Молот шотландцев

Глава XI НЕВЕСТА КОРОЛЯ

Король получил ужасный удар. Несколько лет он мечтал о Бланке. Он писал ей, получал ответы на свои письма и поручил своим послам при французском дворе присылать все возможные вести о принцессе Бланке.

Филипп, хитроумный король Франции, прекрасно понимал, какое действие производят на стареющего монарха Англии вести о прелестях его сестры. Это было источником забавы. Эдуард создавал в своем воображении образ, и королю Франции было выгодно позволять ему это делать. Чем сильнее он желал Бланку, тем более высокую цену можно было за нее запросить.

Цена и впрямь была высока. Гасконь должна была навсегда отойти к французам.

«Как я могу это сделать?» — спрашивал себя Эдуард. Гасконь! Она имела для него величайшее стратегическое значение. Французский король прекрасно это понимал — как и страстное желание Эдуарда, — и ему казалось, что он сможет заставить ослепленного любовью короля согласиться.

По ночам его преследовала Гасконь. Словно Гасконь лежала рядом с ним вместе с желанной Бланкой.

Как он мог отдать провинцию? Но как он мог жить без Бланки? Он слишком долго был вдовцом. Прошло более семи лет со смерти Элеоноры. Она бы поняла, что это долгий срок для короля, который, хоть и старея, был все еще слишком молод телом и душой, чтобы обходиться без жены.

Наконец он не мог больше ждать и принял решение. Да, Филипп получит Гасконь, а он получит Бланку. Его брат Эдмунд вел за него переговоры при французском дворе и держал его в курсе всего, что там происходило.

Очевидно, Эдмунд был неспокоен. Он не доверял этому хитроумному монарху, которого за красоту прозвали Филиппом Красивым.

В положенный срок Эдуард получил от брата известие, что Гасконь передана французам и брачный договор уже в пути, но, увы, это был совсем не тот договор, на который рассчитывал Эдуард. Дело в том, писал Эдмунд, что принцесса Бланка была обручена с герцогом Австрийским, старшим сыном императора. Однако у Бланки была младшая сестра Маргарита, и король Франции предлагал вписать в брачный договор ее имя вместо имени Бланки.

Короля охватили ярость и горе. Столько лет он мечтал о Бланке, а теперь должен был получить ее сестру! Маргарита была намного моложе Бланки, но, как писал Эдмунд, девушка была красивая. Положение было трудное. Французы уже получили Гасконь, и, чтобы вернуть ее, пришлось бы упорно сражаться. А Бланка уже была помолвлена, так что, казалось, не оставалось иного выбора — если король действительно хотел жену, — кроме как взять Маргариту.

Эдуард проклинал короля Франции. Он сравнил себя с Иаковом, который семь лет служил за Рахиль, но был обманут отцом девушки и получил в жены его старшую дочь Лию. С той лишь разницей, что ему предлагали младшую дочь.

Но поделать с этим он ничего не мог. Ему оставалось либо принять Маргариту, либо оставаться без жены, пока не начнутся новые, более долгие переговоры.

Тем временем его одолевали семейные заботы. Джоанна снова была в милости, и он принял ее мужа, но он был глубоко обеспокоен судьбой своей старшей дочери Элеоноры, чей муж, герцог де Бар-ле-Дюк, все еще оставался в плену у французов. Бедная Элеонора была безутешна, но король ничего не мог поделать. Он много о ней тревожился и готовил поездку в Гент, где, как он надеялся, она сможет к нему присоединиться. Воссоединение с ней доставит ему огромную радость, писал он ей, и в ответном письме она сообщила, что ничто, кроме воссоединения с мужем, не могло бы доставить ей большего удовольствия.

У Эдуарда было много причин для беспокойства. Были разногласия с Францией, а также мелкие мятежи в Уэльсе. Этого он ожидал, ибо не мог надеяться, что этот гордый народ безропотно примет английское владычество. События в Шотландии близились к развязке, и Иоанн Баллиол оказывался весьма неудовлетворительным правителем. И были еще семейные дела. Поведение Джоанны лишило его многих ночей сна; он постоянно тревожился об Элеоноре, а теперь нужно было думать о замужестве юной Елизаветы. Маргарита была не очень счастлива со своим мужем-распутником; как все было бы иначе, если бы они все, подобно Марии, ушли в монастырь. Впрочем, и за Марию он тоже беспокоился, потому что иногда ему приходило в голову, что ее затворили от жизни прежде, чем у нее появилась возможность решить, хочет ли она этого. За юным Эдуардом тоже нужен был глаз да глаз. Ему было почти четырнадцать, и, хотя он был достаточно умен, он не утруждал себя книгами и имел привычку собирать вокруг себя самых неподходящих приятелей и оказывать им слишком много дружеского расположения.

А теперь была и юная Елизавета — на два года старше Эдуарда и помолвленная с Иоанном Голландским. Иоанн уже некоторое время находился в Англии и потому не был для Елизаветы чужим. Он был кротким юношей и обещал быть нежным мужем, но Елизавета часто говорила отцу, как ненавистна ей мысль о том, чтобы покинуть Англию.

Конечно, ему следовало бы быть как другие короли. Ему следовало бы приказывать своим детям повиноваться, а в случае непокорности принуждать их к послушанию. Но он любил их так нежно, и быть с ними суровым означало бы такое же великое несчастье для него, как и для них. Дело в том, что он вырос в атмосфере семейной преданности — ни у кого не могло быть более преданных родителей, чем у него, — и он принял это как образ жизни. Иногда это приносило свои плоды. Они с Элеонорой были так счастливы со своими детьми; но была и другая сторона медали. Любовь и снисходительность часто означали тревогу.

С ним это было именно так. Будь он менее любящим отцом, беспокоился ли бы он сейчас о своих детях?

Граф Голландский был недавно убит, и Иоанн, жених Елизаветы, стал его наследником. Смерть отца Иоанна, Флоренса, графа Голландского, была окутана некоторой тайной. Эдуард присматривал за ним со времен смерти Норвежской Девы, ибо граф Голландский был одним из потомков шотландской принцессы Ады, дочери одного из братьев Вильгельма Льва; и Флоренс был разочарован, когда королем Шотландии избрали Иоанна Баллиола. С тех пор он проявил себя скорее другом Франции, нежели Англии. Он даже зашел так далеко, что пообещал Франции свою помощь против англичан, если Филипп хорошо ему за это заплатит, что, конечно же, означало бы конец предполагаемому союзу с Елизаветой.

Эдуард мог на это наплевать, ибо сын Флоренса Иоанн, которого отправили на воспитание в Англию, все еще находился в стране. Иоанн, когда его известили о положении дел, сказал Эдуарду, что считает себя связанным обязательствами с Елизаветой, и, поскольку он не видел ничего, кроме добра, от своего будущего тестя, он будет стоять за Эдуарда против собственного отца.

У Флоренса было множество любовниц и, соответственно, многочисленные незаконнорожденные дети, так что ответ у него нашелся.

— Раз мой законный сын считает нужным пренебрегать мной, я лишу его наследства. У меня есть достойные бастарды, и я могу поставить одного из них на его место.

Эдуард был потрясен таким предложением и написал Флоренсу серьезное письмо, указывая на безрассудство его поведения. Эта угроза не понравилась и некоторым из его подданных, и они начали плести против него заговоры. У Флоренса было много врагов, среди них один из его министров, Герард де Вальзен, у которого была своя, особая причина ненавидеть его, потому что Флоренс пожелал выдать замуж одну из своих любовниц и выбрал в мужья Вальзена. Эту сомнительную честь Вальзен с негодованием отверг, во-первых, потому что собирался жениться на женщине по своему выбору, а во-вторых, потому что, даже если бы и нет, он не желал брать в жены одну из брошенных любовниц Флоренса. Флоренс пришел в ярость и решил отомстить Вальзену. Через несколько месяцев после свадьбы последнего Флоренс подослал шайку головорезов, чтобы похитить жену Вальзена и увезти ее в один из своих замков. Там он ее уже ждал. Он изнасиловал ее и отослал обратно к Вальзену, передав, что Вальзен ошибся: он все-таки женился на одной из любовниц графа Флоренса.

Это стало ему смертным приговором, ибо Вальзен теперь встал во главе его врагов и решил отомстить. План состоял в том, чтобы похитить Флоренса, и он был немедленно приведен в исполнение, и, когда Флоренс оказался во власти Вальзена, тот издевательски расписывал ему, что с ним сделают, и заявлял, что месть его будет горькой. Прежде чем эта угроза могла быть исполнена, некоторые из друзей Флоренса попытались его спасти. Попытка провалилась, и в отчаянии Вальзен убедил своих соратников, что Флоренс должен умереть. Его жестоко убили, а тело изувечили.

Юный Иоанн был объявлен графом Голландским.

Общее мнение было таково, что Эдуард был замешан в заговоре с Вальзеном. Он это отрицал и пригласил голландских дворян приехать в Англию и обсудить брак их графа с его дочерью. Они приехали, и о браке договорились. Он должен, сказал Эдуард, состояться без промедления.

Король вызвал епископа Лондонского в Ипсуич, где должна была состояться свадьба.

Принц Эдуард прибыл в Ипсуич с великолепной свитой, присутствовала и его сестра Маргарита. Она все еще оставалась в Англии, постоянно находя предлоги, чтобы не ехать к мужу в Брабант, и король, зная характер ее мужа, не пытался ее уговаривать.

Для города Ипсуича это было важное событие, и тысячи людей высыпали на улицы, чтобы столпиться у церкви и увидеть королевскую невесту и ее жениха.

Устроили пышное празднество. Король созвал со всей страны лучших менестрелей, барабанщиков, скоморохов и лютнистов. Были танцы и пир, гостей развлекали ряженые, а на улицах даже простому люду раздавали вино.

Когда торжества закончились, Елизавета должна была отправиться в Голландию, и начались приготовления к ее отъезду.

Но Елизавета не хотела ехать. Она отказалась покидать свои покои, и король, услышав об этом, ворвался к ней и потребовал объяснений.

Она бросилась к нему и обвила руками его шею.

— Дорогой мой государь, я не могу вас покинуть.

— Ну-ну, — сказал король, — ты уже не дитя. У тебя есть муж, и твое место рядом с ним.

— Дорогой отец, вы очень скоро отправитесь в Гент. Я хочу подождать и поехать с вами. Прошу вас, отец, позвольте мне остаться с вами еще немного.

— Дитя мое, — ответил король, — все уже решено. Те, кто едет с тобой, готовы к отъезду. Ты не можешь в последний миг решать, что не поедешь.

— Я не вынесу разлуки с вами.

— Твоя любовь мне приятна, — сказал король, — но ты должна ехать, дитя мое. Быть может, мы встретимся в Генте. Ну вот. Как тебе такое?

Она отступила от него. Она выглядела очень красивой, ее длинные светлые волосы ниспадали из-под венца.

— Я не поеду, — твердо сказала она.

— Ты поедешь, — ответил он.

— Не могу. И не поеду.

— Как ты смеешь меня ослушаться? — вскричал король.

— Дорогой отец, я не хочу вас ослушаться. Но как я могу покинуть свой дом? Если бы наша матушка была здесь…

Это было слишком. На его плечах лежало столько забот. Внезапно его охватил яростный гнев. Дочери постоянно бросали ему вызов. Он был с ними слишком мягок. Они думали, что раз они хорошенькие, а он с Элеонорой всегда их баловал, то могут вить из него веревки. В приступе гнева он сорвал с ее головы венец и швырнул его в огонь.

Она вскрикнула в отчаянии. Это было ее самое ценное украшение.

— Государь! — вскричала она и бросилась к огню.

Он удержал ее.

— Ты увидишь, — сказал он, — что всем, что у тебя есть, ты обязана мне. Взамен я прошу лишь повиновения. О, Господи, и кто только захочет иметь дочерей!

Елизавета разрыдалась.

— Вы нас больше не любите. Вы не любите меня. Вы бросили мой венец в пламя. О, отец, вы не можете меня любить.

Тут мысль о драгоценных камнях, украшавших венец, стала для нее невыносимой. Она кинулась к огню и выхватила венец. Он почернел, два камня выпали.

Она уронила его, потому что он был очень горячим, и он упал на пол между ними. Король отшвырнул его ногой и уже хотел в гневе выйти из комнаты, когда она схватила его за руку.

— Отец, это все потому, что я не вынесу разлуки с вами.

Он почувствовал, что смягчается.

— Ты обожгла пальцы? — спросил он.

— Быть может, немного.

— Глупое дитя.

— Это было мое лучшее украшение, — сказала она и рассмеялась.

Он никогда не мог устоять перед их смехом. Элеонора как-то сказала, что мало что делает ее такой счастливой, как смех их детей, и он с ней согласился.

— О, дорогой отец, вы улыбаетесь. Думаю, вы больше на меня не сердитесь. Если это так, я так счастлива… и если я могу остаться с вами еще немного… совсем недолго, пока вы не уедете в Гент…

Он нахмурился. Затем сказал грубовато:

— Хорошо. Можешь оставаться до тех пор. Но когда я уеду, — сурово продолжал он, — тебе придется остаться с мужем.

Она была непокорна, как и ее сестра Джоанна, но они любили его, и ему было приятно, что ей так не хотелось его покидать.

Он жаждал оказаться в Генте, где, как он надеялся, будет с ним Элеонора, дражайшая из всех его дочерей. Дорогая Элеонора, которая сама оказалась в таком трагическом положении. Он сможет поговорить с ней о своем грядущем браке. Она поймет.

***

Наконец он прибыл, и она уже ждала его. При виде ее, своего любимейшего дитя, он позабыл о всяких церемониях.

— Мое милое дитя, — сказал он, обнимая ее.

— О, дорогой отец, как я жаждала вас увидеть.

— Ты несчастна, я знаю.

— О нем нет вестей.

— Мы должны добиться его освобождения.

— О, отец, если бы вы только могли. Мы с детьми так ждем его возвращения.

Он сделает все, что в его силах, сказал он ей. Он думал, что после своей женитьбы сможет что-то предпринять.

— Элеонора, дитя мое, — сказал он, — ты ведь не считаешь, что я поступаю неправильно, женясь снова?

— Я часто удивлялась, почему вы не сделали этого раньше, — ответила она. — Вы человек, который любит семейную жизнь, и вам было тяжело после смерти нашей матушки.

Он знал, что она поймет. Он с жаром рассказал ей о своих надеждах на Бланку и о том, как король Франции обманул его, предложив Маргариту.

Элеонора содрогнулась.

— Король Франции — безжалостный человек, — сказала она. — У меня есть причины это знать. Говорят, первое, что в нем замечаешь, — это его красота. А потом понимаешь, что он суров, жесток, мстителен… и честолюбив.

— Я усвоил, что ему нельзя доверять, и я это запомню.

— Дорогой отец, вполне возможно, что с Маргаритой вы будете счастливее, чем с этой прославленной красавицей, чьи хвалы пели по всей Европе. Это вполне могло сделать ее немного тщеславной. Маргарита, остававшаяся в ее тени, вполне может оказаться той женой, что вам нужна. Вы помните, какой кроткой и доброй всегда была наша матушка. Моя бабушка славилась великой красотой, и, хотя мы нежно ее любили, мы все знали, как она считала, что всегда вправе поступать по-своему. Я слышала, как моя матушка говорила, что никогда не могла соперничать красотой со своей свекровью. Но мы-то знаем, дорогой отец, каким милым был ее нрав.

— Моя утешительница, — с нежностью сказал он. — Я знал, что ты ею будешь.

Он почувствовал облегчение и счастье и твердо решил сделать все возможное, чтобы вызволить ее мужа из плена. То, что он готов жениться на младшей сестре короля Франции, когда ему была обещана старшая, должно было иметь какой-то вес.

Как приятно было быть с ней, хотя это удовольствие и омрачалось приступами тревоги за ее здоровье. Она заметно постарела с тех пор, как покинула Англию, что было неудивительно, ведь она столько перенесла. Он был так счастлив, что она, поздно выйдя замуж, наконец-то обрела брак по любви. Но как жестока была судьба, так скоро отнявшая у нее мужа. К счастью, у нее были ее дорогие дети. Как он любил своих внуков, а внуков Элеоноры — в особенности, просто потому, что они были ее.

Он должен был извлечь из этого визита все возможное.

Она привезла ему в подарок кожаный футляр, красиво украшенный эмалью, с гребнем и зеркалом, и он сказал ей, что будет хранить его до конца своих дней.

Это было счастливое Рождество в Генте. Маргарита была там со своим мужем, и, хотя она едва ли была счастлива в браке, казалось, она с ним примирилась. Он слышал, что она приняла нескольких незаконнорожденных детей своего мужа и обращалась с ними по-доброму. Бедная Маргарита, она была не в том положении, чтобы протестовать, полагал он, но представлял себе, как повела бы себя в таких обстоятельствах Джоанна.

Присутствовала и Елизавета, и он надеялся, что она больше не будет устраивать сцен из-за расставания с ним. Конечно, ему льстило, что дочери так его любят. Жаль только, что им пришлось вырасти.

Но главной его заботой было здоровье Элеоноры. Он был уверен, что она притворяется, будто чувствует себя лучше, чем на самом деле, потому что знала о его беспокойстве.

Он должен вернуть ей мужа. Как только он женится, он это сделает. Это вернуло его к мыслям о браке. Мудро ли он поступает? Ему скоро шестьдесят. Он по-прежнему был полон сил. Конечно, ему следовало жениться четыре или пять лет назад; следовало подумать об этом сразу после смерти Элеоноры. Нет, он не мог бы так поступить. Это показалось бы такой изменой. Ему, по правде, нужно было больше сыновей. У него были его любимые дочери, и он не променял бы их на мальчиков… но у короля должны быть сыновья, а у него был только Эдуард.

Эдуард его немного беспокоил. Он рос не совсем так, как хотелось бы его отцу. Он был достаточно умен, но не хотел прилежно заниматься и окружал себя приятелями сомнительной репутации. Он перерастет это, ведь он еще молод. Он был высок и красив. Это было преимуществом. Народу нравится красивый король, а превыше всего — высокий. Королю приличествует возвышаться над своими подданными.

Все будет хорошо. И он поступит правильно, если женится снова и подарит короне еще сыновей.

И потому на Рождество в Генте он всем сердцем отдался празднествам. Когда все закончится, ему предстояло проститься с тремя дочерьми. Он жалел, что не выдал их замуж за английских вельмож. Но это, конечно, было бы неразумно. Гилберта де Клера нужно было умиротворять не меньше, чем членов королевских домов. Потому-то ему и отдали Джоанну. А теперь Джоанна вышла замуж за этого Монтермара. По крайней мере, одна дочь осталась дома. Бедняжку Марию и считать не стоило.

Когда празднества завершились, он простился с Элеонорой, нежно заверяя ее в своей любви. Когда она уехала, он погрузился в мрачные думы. Она казалась такой бледной и изможденной, совсем не похожей на ту здоровую молодую женщину, которой он всегда так гордился.

В Англию он вернулся в марте, и не успел он там пробыть и недолгого времени, как ему принесли весть о смерти его дочери Элеоноры.

Он был убит горем. Да, его тревожил ее бледный вид, но это было совершенно неожиданно. Его переполняло раскаяние. Он должен был настоять на освобождении ее мужа. Он должен был не останавливаться ни перед чем… ни перед чем…

Его давил груз тревог.

Смута во Франции, смута в Шотландии. Он понимал, что за северной границей придется принимать решительные меры. А Элеонора, любимейшая из всех его любимых дочерей, была мертва.

Лишь размышления о грядущем браке помогали ему хоть как-то стряхнуть с себя уныние.

***

Маргарита, сестра короля Франции, с великим ужасом узнала, что ей предстоит выйти замуж за старого короля Англии. Ее сестра, прекрасная Бланка, которую воспевали поэты, смеялась, получая его письма. Она читала их вслух сестре, и та дивилась, как великий король, никогда не видевший Бланку, мог так влюбиться в нее по одним лишь рассказам.

Бланка говорила, что это понятно. О ней слагали столько песен, и Маргарита знала, что люди замирали от изумления, когда видели ее.

Ее брат, король, тоже был очень красив. Настолько, что его прозвали Филиппом Красивым. Она же, Маргарита, которую в любой другой семье сочли бы весьма миловидной, настолько терялась в тени своего красивого брата и прекрасной сестры, что ее привыкли считать невзрачной.

— Не беда, — говорила ее мать, королева Мария, — зато ты можешь быть добродетельной. Ты похожа на своего деда, а ты ведь знаешь, он был великим человеком и еще при жизни прославился как Людовик Святой.

Маргарита, конечно, всегда уступала Бланке, которая к тому же была на шесть лет ее старше, и она не помнила времен, когда люди не восхищались бы ее красотой.

Бланку очень забавляла мысль о том, какую цену Эдуард готов за нее заплатить.

— Наш брат весьма позабавлен, — говорила она. — Он начинает меня высоко ценить. Для короля Англии я стою целой Гаскони. Это немалая цена, сестричка.

— Король Англии, должно быть, очень нежно вас любит.

— Он любит женщину, которую никогда не видел. И почему? Потому что другие считают ее красивой. Наш брат называет меня нашим главным сокровищем и говорит, что король Англии — похотливый старый сатир, который жаждет, чтобы молодая женщина согревала ему постель.

Маргарита содрогнулась.

— Бедная Бланка… — начала она.

Бланка ненавидела, когда ее жалели, и попытка ее невзрачной сестры сделать это разозлила ее.

— Еще чего! Я буду королевой Англии. Ты подумала об этом? Это все равно что быть королевой Франции.

— Но ведь вы и так принцесса Франции, так разве это такое уж возвышение?

— Серьезная ты, Маргарита. Полагаю, ты права, но мне лестно, что этот старик — который к тому же король — так жаждет меня, что отдает нашему брату земли, которые англичане клялись никогда не уступать.

— Должно быть, это чудесно — быть такой красивой, — сказала Маргарита.

И Бланка дернула сестру за длинные волосы и рассмеялась.

Так Бланка часто говорила о поездке в Англию, и ее забавляло, что английского короля заставляли томиться в ожидании.

А потом случилось странное. Не один Эдуард искал руки Бланки. Ее желал герцог Австрийский, сын императора.

Их брат долго и подробно обсуждал этот вопрос со своими министрами. Гасконь была в их руках, так почему бы Бланке не отправиться к Рудольфу Австрийскому? Для короля Англии оставалась еще Маргарита.

Она никогда не забудет тот день, когда Филипп призвал ее, чтобы объявить о ее судьбе.

— Ты, сестра, отправишься в Англию вместо Бланки.

— Но… сир… — пролепетала она. — Как же я могу? Они ждут Бланку… Это Бланку… он хочет.

Филипп откинул свою красивую голову и рассмеялся.

— Ждать-то он может и Бланку, но его ждет сюрприз. Взамен он получит Маргариту.

Было много совещаний, ибо Эдуарда весьма опасались. Он был грозным воином — совсем не то что его отец и дед, — и Филипп Красивый не желал гневить его слишком сильно.

— Девушка помоложе! — размышлял Филипп. — Юность прелестна. Почему бы ему не обрадоваться тебе? У тебя, может, и нет живого нрава Бланки, но такой нрав порой бывает утомителен. Ты кротче Бланки, а с кроткими женщинами бывает очень приятно жить. Я бы сказал, старик Эдуард получает очень выгодную замену.

Оставшись одна в своей опочивальне, Маргарита испугалась. Затем она утешила себя. «Он никогда меня не примет, — заверила она себя. — Он скажет, что не возьмет меня. Ничего из этого не выйдет».

Но он так не сказал. Выразив свою ярость по поводу вероломства короля Франции, он, когда ему предложили отдать малолетнюю дочь короля Изабеллу за его сына, согласился взять Маргариту.

— Он будет так во мне разочарован, — стонала Маргарита. — Он возненавидит меня за то, что я — не Бланка.

Бланка была склонна думать, что так оно и будет, но была вполне довольна, что едет в Австрию, а не в Англию, уверенная, что, куда бы она ни отправилась, ее исключительная красота будет оценена по достоинству и принесет ей все, что ей причитается.

Тем временем Маргарите надлежало готовиться к отъезду в Англию, ибо ее будущий муж сказал, что больше не потерпит промедления.

Итак, Бланка уехала в Австрию, а вскоре после этого Маргарита со своей свитой отправилась к побережью. Это было странное путешествие для той, кто никогда не уезжал далеко от дома. Море было серым, бурным и устрашающим, и она обрадовалась, когда вдали показалась земля, хотя это и приближало ее к жениху, встречи с которым она начинала страшиться.

В Дувре ее ждали богато одетые мужчины и женщины, и, проведя бессонную ночь в тамошнем замке, она отправилась в Кентербери, где ее ждал король.

Этого мгновения она не забудет никогда. Он был так высок, что рядом с ним другие мужчины казались ниже ростом. Он был стар… да, очень стар, но к этому она была готова. Хотя у него была осанка короля, и он производил впечатление суровой силы, в нем чувствовалась и какая-то доброта, которая успокаивала.

— Так ты наконец приехала, — сказал он, улыбаясь, беря ее руку и целуя ее.

Он подумал: «Как она юна! Совсем еще дитя. Младше моих дочерей… моей необузданной Джоанны, моей прекрасной Элеоноры, которую я больше никогда не увижу. Бедное дитя. Она выглядит напуганной, и неудивительно. Отправлена за море к старику!»

И она была мила. Да, очень мила. Ему и не сказали, как она мила. Должно быть, все были ослеплены ослепительным совершенством Бланки.

Глядя на это дрожащее дитя, он преисполнился нежности.

Он склонил голову к ее голове.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Ты не должна бояться.

И с этой минуты она была готова его полюбить.

***

Их обвенчал в Кентербери архиепископ Роберт де Уинчелси. Маргарите еще не было семнадцати, а Эдуарду было шестьдесят. Народ, заполнивший улицы и площадь у собора, был очарован юной и свежей невестой, как и сам Эдуард. Он все думал о мудрых словах своей дочери Элеоноры, и ему нетрудно было убедить себя, что младшая сестра, в конце концов, была, возможно, лучшим выбором.

Она так жаждала угодить, так явно извинялась за то, что она — не Бланка, что он твердо решил убедить ее, что не разочарован, и, убеждая ее, убедил самого себя.

Что же до нее, то она восхищалась его могуществом и царственностью; его высокий рост всегда производил впечатление, и, хотя волосы его — некогда такие светлые — теперь были седы, он излучал жизненную силу. Он был король — сильный король, — этого никто не мог отрицать. То, что он мог быть безжалостен с врагами, было очевидно, но нежность его чувств к семье являла собой такой разительный контраст, что он был мил и по-человечески понятен, несмотря на свое великое могущество.

Эта нежность особенно проявлялась по отношению к его юной жене. Он развеял большинство ее страхов и убедил ее, что она не только не разочаровала его, но, напротив, пришлась ему весьма по душе.

Он был нежным любовником; он рассказывал ей о добродетелях своей первой жены и о том, как он был безутешен, когда она умерла. Они были вместе много лет; она сопровождала его в Святую Землю; она подарила ему много детей; и когда она умерла, он воздвиг кресты в каждом месте, где ее гроб останавливался на пути в Лондон. Он будет любить Маргариту так же, как любил Элеонору, и он знал, что она тоже его полюбит.

— Буду, — искренне сказала она ему.

— Моя дорогая маленькая королева, — ответил он, — как я рад, что ты пришла ко мне. Теперь мы узнаем друг друга, и наша любовь друг к другу будет расти вместе с этим.

Увы, этот нежный период был внезапно прерван. Вести из Шотландии были тревожными. Он всегда знал, что с той стороны можно ждать беды. Баллиол был низложен. Редко когда на троне сидел человек, менее способный к этому. Эдуард был верховным сюзереном и был полон решимости им оставаться. Он собирался править Шотландией сам, потому что видел, что, пока он этого не сделает, там будет неспокойно; а если он собирался удержать свои позиции во Франции, он не мог позволить врагу ждать удобного момента, чтобы нанести удар в спину.

Если бы Баллиол был сильным человеком, но при этом готовым действовать под его властью, все было бы хорошо. Но Баллиол был слаб; у него не было ни таланта к правлению, ни, что еще хуже, воли к нему.

Появился один человек, который внушал королю серьезные опасения. Это был Уильям Уоллес. Этот человек обладал какой-то магнетической силой. Это был тот тип людей, которых королю следует остерегаться. У него был талант, у этого Уильяма Уоллеса, собирать людей под свои знамена. Он знал, как их вдохновлять.

Эдуард поставил английских лордов во главе различных провинций в Шотландии, чтобы они поддерживали для него порядок и напоминали шотландцам, если те нуждались в напоминании, что они обязаны ему верностью.

Естественно, между шотландцами и их английскими повелителями постоянно возникали трения. Часто вспыхивали стычки, несколько англичан были убиты. Но это было неизбежно.

Что было прискорбно, так это то, что шотландцы нашли в этом Уоллесе вождя.

Это был уже не вопрос мелкого бунта. Уоллес собрал войско.

Более того, он обратил англичан в бегство на Стерлингском мосту и осмелился пересечь границу, разоряя земли Камберленда и Уэстморленда. Терпеть такое было невыносимо. Он воспользовался отсутствием Эдуарда во Франции.

Что ж, теперь Эдуард вернулся. Он заключил перемирие с Францией. Он женился на сестре французского короля и мог жить в мире — возможно, временном — со своими врагами за проливом. Но теперь он должен был обратить свое внимание на Шотландию, где они вырвались из-под ярма, которое он на них возложил. Он собирался идти на север. Он собирался вбить этих шотландцев в повиновение. Он поклялся присоединить Шотландию к своей короне, как он сделал с Уэльсом, и ничто — даже его новый брак — не помешает ему немедленно приступить к действию.

Он объяснил своей новобрачной, что должен ее покинуть.

— Такова уж доля королей, малютка. Моя первая жена Элеонора сопровождала меня в моих походах. Таково было ее желание. Куда бы я ни шел, она была неподалеку. Я не брал ее в самую гущу битвы — хотя она бы пошла со мной, упокой Господь ее душу! Нет, она была рядом со мной. Она даже родила мне дочь в Акре. Я верю, ты тоже захочешь быть рядом со мной во все времена.

— О, непременно, — пылко сказала Маргарита.

— Я знаю, — вскричал он. — Теперь я должен идти. Ты последуешь за мной в свое время, но с меньшей поспешностью, чем я. Я хочу, чтобы ты сейчас отправилась в Лондон и пожила там некоторое время в своих покоях в Тауэре. Там тебя увидит народ. Они этого захотят. Мы всегда должны учитывать волю народа… и особенно народа Лондона. Когда придет время, я пошлю за тобой. Ты приедешь?

— Всем сердцем, мой государь.

Он нежно поцеловал ее.

— Ты милая жена, — сказал он, — и я рад, что ты моя. Хотел бы я быть на сорок лет моложе, и даже тогда я был бы старше тебя, милое дитя. Скажу тебе, на что я горячо надеюсь. Возможно, это слишком много — желать такого. Я надеюсь, что ты, быть может, уже носишь дитя.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила Маргарита.

— Если это так, пошли ко мне гонца с этой вестью. Это будет для меня очень много значить.

— И для меня, мой государь. Я пошлю гонца без промедления.

— Дай Бог, чтобы наше желание стало явью. Как я проклинаю этого Уоллеса, что отрывает меня от тебя.

— Неужели это всего один человек, мой государь?

— Да, один человек. Ибо без него шотландцы не подняли бы мятеж. Не такой мятеж. С мелкими вылазками мы можем справиться. Но когда появляется великий вождь, тот, кто захватывает воображение народа, вот тогда мы должны быть начеку. Итак, Уильям Уоллес, мой враг, я иду за тобой, и когда ты окажешься в моих руках, я обещаю, ты пожалеешь, что родился на свет.

— Государь, быть может, он думает, что поступает правильно ради своей страны.

Она слегка покраснела. Она не хотела высказывать своего мнения. Но король, казалось, не услышал.

Лицо его потемнело; она увидела его сжатый кулак и впервые испугалась его. Уильям Уоллес пробудил в ее муже ту сторону натуры, которой она прежде не видела.

Но почти сразу же он снова стал мягок.

— Прощай, дорогая жена. Я скоро вернусь, и вот что я тебе скажу: голова Уильяма Уоллеса будет красоваться на пике, украшая мой донжон… точно так же, как головы мятежников из Уэльса.

На следующий день король во главе своего войска выехал из замка, и юной королеве казалось, что имя Уильяма Уоллеса у всех на устах.