Морально безнравственные

Глава 19

Аллегра

На удивление, Энцо продолжает удивлять меня. После нашего ночного приключения на кухне он начал учиться печь превосходные торты и любит время от времени удивлять меня новым рецептом.

Я никогда не ожидала этого, но у нас установился удобный распорядок дня. Большую часть времени он проводит дома, со мной, выходя на работу только тогда, когда его вызывают по срочному делу.

Мы возобновили наши посиделки в библиотеке, и со временем я начала раскрепощаться рядом с ним.

Я все еще немного настороженно отношусь к нему и его намерениям, но стараюсь наслаждаться своей беременностью.

— Посмотри на нашего малыша, — он с любовью смотрит на снимок УЗИ, прослеживая пальцами черты нашего ребенка.

— Я не могу поверить, что у нас будет мальчик, — шепчет он, почти благоговейно.

— Я знала с самого начала, — поддразниваю я. С самого начала я говорила, что хочу мальчика, в то время как он говорил, что хочет девочку.

— Еще один маленький тигренок присоединится к нашей семье. Как и его мама, — говорил он.

— Теперь у нас будет еще один красивый дьявол, как его папа, — я придвигаюсь ближе к нему, и кладу голову ему на плечо.

— Лучше ему быть другим, — говорит он так тихо, что я едва его слышу. Я поворачиваю голову к нему, мои брови сходятся в замешательстве.

— Что ты имеешь в виду?

По скрежету его челюсти я понимаю, что это деликатная тема.

— То, что ты красив, не гарантирует тебе ничего, кроме сомнений в намерениях каждого по отношению к тебе, — говорит он загадочно.

— Я не понимаю…

— Помнишь Симпозиум? — спрашивает он, и я киваю. — Легко желать плоть — это врожденное. Такова человеческая природа — тянуться к красоте. Но труднее желать душу, потому что плоть тебя сначала ослепляет или отталкивает, — он делает паузу, его рука нежно гладит мои волосы. — Но когда все желают плоть, как узнать, кто желает душу?

— Значит, ты предпочитаешь быть отталкивающим? — возражаю я, потому что наши переживания абсолютно противоположны. — А разве не наоборот? Когда все отталкивают плоть, как заставить кого-то дать тебе шанс? — может, он и вырос, когда все вокруг его обожали, но я выросла, когда все меня презирали, так что я могу подтвердить, что это тоже невесело.

— Я бы предпочел быть... нормальным, — говорит он со вздохом. — Среднестатистическим... таким человеком, мимо которого ты проходишь на улице и не смотришь дважды.

— Я бы тоже предпочла быть красивой. Мы все хотим того, чего не можем иметь.

Его пальцы внезапно хватают меня за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

— Ты и есть красивая. Для меня ты самая красивая женщина, — говорит он, и в этот раз я не спорю. Вместо этого я улыбаюсь и поднимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его. Ну и что, если он лжет? Впервые в жизни я чувствую себя красивой, и его слова приносят мне еще больше радости.

— Спасибо, — шепчу я ему в губы.

Я воздерживаюсь от того, чтобы сказать ему, что я с ним не из-за его внешности, а из-за того, что я влюбилась в него, заглянув в его сердце. Потому что это означало бы признание в своих чувствах, а я не хочу давать ему никаких рычагов давления в будущем.

Нам хорошо вот так, любящими, но без слов любви. Нам... комфортно.

Наступает мой следующий визит к врачу, и мы готовимся к нему вместе. Но по дороге в больницу Энцо звонят и сообщают о срочной ситуации в Сакре-Кёр, где живет его сестра.

— Я не хочу оставлять тебя одну, — говорит он неохотно, и я вижу, что он искренне сожалеет о том, что пропустил прием.

— Иди, помоги своей сестре. Будут еще другие приемы, — игриво подталкиваю я его.

Еще немного болтовни туда-сюда, и он, наконец, решает ехать, но не раньше, чем выделит мне вдвое больше телохранителей.

Когда мы добираемся до больницы, я убеждаю своих телохранителей подождать возле гинекологического отделения, не желая доставлять кому-либо неудобства из-за пяти грозно выглядящих мужчин.

Я вхожу в коридор и занимаю место в зоне ожидания. Я пришла немного раньше, поэтому медсестра сообщает мне, что нужно подождать, пока назовут мое имя.

Выбрав один из лежащих рядом журналов, я пытаюсь погрузиться в чтение, надеясь, что время пройдет быстрее.

Однако краем глаза я замечаю, что рядом со мной сидит мужчина. Я хмурюсь, обращая внимание на все остальные пустые места вокруг.

Странно.

Стараясь не обращать на это внимания, я возвращаюсь к своему журналу.

— Хорошая погода для ноября, — говорит мужчина, и я понимаю, что он обращается ко мне.

— Извините, я замужем, — быстро говорю я, показывая свой безымянный палец. Я уже сталкивалась с ревностью Энцо, и не хочу повторения.

Вместо этого я встаю, чтобы пересесть.

— Это не пикап, миссис Агости. — Его знание моей фамилии сразу же заставляет меня насторожиться.

— Специальный агент Макнот, — он слегка приоткрывает пиджак, показывая мне свой значок. — Пожалуйста, присаживайтесь.

— Мне очень жаль, кажется, вы ошиблись, — говорю я, делая глубокий вдох и пытаясь успокоиться.

— Ваш муж — Энцо Агости, сын Рокко Агости. Пожалуйста, присядьте. Возможно, вам будет интересно то, что я хочу сказать.

Не знаю, что побуждает меня к этому, но я снова сажусь. Мне хорошо известно, что и Рокко, и Энцо действуют вне закона, но я никогда не слышал конкретики.

— Что вам нужно? — спрашиваю я, не отводя взгляда.

— Мы уже некоторое время внимательно изучаем семью вашего мужа. Для нас большая неожиданность встретить вас здесь. Мы знаем о вашем существовании уже в течение нескольких лет, но раньше вас почти не видели в городе.

— И что?

— Я могу только предположить, что ваш муж держал вас на дистанции, — говорит он, и не так уж далек от истины. Тем не менее, я ему не доверяю.

—- Я не уверена, что это ваше дело, агент, — бормочу я, немного выбитая из колеи его тоном.

— Не знаю, в курсе ли вы, но ваш лечащий врач, когда вы посещали скорую помощь в августе, отметил в вашем деле потенциальное домашнее насилие. Так вы впервые попали в поле нашего зрения.

— Я объяснила врачу, и я объясню то же самое вам. Это не было и никогда не было домашним насилием. — Я стиснула зубы.

Почему люди так быстро делают выводы?

— Вы знаете, чем занимается семья вашего мужа, миссис Агости? — продолжает агент, и я догадываюсь, к чему все идет.

— Да. Они владеют сетью ресторанов, — отвечаю я честно.

— Ресторан является прикрытием для многочисленных клубов, способствующих распространению наркотиков, торговле людьми и проституции.

Я не отвечаю, потому что что можно сказать, когда сталкиваешься с такими фактами?

— И что? Переходите к делу, агент.

— Я думаю, мы можем помочь друг другу. Мы знаем о существовании этих клубов, но не знаем их точного местонахождения. Если бы вы могли выяснить это для нас, то...

Я наклоняю голову в сторону, на моем лице появляется скучающее выражение.

— Мы поможем вам выбраться. Мы можем перевести вас в программу защиты свидетелей. Вы и ваш ребенок будете в безопасности, — он кивает в сторону моего живота.

Я мило улыбаюсь ему. Интересно, что еще несколько месяцев назад я бы ухватилась за эту возможность. Но с тех пор я решила дать Энцо и партнерству шанс. И у моего ребенка будут оба родителя.

— Это звучит как любопытная история, агент. Кто вам поверит, — я начинаю и смотрю на него краем глаза. Его кулаки сжаты.

— Миссис Агости, — зовет меня медсестра, и я встаю, чтобы уйти. Но я чувствую необходимость прояснить одну вещь.

— Просто для протокола, агент. Я не нахожусь в жестоких отношениях, и мой муж — замечательный человек. Если позволите, — я начинаю идти к кабинету, когда агент хватает меня за руку.

Я готова перейти к обороне, но он лишь сует мне в руки визитку.

— Если вы когда-нибудь передумаете, — кивает он мне, прежде чем исчезнуть в коридоре.



Несмотря на то, что встреча с агентом меня взволновала, я постарался выбросить ее из головы. Не стоило тратить на это силы. Но почему-то, вернувшись домой, я сразу же отправилась искать местонахождение этих клубов. На это ушло несколько недель, несколько стратегических вылазок и подслушивание телефонных разговоров, но я сделала это.

Рычаг.

Вот что я сказала себе. В конце концов, в этом мире нет ничего определенного, и я не хочу рисковать своим ребенком.

Мне удалось выяснить, где находятся только два клуба, но у меня есть еще один список с объектами, принадлежащими Рокко под разными псевдонимами. Если что-то случится, я буду готова.

Но быть рядом с Энцо слишком пьяняще, и чувство вины начинает пожирать меня заживо. Он был так внимателен, так заботлив, что, поступая так, я чувствую, что предаю его доверие.

После первого пропущенного приема Энцо поставил перед собой цель не пропустить ни одного из последующих.

Сейчас я на тридцать шестой неделе беременности и чувствую себя как кит.

— Это все твоя вина, — я ворчу, когда мы едем домой после последнего обследования. — Ты кормишь меня слишком большим количеством тортов.

Он действительно стал шеф-кондитером. Я всегда шутила с ним, что он мог бы бросить свою преступную жизнь и просто устроиться шеф-поваром в один из его ресторанов.

— Моему мальчику нужна сила, — шутит он, притягивая меня к своей груди и целуя в макушку.

— А теперь скажи мне честно, — говорит он между поцелуями, — что ты хочешь получить на свой день рождения? Ты можешь получить все, что захочешь.

— Что угодно? — я шутливо поднимаю бровь.

— Все, что угодно, так что давай.

— Хм.... — твою любовь, — ничего. У меня есть все, что я хочу. Или будет, как только этот малыш решит, что ему пора появиться на свет.

— Еще пара недель до твоего срока, маленькая тигрица, и мы встретимся с нашим малышом. — Он наклоняется вперед, чтобы поцеловать мой огромный животик.

— Лука, не мог бы ты заехать на заправку. Мне нужно купить сигарет, — инструктирует Энцо нашего водителя.

Я оглядываюсь назад и вижу, что другая машина все еще позади нас.

— Нам действительно нужно так много телохранителей, когда мы выходим на улицу? — спрашиваю я, в основном из любопытства.

— Я никогда не рискну твоей жизнью, маленькая тигрица. Кроме того, они всегда держатся на расстоянии, чтобы не беспокоить тебя слишком сильно".

Я рассеянно киваю, зная, что после родов его чрезмерная забота может только усилиться.

Мы заезжаем на заправку, и Энцо забегает внутрь за сигаретами. Я достаю свой телефон и начинаю просматривать детские имена. Мы обсуждали наши варианты, но решили повременить с выбором имени, пока не познакомимся с нашим малышом.

Я прокручиваю список имен, когда внезапный шум пугает меня. Подняв взгляд, я вижу, что Луку держат на мушке, когда он выходит из машины.

В то же время дверь справа от меня распахивается, и меня вытаскивают наружу. Я начинаю кричать, мои руки тут же защищают живот.

Мужчина толкает меня на землю, и я падаю на колени, холод зимы ударяет неожиданно, замерзший снег под моим телом несколько смягчает мое падение.

— Заткнись, сука! — ругается он и обхватывает рукой мою челюсть, откидывая мое лицо в сторону с силой, которая вынуждает меня увидеть звезды.

Нет... мой ребенок.

Я обвиваю руки вокруг тела, когда пытаюсь заслонить живот.

Другой мужчина ведет Луку вперед, их движения настолько быстрые, что я не успеваю уследить, но внезапно Лука оказывается передо мной, получив пулю в грудь.

Пуля, предназначенная для меня.

Мои глаза расширяются, рот открывается для крика, который никак не выходит.

Еще одна пощечина, и я чувствую, что падаю.

— У этой сучки ничего при себе нет. Ни денег, ни ценностей, — слышу я слова одного из мужчин, прежде чем раздается еще один выстрел. И еще один.

Я открываю глаза и вижу, что оба мужчины лежат на земле, истекая кровавыми струями.

Обезумевший Энцо бросается ко мне, берет меня на руки и качает вместе со мной.

— Я в порядке, — мой голос дрожит, когда я пытаюсь заверить его. — С ребенком все в порядке.

Взяв мое лицо в свои руки, он покрывает поцелуями всю мою кожу.

— Боже, Аллегра. На одно мгновение я подумал, что потерял тебя, — прошептал он, его глаза затуманились.

На парковке останавливается еще одна машина, и я вижу, как остальные наши телохранители бегут к нам.

Слишком поздно.

Выражение лица Энцо сразу же меняется. Исчезла озабоченная забота, на смену ей пришел холодный убийца. Даже в своем шоковом состоянии я вижу, что он ничего не соображает.

— Энцо, не надо. Пожалуйста, не надо, — умоляю я его, понимая, что он на грани срыва. — Я в порядке, правда. Оставь это.

Но он не отпускает.

Он поднимает меня и усаживает на сиденье машины, закрывая двери по пути к выходу.

— Энцо, не надо!

Я стучу кулаками по окну, наблюдая, как он размеренным шагом идет к людям — своим людям. Одна улыбка, и он достает свое оружие.

Мужчины — всего трое — едва успевают среагировать, как Энцо расстреливает их на месте.

Я продолжаю кричать и бить руками по стеклу, хотя это бесполезно.

Почему?

Изнемогая от слез, я продолжаю икать, с ужасом наблюдая, как Энцо запихивает тела в другую машину, а затем возвращается. Он занимает место Луки на водительском сиденье, и я в шоке смотрю на человека передо мной.

Кто ты?

Я думала, что увидела безжалостную сторону Энцо, когда он хладнокровно убил человека только за то, что тот дотронулся до меня. Но это... Этому просто нет оправдания.

— Это нужно было сделать, маленькая тигрица, — он повернул зеркало, чтобы посмотреть на меня.

Я смотрю на него с отвращением, так спокойно, так безразлично, что он только что убил пять человек.

— Почему? — мой голос звучит надломленно под тяжестью слишком большого количества слез.

— Я не жду, что ты поймешь. В нашем мире все имеет последствия. Жизнь в Семье... — он прервался, но я услышала достаточно.

Семья, вечно Семья, которая ценит жестокость выше человечности.

Когда подъезжает другая машина, Энцо наконец начинает движение, оставляя позади место расправы.

Я смотрю в окно, мои слезы высохли, мое сердце в смятении — разочарованное, опустошенное и разбитое.

Но только когда я чувствую внезапную влагу, стекающую по моим бедрам, я начинаю паниковать, понимая, что, действительно, все действия имеют последствия.

И поступок моего мужа будет вознагражден.

— Энцо, в больницу, быстрее! У меня отошли воды!

Я глубоко вдыхаю, пытаясь успокоить себя.

— Что?

Его глаза расширяются, но он уже делает разворот.

— Ты в порядке? Ты же сказала, что все в порядке!

Я не отвечаю, вместо этого сосредоточившись на выравнивании дыхания.

— Энцо, — наконец говорю я между вздохами, — если с ребенком что-нибудь случится, ты для меня мертв. — Почти в истерике, я держу руки над животом, молясь, чтобы все было хорошо.

Господи, если с моим ребенком все будет в порядке, я сделаю это. Я соглашусь на сделку. И уеду отсюда так далеко, как только смогу.

Все, что угодно, лишь бы мой ребенок не стал таким, как его отец. Потому что тогда... мое сердце будет мертвым и заживо погребенным.

Я могу любить Энцо, но своего ребенка я люблю больше.



Едва мы въехали на парковку, как Энцо подхватил меня на руки и побежал в сторону отделения скорой помощи.

У меня повышается чувствительность, я думаю, что с моим ребенком что-то случилось. Срок его рождения наступит еще через несколько недель. Все должно было пойти не так.

Меня отвозят в родильное отделение, где мне говорят, что они должны стимулировать роды, чтобы ребенок был в полном порядке.

В ужасе я вцепилась в руку Энцо.

— Мой ребенок… — кричу я, мысль о том, что с ним могло что-то случиться, убивает меня.

— С ним все будет в порядке, — Энцо пытается заверить меня, но я уже не в силах терпеть.

— Это все твоя вина, — хнычу я, пока меня подключают к каким-то аппаратам, чтобы следить за сердцебиением.

— Дорогая, тебе нужно успокоиться. Твой пульс зашкаливает, и это плохо для ребенка, — говорит мне одна из медсестер, объясняя мне несколько дыхательных техник.

Я начинаю вдыхать и выдыхать, все еще не отпуская Энцо. Он рядом со мной во время всего этого испытания — я проклинаю его, говорю, что он должен умереть и что я ненавижу его всем своим существом.

Он не отвечает. Он продолжает обнимать меня и шептать мне на ухо подбадривающие слова.

Даже когда у меня начинаются схватки, он не отходит от меня ни на шаг.

— Ты сможешь, маленькая тигрица. Ты сможешь это сделать, — его голос успокаивает меня, даже когда мой разум уходит от этой реальности.

В какой-то момент я начинаю тужиться.

В течение, кажется, нескольких часов или дней я нахожусь в состоянии замешательства, физического и эмоционального напряжения. Мое тело чувствует себя на пределе, а мой разум вот-вот сорвется.

Дыхание сбивается, пот прилипает к коже, слезы высыхают на щеках, но я продолжаю тужиться.

Пока не слышу тоненький плач.

— Поздравляем мистер и миссис Агости, — говорит врач, прежде чем мне на грудь кладут крошечного человечка.

— У вас есть несколько минут, прежде чем мы взвесим его и убедимся, что он здоров, учитывая ранние преждевременные роды.

Я рассеянно киваю. Впервые мои мысли проясняются, когда смотрю в милое лицо своего сына. Он шевелится на моей груди, его глаза закрыты, рот полуоткрыт, как будто он пытается за что-то ухватиться. Уголком глаза я вижу, как Энцо подходит ближе, протягивая ему свой мизинец.

— Спасибо, — его голос низок и полон эмоций, в уголках его глаз стоят слезы. — Спасибо за самый замечательный подарок, маленькая тигрица.

Я не обращаю внимания на его слова. Вместо этого мое внимание сосредоточено на моем маленьком человечке.

— Как вы его назовете, — приходит медсестра, чтобы проверить нас.

Энцо хмурит брови, поскольку мы еще не решили.

— Лука, — неожиданно говорю я. — В честь человека, который нас спас.

Энцо замирает, услышав это, понимая двойной смысл моих слов. Может, Энцо и спас нас, но он развязал ненужную кровавую баню. Жертва Луки была героической и лишенной жестокости.

— Значит, Лука, — кивает он, и я улавливаю нотку обиды в его голосе.

— Замечательное имя. Я возьму маленького Луку, чтобы помыть его, прежде чем мы пройдем медосмотр.

Когда врач сообщает нам, что с Лукой все в порядке, мы с Энцо вздыхаем с облегчением. И с этой радостной новостью я наконец-то могу заснуть.

Только проснувшись, я понимаю, что Энцо, должно быть, позвал Лию посидеть со мной. Она сидит на стуле, почти дремлет.

— Мисс, — вскакивает она со стула, увидев, что я проснулась, и бросается ко мне, чтобы обнять. — О, Господи, я не могу поверить, что вы теперь мать, — она продолжает целовать мои щеки, произнося короткую молитву за меня.

— Я тоже, Лия, — я улыбаюсь ей, счастливая, что она рядом со мной.

По крайней мере, Энцо оказался верен своему слову и уговорил Лию переехать к нам на время моей беременности. Не думаю, что я смогла бы сделать это без нее - не тогда, когда я начала паниковать по каждому пустяку.

— А синьор Энцо обожает тебя. Кто бы мог подумать, что катастрофа обернется чудом? — она продолжает восторгаться, а я воздерживаюсь от того, чтобы сказать ей, что все как раз наоборот. То, что началось как катастрофа, превратилось в ад.

— Разве это так? — бормочу я, но Лия не улавливает иронии в моих словах.

Через некоторое время возвращается медсестра с Лукой, и я прижимаю его маленькое тельце к груди, пытаясь покормить его своей грудью.

Так меня и застает Энцо — обнаженной до пояса, Лука прильнул ртом к одной груди и сосет. Он останавливается на месте, окидывает взглядом наши тела, и по его лицу расплывается довольная улыбка.

— Это самое прекрасное зрелище, — шепчет он, подходя ближе и проводя рукой по бровям Луки.

— Хочешь подержать его? — спрашиваю я, когда Лука заканчивает есть и уже крепко спит.

— Можно? — неуверенность написана на его лице, когда он смотрит между мной и Лукой. Я киваю, в глубине души думая, что в будущем у него будет не так много шансов сделать это. И когда я вижу, как он осторожно поднимает маленький сверток на руки, его глаза так полны любви, я вздрагиваю. Совсем чуть-чуть.

Господи, правильно ли я поступаю?

Он ходит по комнате с Лукой на руках, все время шепча ему на ухо слова любви.

Слезы внезапно заливают мои глаза, и я отворачиваю лицо.

— Эй, ты в порядке? — он быстро подходит ко мне и гладит мои волосы.

— Да, ничего страшного, — фыркнула я, — просто гормоны.

Эта карина Энцо с нашим сыном разбивают мне сердце - особенно учитывая решение, которое я приняла.

Следующие несколько дней — самые трудные. Мое тело сильно истощилось после родов, и я едва начинаю восстанавливаться. Энцо постоянно находится в больнице, поэтому у меня нет возможности связаться с агентом.

Когда на последнем осмотре врач объявляет, что меня можно выписывать через пару дней, я пользуюсь этим и прошу Энцо принести мне одежду, говоря, что доверяю только ему. Когда он наконец уходит, я прошу Лию сходить за особенной едой, уверяя, что ее не будет какое-то время. Я не хочу впутывать ее в это дело, и будет лучше, если она ничего не узнает.

И вот палата наконец опустела, я достаю свой телефон и набираю номер агента Макнот.

Лука мирно спит у меня на руках, и его чистое личико, то, как он все еще невинен в отношении зла этого мира, укрепляет мою решимость. Я не могу допустить, чтобы мой сын воспитывался в обществе, где презирают женщин и прославляют хладнокровные убийства.

Я не позволю ему стать таким же, как его отец.

Агент отвечает по первому звонку.

— Предложение, — начинаю я, изображая несуществующую уверенность, — я принимаю его.

— Вы поступаете правильно, миссис Агости, — заверяет он меня после того, как мы обсудим некоторые детали.

— Я сейчас в больнице, но список мест у меня дома. Я могу передать его вам, как только выйду из больницы.

— Вы сможете это сделать? Безопасно?

— Не беспокойтесь о моем муже, агент. Я справлюсь с этим, — отвечаю я.

Он продолжает рассказывать мне о месте нашей встречи и о том, что меня немедленно возьмут под охрану.

— Просто… Мне нужно, чтобы мой сын был в безопасности.

— Он будет в безопасности, миссис Агости. Это я обещаю



Повесив трубку, я встаю с кровати и кладу Луку в его маленькую колыбельку.

Улыбка появляется на моих губах, когда я наблюдаю за его сонным выражением лица. Мои пальцы прослеживают его черты, замечая в нем и Энцо, и меня. Я знаю, что глаза младенцев обычно меняют цвет, но глаза Луки кажутся такими же весенними, темно-зелеными, как у его папы. Почему-то это трогает мои душевные струны, поскольку я понимаю, что навсегда увижу в Луке Энцо.

Когда он подрастет, возможно, он поймет меня и то, почему я должна была это сделать. Может быть, он будет ненавидеть меня, но, возможно, когда-нибудь он простит меня.

По крайней мере, он никогда не станет преступником.

Я поцеловала его в щеку и вернулась к своей кровати, остановившись, когда кто-то вошел в мою палату.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, потрясенная тем, что вижу человека, который должен был быть моим самым близким другом, но в итоге стал моим злейшим врагом.