Молот шотландцев

Глава VIII ИСХОД

Вернувшись домой, Эдуард с головой ушел в государственные дела. Он выдал Джоанну замуж за главного из баронов; теперь он должен был помыслить о союзе Англии и Шотландии, который он планировал осуществить через брак своего наследника с маленькой королевой Шотландии, все еще находившейся со своим отцом в Норвегии; было и еще одно дело, казавшееся ему чрезвычайно важным, и касалось оно его подданных-иудеев.

После нормандского завоевания Англия стала процветать, и это привлекло иудеев, которые вскоре стали селиться по всей стране в большом количестве. Они специализировались на банковском деле и ростовщичестве, и, будучи проницательными и энергичными, с гениальной деловой хваткой, они быстро разбогатели. Кроме того, они были неверными — факт, который люди якобы использовали против них, но на самом деле зависть вызывало их богатство. Торговцы и горожане больших городов хотели бы видеть их изгнанными из страны, о них распространяли всяческие слухи; разжечь ненависть к ним было легко, что могло привести к погромам, главной целью которых было разграбить их лавки и конторы и отнять их имущество. Существовал излюбленный слух, который время от времени всплывал, обвиняя их в похищении христианских мальчиков и распятии их, как они когда-то распяли Христа.

Обычно это было прелюдией к погромам. Раздавались требования изгнать их из страны, но добрая доля их денег поступала королю, обычно в виде штрафов или взяток, и, если бы их не стало в Англии, казна значительно бы пострадала. Для Генриха III они были источником дохода, и его любовь к деньгам и необходимость удовлетворять ненасытные запросы жены означали, что он почти не предпринимал никаких действий против иудеев.

Эдуард был настроен к ним куда более враждебно, чем его отец. Он не одобрял денежные ссуды под высокие проценты, которые были одним из главных способов наживы. Он был ревностен в своей вере и питал острую неприязнь ко всем, кто не был христианином. Он и сам постоянно испытывал финансовые трудности и был вынужден брать большие займы, и необходимость возвращать, с учетом требуемых процентов, больше, чем он изначально занимал, приводила его в ярость.

Законы против иудеев в его правление становились все суровее — настолько, что немалое их число было вынуждено свернуть свое дело. Но они не были из тех, кто признает поражение, и вскоре нашли другие способы заработка. Один из них был известен как обрезка монеты: золото и серебро так тонко срезались с краев монет, что это было почти незаметно, но полученный металл можно было продать. Это было преступление, каравшееся повешением, и, поскольку оно сопровождалось конфискацией имущества, это опять-таки шло на пользу казне.

Эдуарда глубоко занимал еврейский вопрос. Он знал, что народ с радостью встретит их изгнание из страны. Казна лишится штрафов, которыми их облагали. Но он знал, что между ними и христианами неизбежны постоянные раздоры, а слухи о злодеяниях иудеев в это время множились. Он не желал волнений в столице. Он всерьез подумывал об изгнании иудеев.

Когда он приехал навестить мать в Эймсбери, та приняла его с великой радостью. Он был потрясен, увидев, что силы ее оставляют, хотя мыслями она была по-прежнему энергична и хотела услышать обо всем, что с ним приключилось во время его пребывания за границей. Она была в восторге от брака Джоанны.

— Она приберет Глостера к рукам, — сказала она с усмешкой. Хотя ее любимицей была старшая, принцесса Элеонора, она восхищалась бойкой Джоанной.

— А теперь очередь Маргариты, — продолжила она. — Жаль, что она так молода. Я слышала, Брабантский тот еще повеса.

— Несомненно, брак его исправит.

— Будем на это надеяться.

Вдовствующая королева была полна тоски. Она ненавидела быть вдали от событий. Она тосковала по тем дням, когда была центром своей семьи, и так и не смогла смириться с потерей своего обожавшего ее мужа. Эдуард был хорошим сыном, но поступал по-своему. Ей хотелось снова быть молодой, нужной.

— Я слышала слухи, что иудеи снова взялись за свои проделки, — сказала она.

— Слухи… здесь, в Эймсбери?

— У меня бывают гости, и они знают, что, если хотят мне угодить, должны привозить вести из твоего королевства. Обрезка монеты… распятие христианских мальчиков.

— Первое — да, но второе… матушка, вы же знаете, что в этом нет ни слова правды.

Глаза вдовствующей королевы вспыхнули гневом. Она думала о том, как они с Генрихом занимали деньги у иудейских ростовщиков и какие проценты те требовали. Она всегда считала, что те должны были даром отдавать свое богатство королю и королеве за право жить в этой стране. Она всегда их ненавидела.

— Ты должен выслать их из страны, — твердо сказала она.

— Выслать их! Их так много.

— Тем более есть причина, чтобы они ушли.

— Это дело, которое требует самого серьезного рассмотрения.

— А между тем из-за них в городах вспыхивают бунты… они обесценивают монету…

Он поднял руку.

— Я знаю это, — сказал он. — Собственно, я и сам подумываю от них избавиться. На меня давят со всех сторон… Это принесет казне определенные убытки.

— Ты будешь процветать, Эдуард. Я знаю это. Избавься от этих людей, и Господь вознаградит тебя.

Она продолжала говорить в своей обычной, хорошо знакомой ему манере. Если бы это было то, против чего он уже твердо решил, он бы выслушал ее вежливо, не меняя своего мнения. Но в отношении иудеев он был готов внимать ее гневной тираде, что говорило о его готовности принять ее точку зрения.

Лишь когда он заговорил с ней о своих намерениях касательно юного Эдуарда, ему удалось отвлечь ее от этой темы.

— Джоанна замужем; скоро замужем будет и Маргарита. Крайне важно, чтобы Эдуард был обручен. Я хочу, чтобы Норвежскую Деву привезли сюда. Я хочу, чтобы она воспитывалась в моем королевстве, и как можно скорее мы отпразднуем свадьбу.

Вдовствующая королева энергично закивала. Она видела, как ее сын подчинил Уэльс английской короне. Теперь настала очередь Шотландии, и если это можно было сделать с помощью брачного союза, то насколько же это было лучше, чем годы изнурительной войны. Юный Эдуард и маленькая Норвежская Дева должны пожениться.

— Ты должен привезти ее без промедления, — решительно сказала вдовствующая королева.

Но перед отъездом Эдуарда она еще долго говорила о необходимости изгнать иудеев.

***

Жарким днем в начале июля принцесса Маргарита вышла замуж за Иоанна Брабантского.

Невеста сверкала в усыпанных драгоценностями венце и поясе, которые король заказал для нее своему ювелиру и которые были украшены леопардами из сапфиров. Хрупкую юную девушку, сгибавшуюся под тяжестью платья из самита, расшитого самоцветами, поставили рядом с ее довольно полным, краснолицым женихом, который, хотя и был старше ее всего на пять лет, уже носил на себе печать распутства.

Элеонора была главной подружкой сестры, и ее наряд был не менее великолепен: на него были нашиты пятьдесят три прекрасные серебряные узорные пуговицы, и она представляла собой ослепительное зрелище.

Народ уверял, что никогда не видел подобного великолепия, ибо король и сопровождавшие его рыцари были в полном доспехе, присутствовали и граф Глостер со своей новобрачной женой, и Джоанна была полна решимости сиять по меньшей мере так же ярко, как жених и невеста, что им и удалось, ибо в их свите было более сотни блистающих рыцарей.

Шестилетний Эдуард был там со свитой из восьмидесяти рыцарей, и люди спрашивали друг друга, когда же их созовут на его обручение с маленькой Норвежской Девой.

Тяжелое платье Маргариты и все драгоценности, которые ей пришлось нести, утомили ее, и она немного побаивалась красивого жениха, который выглядел так элегантно в своем сюрко с рукавами до локтей и мантии, отороченной беличьим мехом.

Королева была неспокойна. Ей нездоровилось в конце их пребывания во Франции и она обещала себе, что, вернувшись домой в Англию, поправится. Воссоединение с детьми принесло ей временное облегчение, но усталость вернулась, принеся с собой смутные боли, и она ощущала телесный недуг.

Она боялась, что не сможет поспевать за энергичным Эдуардом, но твердо решила ничего не говорить ему о своих хворях. К счастью, за всей этой свадебной суматохой даже самые близкие не заметили, что с ней что-то не так.

Теперь она беспокоилась о Маргарите. Джоанна могла за себя постоять, а старшая, Элеонора, была в том возрасте, когда могла бы с безмятежностью принять мужа — если его когда-нибудь для нее найдут. Но Маргарита была сущим дитятей.

Она уговорила Эдуарда пока не отсылать ее, и он, всегда снисходительный к дочерям, согласился. Так было решено, что новобрачные на некоторое время останутся в Англии, где смогут привыкнуть друг к другу, прежде чем Маргарите придется покинуть родной дом.

Так что после окончания празднеств они должны были сопроводить отца жениха, старого герцога Брабантского, в Дувр, где попрощаются с ним перед его отъездом в свои владения.

Это казалось наилучшим из возможных решений.

А пока они могли предаться пирам и развлечениям, которые устроили по случаю замужества дочери, и ей оставалось лишь молиться, чтобы слухи о распутной жизни жениха оказались беспочвенными.

***

За свадьбой Маргариты последовали два важных события.

Первое касалось иудеев. Эдуард обсудил этот вопрос со своими баронами во главе с Глостером. Он уже изгнал иудеев из своих континентальных владений к великой радости тамошнего люда. Теперь он предлагал сделать то же самое в Англии. Общее мнение было таково, что это будет хороший шаг. Непопулярность иудеев была столь велика, что, казалось, Эдуард мог лишь снискать одобрение подданных, изгнав их. Тамплиеры теперь были вовлечены в финансовые дела страны, а за последние годы в Лондоне обосновалось много итальянских банкиров, которые перенимали дело, некогда бывшее полностью в руках иудеев.

— Теперь мы не нуждаемся в иудеях, — сказал Глостер. — А итальянцев народ примет легче. Они христиане. Иудеи распяли Христа, и это то, за что их никогда не простят.

Королева заметила, что сам Христос часто говорил о христианском долге прощать врагов своих, и Эдуард мягко объяснил ей, что изгнание иудеев было делом не только религиозным, но и политическим.

— Государственное дело, любовь моя, — сказал он; и она, всегда принимавшая его решения, не должна была пытаться возражать; в любом случае, в то время она чувствовала себя слишком слабой, чтобы спорить о чем-либо.

Его министры одобряли изгнание. Иудеи нажили в Англии целые состояния; пусть теперь уходят, но оставят часть того, что приобрели, как говорили некоторые, наживаясь на народе Англии. Король не желал быть излишне суровым. Правда, ему претил их отказ от христианской веры, но они усердно трудились, и он хотел поступить с ними как можно справедливее.

Он возьмет пятнадцатую часть их добра; с собой они могли забрать часть движимого имущества и достаточно денег, чтобы покрыть дорожные расходы. Их дома и земли переходили в собственность короля. Им давалось время, чтобы устроить свои дела, но все должны были покинуть страну до праздника Всех Святых.

Преследуемый народ и в последний час проявил свою изворотливость. Узнав, что им дозволено взять с собой все, что они смогут унести, они раздобыли большой корабль, который подвели вверх по Темзе, и на него смогли погрузить немало сокровищ.

Но капитан корабля твердо решил, что они не должны, как он выразился, обмануть короля и страну. Он отплыл, как и было условлено, но, достигнув устья реки, где она впадала в море, посадил корабль на песчаную отмель. Там он предложил иудеям сойти на берег и прогуляться, прежде чем покинуть Англию. Они так и сделали, и, когда он увидел, что начинается прилив, то взошел на борт, но сказал иудеям, что у них еще есть немного времени и он даст им знать, когда нужно будет вернуться.

Когда иудеи поняли, как быстро прибывает вода, они подбежали к борту, но капитан по-прежнему не пускал их на корабль.

— Мы утонем! — кричали они.

— Вовсе нет, — сказал капитан. — Разве ваши предки не прошли через Красное море? Взывайте к Моисею, чтобы он пришел к вам на помощь и сотворил для вас то же, что и для ваших праотцев.

Иудеи взывали в мольбе, но прилив поднялся, и корабль смог сойти с отмели и поплыть по реке. Говорили, что с тех пор на том месте обитают призраки, и временами можно услышать крики утопающих иудеев.

К назначенному сроку страну покинули шестнадцать тысяч иудеев.