Морально безнравственные

Глава 4

Энцо

Возвращаясь в комнату, я включаю отопление на максимум и быстро переодеваюсь. Затем, присев на стул, жду.

Аллегра.

Я улыбаюсь сам себе. Она маленькая, но обладает силой. Я был уверен, что она мальчик, пока не увидел ее соски, проглядывающие сквозь рубашку.

Черт!

Она — усложнение, которое мне не нужно.

Я никогда не был в хороших отношениях с Маркези. А учитывая их репутацию в наших кругах — жадных ублюдков с распущенной моралью — неудивительно, что я считал ее такой же.

Когда я узнал, что она связана с этими сумасшедшими, то решил подтолкнуть ее, выяснить, как далеко она может зайти. Я видел, как она впервые посмотрела на меня, даже когда я считал ее мальчиком. В том, как расширились ее зрачки, или как удивленно приоткрылся ее рот, было приглашение.

Меня могут назвать нарциссом, хотя я таковым не являюсь. Но все мне знакомые женщины реагировали одинаково, поэтому я научился распознавать сигналы.

Маленькая Аллегра хотела меня, и когда я понял это, то сорвался. Я был черств к ней и, может быть, даже слишком жесток, но, по моему мнению, она была всего в секунде от того, чтобы сделать то, что всегда делали все — наброситься на меня.

Поэтому я решил доказать себе, что она такая же, как все. Что ее нужно только немного подтолкнуть, прежде чем она будет готова раздвинуть для меня ноги — не то чтобы я когда-либо принял ее предложение.

И вот я надавил, загнал ее в угол и поставил перед ней то, чего она хотела больше всего — транспорт обратно в порт. Я был так уверен, что она сбросит свой невинный образ и упадет передо мной на колени, умоляя о моем члене.

Но она этого не сделала.

Она была... непредсказуема. С самого начала я думал, что контролирую ситуацию, но она перевернула игру и сделала ход, которого я никак не ожидал.

Она скорее умрет, чем станет моей шлюхой.

Идиотизм, но достойный восхищения.

Она доказала, что я ошибся. И это заставило меня задуматься.

Она прошла проверку.

Мои размышления прерывает съежившаяся Аллегра неуверенно открывающая дверь, и, когда она входит в нагретую комнату, с ее губ срывается стон.

Почему это вдруг стало эротичным?

Я качаю головой, злясь на себя за то, что даже подумал об этом.

— Держи, — я протягиваю ей пару брюк и новую рубашку, чтобы она могла переодеться. Она смотрит на вещи с подозрением, но берет.

— Отвернись, — показывает она мне рукой, и я снова начинаю забавляться.

— Есть на что посмотреть? — я вскидываю бровь. — Я думал, мы уже выяснили, что я не интересуюсь детьми, — говорю я, больше для того, чтобы спровоцировать ее.

Я видел эти ее острые коготки, и, может быть, я немного мазохист, но я хочу, чтобы она поцарапала меня снова.

Она краснеет, и румянец распространяется по ее шее. Опустив голову, ее взгляд устремляется в пол, и в следующее мгновение я понимаю, что одеяло сползло с ее плеч.

Мои глаза расширяются, когда она снимает свою рваную рубашку, бросает ее на пол, а затем снимает штаны.

Я ничего не могу с собой поделать. Мои глаза прикованы к ее телу, и внутри меня кипит смесь гнева и любопытства.

Она, не кажется обеспокоенной, пока надевает сухую одежду. Я же, напротив, очень обеспокоен.

Потому что я солгал.

Она не похожа на ребенка. Она женщина с женским телом, которое не так давно было обнаженным. Я тяжело сглатываю, пораженный собственной игрой. Опять.

Чертовка!

— Спасибо за одежду, — говорит она, садясь на другой стул подальше от меня.

— Я бы не хотел, чтобы твоя смерть была на моей совести, — добавляю я небрежно.

— Ты не казался таким беспокойным за мгновение до этого, — сухо отвечает она.

— Пфф, это всё в прошлом. Я изменился с тех пор, — я пристально смотрю на нее, ожидая ее следующей реплики.

— Конечно, — она сужает глаза, — как леопард меняет свои пятна.

— Мои пятна были генетически модифицированы, скажем так. — Я наклоняюсь вперед. Желание смутить ее растет с каждой секундой.

Она усмехается, подергивая своим изящным носиком, и поднимает подбородок в вызывающем жесте. Я пользуюсь моментом, чтобы действительно изучить ее. Она маленькая и немного слишком стройная.

Ее черные волосы струятся по спине, пряди слиплись от соленой морской воды. Темные брови красиво очерчены, что придает ей нежный вид. Глаза у нее шоколадно-карие кошачьей формы, и подчеркнутые густыми ресницами. Остальные части ее лица такие же, как она — маленькие и нежные. Аллегра выглядит юной и невинной, и на первый взгляд, возможно, она действительно таковой является.

— Как тебя зовут? — внезапно спрашивает она.

— Зачем тебе? — я с намеком вздергиваю брови. — Ты вдруг передумала насчет... — не успеваю я закончить, так как она бросает в меня свою мокрую рубашку. Я ловлю ее прямо перед своим лицом.

— Даже не думай закончить, — она наставляет на меня палец, пытаясь выглядеть угрожающе.

Да, покажи мне эти маленькие коготки.

— Энцо. Энцо Агости. — Я встаю и делаю небольшой поклон. — К вашим услугам.

Слегка нахмурив лоб, Аллегра фыркает.

— Это ты решил стать джентльменом?

— Я никогда не был джентльменом, — отвечаю я. Как она смеет упрекать меня в джентльменстве, когда я всегда только любезен!

Она прищуривается, глядя на меня.

— Значит, в наше время джентльмены разрезают одежду женщины ножом? — она делает паузу. — Поправка, ребёнка, а не женщины. — Я замечаю, как уголок ее рта слегка приподнимается. Чертовка думает, что поймала меня.

Не в этот раз.

— Что я могу сказать? — я пожимаю плечами, выглядя совершенно невинно. — Я джентльмен на улицах и зверь в постели, — подмигиваю ей, но она только закатывает глаза, шутка не удалась.

— Скорее психопат в обносках³ с ножом, — заявляет она бесстрастно, и тогда я осознаю, что она не поняла, что я подразумевал под зверем в постели.

Я смеюсь. И начинаю еще больше, когда она морщит нос в замешательстве.

Когда в последний раз я так смеялся?

— Не волнуйся, — наконец говорит она с решительным выражением лица, — я не останусь в долгу, — уверяет Аллегра.

— Да? А, если мне нравится жестче? — парирую я, наслаждаясь ее невежеством в отношении того, что мы на самом деле обсуждаем.

— Я могу выдержать и по-жестче. — Она поднимает подбородок, и я снова отмечаю эту ее скромную гордость... нет, это нечто большее. Это достоинство, и она несет его как чемпион.

— Посмотрим, — клятвенно отвечаю я. — Мне также нравится иметь зрителей, — бросаю приманку, чтобы посмотреть, что она на это ответит.

— Конечно, — охотно соглашается она. — Зрители необходимы, чтобы стать свидетелями твоего проигрыша, — еще раз подтверждает она, что говорит совсем о другом.

Мое ничего не выражающее лицо грозит сломаться, внутри меня бурлит смех.

— А ты проиграешь, — продолжает она, и я вижу, что ей становится все комфортнее со мной. Хорошо.

— Проиграю? Я никогда не проигрываю, маленькая тигрица. Никогда. — Я лгу наполовину, потому что я достаточно силен, чтобы признать, что я уже проиграл ей — не в лицо, конечно.

— В следующий раз ты проиграешь. Ты больше не застанешь меня врасплох. — Она складывает руки на груди, изображая возмущение.

— О нет, в следующий раз ты будешь знать, когда я приду.

Улыбка играет на ее губах.

— Может быть, в следующий раз я приду⁴ первой.

Как только до моих ушей доходят ее слова, из меня вырывается стон. Не слишком ли далеко я зашел? Это, несомненно, слишком приятно, чтобы прекратить это сейчас.

— Так и будет, маленькая тигрица. Ты определенно придешь первой, — у меня срывается голос, и я больше не могу сдерживать свое веселье.

— Почему у меня такое чувство, что ты говоришь о чем-то другом? — она стоит, положив руки на бедра, ее глаза стреляют в меня кинжалами. — Ты издеваешься надо мной, да?

— Конечно же, нет, — я проясняю свои мысли, выравнивая черты лица. — Я говорил о сражении, — лгу я.

— Странно, — добавляет она задумчиво. — Я была уверена, что мы говорили о соитии, так как, знаешь, ты выглядел ужасно одержимым этим.

Мое лицо опускается с открытым в шоке ртом. Не потому что она назвала секс соитием, хотя это само по себе забавно. А потому, что меня разыграли.

Опять.

— Как... — запинаюсь я, и ее улыбка становится шире. Злорадствуя с головы до пят, Аллегра направляется к столу. Берет книгу, которая была у нее ранее, и бросает ее в меня.

— Очень познавательно. Может чему-то научишься. — Она имеет наглость подмигнуть мне, а я просто ошарашенно на нее пялюсь.

Опускаю взгляд, а голый парень с обложки смотрит на меня в ответ, его самодовольное выражение лица тихонько посмеивается надо мной.

Энцо Агости. Международный торговец произведениями искусства. Известный мафиози.

Уничтожен маленькой девочкой.



Устав наблюдать за тем, как она забилась в угол и смотрит в окно — тем самым игнорируя меня, — я окликаю ее.

— Я высажу тебя в порту, и ты сможешь сесть на следующий паром обратно на Сицилию. — Она слегка поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и отрывисто кивает.

Где же та маленькая тигрица, что была раньше? Почему-то моя совесть чувствует необходимость внезапно появиться, когда я продолжаю.

— Это не должно быть слишком сложно. Я оставлю тебе немного денег на билет. Паромы ходят довольно регулярно.

Она снова кивает, выражение ее лица скучающее.

— Спасибо, — говорит она и поворачивает голову, чтобы снова посмотреть в окно.

Секунду я злюсь на то, что она откровенно игнорирует меня, но потом беспокоюсь, что что-то может быть не так.

Я встаю и в два шага оказываюсь рядом с ней. Я поднимаю руку и касаюсь ее лба тыльной стороной ладони, проверяя температуру.

Жест застает ее врасплох, и вздрогнув, она отклоняется назад. Подняв глаза, она смотрит на меня, нахмурив брови в замешательстве.

— Никто не разрешал тебе прикасаться ко мне, — скрипит она зубами, в ее голосе звучит смесь раздражения и неповиновения.

— Ты заболела? — я поворачиваю руку, чтобы взять ее за запястье, притянуть ближе, чтобы я мог почувствовать температуру ее кожи.

— Отпусти меня, — она пытается меня оттолкнуть, но я не сдаюсь. Проведя рукой по ее лбу, замечаю, что у нее нет жара.

— Спокойно, маленькая тигрица. Я просто хотел убедиться, что ты не умрешь у меня на руках.

Она устремляет на меня глаза, и я потрясен тем, сколько презрения я в них вижу. Похоже, моя маленькая тигрица не простила меня за то, что я ее обидел — не то чтобы я извинился за это.

Может, мне стоит извиниться? Секунду я обдумываю это. Я еще никогда ни перед кем не извинялся, и она точно не будет первой. Я мысленно фыркаю. Мое непринужденное радушие — это всё, что она получит.

И тут я слышу гулкий звук, как будто что-то разносится в воздухе. Я хмурюсь, опасаясь, что это звук еще одного приближающегося двигателя. Но один взгляд на Аллегру, и я понимаю, что это не так. Ее глаза расширяются, и она толкает меня, чтобы я сделал шаг назад.

— Ты голодна, — утверждаю я, и она делает слабую попытку отрицать это. — Ты голодна, — повторяю я и, не дожидаясь ее протеста, беру ее за руку и веду на кухню.

— Нет, я не голодна, — повторяет она, но даже не смотрит мне в глаза. Почему ранее я считал ее хорошей актрисой? Потому что она явно не умеет врать, чтобы спасти свою жизнь.

— Садись! — я надавливаю ей на плечи и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на продукты, которые я купил.

— Ты со всеми такой властный? — бормочет Аллегра себе под нос, и я не думаю, что ее волнует, слышу я ее или нет, потому что, когда я поворачиваюсь к ней, она просто пожимает плечами.

— Да. И обычно люди меня слушаются.

— Или что? Ты протыкаешь их своим ножом? — спрашивает она, и, хотя я сейчас стою к ней спиной, я уверен, что она закатывает глаза.

— Нет. Я оставляю это для непослушных маленьких девочек. Остальные просто встречают дуло моего пистолета, — непринужденно говорю я и возвращаюсь к своей задаче. Я быстро собираю тарелку с сыром, ветчиной, салями и свежим хлебом и ставлю ее перед ней.

Она скептически смотрит на еду, но в ее взгляде есть и отблеск желания. В маленькой комнате раздается еще один негромкий звук, и я изо всех сил стараюсь подавить улыбку.

Она умирает с голоду, даже если не хочет этого признавать.

— Ты ведь не подсыпал сюда яд, правда? — Аллегра берет кусок ветчины и подносит его к носу, нюхая.

— Знаешь, есть яды и без запаха.

— Вау, спасибо, это заставляет меня доверять тебе еще больше.

— С какой стати тебе мне не доверять? Я спас тебя от смерти, — ухмыляюсь я ей.

— Наверное, для того, чтобы ты мог убить меня позже, — бормочет она, но неохотно вгрызается в ветчину. Когда она делает первый укус, ее глаза закрываются, и она издает низкий стон.

Я изо всех сил стараюсь не смотреть, но мне это явно не удается, поскольку я слежу за движениями ее щек, когда она жует, и за колебаниями ее горла, когда она глотает.

В свою очередь, я тяжело сглатываю.

— Хочешь? — Аллегра подносит хлеб к моему лицу, но я вижу, как он дрожит, медленно отстраняет, словно она сожалеет о своей внезапной вспышке.

Жадная маленькая тигрица.

— Нет, спасибо, — говорю я и откидываюсь назад, продолжая наблюдать за ней. Ее глаза морщатся в уголках, на лице написано удовлетворение. — Это всё для тебя, — добавляю я для убедительности и получаю еще один полный счастья взгляд, когда она снова погружается в еду, набивая свой рот всем, что есть на столе.

Она ест так, будто голодала много лет.

Я останавливаюсь на этой отрезвляющей мысли. Скольжу взглядом по ее телу, и вспоминаю, как она чувствовалась подо мной, как у нее едва было мясо на костях. Уже тогда я заметил, что она была неестественно маленькой.

— Сколько тебе лет? — неожиданно спрашиваю я, боясь ответа.

— Почти восемнадцать, — сразу же отвечает она с набитым с ртом. Она так счастлива, что ест, что вся враждебность, кажется, отложена в сторону — на время.

Я в шоке. Я быстро меняю выражение лица, чтобы она не заметила, но она всё равно не обращает на меня внимания. Она смотрит только на свою еду.

Черт, я уверен, что восемнадцатилетние не бывают такими маленькими или такими худыми.

— Я так давно не ела сыр, — стонет она, откусывая кусочек горгонзолы.

— Почему?

— Не разрешено, — отвечает она, прежде чем ее глаза расширяются от промашки.

— Не разрешено? Что ты имеешь в виду? — мне должно быть всё равно. В конце концов, это не мое дело, что с ней случилось или что случится, когда она уйдет от меня. Но почему-то я не могу удержаться.

— Так я могу потолстеть. — Аллегра пожимает плечами, как будто это самая обычная вещь.

— И ты не хочешь быть толстой? — я видел, как светские львицы в Нью-Йорке соблюдают всевозможные диеты, чтобы сделать свою талию меньше. Это даже превратилось в соревнование, кто может похвастаться самой маленькой талией. Каким-то образом вымышленная семнадцатидюймовая талия Скарлетт О'Хара стала золотым стандартом. Я никогда не мог понять этого увлечения такими крайностями. И все же, видя, как Аллегра ест, с таким удовольствием, я не думаю, что она могла бы так тщательно следить за своим питанием.

— Не я, — вздыхает она, с трудом переводя дыхание, отчего ее глаза опускаются вниз в таком несчастном выражении, — мой будущий муж.

Я хмурюсь. Видя мое выражение лица, она шутит.

— Может, ему нравятся дети, — хихикает она, но я нет. Не когда реальность вопроса бьет мне в лицо.

— И кто же твой будущий муж? — продолжаю допытываться, в голове уже выстраиваются отвратительные сценарии.

— Не думаю, что ты его знаешь, — она задумчиво склоняет голову, — Акилле Франзе. — Я тут же замираю.

Франзе, один из самых известных лидеров Ндрангеты, но также известный педофил.

Черт!

Внимание Аллегры возвращаться к еде, но я пялюсь на нее в шоке. Она даже не знает, насколько близка к цели была ее шутка.

— Так ты морила себя голодом? — тон моего голоса ниже, мягче, потому что я могу только пожалеть того, кто собирается встретить свою судьбу. Франзе не из тех, к кому стоит относиться легкомысленно, и его многочисленные мертвые жены — свидетельство его безжалостности. Потому что я сомневаюсь, что все они умерли по естественным причинам.

Она поднимает глаза, чтобы встретиться с моими, и вздыхает:

— Я просто ем то, что могу, — слова произнесены небрежно, но я могу прочесть подтекст — ей не дают никакой еды.

Я не отвечаю, в основном, потому что впервые обнаруживаю, что у меня нет слов. Основываясь на ее фамилии, я сразу же предположил самое худшее — что она избалованная богатая девчонка, ищущая хорошего развлечения.

Я почти смеюсь про себя. Учитывая, какими ужасными людьми являются Леонардо и Кристина Маркези, меня не удивляет, что для достижения своих целей они злоупотребляют собственной дочерью. И конечно, Франзе будет прекрасным ресурсом в качестве зятя. Он станет для них выходом в Европу, которого они так хотят.

Леонардо никогда не должен был стать доном. Младший из четырех сыновей, его времяпрепровождение включало блуд, азартные игры и еще больше блуда. Он посвящал свое время исключительно погоне за удовольствиями. Когда его отец и братья внезапно погибли в авиакатастрофе, он был единственным выбором для продолжения рода Маркези. Но Леонардо не имел ни малейшего представления о ведении бизнеса. Поэтому семейные предприятия медленно превратились в пыль. Я предполагаю, что именно поэтому он так стремился породниться с Франзе.

Насытившись, Аллегра выпивает стакан воды и откидывается в кресле с выражением чистого удовлетворения на лице.

Я достаю сигарету и прикуриваю ее. Делаю затяжку и слегка поворачиваю голову, чтобы дым не шел в ее сторону.

— Это вкусно? — ее взгляд прикован к моей сигарете.

— На любителя. — Я пожимаю плечами.

— Охранники всегда курят дома, — глубоко задумавшись, она поджимает губы. — Можно попробовать?

Я удивленно вскидываю брови.

— Ты хочешь покурить?

Аллегра с энтузиазмом кивает и, поднявшись, быстро подходит ко мне. Прежде чем я успеваю что-то сказать, она берет сигарету из моей руки и подносит ее ко рту, раздвигая свои маленькие губы, чтобы вместить кончик.

Чтоб. Меня.

Втягивает щеки, пытаясь вдохнуть, но ничего не происходит. На ее лице выражение сосредоточенности, что просто восхитительно.

— Как ты это делаешь? — наконец спрашивает она.

— Вот так, — начинаю я, беря сигарету в руку. — Ты кладешь ее в рот, — делаю это, — а потом всасываешь, одновременно вдыхая. — Я демонстрирую действие, а она внимательно наблюдает.

— Хорошо. Я могу это сделать, — нетерпеливо хватает сигарету и обхватив ее губами, затягивается. Слишком скоро она начинает кашлять, как я и думал.

— Как ты можешь это делать? Это мерзко. — Она высовывает язык и строит гримасу отвращения.

— Дело вкуса. — Я очень стараюсь держать лицо, потому что ее выражение слишком смешное. И только чтобы еще больше раззадорить ее, я чувствую необходимость добавить. — Ты понимаешь, что мы только что разделили непрямой поцелуй.

Она замирает, и ее глаза расширяются.

— Фу! — громко восклицает она, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Гадость.

Не знаю, какой реакции я ожидал, но уж точно не такой резкой.

— Ты извращенец! — кричит она на меня, разворачивается и бежит обратно в гостиную, но не раньше, чем набирает в ладони еще немного хлеба и ветчины.

Не знаю, что в этой девушке такого, но она чертовски очаровательна — от открытого от возмущения рта, до ее довольной улыбки.

Покачав головой, я подхожу к пульту управления и переключаюсь с автопилота на ручное управление. Быстры взгляд на карту говорит мне, что до порта еще полчаса.

— Так вот как ты управляешь лодкой? — ее голос застает меня врасплох, и, обернувшись, я вижу, как она с благоговением смотрит на вид, открывающийся с передней части лодки. В руках у нее всё еще лежит кусок хлеба, и она медленно пережевывает пищу.

Всё еще ест.

— Ты закончила дуться?

— Я не дулась, — ее глаза переходят с моря на меня, и она хмурится. — Я была в ярости, — поправляет она, и ее глаза искрятся озорством.

— Была в ярости? — спрашиваю я, с любопытством ожидая, что она скажет дальше.

— Первый поцелуй очень важен для девушки. Даже непрямой. — Уголком глаза я вижу, как она возмущенно скрещивает на груди руки.

— Боже, я украл твой первый непрямой поцелуй. Я воспользовался тобой, не так ли? — подыгрываю ей, мой голос приобретает невинный тон.

— А когда ты не воспользовался мной? — сухо спрашивает она, поднимая на меня бровь. — Мне кажется, у меня не было ни минуты покоя с тех пор, как я встретила тебя. А прошло всего несколько часов.

— Ты ранишь меня, маленькая тигрица, — я пытаюсь изобразить, что мне больно, но она только пожимает плечами.

— Я бы хотела, — говорит она со вздохом.

Почему так трудно понять ее? Я не знаю, подыгрывает она мне, наслаждаясь перепалкой, или она действительно ненавидит меня — что, честно говоря, было бы небезосновательно. Я вел себя с ней как последний козел. Не больше, чем обычно, но в этот раз получатель моего, по общему признанию, не очень хорошего нрава был невиновен.

Ты облажался, Энцо.

Девушка наверняка пострадала, но почему я не могу найти в себе силы извинится?

Черт!

Я не умею испытывать чувства и уж точно не умею извиняться. Не похоже, что мы увидимся снова после того, как я оставлю ее на Мальте. Я пойду своей дорогой, она — своей. Конец дискуссии.

Возможно, я вдруг чувствую себя немного виноватым, потому что никогда раньше не встречал такой женщины, как она. Такую, что готова защищать свои идеалы и достоинство ценой собственной жизни.

Черт, я знал мужчин, которые плакали, как маленькие дети, перед лицом смерти и предпочитали идти путем труса — предавая свои основные принципы — только ради еще одной минуты на этой земле.

Но только не Аллегра. Она храбро и в то же время глупо была готова встретить свой конец.

Я должен признаться себе, что в тот момент что-то изменилось. Я видел ее почти синюю кожу, то, как стучат ее зубы, как дрожит ее тело, и всё же в ее глазах по-прежнему была непоколебимая решимость. Она была на полпути к могиле, но с радостью выбрала бы короткий путь, вместо того чтобы подчиниться мне.

Находясь на пороге смерти, но не сдаваясь, она вселила в меня уважение. Я никогда не скажу ей об этом, но она, возможно, первая женщина, которую я уважал.

И она доказала, что права.

Она не останется в долгу. И всё эти препирательства между нами двумя были не просто моей придиркой к ней. Я дал ей возможность взаимодействовать на равных, и она с лихвой справилась с этой задачей.

Уголки моего рта приподнимаются в едва заметной улыбке, потому что, наблюдая за тем, как она поглощает свою еду, ее глаза сосредоточены на пейзаже за окном, а не на мне, я не могу не сочувствовать ей и той судьбе, которая ее ждет.

Но это не мое дело.

Я высажу ее у паромного терминала, и тогда она уйдет от меня.

— Что это? — она наклоняется, касаясь волосами моего лица, и я чувствую запах морской соли и еще один аромат, присущий только ей. Инстинктивно я закрываю глаза, вдыхая глубже.

— Мистер большой, плохой и страшный, ты меня слушаешь? — я открываю глаза, и она оказывается в нескольких сантиметрах от моего лица. Приподняв бровь, она смотрит мне прямо в глаза, удерживая контакт.

Подняв руку, большим пальцем провожу по ее верхней губе. Как и ожидалось, она вздрагивает, огонь появляется в ее глазах.

— Ты ешь, как тигрица, — я держу крошку хлеба, что убрал с ее губ, и она закатывает глаза.

— И что? — Аллегра уже отодвинулась от меня на некоторое расстояние, указывая пальцем на экраны на панели управления.

— Некоторые из них предназначены для навигации, а другие — для видеотрансляции.

— Зачем тебе это нужно?

Я нажимаю несколько кнопок, и экраны оживают. Один экран показывает комнаты на яхте, а другой — вид сзади.

— Вау... — она морщит нос, изумленно глядя на изображение. — Это мы, — указывает на камеру, направленную на комнату управления. По тому, как она смотрит на нее, можно подумать, что она никогда раньше не видела ничего подобного. Медленно, она прикасается к экрану, обводя его кончиками пальцев. Угол обзора тут же меняется, и она отпрыгивает назад.

— Это сенсорные экраны, — добавляю я, и ее глаза расширяются.

— То есть они реагируют на мои прикосновения? — ее голос едва слышен, настолько она поражена технологией. Почти неохотно она снова проводит пальцем по экрану, и изображения снова меняются. Она продолжает это делать, пока я не чувствую необходимость вмешаться. Моя рука смыкается вокруг ее пальца, и я останавливаю ее.

— Ты никогда раньше не видела ничего подобного?

Аллегра качает головой, все еще сосредоточенно глядя на экране. Моя рука по-прежнему лежит на ее руке, и она, похоже, вдруг замечает это, потому что с оханьем отталкивает меня.

— Держи свои руки при себе, — бормочет она сквозь зубы, делая шаг назад.

Думаю, мы убедились в одном — я ей действительно не нравлюсь.

— Что это? — Аллегра снова подходит ближе, и моя первая мысль — что она снова попытается поиграть с экранами. Но когда я вижу, на что она указывает, я ругаюсь вслух.

— Это другой корабль. — отмечаю расстояние между нами, а также кое-что еще. Быстро увеличиваю изображение, и блеск стали сверкает даже в глубокой ночи.

Я думал, что у меня будет больше времени.

Но я не рассчитал, что с моим маленьким безбилетником возникнут проблемы.

Черт!

Когда я увидел, сколько сил эти люди мобилизовали в аэропорту, я был уверен, что вижу их не в последний раз. Поэтому я решил завершить доставку как можно скорее, хотя технически у меня есть время до среды — два дня.

Я даже не могу сказать, сколько людей на корабле, и с Аллегрой на борту я не знаю, как я справлюсь.

— Аллегра, — начинаю я, впервые обращаясь к ней по имени. Она тоже замечает разницу, а также серьезность моего тона, потому что она поворачивается ко мне лицом, ожидая.

— Мы в опасности. У людей на этом корабле не добрые намерения. — Ее глаза немного расширяются, но она ничего не говорит. Я встаю и, взяв ее за руку, веду к месту, где хранится оружие.

— Ты когда-нибудь стреляла из пистолета? — она быстро мотает головой.

— Это не очень сложно. — Я достаю пару «Глоков» и кладу их на стол. Быстро показываю ей, как заряжать пистолет.

— Теперь, — я подхожу к ней сзади, прижимаю к своей груди, и поднимаю руки, чтобы направить ее, — убедись, что предохранитель снят, прежде чем стрелять. — Накрыв ее палец своим, я нажимаю на спусковой крючок. Поскольку пистолет сейчас пуст, ничего не происходит. — Ты должна держатся прямо и направить силу в верхнюю часть тела. Когда пистолет выстрелит, отдача отбросит тебя назад. — Она внимательно следит за моими шагами.

— Я должна кого-то убить? — голос у нее тоненький, и мне приходится напоминать себе, что при всей ее энергичности она не такая, как я.

— Маленькая тигрица, — я разворачиваю ее, положив руки ей на плечи. Глядя Аллегре в глаза, пытаюсь дать ей понять, насколько это серьезно. — Эти люди — убийцы. Они без раздумий застрелят тебя. Теперь ты либо хочешь выжить, либо нет. Я не могу заставить тебя убить кого-то, но я могу показать тебе, как бороться.

Она быстро кивает.

— Почему они охотятся за тобой? — спрашивает Аллегра, пока я наблюдаю за тем, как она собирает и заряжает пистолет, как я ей показывал.

— Им нужно то, что есть у меня, — отвечаю я загадочно.

В комнате управления на экране видно приближающийся корабль, и я понимаю, что время на исходе.

— Штурвал я возьму на себя, маленькая тигрица, и вытащу нас отсюда. Мне нужно, чтобы ты была моими глазами, и, если они подойдут слишком близко, стреляй. Думаешь, справишься?

Я не знаю, чего от нее ожидать. Из всего, что я видел до сих пор, следует, что она была чрезвычайно защищенной. Что такая воспитанная маленькая девочка, как она, может сделать с оружием? Я должен признаться себе, что мало уверен в том, что она действительно выстрелит.

Но, эй, мужчина может надеяться.

В ответ она смотрит на меня, и вся прежняя неуверенность исчезает. Медленно кивнув, она встает на позицию — так, как я ее учил.

И я запускаю двигатель на полную скорость.