Молот шотландцев

Глава XII ПРИКЛЮЧЕНИЯ УИЛЬЯМА УОЛЛЕСА

Уильям Уоллес всегда ненавидел англичан. Сидя за книгами в кабинете в доме своего дяди, он мечтал о славных битвах, о том, как изгонит английских властителей из своей страны, как заставит Эдуарда с позором отступить за границу и остаться там.

Он так много мечтал об этом, что это стало для него наваждением, и ненависть была величайшей силой в его жизни. Стоило ему услышать слово «англичанин», как кровь приливала к его вискам и его охватывала ярость. Увидев англичанина, он с трудом сдерживал желание тут же на него наброситься; а видел он англичан довольно часто, потому что король Англии поставил их охранять гарнизонные города; и когда он въезжал в Стерлинг, то встречал их в тавернах или прогуливающимися по улицам, хозяевами этого места — и дающими понять это всякому, кто их оскорбит. Нередко можно было увидеть мертвого шотландца, висящего на виселице. В чем его преступление? — спрашивал он. В ответ — пожатие плечами, вздернутые брови, сжатые губы, выражающие ненависть, которую не осмеливались высказать. «О, он был смелый парень. Оскорбил англичан».

Уильям был исполнен любви к своей стране и ненависти к угнетателям. Бродя по улицам Стерлинга, он говорил себе: «Так будет не всегда. Однажды…» Он ждал этого дня. Это будет день свершения для Уильяма Уоллеса.

Он возвращался в Дунипейс, унося с собой мечту о военной славе. После ужина он сидел за столом дяди и беседовал с ним. Он жил у дяди с раннего детства, потому что его отец считал, что его брат, священник из Дунипейса, будет хорошим наставником для его сына. Уильям с малых лет проявлял склонность к бунтарству; он то и дело втягивал в неприятности своих братьев — Малкольма, старшего, и Джона, младшего. Если он считал, что с ним поступили несправедливо, он всегда должен был отомстить, и его отец, сэр Малкольм Уоллес, решил, что его брат, который был священнослужителем, и тихая жизнь в Дунипейсе могут оказать на сына отрезвляющее действие. Священник был также ученым человеком, и ему можно было доверить образование мальчика.

Так Уильям покинул родителей и двух братьев и отправился к дяде. Он прилежно учился и делал успехи, но дикий нрав его так и не был укрощен, и юноша восемнадцати лет, который в кабинете своего дяди услышал о плане женить сына Эдуарда на Норвежской Деве и о том, как после смерти девочки Эдуард сделал себя верховным властителем и позволил слабому Иоанну Баллиолу короноваться королем Шотландии, был очень похож на того мальчика, что когда-то приехал в Дунипейс.

Он яростно поносил то положение, в котором оказалась его страна. Он проклинал Эдуарда.

Дядя, человек миролюбивый, предостерегал его.

— Чему быть, того не миновать, — говорил он. — Бесполезно роптать на судьбу.

— Чему быть, того не миновать, да, — возражал Уильям. — Но это не значит, что те из нас, кто любит свою страну, не должны помочь ей снова обрести гордость. Мы — те, кто сделает ее такой, какой ей предначертано быть.

— Не буди лихо, — советовал дядя. — Ты мог бы пойти в священники…

— В священники! Дядя, вы же меня знаете.

— Я тебя хорошо знаю, — с грустью отвечал дядя. — И вот что я еще знаю: если ты и дальше будешь так свободно говорить со всеми, кого встретишь, если будешь так открыто выказывать свою ненависть к англичанам, ты наживешь себе беду.

— Я буду ей только рад! — вскричал Уильям. — И вы еще увидите, какую беду я им устрою.

— Эдуард — могущественный король. Все это знают. Он совсем не похож на своего отца. Если бы не его распри с Францией, нам бы пришлось туго.

— Я никогда не буду покорно сидеть под пятой тирана.

— Если ты не будешь их задирать…

— Не задирать! Они занимают наши города! Они расхаживают по нашим улицам, расталкивая нас, берут наших женщин, ведут себя как завоеватели. А вы говорите: «Не задирай их!» Они еще узнают, что не покорили Шотландию… и никогда не покорят.

— Пустые речи, — трезво сказал дядя, — и они доведут тебя до беды.

Но Уильям никогда не был из тех, кто бежит от беды.

— Нет, — сказал дядя, — мы живем в относительном мире. Да, английский король стоит над нами. Он хочет править этой землей. Он хочет захватить нас, как захватил наших собратьев-кельтов в Уэльсе. Я понимаю его доводы. Он хочет сделать этот остров одной страной.

— Чтобы править ею самому.

— Он хорошо правит англичанами.

— Клянусь Богом, дядя, я думаю, вы на его стороне.

— Не поминай имя Господа всуе в моем доме, прошу тебя, племянник. Я на стороне мира, и я предвижу время, когда, будь наши страны едины под одним королем, можно было бы избежать большого кровопролития.

— Разумеется, если мы покоримся этому тирану.

— Если бы мы не бунтовали, если бы мы были смирными под его властью, мы бы наслаждались добрым правлением, которое царит в Англии. Он суров именно потому, что боится бунта.

— И у него есть веские причины его бояться. Он еще узнает, что мы тоже можем быть суровы.

Дядя покачал головой. Ему никогда не изменить Уильяма. Он был так же необуздан, как и в тот день, когда впервые приехал в Дунипейс.

Вскоре после этого разговора в Дунипейс поспешно прибыл отец Уильяма, сэр Малкольм Уоллес, а с ним и его старший сын, названный в его честь Малкольмом.

Священник с радостью приветствовал брата и племянника, но быстро понял, что добрых вестей они не принесли.

Уильям поспешил вниз, чтобы поприветствовать отца и старшего брата, и отец, обняв его и убедившись, что он и его брат-священник здоровы, сказал, что очень торопится и должен поговорить с глазу на глаз.

В кабинете Малкольм Уоллес рассказал, зачем приехал.

— Мы больше не можем терпеть власть англичан в Элдерсли, — объяснил он. — Я дал это ясно понять и этим навлек опасность на себя и на всю нашу семью.

— Отец, я горжусь вами! — вскричал Уильям.

Отец поднял руку.

— Возможно, это было безрассудство. Но они идут за мной. Я отправил вашу мать с вашим братом Джоном в Килспинди в долине Карс-оф-Гоури, и я хочу, чтобы ты, Уильям, как можно скорее последовал за ними.

— А вы, сэр? — спросил Уильям. — Куда отправитесь вы?

— Мы с твоим братом Малкольмом едем в Леннокс. Есть замысел собрать отряд, чтобы выступить против англичан.

— Отец, я пойду с вами.

— Нет, сын мой. У меня для тебя более важное поручение. Я хочу, чтобы ты отправился в Килспинди и защищал свою мать и младшего брата.

Уильям колебался. Он жаждал пойти в бой против англичан, но понимал, что задача защитить семью была первостепенной важности.

— Когда мне выступать?

— Как можно скорее. Можешь не сомневаться, скоро за мою голову назначат цену, и членам моей семьи будет небезопасно.

— Я отправлюсь немедленно, сэр, — вскричал Уильям.

Священник покачал головой и сказал, что велит слугам подать еду, а пока ее готовят, Уильям может собраться в дорогу. Священник был опечален. Сердцем он чувствовал, что ничем хорошим этот мятеж не кончится, и он был бы счастливее, если бы они смогли уладить дело на переговорах между шотландцами и англичанами.

***

Уильям прибыл в Килспинди и застал там свою мать и младшего брата Джона, с нетерпением его ожидавших.

Мать была встревожена.

— Я не хотела, чтобы твой отец вот так уезжал с Малкольмом.

— О, матушка, — вскричал Уильям, — вы как мой дядя. Готовы заплатить любую цену за мир.

— Для женщины, у которой есть муж и сыновья, мир — самое желанное, что есть на земле.

— Нет, матушка, — ответил Уильям. — Честь важнее. Вот что я вам скажу. Однажды мы изгоним англичан из Шотландии, и я…

Он умолк. Он не хотел говорить о своей мечте. Она была слишком драгоценна, и он боялся, что, рассказав о ней, он ее сглазит. Он не хотел говорить, что видит себя во главе войска, ведущего шотландцев к победе, сокрушающего мощь Эдуарда. Но такова была мечта, и с годами она становилась все ярче.

Килспинди! Какая скука. Здесь не было никакой опасности. С Джоном занимался наставник, но Уильям уже перерос это. Мать беспокоилась о его прерванном образовании. В Килспинди ей ничто не угрожает, говорила она. Она хотела, чтобы он поехал в Данди к ее брату, который приютил бы его, и там он мог бы посещать школу при монастыре.

Когда он заверил ее, что уже достаточно взрослый, чтобы покончить с учением, она покачала головой. Она очень хотела, чтобы он завершил свое образование, и настойчиво пыталась его убедить. Его послали к ней, чтобы защищать ее, напомнил он. В этом нет нужды, сказала она. На самом деле, ей будет безопаснее без сына, у которого вошло в привычку вслух высказывать свои мысли об англичанах. Если она будет жить тихо, ей не понадобится защита.

Надо признать, тихая жизнь в Килспинди его не слишком привлекала. Если бы он мог присоединиться к отцу, он бы так и сделал, но он не знал, где тот находится, поэтому в конце концов согласился покинуть Килспинди и отправиться в Данди к своему дяде по материнской линии.

Это решение оказалось роковым. Дядя принял его радушно, и вскоре он уже учился в школе, где усердно занимался, надеясь как можно скорее завершить свое образование, чтобы посвятить себя своей судьбе. Он жаждал присоединиться к отцу, но знал, что не должен отправляться на его поиски, а оставаться там, откуда мог бы легко прийти на помощь матери, если она будет в нем нуждаться.

Вскоре он стал очень популярен в доме своего дяди, особенно у экономки, которая порой слегка досаждала ему своей неусыпной заботой: она требовала, чтобы он не выходил на холодный ветер без теплой куртки и съедал всю кашу до последней крошки. Он поддразнивал ее, ей нравились его шутки, и было очевидно, что она рада появлению в доме молодого человека.

Замок Данди находился в руках губернатора Селби, одного из худших наместников Эдуарда, и этого человека в городе очень не любили. Его наказания за неповиновение были исключительно суровы, и, будучи человеком высокомерным, он требовал от шотландских жителей величайшего почтения. Когда Уильям бродил по улицам города, он сгорал от ярости. Он сидел в тавернах, слушал рассказы о несправедливости и созрел для беды.

Как-то раз он облачился в свой лучший плащ и тунику зеленого, модного в ту пору цвета, заткнул за пояс кинжал и меч и отправился на встречу с друзьями в одну из таверн.

На узкой улочке он увидел идущего ему навстречу юношу в сопровождении двух приятелей, и по угодливому виду спутников сразу стало ясно, что юноша этот был важной особой. Уильяму не нужно было объяснять, кто это. Он уже видел его прежде, когда тот ехал верхом со своим отцом, губернатором Селби.

Юноша ожидал, что Уильям снимет шляпу и низко поклонится. Вместо этого Уильям преградил ему путь, ясно давая понять, что не намерен даже посторониться и пропустить его.

Юный Селби смерил Уильяма с ног до головы надменным взглядом, от которого шотландское сердце Уильяма забилось от ярости и предвкушения. Наконец-то он оказался лицом к лицу с одним из врагов.

— И кто это у нас? — спросил Селби, обернувшись к одному из приятелей. — Достаточно неотёсан, чтобы быть шотландцем.

— А вы достаточно надменны, чтобы быть англичанином, — вспылив, бросил Уильям.

— Вы слышали? — вскричал юный Селби. — Он оскорбил нашего короля.

— Кого, этого тирана?! — вскричал Уильям; кровь взыграла в нем, и он был в самом безрассудном расположении духа.

— Клянусь Богом! — вскричал юный Селби. — Вы слышали? Он так говорит о великом Эдуарде!

— Хотел бы я не только говорить, но и действовать против него.

— Полагаю, нам следует преподать этому шотландцу урок, — протянул Селби. — Когда он будет болтаться на виселице, он не будет таким дерзким и не будет так хорош в своих зеленых одеждах.

Селби взялся за кинжал, но Уильям опередил его. Он схватил Селби за горло, встряхнул его, а затем, вырвав кинжал из ножен, вонзил его в грудь юноши, выдернул и швырнул его на землю. Одного взгляда на распростертого на булыжниках сына губернатора было достаточно, чтобы понять: он мертв.

Уильям убил своего первого англичанина, и все это произошло за несколько секунд. На мгновение спутники Селби остолбенели, но ненадолго. Уильям, однако, среагировал быстрее. Сын губернатора убит его рукой! Это верная смерть для него — возможно, пытки. Если его сейчас схватят, он никогда не доживет до спасения Шотландии. Он развернулся и, собрав все силы, бросился прочь.

Он добежал до дома своего дяди, прежде чем осознал всю безрассудность этого поступка. Его знали. Его видели. Это было первое место, куда придут его искать.

Он должен уйти. Но куда?

Экономка его дяди, сидевшая за прялкой, в ужасе уставилась на него, ибо его зеленая туника была забрызгана кровью.

— Я не могу оставаться, — задыхаясь, проговорил Уильям. — За мной погонятся. Сюда они придут в первую очередь. Мне нужно убираться… быстро.

— Вы кого-то убили!

— Сына губернатора.

— Да сохранит нас Господь. Вас видели?

Он кивнул.

— Прощай, хозяюшка. Я не смею оставаться.

— Постой! У меня есть мысль.

— Они уже на пути сюда, — сказал он.

— Ты встретишь их, если попытаешься уйти. Минутку. Вот. — Она стянула с себя платье. — Надень это…

Он запротестовал, но она сердито крикнула:

— Делай, что я говорю. Это твой единственный шанс.

Он понял ее правоту и повиновался. Платье было ему слишком мало.

— Погоди, — сказала она и выбежала из комнаты. Через несколько минут, уже в другом платье, она вернулась с платком и чепцом, похожим на тот, что всегда носила сама.

— Надень, — приказала она. — Платок скроет, что платье сидит плохо, а чепец сделает из тебя женщину. А теперь садись за прялку и пряди.

Он оценил мудрость ее совета и повиновался. Он едва успел: как только он повернулся к прялке, в дом ворвались люди Селби.

— Где он? — потребовал предводитель. — Где юный Уоллес?

— Юный Уильям… — сказала экономка. — Откуда мне знать? Скорее всего, в городе. Этот ленивый юнец там почти все время и проводит. Девки да таверны у него на уме, там его и ищите.

Люди оглядели комнату, едва взглянув на того, кого они приняли за служанку за прялкой.

— Он вполне может прятаться здесь, — сказал один из них. — Обыскать дом.

Они прошли по всему дому. Заглянули в каждую комнату, и все это время Уильям продолжал прясть.

Спустившись, они сказали экономке:

— Если он придет, немедленно пошлите за нами. Он в розыске.

— Непременно, милорды, непременно. О, сэр… милорды, что же он натворил?

— Убийство, добрая женщина. Вот что он натворил. И его за это повесят. Но сперва мы заставим его помучиться. Сын губернатора…

— О нет, милорд… о нет… — Экономка закрыла лицо фартуком и стала раскачиваться из стороны в сторону.

— Сражен в расцвете лет. Клянусь Богом, за это прольется кровь. Погодите, вот оправится губернатор от своего горя.

— Убийство… убийство… злой юноша, — рыдала экономка.

— Да, убийство. Помни. Если этот убийца явится сюда… а он, похоже, когда-нибудь явится. Задержи его… приди к нам и дай знать. Будешь вознаграждена, добрая женщина. И увидишь, как свершится правосудие.

— Как он мог? Я всегда знала, что он дикий. Знала, что до добра это не доведет.

Люди ушли. Она подошла к прялке.

— Продолжай. Не останавливайся. Пряди еще немного. Пока я не буду уверена, что безопасно.

Уильям повиновался, ликуя от того, как они обманули англичан.

Она села рядом с ним.

— Мы должны выждать. А пока готовься уходить. Куда ты отправишься?

— Я должен поехать к матери в Килспинди. Должен убедиться, что она в безопасности.

— Тебе придется быть осторожным. Когда доберешься до нее, не оставайся там. Лучше будет, если ты ее увезешь. О, мальчик мой, что же ты наделал? Зачем тебе нужно было убивать англичанина?

— Моя задача в жизни — убивать англичан и изгонять их с нашей прекрасной земли.

Она покачала головой.

— Хотела бы я, чтобы мы могли жить в мире.

— Вы говорите, как моя мать.

— Да, мальчик, это женские разговоры. Мы не видим добра в смерти, но много добра в жизни.

— Терпеть унижения… оскорбления…

— Тише. Нам нужно думать, как тебя услать отсюда. Ты должен дождаться ночи. Тогда и выскользнешь. Мы пойдем в конюшню, где твоя лошадь будет готова. А до тех пор ты — моя служанка Тэбби…

— А мой дядя!

— Я скажу ему, что ты на себя навлек. Он никогда тебя не предаст. А за то, что случилось, если нас поймают, я возьму вину на себя.

— Вы так добры ко мне. Вы рискуете ради меня жизнью, вы же знаете.

— Ты думаешь, я бы стала на сторону англичан?

— Никогда. Но рисковать собой…

— Брось! — отрезала она. Он встал из-за прялки и поцеловал ее.

***

Скача в ночи в Килспинди, он думал о том, что ждет его впереди. Наконец-то он вступил в битву. Теперь он будет в розыске. Убийство сына губернатора сочтут изменой королю Англии. Иоанн Баллиол, король Шотландии, ему не поможет. Он — человек Эдуарда. Шотландии нужен был король, за которого стоило бы сражаться. Но Эдуард позволил им посадить на трон Иоанна Шотладского, потому что знал, что тот — человек слабый, а это было на руку хитроумному Эдуарду, ибо кто был истинным правителем Шотландии? Эдуард. Эдуард был врагом.

Приезд Уильяма в Килспинди был встречен с некоторым смятением, ибо, когда стало известно, что он убил сына губернатора Селби, родственники его матери пришли в ужас, опасаясь, что его безрассудство навлечет беду на них всех. Он не мог оставаться в Килспинди, сказали они. Это было совершенно ясно, ибо погоня скоро доберется и сюда.

Семья немедленно собралась, чтобы обсудить, что можно сделать, и Уильям понял, что, приехав сюда, он подверг опасности свою мать и всех остальных.

— Ты должен уехать немедленно, — сказали его родственники и добавили: — Было бы неразумно оставлять твою мать.

После некоторых обсуждений решили, что Джона, пожалуй, можно безопасно оставить в школе, но леди Уоллес определенно должна была уехать с сыном. И немедленно, потому что ищейки скоро доберутся до Килспинди, ибо они догадаются, что он приедет к своей семье.

— Не медлите, — сказал их хозяин, чья главная забота, казалось, состояла в том, чтобы как можно скорее выпроводить их из своего дома. Было решено, что они переоденутся пилигримами, идущими к раке святой Маргариты; и, не желая оставаться там, где их присутствие внушало такой страх, дольше необходимого, они немедленно отправились в путь.

Переодевание удалось на славу. В деревушках и селениях, через которые лежал их путь, их принимали за тех, кем они и притворялись, и в положенный срок они добрались до Дунипейса.

Дядя Уильяма изумился их появлению. Он покачал головой. Он знал, что горячая кровь Уильяма и его лютая ненависть к англичанам навлекут беду на него и на всю его семью. Как бы то ни было, им нужно было отдохнуть и подкрепиться, а затем обсудить, что делать дальше.

Когда они поели, он провел их в тот самый кабинет, где Уильям когда-то занимался и мечтал, и там велел им сесть.

— У меня для вас дурные вести, — серьезно сказал он, — которые я не хотел сообщать, пока вы не поедите и немного не отдохнете. Боюсь, это будет для вас большим ударом.

— Прошу, не томите нас дольше, дядя, — взмолился Уильям и, подойдя к матери, взял ее за руку, ибо догадался, что горестные вести касаются его отца.

— Ваш отец дал бой англичанам при Элдерсли, — сказал дядя. — Это было чистое безрассудство. Враг превосходил их числом.

— Они взяли его в плен, — в ужасе вскричала леди Уоллес.

— Нет. Он пал в бою, а с ним… и Малкольм.

Леди Уоллес уставилась прямо перед собой. Уильям обнял ее и прижал к себе.

— Черти! — вскричал он. — Так они убили моего отца и моего брата!

— Твой отец и Малкольм тоже забрали с собой нескольких, племянник. Они нанесли урон англичанам, отдав свои жизни.

— Нет их, — прошептала леди Уоллес. — Моего мужа… и моего сына…

— Клянусь Богом, — вскричал Уильям, — они за это заплатят. Я не успокоюсь, пока не убью двадцать англичан в отместку за эти две жизни.

— Ничто не вернет их, — сказал дядя. — Жаль, что твой отец ввязался в такую битву. Он был обречен на поражение.

— Я горжусь им! — вскричал Уильям. — Я отомщу за него и за брата.

— Сперва ты должен позаботиться о спасении собственной жизни. Ты в розыске… и теперь ты сэр Уильям. Ты должен позаботиться о матери и брате.

Уильям дрогнул, осознав, что это значит. Его отец… его брат… мертвы в один день. А он — глава семьи. Он посмотрел на мать. В своем горе она казалась хрупкой.

— Матушка, — сказал он, — я должен доставить вас в безопасное место. Вы ни в чем не виновны.

Дядя сказал:

— Сделай это как можно скорее. Отвези ее к ее брату, Рональду Кроуфорду. Он дружен с губернатором Эйра и, я не сомневаюсь, сможет убедить его, что твоя мать невиновна в том, что они назовут изменой. Но тебя он спасти не сможет, Уильям. Тебя ничто не спасет. Ты в розыске.

— Я это хорошо знаю, — сказал Уильям.

— Тогда увези отсюда свою мать. Убедись, что она в безопасности, а затем… береги себя.

Это был здравый совет. Той же ночью они покинули Дунипейс и в положенный срок прибыли в Кросби, в дом брата леди Уоллес. Выслушав их рассказ, он сказал, что его сестра должна остаться под его защитой, но спасти Уильяма он ничем не может. И Уильям, чувствуя, что его мать в надежных руках, поехал дальше. Но он не уехал далеко, ибо хотел быть рядом с матерью на случай, если ей понадобится его помощь, и остановился в Окинкруве на берегу реки Эйр, примерно в двух милях от одноименного города. Здесь жили его дальние родственники, и он подумал, как же ему повезло иметь столько семейных связей, на чью помощь можно было рассчитывать в трудную минуту. Владельцем поместья был сэр Дункан Уоллес, и он, конечно, не мог отказать в приюте родичу.

Но Уоллес был в опасности и должен был соблюдать величайшую осторожность. Разумнее было бы сделать вид, что он просто усталый путник, попросивший ночлега на несколько ночей, прежде чем продолжить свой путь. Здесь Уильяма никто не видел, так что он мог скрыться под чужим именем, и если он на это пойдет, сэр Дункан мог предложить ему приют.

Уильяму ничего не оставалось, как принять эти условия. Ему нужно было несколько дней, чтобы обдумать свой следующий план действий. Баллиол был очень непопулярен, и Уоллес хотел бы видеть на его месте другого. Роберт Брюс имел по меньшей мере такие же права на трон и был смертельным соперником Баллиола. Брюс был стариком, но у него был сын, и Роберт Брюс-второй удачно женился, приобретя таким образом земли и титулы графа Каррика. У него даже был сын — еще один Роберт, — который, по слухам, был прекрасным воином и честолюбивым человеком. К несчастью, Брюсы заключили соглашения с Англией; в Карлайле они присягнули на верность на мощах и мече Томаса Бекета. Если бы Брюсы не были так готовы исполнять требования Эдуарда, если бы они взялись за оружие против него, Уильям был бы готов поступить к ним на службу.

Но это было не так. В Шотландии не было регулярной армии. Единственными, кто протестовал, были те, кто, подобно Уильяму Уоллесу, действовал в одиночку. Это было бесполезно. Следовало собрать войско. Если бы он только мог! А вместо этого он должен был таиться под чужим именем, ожидая возможности, которая, казалось, никогда не представится.

Убитый горем от потери отца и брата, раздосадованный тем, что стал беглецом, он кипел от ярости, бушевал и страдал в молчании, размышляя, что ему делать дальше и куда идти.

Но прятаться в доме сэра Дункана было для него так мучительно, что он не мог побороть искушения выбраться наружу, и, позаботившись о том, чтобы не привлекать к себе внимания одеждой, он часто совершал вылазки в город. Когда он видел там английских солдат, ему с большим трудом удавалось сдерживаться, но мысль о том, что, если он выдаст себя и будет пойман, Шотландии от этого будет мало проку, заставляла его быть очень осторожным.

Губернатором Эйра был лорд Перси, и он стремился напоминать шотландцам, кто здесь хозяин. Его английские солдаты были повсюду в городе и с большим удовольствием демонстрировали шотландцам свое превосходство. Они любили вызывать их на состязания в силе, в которых было благоразумнее позволять им побеждать.

Однажды, прогуливаясь по улицам, Уильям наткнулся на небольшую группу людей, наблюдавших за человеком исполинского роста, который, раздевшись до пояса, играл могучими руками и бугристыми мышцами.

Он привлекал внимание к своему великолепному телосложению. Он англичанин, кричал он. В Англии много таких, как он. Найдется ли хоть один шотландец, что сможет с ним сравниться? Если да, пусть выйдет вперед.

— Пусть двое из вас выйдут, и я покажу вам, как могу поднять двоих одновременно. Выходите. Выходите. Что, боитесь?

Он схватил двух зевак-юношей и, оторвав их от земли, швырнул так, что они ударились о грубую стену. Толпа заискивающе хихикала, а двое молодых людей, поднявшись, в синяках и ссадинах, поспешили как можно скорее ретироваться.

— Храбрые шотландцы! — вскричал великан. — Стоите и рты разинули. Никто больше не бросит мне вызов? Тогда смотрите, я сам брошу вам вызов. Вот большой шест. Дайте мне грот, и за это вы получите привилегию нанести мне один удар по голой спине. Вы увидите, для меня это будет все равно что муха села. Ну же, ты…

Он выбрал из толпы молодого человека, который, смутившись, достал свой грот. Великан взял его, рассмотрел, кивнул и сунул шест в дрожащие руки шотландца. Толпа глазела, пока шотландец наносил удар. Великан повернул голову.

— Ты меня ударил? Да благослови тебя Господь, мой маленький шотландский паренек, я и не заметил. Подумал, легкий ветерок коснулся, не более того.

Толпа рассмеялась, и сконфуженный шотландец ретировался, лишившись и грота, и достоинства.

Уильям, наблюдая за этим, почувствовал, как у него зачесались кулаки. Он оценил великана. Сильный человек, да, но он сам был не слабее. Великан был высок, но и Уильям был ему ровня, при этом менее мясист, а значит, проворнее. Клянусь Богом, стоило отдать грот, чтобы нанести ему удар, который он будет помнить долгие месяцы.

Он шагнул вперед.

— А, — вскричал великан, — вот еще один храбрый шотландец.

— Вот грот. Давай шест, — ответил Уильям.

— Конечно, конечно, мой милый господин. Вот шест. Ну же, я готов.

Уильям поднял шест; вложив в удар всю свою силу, он опустил его на спину великана. Раздался хруст; великан пошатнулся и рухнул ничком. Хребет его был сломан.

Раздался возглас ужаса. Наблюдавшие солдаты бросились к своему бойцу. Уильяма тотчас окружили.

— Клянусь Богом, он мертв, — сказал кто-то. Они набросились на Уильяма. — Ты убил его.

— В честном бою, — ответил Уильям.

— Ты… шотландец!

— А ты… англичанин.

Это был сигнал. Они ринулись было схватить Уильяма, но он их опередил. Шестом, что был у него в руках, он сбил с ног двоих, а затем, отбросив его, выхватил из-за пояса кинжал. Вскоре пятеро из них уже лежали на булыжниках… мертвые.

Он знал, что нужно уходить. Найти свою лошадь, скакать как одержимый и убраться как можно дальше от этих разъяренных людей.

Но он не мог. Толпа была слишком плотной. Его окружили. Все хотели взглянуть на человека, убившего великана.

Он развернулся, чтобы драться, но англичан было слишком много. Он лягнул ногой, и один из них, скорчившись от боли, отшатнулся, но на его место тут же встал другой.

Его схватили и поволокли прочь.

— В тюрьму! — скандировали они. — Бросить его в тюрьму!

Ему повезло, что они не знали, кто он такой, иначе ему бы уготовили жестокий конец. А так он был просто шотландцем, который принял вызов, убил вызвавшего, а затем прикончил еще нескольких в завязавшейся драке. Подобные кровавые стычки, заканчивавшиеся смертью, были делом обычным. Но он убил англичан, а сам был шотландцем, и за это его следовало бросить в тюрьму, пока не решат, что с ним делать.

Старая тюрьма в Эйре была смрадным местом. Камера его была так мала, что он, человек высокий, не мог в ней выпрямиться во весь рост. Света в ней не было, и он, привыкший к свежему воздуху, с трудом переносил его отсутствие. Он едва мог пошевелиться; зловоние сводило с ума; из щелей вылезали крысы и наблюдали за ним. Во тьме он видел их желтые глаза. Он знал, что они ждут, пока он ослабеет настолько, что не сможет с ними бороться, и тогда они нападут.

Он был в отчаянии. Его светлая мечта развеялась; ее смела уличная потасовка. Какой же он был дурак. Не следовало ему бросать вызов великану; не следовало терять голову и убивать тех англичан. Ему стоило усвоить урок после истории с сыном Селби.

Он никогда не мог обуздать свою ярость. Он слишком глубоко чувствовал унижение своих соотечественников. Именно из-за этого пыла он и поклялся посвятить свою жизнь делу своей страны; и из-за него же он оказался здесь… в этой страшной тюрьме. И как ему было отсюда выбраться? Раз в день сквозь решетку ему просовывали еду. Всегда протухшую селедку, соленую из бочки… несъедобную ни для кого, кроме умирающего с голоду; и с ней немного воды… ровно столько, чтобы он не умер. Если бы не это, он бы подумал, что о нем забыли.

Поначалу он пытался придумать способ побега. Он колотил кулаками по каменным стенам, пока не сбил их в кровь; он пытался отогнуть железные прутья двери, но даже его сила не могла их поколебать. Затем на диете из вонючей селедки и воды силы начали покидать его, и на него нашло отчаяние.

«Вот и конец, — думал он. — Значит, это все».

Однажды, когда он так лежал, дверь открылась, и фонарь осветил его лицо. Он услышал два голоса.

— Долго не протянет, — сказал один.

— Дадим ему еще денек, — ответил другой.

Свет погас. Он лежал. Он пытался понять, что они имели в виду, но был слишком слаб. Позже он очнулся. Значит, он умирает. Вот что они имели в виду. Они вытащат его из этого ада… когда он будет мертв, а он ничего так не желал, как покинуть это место.

Голова его кружилась, он едва соображал, где находится, но одна мысль молотом стучала в мозгу. Его вынесут отсюда, только если он будет мертв, значит, он должен умереть… а если он не мертв, он должен притвориться. Выбраться было необходимо.

Появился свет. Он лежал неподвижно, полуприкрыв глаза.

Голос сказал:

— На этот раз все.

Кто-то ткнул его ногой. Он не шевельнулся. В полузабытьи одна мысль повторялась снова и снова: я покину это место, только когда буду мертв… я должен быть мертв…

— Я возьму за ноги… Ты бери за плечи…

Он смутно осознавал происходящее. Он покидал камеру; он покидал страдания, ад на земле; он обманул крыс; он больше никогда не попробует селедки из бочки.

— За стену… на помойку… — сказал голос.

Благословенный свежий воздух. Он опьянял; он терял сознание от счастья. Он летел сквозь чудесный, пьянящий, сладкий, чистый воздух… а затем провалился в беспамятство.

***

Он очнулся. Был сумрак. Он лежал в маленькой комнатке на низкой кровати. Все вокруг благоухало. Это было первое, что он заметил.

«Значит, я умер и попал в Рай», — подумал он.

Затем он закрыл глаза.

Он услышал голоса.

— Он поправится.

— Он силен как бык.

— Никогда бы не подумала… после того, в каком он был состоянии.

Они говорили о нем. Он открыл глаза и увидел дневной свет. У окна стояла молодая женщина, и свет падал ей на лицо. Теперь он был уверен, что попал в Рай, потому что у нее был лик ангела. Ее длинные светлые волосы были заплетены в две толстые косы, одна из которых падала на правое плечо; верхнее платье с широкими рукавами до локтя было синим, а под ним виднелась нижняя юбка цвета лютиков, почти в тон волосам; глаза у нее были синие, щеки — румяные.

— Он смотрит на нас, — сказала молодая женщина. — Он очнулся.

Он услышал, как сам спросил:

— Кто… вы?

Она подошла к кровати.

— Матушка, — позвала она. — Матушка, идите сюда.

Их было двое. Женщина и ее дочь.

— Где я?..

— В безопасности и в добром здравии, — сказала молодая женщина.

Она подошла к кровати и улыбнулась ему.

— Вы прекрасны, — сказал он.

Пожилая женщина поднесла к его губам чашку теплого бульона, и он жадно выпил.

— Видишь, дочка, — сказала она, — теперь он пьет.

Он переводил взгляд с одной на другую.

— Вы выглядите… счастливыми, — слабо проговорил он.

— Мы думали, вы умрете, — ответила девушка.

***

Тогда они не давали ему много говорить, но постепенно он все от них узнал.

Своей жизнью он снова был обязан экономке своего дяди, той самой, что усадила его за прялку, когда за ним пришли. Она послала своего племянника узнать, что с ним сталось, и когда услышала описание молодого человека, убившего великана на улицах Эйра, она поняла, что это был он. Его бросили в тюрьму, и она послала весть своей сестре, жившей в Эйре, умоляя ее разузнать все, что можно. Ее дочь, Эллен, была красивой девушкой, дружившей со многими мужчинами в городе — и англичанами, и шотландцами. История о юноше в тюрьме заинтриговала ее, и когда ей по секрету сказали, что это Уильям Уоллес, который уже становился чем-то вроде легенды, она пришла в великое волнение и твердо решила сделать все возможное, чтобы помочь ему.

Придя в город, она задержалась у ворот тюрьмы. Стражники были только рады поговорить с ней. Эллен была известна как весьма желанная молодая женщина, которая, хоть и не дарила свои милости всем подряд, могла быть очень щедрой с теми, кто ей нравился. Ее расположения добивались многие, и они с матерью хорошо жили в своем домике благодаря подношениям, которые приносили ей поклонники. Поэтому, когда она задержалась у ворот тюрьмы, стражники были только рады поболтать с ней, и от них она узнала об убийце великана и о том, что он теперь лежит в своей камере, откуда, как они шутили, больше не убьет ни одного англичанина. Она знала, что он при смерти. Знала, что, когда он умрет, его выбросят на помойку, и когда это случится, она ради своей тетки заберет его тело и, если возможно, достойно похоронит.

Они ждали; они знали, что тела выбрасывают в сумерках, и увидели, как выбросили и это; они подобрали его, принесли домой и там, к своему изумлению, обнаружили, что в нем еще теплится жизнь. Тайное выхаживание пришлось по душе Эллен. Она любила интриги. Более того, она видела, что, будучи в добром здравии, Уильям Уоллес, должно быть, был поистине великолепным мужчиной.

Они с матерью наперебой ухаживали за ним, и каждая почитала это за честь. Первым делом они отмыли его от тюремной скверны, и задача эта была не из легких.

— Все, что о нем говорят, — правда, — сказала Эллен, и мать с ней согласилась.

Они с гордостью находили для него самую сытную еду и понемногу выходили его, вернув ему здоровье. Они были счастливы, что сыграли свою скромную роль в спасении жизни человека, который, по слухам, мог стать спасителем своей страны.

Сэр Уильям Уоллес. При одном упоминании его имени шотландцы ликовали. Однажды Уильям Уоллес поведет их против англичан.

Как только он пошел на поправку, стало ясно, что он будет жить — силы возвращались к нему стремительно. Узнав о том, что произошло, он был глубоко тронут.

— Как хорошо иметь друзей, — сказал он. — Эллен, за то, что ты для меня сделала, тебя саму могли бросить в тюрьму.

— Наша Эллен нашла бы выход, — с нежностью сказала ее мать. — У нашей Эллен есть друзья.

Эллен рассмеялась, и Уоллес задумался о ней. Шли дни, и он думал о ней все больше. Она сидела у его постели и рассказывала, как кормила его, и не раз, когда ему было особенно плохо, ложилась рядом и успокаивала его в бреду.

— Казалось, это вас утешает, — сказала она.

— Не могу представить себе большего утешения, — ответил Уильям.

— Вы были совсем как дитя, — говорила она. — Трудно было поверить, что это — великий Уоллес.

— Я и был дитя, — сказал он, — полностью зависимый от вашей доброты.

Она кивнула и, склонившись, поцеловала его.

— Эллен, — сказал он, — я и сейчас от тебя завишу.

В Эллен было что-то теплое — теплое и щедрое. В этом и заключалась суть ее привлекательности. Эллен влюблялась легко, хоть и неглубоко; но, полюбив, отдавала себя без остатка.

И было неизбежно, что, по мере того как к Уоллесу возвращались силы, они стали любовниками.

Мать знала об этом, но, зная нрав Эллен, считала это неизбежным с самого начала. У Эллен всегда были любовники, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать. Для нее это было естественно. Она не была блудницей и обычно имела одного любовника. Такова была ее щедрая, безмятежная натура. Она никогда не спрашивала: «Что я получу от этих отношений?», но принимала все, что приходило, так же щедро, как и отдавала.

Уильям был ею очарован. Он был рад, что еще слишком слаб, чтобы покинуть домик и продолжить свое дело, ибо мог с чистой совестью предаваться этой неге. Впервые в жизни у него появилось желание, более сильное, чем желание сражаться с англичанами. Он сам себе удивлялся.

Их связь будет недолгой. Они оба это знали и принимали, но оба хотели, чтобы она длилась и длилась, и для каждого из них расставание принесет некоторую печаль. Сердца не будут разбиты — это они знали оба. Сердце Эллен было слишком жизнелюбиво, а сердце Уильяма принадлежало иному делу. Но это не означало, что они не жаждали, чтобы это приятное положение вещей продолжалось вечно.

В перерывах между любовными утехами он говорил с ней о своих планах. Она могла бы ему помочь, говорил он. Он доверится ей. Она знала так много людей; знала, что происходит в городе; она могла выведывать тайны у англичан, ибо, разумеется, они были очарованы ею не меньше, чем шотландцы.

— И твоя доля будет в замысле освободить Шотландию, — сказал он ей.

Она ответила, что это будет ей в радость, но на самом деле куда больше стремилась ублажить своего любовника и себя, чем беспокоилась о судьбе Шотландии. Такие, как Эллен, всегда устроятся в жизни, кто бы ни правил.

Но она любила Уильяма Уоллеса. Он отличался от всех ее прежних любовников, и, пока он был с ней, она вся принадлежала ему. Она приносила обрывки новостей из города. Ее друзья часто проговаривались об интересных вещах. Это утешало Уильяма. Он чувствовал, что все-таки не зря теряет время.

Были друзья, с которыми он хотел связаться. Двое молодых ирландцев — одного звали Стивен, другого Карле, — которых он знал давно и которых вдохновили его речи о спасении Шотландии. Пока он лежал, изнуренный телесно, его разум деятельно работал. Ему нужно было собрать таких же, как он. Глупо было ввязываться в уличные драки с англичанами, особенно когда они могли закончиться почти фатально. Следовало собрать сильный отряд и пойти на них войной. Небольшая горстка друзей могла стать ядром войска. Он хотел поговорить об этом со Стивеном и Карле; и если бы Эллен смогла навести справки об их местонахождении и привести их к нему, это было бы началом.

Эта задача могла оказаться не такой трудной, как казалось на первый взгляд, потому что он был уверен, что вести о его подвигах дошли до них. Они наверняка расспросят экономку его дяди, а поскольку та хорошо знала, что они его верные друзья, она могла направить их к нему.

Обо всем этом он мог говорить с Эллен, и с каждым днем силы его росли, и они оба знали — радуясь его выздоровлению, — что это означает конец их идиллии. Это придавало их отношениям горько-сладкий привкус. Эллен знала, что это не может длиться вечно. Ее друзья в городе уже жаловались, что редко ее видят, и спрашивали, почему она сидит дома. Долго скрывать, что в их доме прячется молодой мужчина, было невозможно. Эллен умела жить настоящим. Она так жила всегда.

В положенный срок она смогла привести к нему Стивена и Карле, и как же он обрадовался их появлению! Они вчетвером говорили о несправедливости англичан и о том, как Селби до сих пор неистовствует из-за смерти сына и клянется вознаградить всякого, кто доставит ему Уильяма Уоллеса, живого или мертвого.

— Так я объявлен вне закона! — рассмеявшись, вскричал Уильям.

— Не шути об этом, — взмолилась Эллен.

— А что это, как не шутка? — спросил он.

— Это не было шуткой, когда они держали тебя в тюрьме Эйра, — напомнил ему Стивен.

— Они не знали, что я Уоллес.

— Слава Богу за это, — ответила Эллен.

Она принесла им эля и хлеба, и они продолжили говорить о том, как будут выведывать настроения людей и собирать войско.

— Вот что нам нужно, — вскричал Уильям. — Оружие и люди!

На маленьком чердаке их домика, куда можно было попасть через люк в потолке — идеальное место, чтобы спрятать тайного гостя, — царило сильное волнение. Там и было решено, что Стивен и Карле обойдут гарнизонные города, стараясь не ввязываться в неприятности, и выяснят, когда доставляются обозы с припасами, что случалось часто.

— Наш первый замысел, — сказал Уильям, — устроить засаду на один из них. В случае успеха мы сможем захватить многое из того, что нам нужно. Это будет началом.

— Нам нужно больше людей, — сказал Стивен. — Но найти их будет нетрудно. Кажется, сейчас многие шотландцы ищут вождя.

— Разведайте обстановку, — сказал Уоллес. — Найдите отряд, но мы должны быть уверены, что можем им доверять. Лучше иметь горстку верных шотландцев, чем целое войско с одним предателем. Мы захватим один английский обоз, а когда это удастся, — другой, и еще один. Так мы раздобудем оружие и все необходимое для битвы. Первый захватить будет легко, ибо мы застанем их врасплох.

Так они тщательно все спланировали.

***

Он простился с Эллен.

— Ты вернешься, — сказала она.

— Да, — ответил он. — Я вернусь. Думается мне, я еще не раз буду нуждаться в твоем особом утешении. Тогда — если будет возможно — ты найдешь меня у своей двери.

Он снова был силен и никогда не забудет, что обязан жизнью Эллен и ее матери. Они вытащили его со смрадной помойки, и он содрогался при мысли о том, в каком виде они, должно быть, его нашли. Они выходили его, выпестовали, были ему добрыми друзьями, а Эллен — еще и любовницей. Он был им многим обязан и не кривил душой, когда говорил, что никогда не забудет своего долга перед ними.

Ирландцы, Стивен и Карле, действовали энергично и нашли пятьдесят человек, готовых служить Уильяму Уоллесу и клявшихся, что их заветное желание — изгнать англичан из Шотландии.

Более того, им стало известно, что капитан Фенвик должен провести обоз через Лаудон в Эйр, и в этом обозе везут лошадей, провиант и оружие для лорда Перси, губернатора Эйра.

Если им удастся захватить обоз, это станет началом, ибо, завладев этим добром, они смогут приступить к созданию своей армии. В случае успеха об этом пойдет такая молва, что люди толпами станут стекаться к Уоллесу. Они еще увидят.

С великим ликованием Уоллес собрал своих людей в лесу, где они расположились лагерем на ночь. Когда спустились сумерки, он обратился к ним. Он говорил о том, что англичане сотворили с валлийцами, и о том, что они все должны сплотиться, дабы не допустить подобного унижения для Шотландии. Они знали, каково терпеть надменных англичан в гарнизонных городах. Их король Иоанн, старина Пустой-Камзол, избранный Эдуардом Английским, теперь был в руках англичан, в полном их подчинении. Отец и брат Уильяма были убиты отрядом капитана Фенвика, так что это казалось знаком свыше. Теперь капитан Фенвик сам шел к нему в руки — вместе со всеми припасами и снаряжением, необходимыми для начала их борьбы.

Все до единого были на его стороне — все верные Шотландии. Не было ни одного, кто не был бы готов отдать жизнь за свою страну.

Обоз показался ранним утром. Уоллес наблюдал за его приближением и отметил, что охраняют его около двухсот человек. Двести против пятидесяти! Однако на стороне Уоллеса был элемент внезапности, что всегда полезно. Он надеялся, что никто из его людей не дрогнет при виде этих хорошо снаряженных солдат на великолепных конях, в то время как у них самих было лишь скромное вооружение, и все они были пешими.

Они вышли из леса.

Он услышал, как Фенвик крикнул:

— К оружию! Это тот, что вне закона!

Тем, кто был вне закона, был Уоллес, и Фенвик ликовал. Какая слава ждет его, если он сумеет схватить этого человека и доставить лорду Перси!

Затем он увидел выходящих из леса людей, и, хотя их было больше, чем он сперва подумал, это был разрозненный отряд. Что они могли сделать против обученных солдат?

Во главе их был тот, в ком безошибочно угадывался Уоллес — высокий, статный, красивый, во всех отношениях вождь.

Уоллес узнал Фенвика и устремился прямо к нему.

— В атаку! — крикнул Фенвик, и кони поскакали на людей Уоллеса.

Уоллес пронзил копьем одного всадника. Древко сломалось, и он выхватил из ножен меч. Он повернулся к Фенвику с криком:

— Убийца! Это за моего отца!

Прежде чем Фенвик успел поднять руку, меч Уоллеса пронзил его сердце, и тот рухнул с коня. Великий восторг наполнил Уильяма. Его отец был отомщен. Так будет отомщена и Шотландия. Он был словно одержим. Позже говорили, что Небеса послали ангелов на защиту шотландцев. Трудно было представить, как это могло произойти иначе.

Когда завязалась битва, многие английские кони уже бились в агонии на земле. Уильям, с криком ободряя своих соратников, рубил направо и налево, валил англичан с ног и чудом избежал всякого вреда, хотя порой и был на волосок от гибели. Прежде чем битва закончилась, сотня английских тел уже лежала на Лаудонском поле.

Те, кому было поручено охранять обозы, попытались вступить в бой, и это дало шотландцам возможность захватить добычу.

Англичане пали духом, и оставшиеся в живых, видя, что обоз потерян, а столько их товарищей убито и ранено, вскочили на уцелевших лошадей, стремясь лишь к одному — убраться прочь.

Это был настоящий триумф. Верховых лошадей увели в лес, их поклажу с радостью осмотрели.

— Это знак свыше! — вскричал Уильям. — В этот день мы начали изгонять англичан из Шотландии.

***

Они не осмелились оставаться в Лаудонском лесу, ибо знали, что возмездие последует немедленно. Им нужно было спрятать добычу и найти пристанище, где они могли бы сберечь трофеи своей победы.

— Крайне важно, чтобы мы хранили наши тайны, — сказал им Уильям. — Можете не сомневаться, после этого они удвоят охрану. И они придут искать нас, и в особенности меня. Но помните: это славное начало. Мы видели, что Бог на нашей стороне. Поблагодарим же Его сейчас за эту победу, а когда сделаем это, унесем нашу добычу в безопасное место, и я клянусь вам, что после этого верные шотландцы толпами потекут под наши знамена.

Днем они прятались в лесах, а передвигались по ночам, и Уильям решил, что лес — лучшее место для их пристанища. Время от времени некоторые из них отправлялись в город, чтобы послушать разговоры, и, вернувшись, докладывали, что повсюду обсуждают налет на обоз и имя Уоллеса у всех на устах.

— В глазах шотландцев загорается огонек, когда упоминают ваше имя, — доложили Уильяму.

— Это хорошо, но мы должны остерегаться предателей. Можно быть уверенными, англичане повсюду расставят своих шпионов.

— Лорд Перси в ярости, — гласил донесение. — Он отчитал стражников эйрской тюрьмы за то, что они выбросили за стену то, что приняли за ваше мертвое тело. Он называет их идиотами, потому что, во-первых, они не выяснили, кто вы, а во-вторых, не удостоверились, что вы мертвы.

Уильям был в восторге; голова его гудела от замыслов.

— Начало положено, — вскричал он. — Мы на верном пути.

В последующие несколько недель они совершали вылазки в город; они нападали на отряды англичан и забирали все, что могли. Они начали собирать запасы снаряжения. Они «добыли», как они это называли, много прекрасных лошадей. У них было оружие всех видов. И голодать им тоже не приходилось.

Уильям не хотел, чтобы они долго оставались на одном месте, считая это опасным, и они постоянно передвигались. Он доверял своим людям — в особенности Стивену и Карле, которые стали его ближайшими друзьями и соратниками. Но это было не все. Его дядья — и другие члены его многочисленной семьи, слишком старые, чтобы присоединиться к нему, — присылали ему деньги и припасы для его дела. Он был уже не просто объявленным вне закона смутьяном, досаждающим захватчикам; с его именем приходилось считаться.

— Возможно, недолго осталось ждать, — говорил он своим людям, — когда мы вступим в настоящую битву.

Перемещаясь из леса в лес, они подошли близко к Эйру, и он тотчас подумал об Эллен, и желание увидеть ее было так сильно, что ему трудно было ему противиться. Не было причин, почему бы ему не переодеться и не проскользнуть в домик под покровом темноты. Он мог бы уйти до рассвета.

Он пойдет. Он не мог перестать думать об Эллен, и пока они не будут вместе, он так и будет о ней думать. Он убедил себя, что было бы безрассудством позволить себе быть одержимым ею. Лучше всего было увидеть ее и избавиться от этой одержимости.

Он должен был переодеться, и ему пришла в голову мысль пойти под видом священника. Никто не тронет священника, и это было последнее звание, которое могли бы связать с Уильямом Уоллесом. Эта мысль позабавила его, и он решил привести ее в исполнение.

Этот выбор оказался роковым. Ибо, когда он подходил к дому, его увидел один из поклонников Эллен. Этот человек шел навестить Эллен, но, увидев идущего к дому священника, он отступил и стал ждать, не желая сталкиваться со святым отцом, который, как он подозревал, мог идти, чтобы пожурить Эллен за ее образ жизни.

Священник постучал в дверь. Его впустили. Эллен наверняка не задержит его надолго. Он подождет, пока тот выйдет.

Тем временем Уоллеса встретили в доме с удивлением. Затем он сбросил рясу, и Эллен уже была в его объятиях, и они смеялись над тем, как удачно сработало его переодевание.

— И ты пришел как священник! — Это показалось им великой шуткой. — И такой, что я поверила, будто ты и впрямь из духовенства.

Он сказал ей, что его желание быть с ней было так велико, что ему пришлось пойти на риск и прийти к ней.

Она ответила, что надеялась, что он когда-нибудь придет, и когда бы он ни пришел, ему всегда будут рады.

Они поднялись на чердак, где она с матерью прятала его все те недели, и лежали вместе на низкой кровати, как в былые дни.

Позже он сказал ей, что они с людьми стоят лагерем в ближнем лесу и пробудут там еще несколько дней.

— Значит, — сказала она, — вполне возможно, вы еще раз навестите меня, сэр.

— Вполне возможно, — ответил он.

— Быть может, завтра ночью?

— А почему бы и нет?

— Буду вас ждать.

— Ты по-прежнему мой верный друг, Эллен? — спросил он.

— До самой смерти, — ответила она.

И они снова и снова предавались любви, но он был настороже, едва в небе забрезжила первая полоска света. Ему нельзя было показываться в Эйре или его окрестностях при свете дня: какой бы хорошей ни была маскировка, за его голову была назначена цена.

Тем временем горожанин ждал у дома Эллен, когда выйдет священник. Он недоумевал, почему тот не выходит. Священник… чтобы провел ночь в доме распутницы! Невероятно!

У него мелькнул порыв постучать в дверь и выяснить, что происходит, но он решил этого не делать. Он подождет, пока священник выйдет, а затем проследит за ним.

Он как раз наблюдал, когда дверь отворилась и вышел священник. С ним была Эллен — прекрасная Эллен — с распущенными по плечам волосами, в свободной накидке, едва прикрывавшей ее наготу. Они со священником обнялись так, что не осталось никаких сомнений в их отношениях, а затем священник подобрал полы своей длинной рясы и побежал.

Он проследил за ним до самой опушки леса. Он увидел, как тот сбросил рясу. В человеке, что предстал перед ним, было что-то знакомое.

Неужели… Уоллес!

Что ему делать? За голову Уоллеса была назначена цена. Какие богатства, какая слава ждут того, кто доставит его в руки врагов!

Ночь обернулась не так, как он себе представлял. Он упустил ласки милой Эллен. Но кто знает, быть может, эта ночь принесла куда большую выгоду.

***

Эллен открыла дверь. Двое стражников шагнули в дом.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Ты нам нужна, хозяйка.

— Что, прямо сейчас? — спросила она, думая, что они пришли взять ее силой. Этому она будет сопротивляться изо всех сил. Ей нравились мужчины, она наслаждалась утехами с ними, но силой они ее не возьмут, если она сможет этому помешать.

Но она ошиблась. Они пришли по другому делу.

Они велели ей идти с ними, потому что их господа хотят с ней поговорить.

Ее привели к капитану Херону и его помощнику, Батлеру. Они холодно оглядели ее, без тени того восхищения, к которому она привыкла.

— Ты водишь дружбу с предателем Уоллесом, — сказал капитан.

— Уоллес? — она нахмурила брови. — Кто это?

— Брось, хозяйка, это не пройдет. Он твой любовник. Прошлой ночью он спал в твоей постели. Он пришел под видом священника. Нам это известно.

— Вы ошибаетесь.

Один из стражников схватил ее за руку и вывернул. Она вскрикнула от боли.

— Как вы смеете… — начала она.

Ее ударили по лицу.

Для Эллен, к которой прикасались лишь вожделеющие мужские руки, это был страшный удар. В тот миг она поняла, что попала в серьезную беду.

— Слушай меня, женщина, — сказал капитан, — мы знаем, что ты подруга Уильяма Уоллеса. Мы знаем, что он тебя навещает. Не отрицай. Если ты хоть что-то от нас утаишь, тебе придется плохо. Ты знаешь, что мы делаем с такими, как ты? Я скажу. Мы закатаем тебя в тюк сена и подожжем.

— Вы не посмеете, — пролепетала она.

— Не посмеем? Вот и посмотрим. Внести сено.

Это была правда. Они приготовили его.

— Жаль будет губить такое милое тельце, — с кривой усмешкой сказал капитан. — Ну же, будь умницей, девка. Прошлой ночью Уоллес навещал тебя под видом священника. Когда он придет снова?

— Он… он больше не придет.

— Но прошлой ночью он ведь пришел?

Она молчала, и он знаком велел им принести сено.

— Да… да, — быстро сказала она. — Он приходил прошлой ночью.

— И когда придет снова?

Она молчала. Они схватили ее, и двое бросили тюк сена к ее ногам.

— Сегодня ночью, — вскрикнула она. — Он придет сегодня ночью.

Ее отпустили.

— Когда он придет, — сказал капитан, — ты задержишь его. Разденешь… Уверен, для тебя это не составит труда. Затем, когда он будет в твоей постели, прежде чем лечь к нему, поставь на окно каганец. Это будет для нас знаком, чтобы мы пришли и взяли его.

Она пролепетала:

— Я не могу этого сделать…

— Сделаешь, — сказали ей. — А если нет, ты знаешь, что тебя ждет. Исполни свой долг, и мы тебя не забудем. Ты будешь богата. Мы не забудем. За его голову назначена высокая цена. Такой женщине, как ты, пора иметь мужа, чтобы не полагаться на всякого миловидного мужчину, что встретится на пути. Выдай нам Уоллеса, и сам лорд Перси захочет тебя отблагодарить. Он найдет тебе мужа. Не кого-нибудь, а рыцаря, и ты сама его выберешь. Так что, видишь, хозяйка, тебя может ждать великое благо… великое благо или жестокая смерть. Помни об этом.

Эллен задумчиво побрела домой. Замужество за знатным рыцарем. Богатство. Больше никогда не бродить по городу, отвечая на брошенные в ее сторону взгляды… в поисках красивого господина. Постоянный муж, человек, который сможет дарить ей прекрасные наряды… и все это за предательство Уоллеса.

Она знала, что должна делать. Они его боялись. Они хотели, чтобы он был без одежды, дабы его было легче взять. Так Далила предала Самсона.

Она ждала его. Он пришел, как и обещал. Она открыла дверь, и на пороге стоял ее священник.

— Опасно было приходить, — сказала она.

— Разве я не рискну опасностью ради ночи с тобой? Это того стоит, прекрасная Эллен.

Она провела его в спальню. Сердце ее колотилось. Скоро все будет кончено. Она думала о нем, каким он был, когда его принесли с помойки. Ее мать тогда сказала: «Это Уильям Уоллес, величайший человек в Шотландии», — и они гордились им. Она им гордилась. Ее мать сейчас спала в своей комнате. Она, конечно, знала, что мужчины навещают ее дочь. Такова была их жизнь, и это приносило им достаток. Она не сказала матери, что Уоллес приходил прошлой ночью. Она бы, конечно, сказала, но ее забрали на допрос, а когда она вернулась, ей не хотелось тревожить мать.

Они поднялись на ее чердак. Все будет так просто. Она сможет притвориться, что ничего не знала. Но он спросит: «Зачем ты поставила свет на окно?», а она ответит: «Потому что хочу видеть тебя. Я так редко тебя вижу. Хочу вдоволь налюбоваться тобой, пока могу».

А потом они придут, чтобы схватить его…

Она любила его своей легкой и беззаботной любовью, как любила многих мужчин, но никого так, как Уильяма Уоллеса. Ей не нравилось думать о том, что мужчин пытают. Мужчины созданы не для этого. Почему они не могут все жить в мире и согласии? В жизни так много хорошего.

Он лежал нагой на ее кровати. Время пришло. Поставить каганец на окно… и ждать.

Должно быть, они уже недалеко. Они там, снаружи, смотрят на ее окно, ждут знака.

— Я не могу! — внезапно вскрикнула она. Она села на кровать и закрыла лицо руками.

— Что с тобой, Эллен? — спросил он.

— Они идут за тобой. Они угрожали сжечь меня в тюке сена, если я тебя им не выдам. Мне страшно… но я не могу.

Он вскочил с кровати.

— Они идут за мной! Когда?

— Сейчас. Времени нет. Они ждут сигнала.

В одно мгновение он оценил обстановку. Ответ у него нашелся сразу, как она и знала.

— Снимай одежду, Эллен, — сказал он.

Она повиновалась, и он надел ее платье. Оно, конечно, было ему мало, но он скрыл огрехи большим плащом, как однажды уже скрыл их шалью у прялки. Затем он водрузил на голову одну из ее шляпок.

— Они убьют меня, — сказала она.

— Нет, не убьют. Я привяжу тебя к столбику кровати. Ты скажешь им, что я пронюхал про заговор и заставил тебя раздеться и отдать мне свою одежду. Затем я надел ее и связал тебя, чтобы ты не смогла подать знак. А теперь я оставлю тебя. Бояться нечего. Я скоро снова тебя навещу.

Он выбежал из домика. Тонким, на удивление схожим с голосом Эллен фальцетом он крикнул стражникам, указывая на домик:

— Он там. Голый… Идите и берите его.

Тотчас подняли тревогу. Двое стражников не собирались входить одни — они знали Уоллеса. Как можно быстрее они собрали отряд и ворвались в домик.

Эллен рассказала им, как она следовала их указаниям, когда Уоллес внезапно схватил ее и связал. Она так убедительно рассказала свою историю и выглядела такой жалкой в своем горе, полуодетая, что они развязали ее и, заверив, что ей ничто не угрожает, бросились в погоню за дерзким беглецом. Но прежде чем они собрались, он уже добрался до своего коня, отвязал его и во весь опор скакал к своему верному отряду в лес.

***

Это было предупреждение. Он не мог и дальше полагаться на удачу, чтобы выпутываться из подобных передряг. Все могло с легкостью закончиться иначе. Эллен ничего не стоило зажечь свет в окне, чтобы они пришли и схватили его.

Если бы они это сделали, что бы с ним сейчас было? Это был бы конец его мечты, как уже едва не случилось, когда его бросили в тюрьму.

Он должен быть осторожен. Он не должен ввязываться в такие безрассудные авантюры.

Слава Богу, Эллен в последний миг осталась ему верна, но одному небу известно, как близка она была к предательству. Черти, угрожать ей сожжением — и ведь они бы исполнили свою угрозу.

Он обсудил случившееся со Стивеном и Карле, и те пришли в ужас. Теперь погоня за ним разгорится с новой силой, так что ему следует на время затаиться. Им нужно немедленно покинуть это место и найти другой лес, чтобы укрыться.

Он согласился, и они спешно покинули леса и направились в сторону Ланаркшира.

Там он со своими людьми некоторое время скрывался, и англичане обманывали себя мыслью, что то, что его едва не схватили, так его усмирило, что единственное его желание — держаться от них подальше. Когда в течение нескольких недель не было ограблено ни одного обоза, распространился слух, будто он утонул при попытке переправиться через Ферт-оф-Форт близ Стерлинга, ибо, говорили, перейди он по мосту, его не могли бы не заметить.

Однако он любил бывать в городе и с трудом заставлял себя держаться в стороне, и, когда они расположились лагерем близ Ланарка, он часто ходил туда переодетым, то пилигримом, то фермером. Ему нравилось сидеть в тавернах и слушать разговоры.

Так он и услышал о том, как не любят шерифа Хезелрига, который, как ему сказали, был самым жестоким человеком во всей округе. Королю Эдуарду следовало бы тщательнее выбирать людей, которых он посылал охранять гарнизонные города, ибо многие из них были таковы, что сеяли мятеж, где бы ни появлялись.

— Расскажите мне об этом Хезелриге, — сказал он. — Расскажите, что он такого сделал, что горожане Ланарка так его ненавидят.

— Тише, осторожнее со словами, — был ответ. — Говорите шепотом.

Он тотчас понизил голос, и его собеседник продолжил:

— Живет здесь одна прекрасная дева — наследница Лэмингтона. Она славится как своим богатством, так и своей красотой.

— Расскажите о ней поподробнее.

— Шериф преследует ее. Она смелая девушка и не уступает его требованиям.

— И чего же он требует?

— Ее руки для своего сына.

— Что, добрая шотландская девушка замуж за англичанина!

— О да, если она достаточно богата.

— А она очень богата.

— Наследница старого Хью Брэдфьюта. Хью умер три года назад, и молодой Хью должен был унаследовать… и унаследовал бы… если бы остался жив.

— Молодой Хью?..

— Брат красавицы. Он встретил свою смерть одной темной ночью… Его тело нашли в переулке. Сказали, драка, но шепчутся…

— Да, прошу, расскажите, о чем шепчутся.

— Кто вы такой? Слишком много вопросов задаете.

— Просто человек с небольшим клочком земли, который время от времени приходит в город и любит поболтать. Ну же, сэр, расскажите мне о молодом Хью и о том, как, по-вашему, он встретил свою смерть.

— О, не мне об этом говорить, сэр. Это лишь догадки — вот и все.

— Ну же, расскажите еще.

— Что ж, шепчутся здесь, что шериф Хезелриг, возжелав денег Брэдфьютов, придумал, что, если они будут принадлежать девице, его сын сможет на ней жениться, и так они перейдут к его семье. Но это было невозможно, пока был жив молодой Хью, ибо он был законным и прямым наследником своего отца.

— И как сейчас обстоят дела?

— Она смелая и отважная девица, эта Мэрион Брэдфьют. Клянется, что не выйдет за сына шерифа.

— Я хотел бы ее увидеть.

— Тогда вам следует пойти в церковь в одно из воскресений. Она всегда там бывает.

История об отважной шотландской девушке и назойливом английском шерифе захватила воображение Уоллеса. Он не доверял этому шерифу. Рано или поздно тот силой навяжет девушке своего сына.

В следующее воскресенье он был в церкви. Ему не нужно было спрашивать, кто из них Мэрион Брэдфьют. Это было очевидно. Она была богато одета, как и подобало наследнице, и впрямь была прекрасна. Он никогда не видел такой красивой девушки. Эллен, казавшаяся ему такой желанной, была лишь грубой глиной рядом с ней.

Она заметила его пристальный взгляд и слегка покраснела, но было ясно, что он произвел на нее впечатление.

В следующее воскресенье он снова был в церкви; он заметил, что она перешептывается со своей служанкой, и догадался, что они говорят о нем. Когда они вышли из церкви, он последовал за ними на почтительном расстоянии. Они прошли через ворота, за которыми виднелся прекрасный особняк, пробудивший алчность шерифа. Он смело постучал в ворота.

Ему открыл старик, который спросил, что ему нужно, и он ответил, что ему необходимо видеть госпожу Брэдфьют по срочному делу. Кто он такой? — последовал вопрос. Он ответил, что скажет это госпоже Брэдфьют, и он верит, что тогда она его узнает.

Старик покачал головой и ушел, оставив Уильяма за воротами. Через несколько мгновений вышла служанка, сопровождавшая свою госпожу в церкви. Она, казалось, не слишком удивилась, увидев его. Должно быть, они знали, что он шел за ними.

Она велела ему войти, и он последовал за ней в дом.

В зале со сводчатым потолком и высоким столом на помосте в дальнем конце его ждала Мэрион Брэдфьют.

— Кто вы? — спросила она. — И зачем вы пришли?

Он помедлил лишь мгновение и сказал:

— Я — Уильям Уоллес.

Ее глаза широко распахнулись, и он заметил, какие они дивно-синие в обрамлении длинных темных ресниц.

Она внезапно улыбнулась.

— Кажется, я знала, — сказала она. — Добро пожаловать. Я хотела бы с вами поговорить.

Она огляделась.

— Пойдемте в солар, — сказала она. И позвала служанку, чтобы та принесла им угощение.

Она повела его вверх по крутой лестнице в солар, солнечную, как и следовало из названия, комнату с двумя большими окнами в эркере на каждом конце. Это и впрямь было великолепное жилище, каких он редко видывал в Шотландии.

Она подошла к окну и села, приглашая его сесть рядом, что он и сделал.

Она сказала:

— Вы знаете обо мне?

— Я знаю, что вы госпожа Брэдфьют, известная своей красотой.

— И своим богатством, — ответила она. — Я стала его бояться.

— Я знаю также, что у вас неприятности. Я болтал в тавернах и узнал, что смог.

— Что вы, герой Шотландии, делаете в тавернах?

— Выжидаю время, когда смогу подняться и изгнать англичан из нашей страны.

— Вы пришли сюда переодетым.

— Это необходимо, госпожа. За мою голову назначена цена, и вы поступили неосмотрительно, впустив меня в свой дом.

— В некотором роде, и за мою тоже назначена цена. Сэр Уильям Уоллес, я давно восхищаюсь вами, как и тысячи шотландцев.

— Я хочу от шотландцев большего, чем восхищение, госпожа. Я хочу, чтобы они встали под мои знамена. Когда у меня будет войско, я обещаю вам, унижению Шотландии придет конец.

— Вы одолеете англичан, я знаю это. Я горжусь, что говорила с вами.

— Я никогда не видел девушки прекраснее вас, — ответил он.

Она улыбнулась, весьма довольная.

— Это мое состояние шериф хочет для своего сына.

— Я слышал, вы даете ему отпор.

— Да, но я его очень боюсь. Я уверена, это он убил моего брата.

— Об этом я тоже слышал.

— Интересно, на какую хитрость он пойдет, чтобы меня обмануть.

— Вас окружают верные слуги?

— Да, они служат моей семье много лет. Они ненавидят английских угнетателей.

— Он вам угрожал?

— Нет. Я отделываюсь от него уклончивыми речами. Я не сказала, что не выйду за его сына, но я твердо решила этого не делать.

— Я соберу отряд и двинусь на город.

— У вас есть такой отряд?

— У меня есть последователи… пока еще недостаточно. Но придет время, и за мной будет стоять целое войско.

Она протянула руку; он взял ее и поцеловал.

— Как я рада, что вы пришли. Мне уже не так страшно.

Она поднялась, давая понять, что ему пора уходить. Она не хотела, чтобы слуги сплетничали, хоть и доверяла им.

Он понял, что должен откланяться, хотя жаждал остаться.

— Я вернусь, — сказал он. — Могу я прийти завтра? Мы обсудим это дело подробнее, и если я понадоблюсь вам срочно, пошлите человека, которому доверяете, в Ланаркский лес. Там он меня найдет.

Он сам поразился, как глубоко доверился ей. Но позже он все понял, ибо не мог перестать о ней думать.

На следующий день он снова пришел, и они долго обсуждали ее дела. Он с жаром рассказывал о своих планах и пересказывал былые приключения.

Она слушала, затаив дыхание. Так, значит, легенды, что она слышала об Уильяме Уоллесе, были правдой.

К исходу недели они были влюблены.

***

Они гуляли вместе в саду за оградой.

— Вы знаете, что я люблю вас, — сказал он.

Она кивнула.

— А вы? — спросил он.

— Я люблю вас, — ответила она.

— Какое блаженство… быть вместе! Хотел бы я, чтобы мы были вместе всегда, но раз это невозможно, мы должны ценить то время, что у нас есть.

Но она была не Эллен.

— Если бы мы поженились, вы не смогли бы жить так, как живете сейчас, — напомнила она.

Женитьба! Он не думал о женитьбе. Как мог человек, посвятивший себя такому делу, как он, вести обычную супружескую жизнь с женой и семьей?

Он молчал, и она сказала:

— Ах, я вижу, вы не хотите на мне жениться.

— Хотел бы я, чтобы это было возможно, — сказал он. — Но я человек, посвятивший себя великой цели, и женщине, что выйдет за меня, не будет хорошей жизни.

— Тогда, — твердо ответила она, — мы должны проститься, ибо, хоть я и люблю вас истинно, я никогда не стану вашей любовницей. Если мы не можем пожениться, то для нас все кончено. Мы не можем так встречаться, если нашей любви не суждено сбыться.

Уильям погрузился в глубочайшую тоску.

— О Боже, — вскричал он, — если бы я не поклялся изгнать англичан с моей земли… как счастлив я был бы жениться на вас. Но я дал торжественный обет, что не успокоюсь, пока не спасу свою страну.

— Я хорошо понимаю, — с грустью сказала она. — Женитьба не для вас, Уильям Уоллес, а поскольку иной путь для меня неприемлем, давайте простимся. И пусть прощание будет коротким. Нет смысла его затягивать.

— Я никогда не оставлю вас сыну шерифа.

Она горько рассмеялась.

— Странно, что тот, кого я ненавижу, так жаждет на мне жениться, а тот, кого я люблю, отвергает меня ради своего дела. Прощайте, Уильям.

— Нет, — вскричал он. — Это не прощание. Я буду оберегать вас. Если понадобится помощь, вам стоит лишь послать за мной. Я отомщу за вашего брата. Я захвачу Ланарк и изгоню из него шерифа Хезелрига. Я вернусь.

Она печально покачала головой, и он покинул ее и поскакал обратно в лес.

***

Он был несчастен. Подавлен. Жизнь потеряла для него всякий смысл.

Стивен и Карле беспокоились о нем. Они умоляли его рассказать, что у него на душе.

Привыкший делиться с ними своими тайнами, он рассказал им всю историю: как услышал о Мэрион, пошел в церковь, чтобы увидеть ее, заговорил с ней и полюбил.

— Опасно заводить интриги с женщинами, — напомнил ему Стивен. — Вспомни Эллен.

— Ах, я помню Эллен. Эллен была чудесной женщиной. Я никогда не пожалею о нашей дружбе.

— А теперь — Мэрион Брэдфьют. Ты играешь с опасностью, Уильям.

— Я поступаю так, как должен. Услышав о прекрасной женщине в беде, что я мог сделать? Ее брат убит по наущению этого злодея Хезелрига. Вот что я вам скажу: я не успокоюсь, пока не пролью его кровь.

— Ты сам говорил, что неразумно ввязываться в эти мелкие авантюры. Ты говорил, что будешь скрываться, пока мы не соберем отряд, чтобы действовать сообща. И это происходит… понемногу. Уильям Дуглас прислал весть, что едет к нам, и с ним немалые силы. Сэр Джон Ментейт сообщил, что присоединится к нам. Нам нужно быть терпеливыми, Уильям, и скоро у нас будет достаточно сил, чтобы выступить против англичан.

— Это не мелкая авантюра. Я люблю Мэрион Брэдфьют.

— Еще совсем недавно ты любил Эллен, так неосмотрительно навещал ее и был на волосок от гибели.

— Мэрион — не Эллен. Она отказывается быть моей любовницей. Она хочет брака… или ничего.

— Как ты можешь жениться?

— Именно это я ей и сказал. Мне придется постоянно ее покидать.

— Возможно, — сказал Стивен, — она сможет это понять.

Двое других посмотрели на него с изумлением.

— Да, — продолжал он, — предположим, Уильям женится на этой женщине. Это решит и ее проблему, и его. Сын шерифа тогда не сможет ее заполучить, и как он сможет жаловаться, если у нее уже есть муж? Она знает, кто такой Уильям. Она поймет, что у него есть предназначение. Я прихожу к мысли, что Уильяму было бы неплохо иметь жену. Это будет женщина, которой он сможет доверять, в отличие от какой-нибудь любовницы, с которой он мог бы сойтись.

Уильям обезумел от радости. Конечно, это возможно. Она поймет, что, будучи тем, кто он есть, он не может вести обычную семейную жизнь. Это будет ненадолго. Когда Шотландия будет свободна, тогда они смогут строить планы вместе, растить детей и вернуться к тихой жизни.

Они обсудили это вместе, и чем больше они говорили, тем более правдоподобным все казалось.

На следующий же день Уильям поскакал в особняк Брэдфьютов и попросил Мэрион выйти за него замуж.

***

Не прошло и недели, как они обвенчались. В дом тайно привели священника, и там, в соларе, где они совсем недавно беседовали, в присутствии лишь нескольких верных слуг свершился обряд.

Несколько дней он оставался в особняке. Он был гордым и счастливым мужем. Его женой стала самая прекрасная девушка, какую он когда-либо видел, и она обожала его. Он был великим Уоллесом, уже героем. Она сказала ему, что хочет присоединиться к нему в борьбе, хочет делать все возможное, чтобы помочь. Она знала, что будут времена, когда ему придется ее покидать. Она будет стойко переносить его отсутствие; она сделает все, что в ее силах. Она проникалась его делом с не меньшим пылом, чем он сам. И она гордилась им. Она была уверена, что он станет полководцем, чье имя войдет в историю как имя человека, принесшего свободу своей стране.

Ему было мучительно покидать ее, но он знал, что должен вернуться в лес, и пока он оставался в ее доме, было важно, чтобы его присутствие хранилось в строжайшей тайне. Кто знает, что случилось бы, если бы Хезелриг узнал, что Уильям Уоллес не только находится среди них, но и женился на наследнице, которую он прочил в жены своему сыну?

И он вернулся в лес. К своей радости, он обнаружил там Джона Ментейта с небольшим отрядом. Ментейт жаждал узнать обо всех новостях и сказал, что разузнал настроения своих друзей, и скоро у них будет войско, достаточное для нападения.

***

В ворота постучал шериф Хезелриг, и отказать ему во входе стоило бы привратнику жизни.

Он вошел в дом, приказав слугам позвать их госпожу.

Мэрион вышла к нему; сердце ее колотилось от страха и гнева при виде этого человека. Улыбка его была довольно приятной. До сих пор он воздерживался от угроз и пытался добиться своего лестью.

Он не доверял здешним жителям. Они были хитры, на словах выказывали почтение, но он чуял: малейшей искры хватит, чтобы они взбунтовались. Если он силой заставит Мэрион выйти за его сына, это и может стать той самой искрой, что разожжет пожар. Ему нужны были люди и оружие. Этот разбойник Уоллес жестоко потрепал обозы. Он еще не был готов принудить девицу силой. Но, клянусь Богом, думал он, я уже близок к этому.

Он поклонился ей, и она холодно ответила на его приветствие.

— Вы в добром здравии, госпожа Брэдфьют, — сказал он.

— Благодарю вас, сэр, так оно и есть.

— Такая красота — и в одиночестве!

— Я живу так, как мне угодно, — ответила она.

— Вам нужен муж, госпожа. Многие это отмечали.

— Благодарю вас, сэр, но мне лучше знать, что мне нужно.

— Ну полноте, госпожа, не жеманьтесь. Вы знаете, мой сын без ума от любви к вам.

Она молчала.

— Вы возьмете его в мужья, — сказал он.

Она по-прежнему не отвечала.

Ему хотелось дать ей пощечину, позвать своих людей, силой оттащить ее к священнику. Он приложил столько усилий, чтобы устроить этот желанный брак. Все было бы хорошо, если бы она, глупая девчонка, просто сказала «да».

— Я пришлю своего сына навестить вас завтра, — сказал он.

— Я завтра не принимаю. У меня другие планы.

— Тогда послезавтра.

— То же самое… как и в любой другой день, когда ваш сын надумает явиться.

— Вы невежливы, госпожа.

— Я говорю то, что чувствую.

— Вы передумаете. Я был с вами слишком снисходителен.

— Я сама выберу себе мужа.

В том, как она произнесла эти слова, было что-то торжествующее, и шериф замолчал. Ходили слухи… слуги всегда болтают. Он не верил… не про добродетельную Мэрион. Шептались, будто в дом к ней ходит какой-то мужчина. Кто-то его видел. Должно быть, одна из служанок завела любовника. Одному Богу известно, как это было обычно.

И все же… в ее взгляде было нечто, отчего в его душе тревожно зазвенел колокольчик.

Завтра. Все должно решиться завтра.

Он поклонился и откланялся. Теперь ей стало страшно. Она видела решимость в его глазах. Ему надоело ждать. Он пойдет на отчаянный шаг, если она не предпримет что-нибудь.

Она так и сделала, без промедления послав одного из своих слуг верхом в тайное убежище своего мужа.

***

Уже смеркалось, когда Уильям въехал в город. На этот раз он явился без переодеваний.

Не оставалось сомнений, кто это был, когда он ехал во главе своего отряда. Уильям Уоллес, герой Шотландии.

Люди выбегали на улицы.

— Уоллес здесь! — кричали они. — Наконец-то он пришел!

Часовые заметили его. Они подняли тревогу.

— Добрые люди, — вскричал Уильям, — я пришел, чтобы освободить вас от цепей! Довольно рабства! Сплотитесь под моим знаменем, и мы изгоним англичан из Ланаркшира!

Но люди боялись. Они знали, что случалось с шотландскими мятежниками прежде. Их ждала ужасная смерть. Так поступили с Давидом Уэльским, и теперь это была общепринятая награда за измену. А сражаться за Шотландию в глазах англичан было изменой.

Поэтому они ждали и наблюдали, не выказывая верности ни одной из сторон, и, хотя сердца их были с шотландцами, они не пытались к ним присоединиться.

Вскоре улицы наводнили английские солдаты — воины обученные, в отличие от людей Уоллеса, и даже вера и убежденность в правоте своего дела не могли устоять перед такой выучкой и превосходством в оружии.

Англичанам не потребовалось много времени, чтобы оттеснить шотландцев. Уоллес отказался отступать, и вскоре он остался с небольшим отрядом у дома Мэрион. Остальные бежали обратно в лес. Мэрион отворила ворота и стояла, наблюдая, и когда она увидела, как англичане теснят ее мужа и тех немногих, кто остался с ним, она крикнула ему:

— Скорее… Входите, я запру ворота.

Это могло спасти им жизнь, Уоллес это понимал. Он крикнул своим людям:

— Делайте, как она говорит.

Те были только рады подчиниться. Он последовал за ними, и Мэрион поспешно заперла ворота на засов.

Их могли выломать, но на это потребовалось бы время, а к тому моменту шотландцы уже успели бы скрыться.

Уильям обнял ее.

— Ты спасла нас, любовь моя, — вскричал он, но она отстранила его.

— Времени мало. Вы должны уходить. Идемте. Я покажу вам путь через сад, там вы сможете бежать в лес.

Она, конечно, была права. Англичане не замедлят выломать ворота и ворваться внутрь.

Они последовали за ней через лужайку. Она открыла дверь в стене, и они скрылись.

Теперь англичане колотили в ворота. Она вошла в дом и поднялась в солар. Теперь они могли приходить. Уильям и его люди были на верном пути в лес.

Она взяла в руки рукоделие и попыталась шить, но руки ее дрожали. Она напряженно вслушивалась, ожидая, когда англичане ворвутся в дом.

Ждать пришлось недолго. Она услышала громкий крик, когда ворота поддались, а за ним — топот ног во дворе.

Теперь они были в доме. Она слышала их голоса. Это могло случиться в любую минуту.

Кто-то поднимался по лестнице. Она догадалась, кто это будет, и оказалась права. Сам Хезелриг.

— Где он? — потребовал он. — Где предатель Уоллес?

Она вскочила на ноги и встала лицом к нему.

— Далеко отсюда, вам не достать, — вскричала она.

— Ты прячешь его здесь.

— Ищите. Вам его никогда не найти.

— Клянусь Богом, ты впустила его через свои ворота и заперла их перед нами. Это измена.

— Я так не считаю, сэр.

— Зато я считаю. Я бы пронзил тебя мечом сию же минуту, если бы не то, что мой сын должен сделать тебя своей невестой.

— Этому не бывать никогда.

— Дура. Не гневи меня сейчас. Я могу причинить тебе вред. Будь благоразумна. Выходи замуж за моего сына, и мы забудем твое сегодняшнее поведение.

— А я не забуду его, пока жива. Я горжусь им.

— Ты безумна.

— Нет. Я счастлива, что этой ночью спасла жизнь своему мужу.

— Своему мужу! Ты хочешь сказать…

Теперь ей было все равно. Она гордилась Уоллесом, гордилась собой. Она хотела, чтобы весь мир узнал.

— Вы говорите с леди Уоллес, шериф. Прошу вас, выкажите должное почтение.

Он недоверчиво уставился на нее.

— Вы думаете, я бы выбрала вашего сына, когда есть Уоллес? Две недели назад я стала его женой. Вы упустили свое состояние, Хезелриг.

Ошеломляющая правда поразила его, словно удар меча. Он знал, что она не лжет. Ходили слухи. Какой-то мужчина навещал ее. Уоллес! Человек в розыске! И он упустил его. Он упустил и ее.

Этого больше не повторится.

Он бросился к ней, занеся меч для удара…

Она с некоторым удивлением посмотрела на него, когда клинок пронзил ее лиф. И вот она уже падала, и последней ее мыслью было: «Я умерла за Уильяма Уоллеса».

***

Уильяма разбудили. Карле сказал, что его желает видеть какая-то женщина. Вид у Карле был смятенный. Уильям понял: случилась беда.

Женщина стояла перед ним, ее глаза были расширены от ужаса, рот искажен горем. Он узнал в ней личную служанку Мэрион.

Увидев его, она закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.

— Что случилось? — вскричал Уильям. — Умоляю, скажите. Ваша госпожа…

Женщина опустила руки и невидяще уставилась на него.

— Мертва, милорд.

— Мертва! — Он не хотел в это верить. Не мог. Это было слишком невыносимо.

— Люди ворвались… после того, как вы ушли. Во главе их был Хезелриг. Он пошел в ее комнату. Она сказала ему, что она ваша жена… и он пронзил ее мечом.

Он не мог говорить. Не мог пошевелиться. Он был слишком ошеломлен горем, что захлестнуло его. Прежде всего его терзало самообвинение. Ему не следовало впутывать ее в свои дела. Ему следовало остаться, чтобы защитить ее.

«Это означало бы плен, — сказал его здравый смысл, — и чем бы ты мог ей помочь, будучи их узником?»

Но мертва! Никогда больше ее не увидеть. Его жена, с которой он прожил две недели.

Карле был рядом.

— Горестная весть, — сказал он.

— Это не может быть правдой. Это какая-то ошибка.

Наступила тишина, нарушаемая лишь щебетом птиц да внезапным журчанием ручья, перекатывавшегося через валуны.

— Это правда, — сказал Карле. — Мы должны это принять. Пойдем со мной. Поговорим. Посмотрим, что можно сделать.

Он смотрел, как женщина повернулась и скорбно удалилась.

— Мэрион мертва, — безучастно проговорил Уильям. — Я больше никогда ее не увижу.

— Ты оправишься от горя, — утешительно сказал Карле. — Помни, у нас есть общее дело.

Уильям в гневе повернулся к нему.

— Думаешь, я когда-нибудь ее забуду? Моя жена… Мэрион… Она была так прекрасна… она была всем, чего я желал в жизни…

— Вспомни, чего ты желаешь больше всего — свободы для Шотландии.

— Я желаю лишь ее… живую и невредимую в моих объятиях.

— Сегодня ты так говоришь, — ответил Карле. — Но будет и завтра. Уильям, это с самого начала было гибельным делом. Нечто подобное должно было случиться. Ты выбрал опасную жизнь и должен жить ею.

Он молчал несколько мгновений. Затем повернулся к Карле.

— Кое-что осталось, — сказал он. — Месть. Да, вот ради чего я буду теперь жить. Мой меч не будет знать покоя в ножнах, пока я не пролью его кровь. Отмщение! — вскричал он громовым голосом. — Отмщение!

***

Он и слушать ничего не хотел. Их отряд был уже немал. Прежде они потерпели неудачу, потому что их было слишком мало. Теперь к ним присоединились новые люди. Они были готовы войти в город.

— Хезелриг — моя доля. Ни один человек не должен его убивать. Его кровь — моя.

Он жил лишь ожиданием того мига, когда его меч пронзит это тело, когда Хезелриг умрет.

Он тщательно все спланировал. Они должны преуспеть. Он не обретет ни минуты покоя, пока не отомстит за смерть Мэрион. Но и Стивен, и Карле предупреждали его: план должен быть продуман до мелочей. На этот раз они должны победить.

Они прокрадутся в город ночью. Пойдут к дому Хезелрига. Скорее всего, он будет в постели — тем лучше.

Уоллес разделит свои силы. Но Хезелрига он возьмет сам, со своими отборными людьми.

Когда они вошли в город, было темно. Никакого движения. Лишь несколько стражников, что могли бы поднять тревогу, но их быстро убрали, прежде чем те успели издать хоть звук.

Они вышли на улицы. Все было тихо. Все шло по плану.

Он стоял у двери Хезелрига. Он властно постучал.

— Откройте… откройте по делу короля.

Он торжествующе рассмеялся. И впрямь дело короля Эдуарда, ибо после этой ночи у него станет на одного шерифа меньше.

Засовы отодвинули. Изумленное лицо одного из стражников лишь на миг мелькнуло перед ним, прежде чем тот рухнул на землю.

Уоллес бросился вверх по лестнице с криком:

— Шериф! Выходите! Срочное дело!

Наверху лестницы показался Хезелриг, наспех накинув на себя халат.

— Кто здесь? — в смятении спросил он.

Уоллес стоял перед ним.

— Пришла смерть, — ответил он и, подняв кинжал, вонзил его в сердце шерифа.

На мгновение Хезелриг замер в изумлении. Затем, падая на пол и захлебываясь хлынувшей изо рта кровью, он крикнул:

— На помощь! Убийцы…

Уильям склонился над ним и нанес еще несколько ударов.

— За Мэрион, — вскричал он. — За мою погибшую любовь.

Наверху послышался звук. Он услышал голос:

— Отец, что случилось? Где ты?

Уильям выпрямился, внутренне усмехаясь. Сын! Тот, кто жаждал стать мужем Мэрион!

«Взглянем-ка на этого храброго юнца», — подумал он.

На лестнице показался молодой человек. Он посмотрел на тело своего отца и закричал.

Уильям схватил его за руку и увидел, как в глазах юноши вспыхнул ужас.

— Что?.. — пролепетал он. — Кто?..

— Уоллес, — ответил Уильям, — муж Мэрион Брэдфьют. Она была убита твоим отцом. Он поплатился, и ты поплатишься.

Он поднял кинжал.

Безжизненные тела шерифа и его сына лежали рядом на ступенях.

***

В городе раздались крики.

— Хезелриг мертв! Тиран убит! Уоллес здесь!

Люди выбегали на улицы. Некоторые несли оружие, которое им до этого удавалось прятать. Время пришло. Шериф больше не мог причинить им вреда, а Уоллес был здесь.

В ту ночь на улицах Ланарка царила резня, и застигнутые врасплох англичане были разбиты. К утру Уильям Уоллес отвоевал для Шотландии свой первый город. Те англичане, что не были убиты, бежали. Уоллес пришел за местью, а обрел еще и победу.

Это был успех, на который не смели и надеяться.

Нужно было извлечь из него максимум пользы. Он разместил в городе гарнизон, опасаясь возвращения англичан. Горожане были на его стороне. Они будут сражаться с Уоллесом против угнетателя. Тиран Хезелриг был мертв и больше не мог им навредить.

Они сплотились вокруг Уильяма Уоллеса, называя его своим спасителем, своим освободителем.

***

Это было начало. Уоллес убил Хезелрига и взял Ланарк. По всей стране прозвучал призыв к оружию. Наконец-то появилась надежда изгнать англичан. Даже Уоллес в самых смелых своих мечтах не представлял такого успеха.

Именно это и было ему нужно, чтобы отвлечься от своего горя; он мог с головой уйти в борьбу; это было великолепно. По всей стране говорили об Уоллесе. Он стал легендарной фигурой, и поговаривали, что англичане содрогаются при одном упоминании его имени.

Его провозгласили командующим шотландскими армиями. Он объявил, что действует от имени короля, Иоанна Баллиола, которого он называл пленником англичан, и все больше и больше людей стекалось под его знамена.

К нему присоединился Уильям Дуглас, и вместе они взяли Скун. Они захватили Леннокс. Добровольцы тысячами вливались в победоносную армию.

За несколько месяцев вся Шотландия была свободна, и шотландцы даже совершали набеги за Границу, в Уэстморленд и Камберленд.

Таково было положение дел, когда Эдуард вернулся из Франции, свободный от своих обязательств там и женатый на сестре французского короля.

Он тотчас решил, что должен покорить Шотландию навсегда.