. Одно лишь мое присутствие становилось дестабилизирующим фактором для системы, а уж мы с Эхои вдвоем.. Разрушительные силы огня и воздуха, умноженные на природную магию, коей здесь немало. Подобное может погубитьи академию, и лес Холлерда и вообще все вокруг на сотни, если не тысячи миль. Даже если предположить, что Уэсливер все рассчитал, подобную силу человеку не обуздать. В любой момент ритуал может пойти не так и тогда…
Я зарычала, яростно извиваясь.
— Помогите! Кто-нибудь! Помогите!!!
Никогда не умела громко кричать, но в этот момент я вопила словно банши. Безрезультатно, впрочем. Здание построено на совесть. Звукоизоляция прекрасная. Из дальних подвалов меня никто не услышит. Я сомневаюсь, что кто-то в академии вообще знает о существовании этого места. Форише Глас это скопление укромных уголков, а Уэсливер для своего ритуала выбрал, кажется, самый укромный из них.
Стоит ли удивляться, что на мои вопли никто не отозвался? Наверное, это более чем ожидаемо. В конце концов, когда человеку не везет, ему не везет капитально. Я билась, как пойманная птица, как рыба, попавшая в сеть, но безуспешно. Только силы теряла. Силы и надежду. К приходу Уэсливера я была опустошена и измотана.
Он же вошел упругим быстрым шагом, а за ним на ковре-самолете вплыла бездыханная Эхои. Как неприятно осознавать, что я была права. Как неприятно… Как не хотела я оказаться правой. Ему действительно нужна была Эхои. Огонь и воздух. Никакая бойтата из зверинца Мирскена тут не при чем.
— Вон туда ее, — указал коврику место в ритуальном круге Уэсливер. Коврик вяло затрепыхался и Уэсливер прошипел: — На тряпки пущу.
Магический артефакт покорно сгрузил Эхои на каменный пол, напоследок украдкой погладив ее кисточкой по щеке, и отполз в сторонку.
Уэсливер не заметил. Он сосредоточенно хмурился, глядя на чашу Экобареро. Отполировал гладкий бок рукавом, потом, наконец, кивнул и наполнил ее водой. Чаша заняла предназначенное ей место.
Растение Уэсливер тоже осмотрел придирчивым взглядом. Потрогал листочки. Что-то пробормотал тихонько.
— Эта штука неуправляема! Вы хоть представляете, что она может сделать с вами? С нами всеми? — в отчаянии спросила я.
Нельзя было не попытаться исправить все! Нельзя молчать, когда под вопросом судьба академии. Это мой шанс. Тянуть столько, сколько могу. Немного времени и удачи это все, что мне нужно. О большем не прошу вас, небеса!
— Отчего же, — ответил Уэсливер. — Представляю.
— И? Жить надоело? — ерзая и извиваясь, спросила я. Да-да, смотри на меня, говори со мной! Забудь о своем ритуале хотя бы на пару минут! Говори же со мной, черт тебя возьми! — Такое количество магии уничтожит все вокруг на тысячи миль!
Ну, это еще неизвестно, но это лишь потому что до сих пор не находилось безумцев, способных поставить такой эксперимент.
— Я знала, что с вами что-то не так, но даже представить не могла, что вы настолько чокнутый! — выплюнула я.
Лгала, конечно. Ничего я не знала. До сегодняшнего дня Уэсливер мне действительно нравился. Дружелюбный коллега, с которым можно переброситься парой слов. Человек, любящий немного обсудить студентов и добродушно посплетничать об их жизнях. Мужчина, влюбленный в профессора Шикоби и забавно робеющий, когда предоставлялась возможность признаться ей или позвать ее на свидание. Разве я могла разглядеть его истинное лицо и заподозрить, что что-то не так? Наверное, могла! Я была глупа и слепа, а теперь мне предстоит за это расплачиваться жизнью — своей и жизнями всех в этой академии. Если только не получится повернуть ситуацию иначе. Если только…
Я разъяренно прошипела:
— Вам это с рук не сойдет!
— Ну же, донна Маккой.. Ах, простите, профессор Маккой, давайте не будем превращаться в героев дешевого бульварного романа. Мы оба знаем, что мне сойдет с рук что угодно. Эта академия принадлежит мне и, разумеется, я вправе делать с ней все, что пожелаю. А теперь повисите здесь смирно и будьте хорошей девочкой. В конце концов, вы же преподаватель, будущее нашего сообщества. Вы должны подавать пример своим студентам.
Он покачал головой, словно я его разочаровала, и взмахнул рукой. Веревки, обвивавшие мое тело, начали затягиваться, одновременно с этим поднимая меня в воздух и унося к предназначенной мне точке в ритуальном круге. Я трепыхалась, дергая бессильными крыльями.
— Очень жаль, что приходится слегка перекрывать вам кислород, но вы слишком много болтаете, профессор Маккой. Молчание вам больше к лицу. Итак, теперь, когда вы, наконец, прекратили щебетать под руку и замолчали, как подобает всякой порядочной пленнице, я могу заняться делом. Древние ритуалы, знаете ли, не терпят суеты и не прощают ошибок. О! И еще кое-что. Не люблю лишний раз причинять людям боль, но в данной ситуации это просто необходимо. Сами понимаете, наука превыше всего.
Его извиняющийся взгляд был практически искренним. На мгновение я подумала, что, возможно, он действительно не хотел делать мне больно, и это хуже всего. Ведь в это краткое мгновение я увидела в нем профессора Уэсливера! Митча! Милого доброго Митча!
Показавшийся на свет клинок, больше похожий на обычный кухонный нож чем на полагающийся такому случаю кинжал, развеял остатки моих надежд. Нет Митча. Нет, и никогда не было. Есть только сумасшедший, готовый уничтожить все и всех, лишь бы добиться своей цели.
— Какая жалость, — пробормотал он, поднося лезвие все ближе и ближе. — Какая жалость.